ПРИЛОЖЕНИЕ I. МЫ ЗАЖГЛИ ОГОНЬ

Печатается с разрешения Финна Бьорна Тондера.

(статья в Bergens Tidende, 20 января 1993)

Дьяволопоклонник берёт на себя ответственность за восемь сожжённых церквей!

"За всеми сожженными церквями стоим мы. Первой была церковь в Фантофте, и мы не собираемся останавливаться."

Пожелавший остаться неизвестным молодой человек лет двадцати.

Наша цель — сеять злобу и страх, страх перед тёмными силами, поэтому я и говорю сейчас с вами. Первой была церковь в Фантофте, и мы не собираемся останавливаться на уже сожжённых восьми."

Говорящий эти слова — молодой человек, на вид лет двадцати, пожелавший остаться неизвестным. Bergens Tidende вышла на него через двух общих знакомых, устроившим нам полночное рандеву в его квартире на юге города.

"Называйте нас как хотите. Мы поклоняемся Дьяволу, но предпочитаем не употреблять слово «Сатана», потому что оно стараниями некоторых слабоумных позёров, идиотов, считающих себя крутыми мужиками, приобрело смехотворный оттенок."

То, что рассказывает нам этот парень, чудовищно, и поначалу невозможно поверить, что ты не ослышался или это не какая-нибудь галлюцинация. Но тем не менее, он в подробностях описывает детали нескольких поджогов. Среди них есть и такие, которые не были преданы публичной огласке, но которые Bergens Tidende вчера подтвердили полиция и институт Гейдса (институт судебной медицины при госпитале Хоклэнде). А следовательно, наш недавний собеседник говорил правду. На основании этого можно сделать вывод, что в Норвегии существуют группировки, к которым общество должно отнестись со всей серьёзностью.

Он ненавидит свет

В кромешной тьме мы поднимаемся на верхний этаж дома, где находится его квартира — на часах уже за полночь. Кроме того, мы были предупреждены, что наш собеседник вооружён — на случай, если мы приведем с собой полицию.

Его квартира абсолютно непохожа на жилище обычного человека. Это скорее детская не повзрослевшего ребёнка, который находит удовольствие в нацистской атрибутике, оружии и Сатанинской символике. Или же корреспонденты Bergens Tidende попали в «мир», который не всякому дано понять.

Окна завешены коврами. "Я ненавижу солнечный свет", — поясняет худое длинноволосое существо, представившееся каким-то немыслимым именем. [14]Уже с первых минут нам стало ясно, что парень, тем не менее, не прочь покуражиться, поэтому для нас было совсем не просто понять, когда он говорит правду, а когда — нет.

Вскоре мы узнали некоторые подробности о пожарах в церквях. Один из следователей, занятых этим делом, сказал нам, что описания этого парня вполне похожи на правду. В то же время адъюнкт-профессор института Гейдса Инге Морильд подтвердил информацию о сгоревшем кролике, найденном подле церкви Фантофт.

Фантофт

"Кролика мы поймали у горы Фана. Это было куда трудней, чем сжечь эту деревянную церковь. Возле церкви мы обезглавили уже мёртвое животное, а тело положили на ступени церкви. Голову бросили тут же, в траву. Так, на наш взгляд, картина выглядела ещё более удручающе и горестней. Мы так надеялись, что этого ни в чём неповинного кролика найдут, и это будет как символ добродетельности, который пожрал огонь."

В разговоре с нами Морильд вчера также заметил, что труп кролика был найден без головы. По его словам, эту информацию до этого не предавали гласности: "Я даже не уверен, знают ли об этом полицейские", — говорит он. Но оторвали ли кролику голову, или же его шея сгорела во время пожара, неизвестно: "Наша экспертиза не может этого определить".

Один человек

Как говорит Сатанист, поджёг церковь в Фантофте один единственный человек: "Он хотел сделать это самостоятельно, он не хотел ни с кем делиться своей жертвой. Церковь, которая считалась священной больше восьми столетий, была достойной целью для нас. Сам день поджога был нами выбран очень тщательно. Это был 6-ой день 6-го месяца года, на который, вдобавок пришелся канун троицына дня в этом году. Зажгли же мы эту церковь ровно в шесть утра. Первоначально в наши планы входило, что наши единомышленники по всей Норвегии сделают то же самое с другими церквями в тот же час, но все они обделались, и их пустая болтовня так и осталась болтовнёй. Благодаря их трусости мы теперь обладаем над ними еще большей властью, ими теперь проще управлять."

