Несмотря на то что в юридической литературе обсуждаются различные аспекты понятия субъекта права, однако догма права и законодатель по-прежнему определяют субъект права формально-юридически через праводееспособность (правосубъектность). Очевидно, имея в виду эту давнюю традицию определения понятия субъекта права, С. С. Алексеев отмечает: «Категории "субъект права" и "правосубъектность" по своему основному содержанию совпадают»1. При этом особенности разных национальных доктрин, в частности, немецкой (отождествляющей правосубъектность и правоспособность) или французской (включающей в понятие правосубъектность и правоспособность, и дееспособность)2 принципиального значения не имеют. И французскому и немецкому законодателям, а также в значительной степени ориентировавшемуся на них российскому дореволюционному законодателю, удалось вывести «за скобки» принимаемых законов естественно-правовые представления о субъекте права. Субъект права в текстах законодательных актов определялся и продолжает определяться с некоторыми вариациями
1Алексеев С. С. Общая теория права: В 2 т. М., 1982. Т. 2. С. 139.
2 Подробнее см.: Иоффе О. С. Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории «хозяйственного права». М., 2000. С. 83-84.
и дополнениями в качестве формальной способности (возможности) лица иметь права и обязанности (правоспособности), дополняемой способностью самостоятельно, своими действиями приобретать и осуществлять права, создавать для себя и исполнять обязанности (дееспособность). Русскому дореволюционному законодательству были известны оба термина, термин «правоспособность» раскрывался в т. X, ч. 1, ст. 146, термин «дееспособность» в т. XVI, ч. 1 Уст. гражд. суд. ст. 1681 (однако определяемые данными терминами понятия не разграничивались)3.
Учитывая формализм данной конструкции субъекта права, представители советской юридической науки высказали немало упреков в адрес зарубежных юристов и своих дореволюционных предшественников по правовому цеху. В частности, А. В. Мицкевич писал: «Буржуазные юристы в течение многих десятилетий безуспешно пытались раскрыть сущность правосубъектности»4. Однако этот же упрек можно адресовать и советским юристам, которые принципиально заимствовали критикуемую теоретическую конструкцию субъекта права. После периода военного коммунизма, когда, как отмечал А. Г. Гойхбарг, «мы были свидетелями почти полного отсутствия частноимущественной правоспособности»5, в Гражданском кодексе 1922 г., а позднее и в Основах гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г., Гражданском кодексе 1964 г., а также в других актах оказалась, в сущности, воспроизведена указанная конструкция. Нашла она свое закрепление и в новом Гражданском кодексе Российской Федерации (ст. 17 и 21). Таким образом, невзирая на критику так называемых «буржуазных представлений» о правосубъектности, эти представления были унаследованы советской юридической наукой и до настоящего времени образуют теоретическую основу юридических конструкций российского законодательства.
Все же основательность, прочность указанных представлений о субъекте права как о праводееспособности представляется внешней, обманчивой, они вовсе не являются такими уж незыблемыми. Эти представления не дают адекватных ответов на множество возникающих в теории и на практике вопросов. Г. Еллинек в своем «Об-
3 См.: Швршеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. М., 1995. С. 62.
4Мицкевич А. В. Субъекты советского права. М., 1962. С. 5.
5 Гойхбарг А. Г. Основы частного имущественного права. М., 1924. С. 53,
щем учении о государстве» писал: «Понятие правового субъекта есть понятие чисто юридическое и означает поэтому не присущее человеку реальное качество, а является по своему существу, как и все правовые понятия, отношением. Человек есть субъект права — это значит, что он находится в определенных, нормированных или признанных правом отношениях к правопорядку. Субъект в юридическом смысле не есть поэтому существо или субстанция, а данная извне, созданная волею правопорядка способность»6. Здесь концентрированно выражена идея о том, что субъект права — это порождение правопорядка, «искусственный продукт творчества объективного права»7, но не дается ответ на вопрос: как это порождение правопорядка, находящееся к нему в определенных отношениях, способно определять данный правопорядок и свою правосубъектность? Если же лицо, именуемое субъектом права, не в состоянии определять ни правопорядок, ни свою правоспособность, то можно ли его считать таковым? Насколько правомерно отождествление субъекта права с участником правоотношений или носителем (обладателем) прав и обязанностей? Далее, если право — это сфера практических отношений, то почему субъект права определяется лишь как способность (возможность) обладания правами и обязанностями, а не как реально действующее правовое лицо? Кроме того, возникают вопросы по поводу того, почему субъект права характеризуется способностью обладания только правами и обязанностями, а, например, не возможностью принимать правовые решения, осуществлять правовую деятельность, не особым местом в правовой системе, другими моментами. Подобного рода вопросы можно продолжить. Но суть проблемы заключается не в частностях, терминологических или юридических нюансах, а в самом принципиальном подходе, отношении к субъекту права.
