Субъект права как правовой деятель.Основания такого подхода к пониманию субъекта права можно найти в античной философии и юриспруденции, в юридических концепциях нового времени, а позднее — в кантовских «Метафизических началах учения о праве», а также в гегелевской «Философии права». Софисты, определявшие человека в качестве меры всех вещей и отводившие ему творчески активную роль в жизни полиса; Аристотель, видевший в
гражданине того, кто может участвовать в законосовещательной и судебной власти государства, и рассматривавший право как форму (норму) политического общения граждан; Эпикур и его последователи, отстаивавшие свободу, автономию гражданина и трактовавшие государство и закон как результат договора людей между собой об их общей пользе; стоики, обосновывавшие представления о том, что человек — гражданин мирового государства, вселенной, отвергавшие рабство, видевшие в человеке божественное начало и отстаивавшие причастность человека к гражданскому устройству, — все они могут рассматриваться в качестве основоположников той точки зрения, что субъект права — это правовой деятель, активное правовое начало.
Особую лепту в формирование представлений о субъекте права как правовом деятеле, на наш взгляд, внес Рудольф Иеринг. Зарождение и генезис его представлений можно проследить в «Духе римского права», «Цели в праве», «Интересе в праве», в других работах, но наиболее ярко данные представления выражены в его известной публикации «Борьба за право». Жизнь права для Иеринга есть борьба, борьба народов, государственной власти, сословий, индивидумов. Всякий, кому приходится настаивать на своем праве, вносит свою долю в эту национальную работу, свою крупицу в дело осуществления идеи права на земле135. Все великие приобретения в истории права: уничтожение рабства, крепостничества, свобода поземельной собственности, промыслов, верований и т. д., — все они должны были быть, по его мнению, завоеваны путем ожесточенной, нередко вековой, борьбы, и путь права в таких случаях всегда обозначается обломками прав, а иногда и потоками крови. Критикуя предложенную Савиньи параллель между правом, с одной стороны, и языком и искусством, с другой стороны, Иеринг назвал его теорию «опаснейшим лжеучением» на том основании, что «перед нами область, в которой человек должен действовать, действовать с полным, ясным сознанием цели и с напряжением всех своих сил; и вот тут-то ему указывают, что все делается само собой, что самое лучшее для него — сложить руки и спокойно ожидать того, что постепенно вы-
135 См.: Иеринг Р. Борьба за право // Вестник Гуманитарного университета. Серия «Право»: Научный альманах. Екатеринбург, 2002. № 1 (3). С. 208.
ступит на свет Божий из якобы первоисточника права, народного правосознания»136.
Борется ли народ за мили своей земли или истец защищается от нарушения своих прав, речь, согласно Р. Иерингу, идет не о ничтожном объекте, а об идеальной цели: об утверждении самой личности и ее чувстве права. В связи с этим он формулирует следующее принципиальное положение: «сопротивление постыдному неправу, посягающему на самое личность человека, т. е. всякому нарушению права, которое по приемам своим носит характер неуважения к нему, личной обиды, такое сопротивление есть обязанность, долг: оно — долг управомоченного по отношению к самому себе — ибо таково веление нравственного самосохранения; оно — долг по отношению к обществу, ибо оно необходимо для осуществления права. Борьба за право есть долг управомоченного по отношению к самому себе»137. В этой борьбе субъект права утверждает свое собственное существование, в ней — источник и путь самосохранения правовой личности.
Борьба за право возведена Р. Иерингом до идеальной высоты, от мотивов защиты отдельных интересов личности он возвысил ее до принципа нравственного самосохранения личности и, наконец, до содействия осуществлению идеи права в интересах всего общества. Эта борьба за право для него не ограничивается сферой частного права, она охватывает публичное право, все право в целом. Для Иеринга субъект права, правовая личность, подобен мужчине, который чувствует себя самоцелью, готовым отстаивать свое право независимо от того, откуда исходит нападение на него — со стороны ли единичной личности, собственного или чужого народа138.
Вместе с тем следует отметить то обстоятельство, что пафос борьбы за право уводит Иеринга все дальше от рациональных оснований права, в процессе полемики с родоначальниками исторической школы права он забывает о том, что право — это сфера духа, где правит разум, не только и не столько оскорбленное чувство права. Субъект права — не римский легионер и не крестоносец, с мечом отстаивающий свои идеалы, это лицо, которое проявляет себя прежде всего как покупатель или продавец, заемщик или заимодавец,
136 Там же. С. 211.