Мертвый студент

Его описание процесса поджога церкви изобилует детальнейшими подробностями и полностью соответствует версии полиции.

"Мы сожгли её не сразу — до того как поджигатель вошёл в открытую церковную залу через восточный предел, мы находились там довольно много времени. Мы хотели напасть на первого прохожего, которому случилось бы идти в столь ранний час по лесу. Этой дорогой часто пользуются студенты, [15]но, как на зло, не один так и не появился на горизонте. Гораздо грандиозней было бы принести в жертву студента, нежели кролика."

Он не смеётся, не выглядит расстроенным. Он с поразительным хладнокровием продолжает чеканить свои зверские сантименты.

Церковь в Асане

Дьяволопоклонник неизменно использует слово «мы». Он утверждает, что в поджогах восьми норвежских церквей участвовало шесть человек. Несмотря на то, что он не подтверждает свои слова, у БТ возникло ощущение, что он сам также присутствовал при сожжении дотла церкви в Асане, произошедшем в сочельник.

"То, что церковь в Асане была подожжена в вечер перед рождеством, было простой случайностью. Более того, этот пожар не был запланированным. Искрой, зажегшей церковь в Асане было слово, сказанное кем-то по телевидению. Это было слово «безмятежность». И нас просто взбесила эта общественная праведность. Но на этот раз мы использовали одного ничтожного недальновидного неудачника. С ним пошел один из «нас». Сперва они попытались пролезть в церковь через одно из окон, но им не удалось их открыть, даже когда в ход был пущен топор. Дверь же, напротив, поддалась довольно быстро."

Как сообщают источники Bergens Tulende, яти двое облили бензином алтарь и статую Христа: "Если церковь не сгорела бы дотла, то Иисус сгорел бы точно." По утверждению юноши, они разорвали в клочья требники и сложили их подле стен церкви, пол в колокольне облили бензином с особой тщательностью. Церковь сгорела от буквально нескольких спичек.

"Через несколько секунд в церкви сработала противопожарная сигнализация; пожарные машины были на месте уже через две-три минуты. Мы были рядом. Наши описания, появившиеся в прессе, абсолютно точны. Но тот сосунок, которого вызывали в полицию, с нами ничего общего не имеет", — ухмыляется наш рассказчик. Но улыбка быстро пропадает с его губ: "Нам не пристало улыбаться. Нам не над чем смеяться в этом смехотворном обществе."

ПРИЛОЖЕНИЕ II

Нижеследующий очерк — любопытное исследование о сходстве некоторых элементов современного Блэк-метал и древних обычаев германских народов. Написан он австрийским ученым и музыкантом Кадмоном для издаваемого им журнала «Аорта», посвященного вопросам эзотерики, культорологии и т. п.

(Впервые опубликована в журнале «Аорта» P.O.Box 778 А-1011 Вена, Австрия)

ОСКОРЕЙ

I

В детстве, что прошло в горной части Австрии, в прекрасном месте меж горных озёр, мне довелось увидеть Перхтов, которые тёмными зимними ночами бродили по городам и весям. Перхты были добрые, прекрасные, в ярких разноцветных одеждах, с блестящими украшениями, Шьяхперхты — ужасные приведения с того света, с грубыми формами, с деревянными или берестяными масками, облепленные мехом, мохом или лишайником, одним словом, демоны, в которых рядились на празднество местные жители. Так вот Шьяхперхты почему-то привлекали меня больше всего. Их окружала своеобразная аура паники. Еще несколько веков, а в некоторых отдаленных уголках, и десятилетий тому назад, эти костюмированные персонажи, которые сегодня выполняют лишь роль примитивного шоу, китча для развлечения приезжих, были совершенно искренней обрядовой практикой, сохранившейся с дохристианских времен. Зрелище было настолько жутким, что при виде этих демонических существ с звериными масками ужас Испытывали не только дети, но и взрослые. В карнавале Перхт языческая древность, так называемые "тёмные века", языческая культура вервольфа может в первозданном виде сохраниться и до наших дней. Взрослые, как правило, всегда распознавали ряженных, но даже после того как они узнавали в чудище соседского мальчишку, в их сознание вкрадывалось странное ощущение того, что под облачением призрака находится совсем другой человек.