В свое время И. Кант сформулировал особый этико-правовой императив, адресованный лицу, быть субъектом права (своего рода формулу субъекта права), его также разделял Гегель8. Согласно данному императиву, веление права гласит: «будь лицом и уважай дру-
6 Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб., 1903. С. 106.
7Шершеневич Г. Ф. Общая теория права: Учеб. пособие: В 2 т. М., 1995. Т. 2. Вып. 3. 1913. С. 574.
8 См.: Кант И. Соч. В 6 т. Т. 4. Ч. 2. С. 146; Гегель Г. Философия права. М., 1990. С. 98.
гих в качестве лиц». При этом важно подчеркнуть, что Кант видел в лице скорее не средство для других, а цель («не будь лишь средством для других, будь для них также целью»)9. Кроме того, по Канту (как уже цитировалось ранее), лицо подчинено только тем законам, которые оно (само или по крайней мере совместно с другими) для себя устанавливает. В развернутом виде эта формула-императив могла бы выглядеть следующим образом: «будь целью права, его творцом и также относись к другим». Главное в субъекте права, таким образом, состоит не в том, что он способен «носить» права и обязанности, участвовать в правоотношениях, исполнять принятые законы, а в том, что он — истинный центр права (не только правоотношений, как полагали Лабанд, И. А. Покровский, В. И. Синайский и др.), тот стержень, вокруг которого вращаются все правовые оси, творец права и его цель. И этот главный момент не учитывается законодателем и юридической наукой при определении понятия правосубъектности.
Понятие правосубъектности выражает не только особое отношение государства к личности10, но и отношение к ней юридической науки, правоведения. Сегодня это отношение заключается в том, что в правосубъектности государство и юридическая наука видят не само проявление личности, ее правовую форму, а лишь юридическое средство, инструмент воздействия на нее, управления ею. Субъект права, являющийся основой всей правовой системы, ее центром, своего рода колоссом, на котором она зиждется и чьим правовым сознанием, идеями подпитывается, оказался низведен до положения правового карлика, которому не нашлось другого места в этой системе кроме элемента, звена в составе правоотношений, наряду с их объектом и содержанием. Данная юридическая конструкция, рожденная в период реакции, наступившей после французской револю-
9 Кант И. Соч.: В 6т. Т. 4. Ч. 2. С. 146.
10 По поводу правосубъектности как особого общественного отношения между государством и лицом см.: Александров Н. Г. Трудовое отношение. М., 1948. С. 21; Он же. Законность и правоотношения в социалистическом обществе. М., 1955. С. 134-135; Мицкевич А. В. Субъекты советского права. С. 13; Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Социалистическое право. М., 1973. С. 505. М. П. Карпушин Рассматривает правоспособность в качестве особого вида правоотношений, как правовую связь между государством и лицом. (См.: Карпушин М. П. Социалистическое трудовое правоотношение. М., 1958. С. 77.)
ции11, по своей сути является теоретической издевкой над правовой личностью, ее гримасой. Но эта конструкция оказалась весьма удобной для советской тоталитарной государственности, поэтому, несмотря на все теоретические возражения против нее, она была заимствована законодателем и до сих пор по традиции используется российским правом. Принципиально субъект права как центр правовой системы не может выступать принадлежностью правовых отношений, которые сами являются принадлежностью субъекта права. Его нельзя отождествлять с участником правоотношений12, а также с носителем прав и обязанностей (нередко в юридической литературе эти понятия рассматриваются как сходные) хотя бы по тому основанию, что субъект права — это не просто исполнитель правовых ролей или носитель (обладатель) субъективных прав и обязанностей, но и их создатель, творец права и всей правовой системы. Кроме того, субъект права может создавать для себя и участвовать во многих правоотношениях, может быть одновременно и покупателем, и арендатором, и хранителем, и родителем, и т. д.; может обладать различными комплексами прав и обязанностей; может быть субъектом различных видов правовой деятельности; выполнять другие функции в системе права; но при этом его нельзя свести ни к одной из этих функций, правовых ролей, комплексу прав и обязанностей.