137 Там же. С. 214.
138 См.: Там же. С. 232.
хранитель или поклажедатель, участник совместной деятельности, работник или работодатель и т. д. Он видит в другом лице главным образом не своего противника, врага, покушающегося на его право, или физическое препятствие на пути реализации своей правовой воли, а участника общей правовой коммуникации, субъекта правоотношения, с помощью которого он только и может осуществить свой собственный правовой интерес. Отсюда понятия правового деятеля и борца за свое право по объему не совпадают, первое значительно превосходит второе, не сводимо к нему. Ситуация, когда субъект права вынужден вступать в борьбу за свои права для высокоразвитого, цивилизованного права — это не норма, скорее исключение из правила, отклонение от естественного правового течения общественной жизни, сбой в правовой системе. Конечно, для «нравственного самосохранения личности» и правовой системы важно то, чтобы личность стремилась в любой ситуации защитить свое нарушенное право, но еще более важно то, чтобы она добивалась восстановления нормальной деятельности правовой системы, а также ее совершенствования в направлении гармонизации отношений между субъектами, недопущения правовых конфликтов.
Представления о субъекте права как юридическом деятеле нашли отражение и в российской юридической литературе. В частности, в «Основах философии права» Н. Н. Алексеева мы находим интересные идеи по данной проблеме. Анализируя взгляды о природе юридического лица, он приходит к выводу о том, что основное заблуждение данных теорий покоится на недостаточном уяснении самого понятия субъекта права. По его мнению, все они принимают понятие субъекта в том смысле, в котором оно применяется юридической практикой и теорией, но смысл этот не является однозначным и твердо установленным139. Эту неоднозначность он связывает с тем, что в распространенном в общей теории права учении о субъекте права сравнительно слабо проявляется идея лица как юридического деятеля. Именно в этой идее он видит один из основных элементов изучаемого правового феномена. Но эта идея субъекта — деятеля оказывается прикрытой, «погашенной фактом объективного права», в котором заложен иной смысл. Юридическому субъекту, по мнению Н. Н. Алексеева, ничего не остается, как пассивно воспро-
139 См.: Алексеев Н. Н. Основы философии права. С. 83.
изводить смысл положительного права путем толкования существующих юридических норм. Только в некоторых моментах из-за формы объективного права начинает проявляться правовой деятель как носитель «действительного правосознания». В частности, такие моменты он связывает с учением о дееспособности, где имеют значение эмпирические и жизненные границы осмысленного существования, с объяснением таких юридических понятий, как: юридический акт, ошибка, заблуждение, обман. Также появление фигуры правового деятеля связывается Н. Н. Алексеевым с изъявлением воли посредством других лиц, представительством, правонарушением. Однако лицо — деятель совершенно исчезает, когда юридическая теория начинает говорить о правоспособности, о юридическом лице, об отвлеченном правоотношении и т. д.140 Субъект права, обычно понимаемый в теории как носитель прав, а также обязанностей, по его мнению, вовсе не означает юридического деятеля. Термин «носитель прав и обязанностей» выражает иной смысл. Если под субъектом права понимать юридического деятеля, то он не видит никакой принципиальной противоположности между субъектом права и субъектом обязанности. Субъект — деятель как основной агент устанавливает и правомочия и обязанности, «основные свойства его не изменяются в зависимости от того, какой модус он реализует»141.
По мнению Н. Н. Алексеева, из всех существующих представлений о субъекте права как деятеле более всего к высказанному им взгляду приближаются те, которые отождествляют лицо с деятельным, актуальным или чистым сознанием, под которым он понимает самый акт сознавания, как он открывается каждому сознающему, живущему и присутствующему в этом акте. Для него в этом смысле значимо не само явление, а являемость. Такое сознание, как полагает Н. Н. Алексеев, не нуждается в каком-либо дальнейшем объяснении и не может быть объяснено. «Чистое сознание ни в коем случае не может быть "предметом науки"»142, — заключает он. Но тем самым он не только исключает субъекта права из «предмета науки», но и соглашается с тем, что его невозможно определить законодательно. Отсюда все его замечания по поводу того, что юридическая теория и практика не учитывают идею лица как юридического деятеля, утра-
140 Там же.
141 Там же. С. 86.
142 Там же. С. 89.
чивают свой смысл. Как можно определить в законе то, что не определяемо, по крайней мере для тех, кто не присутствует «в акте сознавания»?