"Всякий облачающийся в эти опасные одеяния рискует сам попасть под влияние тёмных, неведомых сил. Нечистые бесовские силы пробуждаются в нём; он сам превращается в беса… Ряженые в эту ночь становятся «одержимы», они являются сосредоточием бесовства и чертовщины."

Отто Хефлер, "Тайные обрядовые сообщества германцев"

Во всех шаманских культурах присутствуют танцы, символизирующие животных. Шаман облачается в меха, одевает украшения из зубов, клыков, перьев или же раскрашивает тело и лицо для того, чтобы пробудить в себе качества того или иного животного. Каждый ритуал зачастую может иметь свою определённую динамику, а простое копирование поведения животного в какой-то момент совершает метаморфозу в самом танцующем.

В этой психологической драме мифология переплетается с глубинной психологией. В сознании шамана и в сознании внешнего мира его дух сливался с духом изображаемого им существа. Оживлённое воображение перерастало в мистическое родство. Маска не только меняла внешность, она влияла на восприятие. Она "замыкала накоротко" повседневное сознание на часы, дни и даже недели, перед глазами открывалась пустыня… «Псимволическая» магия оказывала действие на человека, стирая грань между актёром и изображаемым им существом.

Подобная метаморфоза играла также значительную роль среди берсеркеров и вервольфов — происходила она иногда сознательно, иногда нет. Эти воины носили волчьи шкуры, ремни их были спялены из волчьего волоса, они пили особые напитки, в которые, вероятно, подмешивались наркотические вещества.

В 1691 году в теперешней Латвии произошел такой случай: старый крестьянин по имени Тьез вдруг начал постоянно рассказывать о том, что он является членом стаи вервольфов, о том, как одевая волчьи шкуры они превращаются в волков, приобретая при этом невиданную силу, о том, как они охотятся на настоящих или воображаемых врагов, как рвут на части животных или спасаются от собак.

Этот старик в свои восемьдесят все ещё был вервольфом и хотел перед смертью передать свою силу молодому преемнику. Он сам был посвящен в вервольфы таким же старым крестьянином, передавшим ему свою волчью шкуру. Отныне в определённое время года — в частности, в зимнее и летнее солнцестояния — он должен был обращаться, будь то по своей воле, или нет, в волка. Выбора у него не было, и хотел ли он использовать свою силу или нет, не имело значения, даже если бы он решил бороться с ней.

"В старину жили на свете молодцы, которые в особый день надев колдовскую шкуру, превращались в вервольфов. В обычной жизни же были они такими же, как и все, а может и лучше: были они добры и дружелюбны и никогда не причиняли никому вреда. Но когда принимали они волчью личину, нужно было опасаться их. Многие из этих несчастных хотели избавиться от проклятых шкур, но…"

Г.Гойе, Р.Фольтер "Фламандские былины"

II

Упоминания о "Дикой Охоте", стае мрачных силуэтов призраков-воинов, мы находим во многих легендах. На своих конях они мчатся ночью по лесам, ведомые Одином, одноглазым покровителем мёртвых, или же женщиной-всадницей — в христианские времена трансформировавшиеся в архангела Михаила и его воинство. Чёрными всадниками, несущимися по грозовым облакам, были души падших воинов, возвращающимсия в родной край в определённое время — чаще всего во время зимнего солнцестояния, когда в течение двенадцати дней на землю приходят призраки, а также во время карнавала, называемого Фашинг (Fasching).

Австрийскому фольклористу Отто Хефлеру в своих книгах "Тайные обрядовые сообщества германцев" и "Культы перевоплощения" удалось доказать, что "Дикая Охота" была не мифологической интерпретацией бурь, гроз или птичьих стай, как полагали многие исследователи, но являлась союзом мифологии и фольклора, мифа и реальности, а также важнейшим элементом нордических мистерийных культов.

В этих легендах он усматривал упоминания о первобытных, подчас диких обычаях, в которых принимали участие молодые, как правило, неженатые люди на празднества и гуляния. Они образовывали некие союзы, и то, чему в них учили, должно были оставаться тайной за семью печатями — разительное сходство с тайными средиземноморскими культами.