Правосубъектность, понимаемая как совокупность двух возможностей (способностей): возможности иметь права и обязанности, а также возможности своими действиями приобретать и осуществлять права, создавать для себя и исполнять обязанности (т. е. как совокупность право- и дееспособности), не совпадает с понятием субъекта права. Как уже отмечалось ранее, кроме данного аспекта понятия субъекта права можно выделить также другие. В этом смысле праводееспособность в том виде, в котором она определена в законодательстве и обычно определяется в юридической литературе,
11 См. подробнее: Иоффе О. С. Избранные труды по гражданскому праву. С. 84-85; о происхождении термина «правоспособность» см.: Мицкевич А. В. Субъекты советского права. С. 19 (сноска).
12 Против отождествления субъекта права и участника правоотношения выступает Р. О. Халфина, которая полагает, что понятие участника правоотношений уже, чем понятие субъекта права. Она также считает, что понятие субъекта права предполагает не только возможность участия в различных правоотношениях, но и реальное участие в них. (См.: Халфина Р. О. Общее учение о правоотношении. М., 1974. С. 114-115.)
является лишь одним из моментов, характеризующих субъект права, а именно: моментом официального законодательного признания лица в качестве возможного обладателя (приобретателя и «реализатора») прав и обязанностей, не более того. Все остальные аспекты бытия субъекта права законодателем не учитываются. Таким образом, возникает разрыв между способностью быть субъектом права и праводееспособностью, первое понятие является по объему более широким, чем второе. Данный вывод предполагает, на наш взгляд, необходимость уточнения понятия праводееспособности (правосубъектности). Чтобы преодолеть существующий разрыв, предлагается рассматривать правосубъектность (праводееспособность) как установленную законодательством способность лица быть субъектом права во всех его проявлениях (не только в части обладания и осуществления прав и обязанностей). Понятие субъекта права как синтетическое включает в себя понятия: субъекта правоотношения, субъекта прав и обязанностей, субъекта правовой деятельности, субъекта правового сознания, субъекта — участника правового процесса и т. д. Чтобы конструкцию праводееспособности не прикладывать к каждому из них, не множить ее, следует приложить ее в целом к субъекту права. Тем самым предполагается, что лицо — субъект права правоспособно и в качестве участника правоотношений, и в качестве субъекта деятельности, и в качестве носителя прав и обязанностей, и в других правовых качествах.
Понимание правосубъектности (праводееспособности) как установленной законодательством способности лица быть субъектом права (не только обладателем прав и обязанностей) не означает отождествления понятия правосубъектности и субъекта права. Объем понятия «правосубъектность» существенно расширяется, но не до той степени, чтобы эти понятия рассматривать как тождественные. Правосубъектность раскрывает главным образом формальную сторону субъекта права, содержательная же сторона (действительные качества правового лица) ее интересуют лишь в той мере, в которой норму интересуют возможные отклонения от нее; правосубъектность остается лишь одним из нескольких аспектов понятия субъекта права.