Еще одно обстоятельство, на которое, на наш взгляд, следует обратить внимание при анализе взглядов Н. Н. Алексеева на субъекта права как юридического деятеля, — это то, что он отождествляет субъект права с одним из известных видов правовых лиц — с человеком. Он полагает, что глубокая инстинктивная мудрость лежала в старом воззрении юристов, что субъектом права может быть только человек, а именно: человек как деятель. «Не физический человек и не субъект научной психологии, но человек, как единственный известный нам носитель актов признания; иными словами, сознательный и разумный человек или, на языке юристов, человек граждански зрелый, обладающий здравым умом и твердой памятью»143, — утверждает он. Применительно к юридическим лицам Н. Н. Алексеев полагает, что они сами не могут совершать актов, «если только они не являются самостоятельными, живыми и способными к деятельности признания существами». Акты совершаются «за них» и «именем их» и выполняются реальными юридическими деятелями — людьми. Таким образом, для него, с точки зрения лица как деятеля проблема юридической личности сводится к вопросу об особом характере осмысливания нашего поведения.
Стремление Н. Н. Алексеева во главу угла поставить фигуру сознательного, разумного человека, граждански зрелого, обладающего здравым умом и твердой памятью, вполне соответствует стремлению многих правоведов и разных поколений законодателей. Однако попытка ограничить состав субъектов права только данной категорией лиц, желание признавать лишь их действительными, «реальными» субъектами права неизбежно влечет за собой ущемление правовых интересов иных лиц, не обладающих такими свойствами, да и сами вышеупомянутые «зрелые правовые деятели» оказываются ограниченными в своих правах, например, в части возможности передачи своих функций, полномочий по решению общих дел юридическим лицам — «нереальным», недействительным субъектам права (согласно его позиции). Кроме того, реализация данного вывода на практике, в правовом регулировании означа-
143 Там же. С. 93.
ла бы отказ от тех известных достоинств, преимуществ конструкции юридического лица как самостоятельного субъекта права по отношению к конструкции другого субъекта — физического лица. Таким образом, весь путь, проделанный юриспруденцией с римских времен и до настоящих дней в этом направлении, следует признать исторической ошибкой.
В связи с высказанной Н. Н. Алексеевым позицией можно обратиться к соображениям Н. Л. Дювернуа, который также в своих теоретических исходных положениях опирался на фигуру «вполне волеспособного, зрелого, бдительного человека», разумного правового деятеля, полагая, что она позволяет определить весь объем правоспособности отдельного человека, представить сумму отдельных юридических отношений, в которых находится или может находиться отдельно взятое лицо144. Он отмечал, что в таком развитом виде понятие полной правоспособности можно найти в римской цивильной системе, однако не одним этим случайным явлением личной энергии в цивильной сфере определяется, по его мнению, специфический, в личном смысле, характер юридического быта римского народа. Если бы цивильная правоспособность обусловливалась каждый раз наличием сильных характеров, то в юридическом быту римского общества недоставало бы свойства постоянства, известности и непрерывности юридических отношений, которые имели место. Для цивильной правоспособности нет необходимости в непрерывной деятельности правоспособного лица. «Недостаток деятельного фактора осуществления правоспособности, — считает Н. Л. Дювернуа, — не уничтожает ее в основе; она поддерживается искусственно деятельностью других людей» и не только ради самих недееспособных, «а в целях дальнейшей известности, дальнейшего преемства этой, раз определившейся как единой и личной, сферы цивильных отношений» . Даже уходя из жизни, деятельный субъект цивильной правоспособности, по мнению Н. Л. Дювернуа, не уносит с собой всю свою сферу цивильных отношений, право предполагает в этом случае известный преемственный переход.
Таким образом, Н. Л. Дювернуа, отдавая дань фигуре зрелого правового деятеля, в отличие от Н. Н. Алексеева, не видит основа-
144 См.: Дювернуа Н. Л. Чтения по гражданскому праву. Т. 1. Введение и часть общая. (Вып. 2. Лица. Вещи.) 4-е изд. СПб., 1902. С. 262-263.
145 Там же. С. 264.