Хефлер также отмечал некоторое сходство этих культов перевоплощения в животных и демонов, с культом Митры, в котором посвящённые различного уровня носили маски львов и воронов. Таким образом юноши олицетворяли души своих далёких предков. Хефлер подчеркивал, что в германском Weltanschauung, как и во многих других дохристианских культурах не существовало чётких границ между этим и загробным миром — эти границы были весьма размыты. Обычаи этих культов были весьма жестокими. Употребляя или же нет наркотические вещества, их члены достигали тевтонской ярости, которую Хефлер называл "сознательным экстазом ужаса", который мог доходить до различных крайностей:

"Этот тип религиозного "расширения реальности" вовсе не являл собой лишь удовольствие, получаемое от оргии, но был скорее своеобразным долгом перед умершими…В экстазе рушились границы индивидуального сознания, но не границы порядка: человек должен был достичь надиндивидуальной общности с умершими"

"В германских племенах берсеркеры олицетворяли необузданную страсть, воображение, вдохновение, что для полноценного существования общественного организма не менее важно, чем консервативная функция, которую исполняли более взрослые родичи или же старцы."

Георгий Думезил

Любопытные детали, касающиеся "Дикой Охоты" были найдены мною в диссертационной работе Кристины Иоханнессен, посвящённой нордическому молодёжному костюму. В Норвегии "Дикую Охоту" называли «Оскорей», "Оскорейди", «Оскорейен». Это слово, более не употребляющееся в современном норвежском, означало "ужасающая скачка", "громоподобная скачка" или же "скачка Асгарда", все эти коннотации взаимно дополняли одно и то же понятие.

Кроме того, выясняется, что в Норвегии вплоть до конца прошлого столетия (!) среди молодых людей существовал обычай на праздники носить шкуры, меха и маски.

"Неистовая скачка, как правило, заканчивавшаяся погромами и разрушениями, была естественной вещью для этих людей. Но в то же время, в ней всегда соблюдались определённый порядок, определённый закон, и конечно же, традиция; и объяснять с психологической точки зрения это явление одним лишь буйством молодых людей, неверно"

Кристина Иоханнессен

Обычно в таком облачении они появлялись ночами в дни зимнего солнцестояния. Они носили маски на лицах, рядились в диковинные одежды и придумывали себе вымышленные имена, чтобы остаться нераспознанными. Иногда они ходили пешком, но чаще ездили верхом. Их задачей было наказать того, кто нарушал карнавальные традиции. Мстили, а точнее, вредили, они как могли: заколачивали двери, забивали трубы, похищали или крушили домашнюю утварь или вешали в кухне козла. Самой же вожделенной их целью было хозяйское пиво — бочонки или бесследно исчезали, или же на утро вместо ячменного напитка в них оказывалась вода или лошадиная моча, либо моча самих "неуловимых мстителей". Кони, как правило, тоже были краденые: на ночь они становились собственностью Оскорея. Наутро крестьяне находили своих лошадей в стойлах загнанными до полусмерти, или, того хуже, им приходилось ещё долго искать их, потому что "всадники апокалипсиса" {| могли бросить их где вздумается. В Nordisk Jul ("Нордические святки") шведский собиратель фольклора Хильдинг Силандер описывает празднование дня Святого Штефана (26 декабря) в шведской деревне Блекинге. Всмотритесь, не проглядывают ли под ликом этого святого уже знакомые нам черты Одина и Оскорея:

"…Мы мчались по полям и лугам как безумные, не разбирая дороги и ни о чём не задумываясь. Некоторые из нас на скаку становились на колени на круп своего скакуна, крича при этом во всю глотку как умалишённые, самые же лихие становились на коня в полный рост — и никто из них не упал…Так мы мчались, и это была рискованная езда — как для животных, так и для людей…Мы распевали песни, но ни одна из них не была посвящена Штефану, хотя вся затея и называлась "гонкой Штефана"…Крестьяне выходили из дворов, поднося нам хмель и воспевая наше шествие. За всё время скачки мы не разу не вылезли из седла…Если позволяли размеры избы, один из всадников въезжал прямо на коне в светлицу и пил приготовленный хозяевами мёд…Мы пили, не слезая с коней и мчались на следующий хутор, где сценарий повторялся в точности. В конце концов, мы конечно же, напились мертвецки. Когда же мы вернулись, наши кони были все в пене. Лошадям наша скачка явно не пошла на пользу."