Правосубъектность обычно рассматривается как юридическое свойство лица, общественно юридическое состояние, «которое по
своей природе неотъемлемо от лица»13. Это — состояние принадлежности к правовой системе, присутствия в ней в качестве полноправного участника, возможности пользоваться ресурсами данной системы, получать от нее защиту. Оно формируется не само по себе, источником возникновения данного свойства, состояния выступает действующий правопорядок, система юридических норм. Чтобы это «неотъемлемое свойство» появилось, возникло у лица необходимо соответствующее признание со стороны законодателя. До того, как лицо станет субъектом права, законодатель адресует ему, а равно другим возможным субъектам права совокупность своих нормативно-правовых формальных требований, соблюдение которых обеспечит ему вхождение в правовое сообщество. В этом смысле совокупность условий, устанавливаемых законодателем для потенциальных субъектов права, — это своего рода правовые врата в действующую правовую систему. Лицо, вошедшее в них, ставшее субъектом права, оказывается связанным общей родовой связью, объединяющей его со всей системой правопорядка, с иными субъектами права. Данная связь является родовой в том отношении, что ею определяется сама принадлежность лица к правовому сообществу, к кругу субъектов права. Эту связь, установленную на основании норм, регулирующих правосубъектность, также можно именовать «правосубъектной». Она существует с момента возникновения субъекта права (вхождения лица в правовую систему) и в основном — до его прекращения (смерти физического лица, признания его умершим либо ликвидации, реорганизации юридического лица). Но некоторые элементы этой связи в виде различных волевых актов субъекта могут существовать и иметь юридические последствия для других
13Алексеев С. С. Общая теория права. Т. 2. С. 139. Иногда правосубъектность рассматривается как качество (качества) субъектов права. (См.: Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Социалистическое право. С. 505; Витрук И. В. Основы теории правового положения личности в социалистическом обществе. М., 1979. С. 81; и др.) На наш взгляд, применительно к первичному субъекту права — человеку можно говорить о том, что правосубъектность составляет одно из его важнейших качеств, неотделимую от лица его существенную определенность, без которой становление и существование личности невозможно. Напротив, в отношении некоторых вторичных субъектов права можно говорить о том, что правосубъектность для них имеет внешний, случайный характер, является лишь несущественным свойством данного лица (например, это касается крестьянского или фермерского хозяйства, а в советские времена — колхозного двора, правовая личность которого вызывала оживленные споры в юридической науке).
лиц и после смерти субъекта права. Подобно отношениям гражданства, определяющим положение человека в государстве, правосубъектная связь является определяющей для субъекта права в правовой системе. Как представляется, именно посредством ее формируется и поддерживается вышеупомянутое свойство (качество) субъекта права, так как она обеспечивает вхождение лица в правовую систему и обеспечивает ему доступ ко всем возможностям, предоставляемым ею. Данная связь является определяющей не только для субъектов права, но и для самой системы правопорядка, которая в результате возникновения и осуществления данной связи приобретает своего адресата (свою цель), творца и исполнителя. Правосубъектная связь основывается на равенстве участвующих в ней субъектов, но это равенство распространяется только на их правоспособность (каждый из них в равной мере признается способным выполнять функции субъекта права, каждый в равной мере обладает правом принятия правовых решений, признается решающей правовой инстанцией). Она не предполагает одинакового объема отдельных прав, обязанностей или ответственности, а также не предполагает одинакового объема их субъективной дееспособности. Последнее означает не законодательное ограничение их дееспособности, а лишь зависимость дееспособности лица от степени зрелости его правовой воли, сознания и других факторов.
Правосубъектная связь не является для субъекта права статической, неизменной, она изменяется вместе с ним, преобразуется. На наш взгляд, правоспособность и дееспособность могут быть рассмотрены именно в качестве двух важнейших этапов, стадий развития этой связи. Первой стадии (этапу) — правоспособности — соответствует появление еще не оформленной в смысле воли, правосознания, готовности к самостоятельному выполнению правовых функций правовой личности. Это субъект права, представляющий собой только чистую правовую форму, правовую оболочку, лишенную правового содержания — волевых решений лица. Его воля замещается волей других субъектов права, действующих от его имени на основании закона (родителей, опекунов, попечителей и др.). Данный субъект права в юридическом смысле является существующим, Реальным субъектом (как правовая реальность), но не действительным, не способным принимать самостоятельные правовые решения, осуществлять их своими действиями, т. е. неполноценным субъек-
том права. Правовое лицо, имея такую правовую оболочку, вызревает в ней, формирует свои правовые качества до тех пор, пока не сможет самостоятельно участвовать в правовой коммуникации. Если соотносить правоспособность с ранее выделенными фазами «жизни правовой воли», то данному этапу развертывания правосубъектной связи, как представляется, соответствуют первые две фазы существования правовой воли (фаза абстрактно-всеобщей воли и фаза единичной воли). Причем первой фазе (фазе абстрактно-всеобщей воли) соответствует, на наш взгляд, правоспособность, понимаемая не в субъективном смысле (как связь с правопорядком конкретного лица), а институционально, безотносительно к конкретному лицу (как абстрактная способность абстрактного лица). Правоспособность — как нормативная связь. Второй фазе (фазе существования единичной правовой воли) соответствует правоспособность в субъективном понимании (как персонифицированная связь).