ний для признания лишь одного его в качестве субъекта права и соответственно для отрицания правоспособности недееспособных, временно отсутствующих и иных «пассивных» лиц. Как представляется, образ деятельной правовой личности должен быть положен в основание построения правовой системы, но как своего рода «костюм на вырост», как совокупность всех правовых возможностей, которыми только может обладать правовая личность. Причем главным моментом, центральной возможностью субъекта права — юридического деятеля должна, на наш взгляд, быть возможность участия лица в формировании правовой системы, возможность творить право. Вместе с тем нельзя образ зрелого правового деятеля, этот «костюмчик на вырост» прикладывать ко всем существующим лицам и на том основании, что он им великоват, лишать их правоспособности, признавать их недействительными субъектами права. Иначе, как вне правового общения, без возможности самоопределиться в праве, возможности формировать свою правовую личность, появятся будущие юридические деятели, новые Иеринги, Сперанские?
Субъект права как социально-правовая ценность.Ценностный аспект в понятии субъекта права выделялся многими зарубежными и российскими правоведами. В частности, в работах Гельдера («Естественные и юридические лица»), И. Биндера («Проблема юридической личности»), Л. Дюги («Государство, объективное право и положительный закон»), Шуппе («Принципы философии права») и ряда других авторов подчеркивался момент признания со стороны правопорядка ценности личности и необходимости ее правовой охраны, защиты146. Пухта обращал внимание на то обстоятельство, что уже в Ветхом Завете правоспособность соединена с Богоподобием, правовая личность уподобляется Абсолюту147. Отдельно ценностный аспект анализировался в «Основах философии права» Н. Н. Алексеевым (гл. 3 и 4), который противопоставлял его другому аспекту понятия субъекта права — правовому лицу как юридическому деятелю. Он считал, что признанной правопорядком ценностью могут быть не только реальные юридические деятели, но и вещи, человеческие цели, различные смысловые содержания, кол-
146 См.: подробнее: Алексеев Н. Н. Основы философии права. С. 84 и сл.
147 См.: Пухта Г. Ф. Энциклопедия права. С. 9.
лективы. Первоначальное, донаучное мышление подводит их под понятие лица. «Если что-либо признается юридической ценностью, оно должно иметь характер субъекта права, лица — так рассуждает донаучное сознание. Другими словами, в персонификации оно видит только единственный способ установления ценностей — обстоятельство, которое позволяет предположить, что донаучному сознанию незнакомы никакие другие ценности, кроме персональных»148. Продолжая противопоставление субъекта права — деятеля и субъекта права — ценности, Алексеев приходит к выводу о том, что животные могут быть субъектами права как ценностями, но не могут быть субъектами права как деятелями; нельзя заставить животное защищать свои интересы в суде, занимать ответственную должность, быть опекуном, представителем или поверенным149. Н. Н. Алексеев полагал, что современная теория в учении о правовом субъекте, сама, не осознавая того, излагает воззрения действующего права на кардинальные ценности, лежащие в основе юридического строя; например, считая субъектами права отдельных лиц и союзы частноправового характера, правопорядок охраняет и защищает идею частной хозяйственной автономии, ценность хозяйственного самоопределения. Учение же о государстве как юридическом лице защищает, по его мнению, ценность централизованных форм публично-правового властвования.
Рассматривая понятие юридического субъекта в ценностном плане, он обращает внимание на то, что быть носителем прав, субъектом прав значит быть признанной правом ценностью, «быть самоцелью», что неприменимо к юридическому субъекту как носителю обязанностей. «Быть носителем обязанностей» не только не означает быть ценностью, но скорее означает нечто противоположное: «быть средством для выполнения некоторой цели», «исполнять некоторое заданное назначение», «служить какой-то ценности»150. Субъект права в качестве носителя обязанности, следовательно, выражает служебную функцию правовой личности, ее связанность чужой волей, стремление с помощью юридических средств подчинить ее, сделать зависимой от другого лица, превратить ее в объект правового воздействия.
148Алексеев Н. Н. Основы философии права. С. 84.
149 Там же С. 93.
150 Там же. С. 86.
Другой важный момент ценностного понимания субъекта права состоит в том, что правовое лицо, согласно позиции Н. Н. Алексеева, должно осознать в себе свою правовую ценность. Это осознание, определение своей правовой значимости, по его мнению, составляет глубочайшую основу идеи права. «Соприкасаясь с ценностью, эмпирическое существование как бы утрачивает свое ничтожество, как бы выходит из пребывания в пределах бренности и вступает в область славы мира сего. Оно обретает основы своего собственного существования и начинает жить уже не в сознании собственной нищеты, но в достатке тех даров, которые им приобретены и достигнуты. Оно становится самоцелью, приобретает нравственно оправданную способность самоопределения, — способность, освященную той ценностью, которая в нем приобрела своего носителя»151. В этом отношении правовая жизнь человека является процессом приближения к абсолютному, к совершенству.