Но кроме наказания тех, кто не хотел пускать Оскорей на порог, дикие обычаи "Дикой Охоты" имели и другое значение. Если демоны получали в доме еду и питье, то они приносили гостеприимным хозяевам довольствие и достаток. Иногда крестьяне даже оставляли лошадей в стойлах с оголовьями, уздечками и седлами — считалось, что украденные ночью лошади сохранят плодородие земли. В надежде снять богатый урожай, крестьянин мог рассматривать потери, сопряжённые с Оскореем, как часть своеобразной сделки с силами природы. Похожее отношение существовало и у альпийских крестьян, когда они награждали едой и виной шествующих от дома к дому ряженых Перхтов, или же позволяли им хозяйничать в кладовках. Латвийский вервольф Тьез говорил о мистическом значении украденной ими еды или задранных животных как о жертве, которую необходимо, вольно или невольно, принести; их священная кража была залогом грядущего урожая.

Но с годами все больше и больше селян отказывалось принимать дикие нравы Оскорея. Ритуальный характер краж и проказ стал забываться, вместо этого к ним стали относиться как к предрассудку. Симпатии населения исчезли — теперь ряженые юноши воспринимались не как воплощение душ усопших или духов плодородия и изобилия, а скорее как смутьяны и злодеи.

"Это полчище (Оскорей) обычно мчится по воздуху; во главе его — всадница, иногда даже полу-женщина полу-лошадь…Они врываются в дома, забираются в подпол, воруют оттуда пиво; крадут из стойл лошадей и загоняют их почти до смерти, они могут похитить и людей, которых позже находят за много километров или же они полумёртвые сами возвращаются домой. Появление Оскорея куда как неистовей, куда как ужасающей и страшней, чем появление святочных козлов и других бесовских тварей. Когда он приходит на двор, то это никак нельзя назвать дружеским визитом, правильней это называется кражей, разбоем, чреватым разрушениями и увечьями для людей и скота."

Кристина Иоханнессен

В своих работах и Хефлер, и Иоханнессен приводят примеры, когда в наказание нерадивым селянам даже поджигались их дома. Хефлер пишет о тайном братстве Oja-bursar в Содерманланде, которое от своих членов требовало неукоснительного соблюдения правил строжайшей конспирации: "Очень характерной и странной одновременно особенностью этого культа было то, что ряженые во время своей дикой исступленной оргии могли даже сжечь дом или совершить другие акты вандализма. По какому принципу избирались цели поджогов этой группой навсегда осталось загадкой."

Кристина Иоханнессен смогла найди следы пепелищ, оставленные Оскореем и в соседней Норвегии:

"Если вы не подготовитесь должным образом к встрече Оскорея, вы рискуете навлечь на себя большие неприятности. Ряженые могут разрушить всё, что только можно разрушить, или как в Шоссе (Хордаланде) покалечить домашний скот или даже сжечь ферму."

III

Как и во многих других языческих празднествах, шум играл весьма существенную роль в "Дикой Охоте". Мистический шум — этакая арахаичная технология доведения присутствующих до состояния исступления, был весьма характерен для большинства нехристианских ритуальных торжеств. Бонифаций, убитый язычниками за то, что срубил "дуб Тора" и за этот же акт вандализма впоследствии канонизированный церковью, проклинал шумные зимние процессии германцев. В немецком же языке есть термин Heidenlarm, что означает "языческий шум".

Напротив, гробовая тишина, нарушаемая лишь приглушенным шёпотом, является отличительной чертой христианской литургии. Чем громче были звуки барабанов, колокольцев, трещоток, дудочек, рожков и людских криков, тем сильнее было магическое воздействие шума. Чем дальше на север, чем дольше зимние ночи, тем свирепей и мрачней становились демонические обряды — чтобы отогнать злых духов и разбудить природу, спящую в замерзшей земле:

"Использование инструментов, создающих шум, — один из самых эффективных способов привести человеческий организм в экстатическое состояние. Грохочущие железные тарелки и другие ударные инструменты использовались в различных процессиях, мистериях с незапамятных времен. Не менее важными средствами пробуждения ярости и агрессии во время шумных маскарадных шествий нашей родины — Перхт и Штембарта, были колокола и колокольца всех мастей и размеров…Во многих сказаниях говорится, что "Дикая Охота" приближается под звуки чарующей музыки, которая зачастую сменяется шумом и дикими криками…Непременным атрибутом воинства ("Дикой Охоты") является адский шум и грохот."