Вторая стадия (этап) развития правосубъектной связи — эта стадия достижения правовым лицом состояния дееспособности, правовой зрелости. Она предполагает готовность (способность) лица самостоятельно осуществлять функции субъекта права. Стадия дееспособности определяет переход на качественно иной уровень осуществления, развертывания правосубъектной связи — это переход от абстрактной возможности быть субъектом права к действительности, к лицу, готовому самостоятельно осуществлять правовую деятельность, творить право, приобретать и реализовать свои права и обязанности, нести юридическую ответственность за свои правовые поступки. Стадия дееспособности, с одной стороны, предполагает в качестве необходимого условия ту правовую форму, правовую оболочку, которая появляется в момент возникновения у лица правоспособности, с другой стороны, для дееспособного лица эта форма получает свое юридическое содержание, становится содержательной формой. Данная форма не просто выражает возможность лица быть субъектом права, но и определяет те виды правовой деятельности, виды правоотношений, конкретные правовые функции, которые может (способно) осуществлять правовое лицо. Следовательно, дееспособность нельзя рассматривать в качестве момента существования правоспособности, она является самостоятельной стадией развития правосубъектности, выражающей переход от абстрактного субъекта права как правовой возможности к правовому
лицу как действительности. Как более высокая ступень развития правосубъектности дееспособность заключает в себе правоспособность в качестве одной из своих сторон, аспектов.
Стадии (этапу) дееспособности, на наш взгляд, соответствуют третья, четвертая и пятая фазы «правовой жизни воли». Имеется в виду то, что при достижении лицом дееспособности оно готово (способно), во-первых, выражать в праве свою субъективную волю, свои субъективно-правовые притязания, что оно в состоянии определить и сформулировать свои правовые хотения (третья фаза «правовой жизни воли»). Во-вторых, признание лица дееспособным является подтверждением его способности самостоятельно участвовать в правовых связях, в правоотношениях, в объективации своей воли; к воплощению в законе, договоре, других юридических актах, а также в правоотношениях его волевых стремлений, к приданию им всеобщего, обязательного правового характера (четвертая фаза «правовой жизни воли»). Также наступление дееспособности означает способность воли контролировать и определять себя во всех своих проявлениях, быть единым целым (быть единым правовым центром), выступать не просто исполнительницей правовых ролей, правовых функций, но и формировать их, исходя из своих собственных правовых стремлений, приоритетов, ценностей, своего правового самоопределения (пятая фаза «правовой жизни воли»). Наличие отмеченной взаимосвязи между наступлением дееспособности и фазами развития правовой воли14, однако, не означает того, что не существуют другие факторы, влияющие на наступление дееспособности субъекта права.
Предлагаемое понимание право- и дееспособности как стадий (этапов) развития правосубъектной связи позволяет, на наш взгляд, снять целый ряд вопросов, порождаемых традиционной конструкцией правосубъектности как совокупности двух самостоятельных ее структурных статических элементов: правоспособности и дееспособности. В частности, один из наиболее сложных вопросов, возникающих в связи с этим, — вопрос о соотношении (связи и различии) данных элементов. Не случайно дореволюционное российское законодательство и современное уклоняются от решения вопроса о со-
14 Г. Дернбург в своих «Пандектах» писал: «Дееспособен тот, с сознательной волей (Wollen und Wissen) которого право считается». (См.: Дернбург Г. Пандекты. Общая часть. М., 1906. Т. 1.С. 127.)