Несколько в ином плане идею осознания, определения субъектом права своей собственной ценности выразил в своих трудах И. А. Ильин. Для него ценность права, его значение, его связующая компетентность определяется в последнем счете ценностью духовного содержания и духовных состояний. «Ведь право немыслимо и невозможно помимо субъекта права, т.е. того существа, для которого оно, чье оно, через которое оно. Но это существо, создавая право как нечто свое и для себя, должно нуждаться в праве, должно хранить в себе его мерило и критерий, должно переживать его как свой необходимый атрибут. Оно должно быть само достойно права, и в то же время оно должно создавать такое право, которое соответствовало бы его собственному достоинству»152, — утверждает он в своей работе о сущности правосознания. Достоинство субъекта права имеет для И. А. Ильина не внешний, случайный, а решающий характер, он рассматривает его как первую, важнейшую, аксиому правосознания (см. гл. 15 названной работы). Достоинство субъекта права— это «достоинство духа: его содержаний, его способа жизни, его состояний». «Только субъект, знающий или, по крайней мере, чувствующий свое Духовное достоинство, может уважать право и в то же время создавать такое право, которое не было бы унизительно для человека, не
151 Там же. С. 101-102.
152 Ильин И. А. Теория права и государства /Под редакцией и предисловием В. А. Томсинова. М., 2003. С. 307.
извращало бы способ его жизни...»153 Человеку как субъекту права необходимо уважать себя, настаивает он. В другой своей работе («Основные задачи правоведения в России») он также проводит эту мысль. Право и государство, по его мнению, живут по существу в субъекте права, его душою, его духом, он переносит свои духовные напряжения на само право и на само государство. Субъект права измеряет себя и всю свою человеческую жизнь не голыми «нуждами», «пользами» и «интересами», но достоинством154. И. А. Ильин по сравнению с Н. Н. Алексеевым, как нам представляется, видит в субъекте права не просто «освоителя объективных правовых ценностей», но и инстанцию, которая своим напряжением духа участвует в формировании права и всей системы правовых ценностей. Он смотрит на право и на правовые ценности не как на существующие вне человека и человечества (потусторонние явления), а как на то, что производно от духовного содержания и духовного состояния правовой личности, как на то, что выражает его правовое достоинство. Он смотрит на право и правовые ценности личностно, через призму внутренней правовой духовности лица и его правосознание.
О достоинстве личности как ее самостоятельном свойстве, атрибуте писал также в своей «Философии права» Б. Н. Чичерин: «Личности присваивается известное достоинство, в силу которого она требует к себе уважения. Это опять начала чисто духовные, неизвестные физическому миру. Уважение подобает только тому, что возвышается над эмпирической областью и что имеет цену не в силу тех или других частных отношений, а само по себе»155. Источник высшего достоинства человека и всех, вытекающих из него требований, Б. Н. Чичерин видит в том, что человек носит в себе сознание абсолютного, это возвышает его над всем физическим миром и делает его существом, имеющим цену само по себе и требующим к себе уважения. Именно поэтому он утверждал, что человеческая личность «составляет источник и основание всякого права»156.
153 Там же.
154 См.: Ильин И. А. Основные задачи правоведения в России // Собр. соч.: В 10 т. Т. 9-10.
155Чичерин Б. Н. Философия права. С. 47.
156 Там же. С. 18.