Хефлер

IV

"Для того, чтобы достичь контакта с потусторонним миром, чтобы достичь религиозного экстаза ими используются всеразличные ухищрения: маски, переодевания, шум (колокольцы, барабаны и т. д.), алкогольные напитки (особенно пиво и мёд), танцы, музыка, пение (а также призывные кличи, исполняемые фальцетом, похожие на колдовские заклинания) и т. д. Своим поведением и красочными одеяниями ряженные стремились показать, что они представляют сверхъестественных существ, а никак не человеческих особей. Одеваются они как можно более сюрреально, говорят фальцетом, музыкой, танцами и пением доводя себя до исступления… Их одежды должны выглядеть так, как не привидится в самом страшном сне, поэтому использовалось всё попавшееся под руку, чтобы как можно более обезобразить свой наряд. Вокруг глаз они наводили углем чёрные крути, чтобы выглядеть ещё более устрашающе…"

Йохансен

В начале 90-х мы стали свидетелями того, как все эти элементы вновь были вызваны к жизни в Скандинавии и, прежде всего, в Норвегии. Большинство музыкантов, играющих блэк-метал, раскрашивают свои лица чёрно-белым гримом, в результате чего на них появляются ужасающие демонические гримасы, одеваются в стилизованные под древненордические костюмы, которые украшают различной оккультной символикой… что в конце концов наводит на мысль об уже состоявшемся своеобразном китче. Когда слышишь загробные голоса певцов, представляющие из себя едкую смесь хриплых криков и таинственного шёпота, на ум сразу приходят фальцеты Оскорея. Ряженые Оскорея изменяли свои голоса и придумывали себе вымышленные имена, так как они представляли собой демонов, а посему должны были остаться неузнанными. Музыкантов блэк-метал, использующих свои настоящие имена, можно пересчитать по пальцам одной руки — подавляющее большинство же взяло себе псевдонимы из скандинавской истории и мифологии — на сегодняшний день в блэк- метал сцене вы найдете имена почти что всех божеств Эдд. Схож даже возраст участников — ряженым Оскорея было от 15 до 25 лет.

Но к языческому шуму блэк-метал добавил одно из достижений современной цивилизации: электрогитару. Музыка получилась сумасшедшей и дикой, сильной и мрачной; демоническое музыкальное искусство, сродни работам норвежского экспрессиониста Эдварда Мюнха, чья известная картина «Крик» вполне могла бы идеально подойти для обложки блэк-металлической пластинки. Бесконечное повторение определенных лейтмотивов, ореол тьмы и безысходности на фоне мрачного, нечестивого ландшафта многих песен, подчас длящихся свыше десяти минут, производит почти психоделическое воздействие на слушателя. Из-за мрачности и тяжести многих композиций различить их подсознательную мелодию можно только после нескольких прослушиваний. Блэк-метал — это культура вервольфов, романтизм волка, и, это роднит его с Оскореем. Есть ли блэк-метал — следование традиции, воскрешение древнего и средневекового нордического фольклора? Может быть, блэк-метал с его жёстким, суровым звучанием — это Оскорей Железного Века? Некоторое сходство, безусловно, есть, но есть и одно существенное отличие: блэк- метал музыканты — не живут в сельской местности, не являются членами деревенской общины. Блэк-метал, по сути своей, андеграундная культура норвежских городов. Но сознательно ли, или помимо воли музыкантов, духом нордической космологии пропитана вся блэк-метал музыка последней декады двадцатого столетия — интересный феномен, хотя многие фольклористы и германофилы будут оспаривать эту преемственность.

Есть ещё одна странная связь между Оскореем и поджогами церквей в Норвегии в 1992 году. В Сторетвейте, Фантофте, Холменколлене, Ставангере, Ормойе, Скьольде, Хокето и Сарпсберге в одну прекрасную ночь в небо взвились искры пожарищ христианских храмов. Во время тушения пожара в Сарпсберге погиб один из пожарников. Среди них была одна из немногих сохранившихся до наших дней деревянных церквей — Фантофт. Некоторые блэк-металлисты рассматривали разрушение церквей как акты возмездия злонамеренным христианским козням, когда сотни лет назад используя точь-в-точь такие же методы, христианство оскверняло или уничтожало священные леса, камни, источники язычников, распиная святыни северян.

"Если бы это сделал я, то не стал бы сожалеть о содеянном. Эти деревянные церкви были построены в период перехода от гордого язычества к смехотворному христианству. Разрушая их, мы начинаем новый отсчёт. Сам я никогда не поджигал церквей, но я приветствую тех, кто делает или делал это. Тот, кто строит христианский храм на нашей языческой земле оскверняет страну Одина."