отношении правоспособности и дееспособности. Если исходить из официальных определений правоспособности и дееспособности, которые ранее уже приводились, можно отметить то обстоятельство, что дееспособность фактически противопоставляется не самой правоспособности, а одной из форм ее осуществления. Когда в дееспособности законодатель видит возможность, способность своими действиямиприобретать права и создавать обязанности, а также осуществлять их, то он, таким образом, противопоставляет ей возможность (способность) чужими действиямиприобретать те же права и обязанности, а также их осуществлять. Отсюда если уж выделять дееспособность (как форму осуществления, реализации правоспособности15), то надо выделять наряду с ней и другую форму, связанную с приобретением прав, обязанностей для лица и их осуществлением другими субъектами права (их действиями). Назовем ее условно: «представительская правоспособность». Иногда ее в литературе именуют: «пассивная правоспособность»16. И дееспособность и вторая форма (представительская или пассивная правоспособность) не являются самостоятельными, независимыми по отношению к правоспособности и не могут рассматриваться в качестве отдельного элемента или отдельных элементов правосубъектности наряду с правоспособностью. Как только такие попытки их автономизации, разделения предпринимаются, то сразу появляется проблема, связанная с тем, что возникновение правосубъектности определяется моментом наступления правоспособности лица ине зависит от момента наступления дееспособности. Следовательно, в этом ракурсе дееспособность не является необходимым, обязательным элементом правосубъектности. В связи с этим возникает необходимость выбора одной из двух нежелательных возможностей, логическая дилемма: либо надо дееспособность рассматривать как факультативный элемент, существующий внутри правоспособности17, либо как необязательное «приложение», дополнение к ней. На
15 Дееспособность как предоставленная гражданину законом возможность реализации своей правоспособности собственными действиями рассматривается авторами курса «Гражданское право», подготовленного под редакцией Е. А. Суханова. (См: Гражданское право: Учебник: В 2 т. / Под ред. Е. А. Суханова. М., 1993. Т. 1. С. 62-63.)
16 См.: Братусь С. Н. Субъекты гражданского права. М., 1950. С. 64.
17 Не случайно, на наш взгляд, ряд авторов отождествляет правоспособность и правосубъектность. (См., например: Братусь С. Н. Субъекты гражданского права. С. 6; Александров Н. Г. Законность и правоотношения в социалистическом обществе
наш взгляд, сам подход к определению связи между правоспособностью и дееспособностью как структурной связи (связи строения), предполагающей рассмотрение их в качестве структурных статических элементов правосубъектности, оказывается неадекватным18. Он не объясняет того реального взаимоотношения, которое существует между данными правовыми явлениями.
Предлагаемое этапное (стадийное) рассмотрение правосубъектной связи основывается на той предпосылке, что эта связь может быть отнесена к так называемым связям развития (по терминологии системного подхода), предполагающим смену состояний системы19. Это объясняет некоторые важные аспекты соотношения правоспособности и дееспособности. В частности, тот момент, что дееспособность предполагает в своем основании правоспособность как свою предпосылку. Р. Штаммлер писал: «Понятие "развития" само по себе обозначает, без сомнения, изучение приближения и возрастающего приспособления предмета к заранее выбранному целевому назначению. Оно утверждает более чем лишь "изменение", и нечто другое, чем "причинность"; в каждом "историко-эволюционном" изучении одно состояние принимается за "низшее", а другое за "высшее", а затем оценивается переход между так оцененными состояниями»20. Дееспособность, рассматриваемая в контексте развития правосубъектной связи, выражает более высокое состояние, уровень развития данной связи, чем правоспособность (которую можно
С. 34; Кечекьян С. Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. М., 1958. С. 85, и др.
18 Проблема соотношения указанных понятий усложняется, на наш взгляд, тем обстоятельством, что в новый ГК РФ по сравнению с ГК РСФСР 1964 г. (ст. 9) и Основами гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г. (ст. 8) внесено не совсем удачное дополнение. Если ранее правоспособность определялась как «способность иметь гражданские права и обязанности», т. е. рассматривалась только в пассивном залоге, то в новом ГК она определяется как «способность иметь гражданские права и нести обязанности», т. е. рассматривается также и в активном залоге. Таким образом, в ней (по крайней мере в части обязанностей) предусматривается момент ее реализации, осуществления. Но если это принципиальная позиция законодателя, то почему она не распространяется и на права? Также если толковать этот пункт буквально, то можно сделать вывод, что правоспособность — это лишь способность нести обязанности, в то время как способность иметь обязанности исключена из правоспособности.
19 См.: Блауберг И. В., Юдин Э. Г. Становление и сущность системного подхода. М., 1973. С. 188-191.
20 Штаммлер Р. Сущность и задачи права и правоведения // Вестник Гуманитарного Университета. Серия «Право»: Научный альманах. Екатеринбург, 2000. № 1(2). С. 90.
оценить, используя термин Р. Штаммлера, как «низшее» или исходное состояние правосубъектной связи). Поэтому когда лицо определяется в качестве дееспособного субъекта, то подразумевается, что оно, безусловно, обладает правоспособностью. Также подразумевается, что данное лицо может осуществлять свою правоспособность не только своими действиями, но и посредством других лиц (представительская или пассивная правоспособность). Именно при этапном (стадийном) рассмотрении правосубъектной связи допустимо не выделять отдельно представительскую форму осуществления правоспособности как альтернативу дееспособности, так как она в этом случае не имеет самостоятельного значения (чего нельзя сказать о структурном подходе к определению соотношения правоспособности и дееспособности). По сути, представительская форма осуществления правоспособности является одним из элементов правоспособности как исходного («низшего») состояния правосубъектной связи.
В контексте правового регулирования, юридического воздействия законодателя на общественные отношения правосубъектность выступает в качестве средства фиксирования (закрепления) круга субъектов права21. В рамках процесса правовой эмансипации личности представляется важным, чтобы определение данного круга субъектов не ставилось бы в зависимость от законодательного произвола, т. е. чтобы законодатель не мог по своему усмотрению ограничивать или лишать индивидов свойства правосубъектности, кроме того, чтобы он не мог своей волей плодить юридических мопсов. Конструкция правосубъектности — это тот узловой момент, где возможен синтез естественно-правовых и позитивистских представлений о праве. Основой такого синтеза представляется принцип признания правопорядком первичности человека в качестве субъекта права, недопустимости ограничения или лишения его правоспособности (что не означает невозможность ограничения по закону или суду отдельных прав индивида). Другие субъекты права могут выступать по отношению к нему лишь вторичными субъектами, их правосубъектность должна быть производна от его правосубъектности. В любом случае незыблемой основой, ядром всей правовой системы должен выступать человек. В конечном счете именно от его
21Алексеев С. С. Общая теория права. Т. 2. С. 140.
роли зависит правосубъектность производных правовых субъектов. Закрепление современными правовыми системами «неотъемлемых и неотчуждаемых» прав человека в действующих правовых нормах, законах и даже их последующее осуществление само по себе еще не решает проблему правовой защищенности личности, так как круг этих прав ограничен и существует значительно превосходящее их число иных «отчуждаемых» и «отъемлемых» прав человека. Поэтому представляется принципиально важным признание первичности человека по отношению к другим субъектам права, возможности его участия в определении как своей правосубъектности, так и правосубъектности других (вторичных, производных от него) субъектов права. На наш взгляд, правосубъектность лица — это тот ключ, с помощью которого можно открыть для лица многие правовые двери к осуществлению его правовых интересов, отчуждаемых и неотчуждаемых прав. Если правосубъектность допустимо рассматривать в качестве юридического средства, инструмента в чьих-то руках, то это средство должно принадлежать главному субъекту права.
Содержание правосубъектности, понимаемой в контексте правового регулирования, не исчерпывается только определением круга субъектов права; это, как представляется, лишь установление внешней границы, ее внешней стороны. Законодатель должен также применительно к каждой группе лиц, входящих в установленный круг субъектов права, предусмотреть все необходимые и достаточные условия, при наличии которых они становятся способными быть субъектами права. Совокупность этих условий, на наш взгляд, составляет внутреннюю границу, сторону правосубъектности. Также законодатель должен определить и закрепить в законе условия приобретения лицами, входящими в установленный круг субъектов права, дееспособности. Кроме того, закон должен предусматривать случаи ограничения, лишения дееспособности, прекращения правоспособности, определять виды праводееспособности и другие условия, определяющие ее. Как юридическая форма, затрагивающая наиболее важные правовые интересы, конституирующая саму правовую личность субъекта права, правосубъектность должна предполагать специальные процедуры, механизмы, обеспечивающие заинтересованным лицам возможность решать правовые коллизии, преодолевать неизбежные нормативные изъяны законодательного регулирования данных отношений, добиваться признания право-
или дееспособности, а также снятия установленных в результате применения закона ограничений их дееспособности.