Диссонансом высказанным выше соображениям о самоопределении личности, о возможности и необходимости осознания ею своей собственной ценности, формирования собственного правового достоинства звучат слова Н. Н. Алексеева о том, что личности самой по себе, независимо от тех ценностей, которые она носит, может быть присуща ценность только в одном смысле, именно ценность исполнительная: «Иначе говоря, ценность личности по внутреннему существу своему все же есть служебная, а не первоначальная». И далее: «Часто упускают из вида, что не личность сама по себе, а определенные ее свойства являются предметом правовой защиты и правового признания»157. Таким образом, он выступает против известного воззрения о том, что основной правовой ценностью является человеческая личность как таковая. Он даже сокрушается по поводу того, что персонализм далеко не преодолен представителями юридической науки, ссылается при этом на Савиньи, который утверждал, что все право существует ради нравственной свободы, присущей каждому отдельному человеку, что правомочен каждый отдельный человек и только отдельный человек158. Исходя из того, что личность может быть носителем и положительных и отрицательных ценностей (добра и зла), Н. Н. Алексеев оспаривает утверждение, что личность сама по себе есть высшая ценность и даже ценность, считает данное утверждение необоснованным159. Отсюда для него нет ничего невозможного в том, что субъектом права может быть признана не только человеческая личность, но и произведение искусства, предмет религиозного почитания, хозяйственное благо, наука, искусство, религия вообще, поскольку они реализованы и существуют в совместной жизни и входят «в разнообразные взаимные отношения и образуют некоторый общий порядок существования, построенный на отношениях, которые мы называем правовыми»160. Воистину, даже юридические мопсы в такой компании субъектов права выглядят вполне достойно! Таким образом, любая вещь, любой предмет правового интереса, любое благо, заслуживающее правовой защиты, может быть признано субъектом права!
157 Алексеев Н. Н. Основы философии права. С. 114.
158 См.: Там же. С. 115, сноска 1.
159 См.: Там же. С. 113.
160 Там же. С. 115.
Сложно придумать иную другую конструкцию, так разрушающую отстаиваемую им идею субъекта права.
Как представляется, главная причина, по которой идея субъекта права — деятеля не стыкуется с идеей Н. Н. Алексеева субъекта права — ценностью, состоит в том, что сама система правовых ценностей, которой он оперирует, является внешней по отношению к субъекту. Она существует независимо от субъекта, стоит над ним как некая высшая инстанция. Если признавать субъекта права действительно автономным («самоцельным») правовым деятелем, то надо признавать также за ним способность участвовать в определении самой системы правовых ценностей. Субъект и только субъект права, участвуя в правовых отношениях с другими правовыми лицами, способен определять и осуществлять реальные (не потусторонние) правовые ценности. Если не признавать за ним такого права, то и не следует его рассматривать ни в качестве правового деятеля, ни соответственно субъекта права. В этом смысле, если действительно полагать, что правовые ценности определяются кем-то иным: государством, высшим разумом, юридической наукой и т. д., то этого кого-то и надо прежде всего рассматривать в качестве субъекта права. Отсюда противоречие, обнаруженное Н. Н. Алексеевым, между субъектом права — деятелем и субъектом права — ценностью, по нашему убеждению, является мнимым противоречием. Субъект права потому и выступает действительным правовым деятелем, что он одновременно — точка отсчета в системе ценностных правовых координат. Без него и вне его эти правовые ценности не рождаются и не осуществляются. От законодателя, от государства он требует лишь одного — признать его в качестве первичного лица, обеспечить ему юридическую возможность участия в правовой коммуникации.
Таким образом, в общем понятии субъекта права представляется возможным выделить различные аспекты, раскрывающие его содержание с разных сторон: во-первых, субъект права как лицо, «юридическая внешность»; во-вторых, субъект как правовая воля, как решающая правовая инстанция, взятая в единстве с принятыми и осуществляемыми ею (с ее участием) решениями, стремлениями воли; в-третьих, субъект права как совокупность правовых связей, как центр, средоточие правоотношений; в-четвертых, субъект права как правовое сознание, как правовая субъективность; в-пятых, субъект
права как правовой деятель; в-шестых, субъект права как социально-правовая ценность. Кроме того, можно выделить аспект, которому в юридической литературе и в законодательстве всегда уделяется особое значение, — субъект права как праводееспособность (правосубъектность). Следует подчеркнуть, что все выделенные аспекты до конца не исчерпывают понятия субъекта права; нередко в литературе субъект права рассматривается, например, в качестве субъекта правонарушения, своего рода «антиправового деятеля», а также в качестве стороны, участника правового процесса (здесь на первый план выходит не столько деятельностный момент, сколько процедурный — лицо как составная часть, звено процесса); как носитель (субъект) правовой культуры и т. д. На наш взгляд, число аспектов понимания субъекта права можно множить до бесконечности, так как любая сложная социальная целостность предполагает несметное число граней. Важным представляется тот момент, что субъект права способен постоянно прирастать новыми качествами, поэтому всегда существует возможность выделения новых аспектов его понимания, при этом он несводим ни к одному из них, ни ко всем вместе, так как сохраняет за собой способность расширять сферы своей правовой жизнедеятельности, видоизменяться.