Варг Викернес

Блэк-метал — это романтика Оскорея. Во многих песнях затрагивается языческая тематика, нордическая мифология; блэк-метал — это борьба с христианством, и, в некотором смысле, борьба с американизмом, захлестнувшим сегодня все сферы европейской жизни. Безусловно, многие блэк-металл музыканты, воспевающие в своих песнях образы давно минувших дней Скандинавии, украшающие свои пластинки Ирминсулом (древо мира у германцев) и Мьолльниром (молот Тора), не имеют в своем багаже достаточных знаний о духовном значении этих символов. Для них это лишь макияж, декорация. Но есть и другие, серьёзно воспринимающие нордическую космологию, в своих работах связующих арийскую философию с идеологией сопротивления и принципами самоуважения, образуя из этих компонентов современное нордическое ницшеанство. С этого момента блэк-метал становится авангардом язычества, объединяя в себе повседневность и миф.

"Твёрдое сердце вложил Вотан в мою грудь."

Ницше, "По ту сторону добра и зла"

V

Один из таких музыкантов, всерьёз относящихся к верованиям и обычаям своих предков, — 22-летний Варг Викернес. В 91-ом году, взяв себе псевдоним "Граф Гришнак", он начал свой собственный музыкальный проект, который назвал Burzum. Название своей группы, означающее «тьма», равно как и псевдоним, он нашёл во "Властелине колец" Толкиена, книге, имевшей на него колоссальное влияние в юности.

Впервые я заинтересовался личностью Викернеса, когда увидел в одном журнале его фото в кольчуге, с древнескандинавским мечом в руке; позже мне довелось прочитать несколько интервью с ним, изобилующих мрачной, воинственной риторикой. На сегодняшний день Burzum выпустил уже несколько пластинок. Две первые — одноименный LP и «сорокопятка» Aske вышли в 92-ом году на фирме Deathlike Silence, принадлежавшей Ойстейну Аарсету, кроме этого являвшегося ещё и владельцем музыкального магазина Хельвет в Осло. В 93-ом на Cymophane увидел свет LP Del som engang var ("To, что было когда-то"), а годом позже — Hvis lyset tar oss ("Если свет возьмёт нас"), выпущенный английской компанией Misanthropy, которые после переиздали все ранние альбомы на CD. На первых двух альбомах Варг пел по-английски, после чего решил полностью «переключиться» на родной язык. Первой услышанной мною песней Burzum была Del som engang var, которая для меня по сей день остается самой сильной и красивой вещью Burzum; эта симфония дикости ни на йоту не утратила своей привлекательности и сегодня, после многократных прослушиваний, хотя написана она была в конце 92-го года. Эта четырнадцатиминутная композиция имеет свою, ослепительно мрачную красоту — тёмную и фатальную. Уникальный пронзительный вокал Варга Викернеса, от которого дыбом встают волосы, делает эту песню своеобразной экспрессионистской оперой крика, слова которой, наверное, трудно будет понять даже самим норвежцам. Другой мой фаворит — это Tomhet ("Пустота") с того же альбома. Не уступающая по продолжительности Det som engang var, Tomhet, на мой взгляд, вполне можно было бы назвать саундтреком к норвежскому пейзажу — в моём представлении Норвегия — страна, где царствуют тишина и шторм, одиночество и дикая природа.

В песнях Варга Викернеса поётся о снах, видениях, о прошлом, о свете и тьме, войне и зиме… Прямых указаний или же заимствований из нордической мифологии вы в них не найдете (за исключением разве что вышедших недавно последних двух альбомов), но стоит лишь послушать музыку, и она, непременно, создаст у вас определённое настроение. Кроме того, почти в каждом интервью с Викернесом можно обнаружить отступления на тему верований и мировоззрения викингов — прежних хозяев Скандинавии. В одном из них, к слову, он довольно подобно обсуждает тему Оскорея. Помимо этого он успевает снабдить каждое интервью парой — тройкой провокационных заявлений, от чего и заработал себе образ социал-националиста и (или) Сатаниста:

"Я не расист, потому что я не ненавижу другие расы. Я также и не нацист, но я с уверенностью могу назвать себя фашистом. Я люблю мою расу, мою культуру и себя самого. Я последователь Одина, бога войны и смерти. Кроме того, он — бог мудрости, колдовства и поэзии. К этим же вещам я стремлюсь в жизни. Burzum живет только во имя Одина, циклопического врага христианского бога. Свои идеи я вовсе не считаю ни черносотенными, ни экстремистскими. То, что глупцы называют «злом», для меня лишь причина стремиться жить. Конфликт — это эволюция, мир — деградация. Только слепцы могут отрицать это."

После того, как в 92-ом году одна за другой христианские церкви превратились в груду обгоревших развалин, полиция заподозрила в поджогах музыкантов блэк-метал. Варгу Викернесу предъявили обвинение в поджоге двух церквей. Три месяца: с января по март 93-го, он просидел в тюрьме, после чего за недостаточностью улик был освобождён. Как бы то ни было, его симпатии к церковным поджогам очевидны — разрушение христианских храмов органично вписывается в его концепцию нордического ницшеанства. 10 августа 1993 года произошла ссора между Варгом Викернесом и Ойстейном Аарсетом, выпустившим первые две пластинки Burzum. Её причиной, по видимому, послужили права на работы Burzum и солидная сумма гонораров за проданные винилы. Ссора переросла в драку; в ход пошли ножи, Викернес оказался более удачливым — Ойстейн Аарсет был найден мёртвым со множеством ножевых ранений. Варга арестовали несколько дней спустя. Весной 94-го он был приговорен к 21 году тюрьмы — высшей мере наказания в Норвегии. Суд вызвал бурю интереса: газеты так и пестрели заголовками об убийстве и блэк-металлической «оккультуре». Некоторые дистрибьюторы и музыкальные магазины отказались распространять продукцию Burzum и нескольких других норвежских команд; реакция на рынке не заставила себя долго ждать — «бутлеги» Burzum стали появляться как грибы после дождя. Лично я скептически относился к тем слухам, что публиковали на своих страницах газеты и журналы, и решил связаться с Варгом Викернесом напрямую.

VI

"Посмотрим друг другу в лицо. Мы гипербореи, мы довольно хорошо знаем, насколько в стороне мы живем. "Ни сухим путем, ни водою н найдешь ты дороги к гипербореям." Это знал о нас ещё Пиндар. По ту сторону севера, льда, смерти — наша жизнь, наше счастье… Мы открыли счастье, мы знаем путь, мы нашли выход из целых тысячелетий лабиринта."

Ницше, "Антихрист"

(Далее в оригинальном тексте следовало интервью с Варгом Викернесом)

Источники:

Aske, Metz, 1994

Daniel Bernard, Wolfund Mensch, Saarbracken, 1983.

Hilding Colander, Nordiisk Jul, Stockholm. 1928.

Hans Peter Duerr, Traumzeit, Frankfurt, 1978.

Mircea Eliade, Shamanismus und archaische Ekstasetechnik, Frankfurt, 1991.

Filosofem, Metz, 1994 (Journal).

G. Goyert / R. Wolther, Vlamischen Sagen, Legenden und Volkmarachen. Jena, 1917.

Otto Hofler, Kultische Geheimbunde der Cermanen. Frankfurt, 1934.

Otto Hofler, Verwandungskulte: Volkssagen und Mythen. Wien, 1974.

Michael Jacoby, Wargus, Vargr — Verbrecber, Wojf: Erne Sprach- und Rechtsgeschichtlige Untersuchung. Uppsala, 1974.

Christine Johannessen, Norwegiscbes Burschenbraucktum. Kult und Saga. Wien, 1967 (dissertation).

Paul Kaufmann, Brauchtum in Osterreich. Wien, 1982.

Friedrich Nietzsche, Cotzenddmmerung/Der Antichrist/Ecce Homo/Gedichte. Stuttgart, 1978.

Friedrich Nietzsche, Jenseits van Gut und Hose. Stuttgart, 1988.

Martha Paul, Wolf, Hund und Fuchs bei den Cermanen. Wien, 1976 (dissertation).

Will-Erich Peuckert, Ceheimkulte. Hildesheim, 1984.

Rudolf Simek, Lexikon der Germanischen Mythologie. Stuttgart, 1984.

Tumult 18. Georges Dumezil, Historiker, Seher. Wien, 1993 (Journal).

Lily Weiser, Alt Germanische funglingsweihen und Mannerbunde. Buhl, 1927.

Поиск по сайту: