Общая концепция русской истории

Политическая концепция самого Карамзина в своем законченном виде формулируется

им уже как политический итог двадцати лет бурных событий европейской истории,

отмеченных на Западе Французской революцией и наполеоновскими войнами, а в России —

демократической проповедью А.Н. Радищева, павловским режимом, наконец, политикой

Тильзита и реформами М.М. Сперанского. Это было двадцать лет борьбы между старым,

феодальным, и новым, буржуазным, порядком. Отражая идеалы старой, дворянской, России,

Карамзин защищает традицию XVIII в., идущую от В.Н. Татищева и М.М. Щербатова.

Свою историко-политическую программу Карамзин изложил во всей полноте в

«Записке о древней и новой России», поданной в 1811 г. Александру I в качестве дворянской

программы и направленной против реформ Сперанского. Эта программа вместе с тем

подводила в какой-то мере итог и его историческим занятиям, в которых ученый дошел уже

до конца XV в.

Российское единодержавие — таков первый элемент историко-политической

концепции Карамзина. «Самодержавие основало и воскресило Россию». «Россия основалась

победами и единоначалием, гибла от разновластия, а спаслась мудрым самодержавием». Это

— татищевская схема «совершенного единовластительства» от Рюрика до Мстислава,

которое сменяет «аристократия или паче расчлененное тело», и, наконец, восстановление

«совершенной монархии» при Иване III. Эту идею Карамзин развил и в своей «Истории______________...»,

подводя итог истории Древней Руси перед княжением Ивана III. «Было время, когда она

(Россия. — Н.Р), рожденная, возвеличенная единовластием, не уступала в силе и в

гражданском образовании первейшим европейским державам». Но за этим последовало

«разделение нашего отечества и междоусобные войны». «Нашествие Батыево ниспровергло

Россию». Наконец, Иван III восстановил единовластие: «Отселе история наша приемлет

достоинство истинно государственной, описывая уже не бессмысленные драки княжеские,

но деяния царства, приобретающего независимость и величие».

Но на протяжении столетия эта монархическая система осложнилась новым

элементом. За это время согласие между монархией и дворянством временами нарушалось.

Пошатнулись и социальные позиции дворянства, напряженно отстаивавшего свои

привилегии. Историческое обоснование монархии дополняется историческим обоснованием

дворянских прав и привилегий, притом именно родовой знати, аристократии. Это

превращение татищевской схемы начато уже Щербатовым. В этом переработанном виде

принял и развил ее Карамзин в условиях обострения кризиса, обозначившегося Французской

революцией на Западе, реформами Сперанского и назреванием движения декабристов в

России. «Самодержавствие есть палладиум России; целость его необходима для ее счастья;

из сего не следует, чтобы государь, единственный источник власти, имел право унижать

дворянство, столь же древнее, как и Россия». И Карамзин ссылается на положение

Монтескье: «Без монарха — нет дворянства, без дворянства — нет монарха». «Дворянство и

духовенство, Сенат и Синод, как хранилище законов, над всеми — государь, единственный

законодатель, единовластный источник властей. Вот основание; Российской монархии» —

таков итог политической программы Карамзина. Рядом с политическим правом дворянства

как участника власти монарха стоит неотъемлемость его земельных прав (земля «есть

собственность дворянская») и его крепостнические права. Монархия Щербатова и Карамзина

— это дворянская монархия. Дворянство и крепостничество — опора самодержавия:

«безопаснее поработить людей, нежели дать им не вовремя свободу».

Отсюда исторический национализм, идеал консервативной традиции,

противопоставляемый и Щербатовым, и Карамзиным буржуазной революционности

Западной Европы; это было противопоставлением российского самодержавия «ужасной

французской революции», которая «погребена», и современной конституционной монархии,

представляющей, по Карамзину, «право без власти», тем самым обращенное в «ничто». «Все

народное ничто перед человеческим», — писал Карамзин в 1790 г. Теперь он боится уже

этого европейского влияния. Петр I, насаждая просвещение, «захотел сделать Россию —

Голландиею». Эта схема в целом являлась утверждением консерватизма, отрицанием всякой

реформы, всего нового, т.е. самого принципа исторического развития, теории прогресса,

утверждаемой передовой, исторической мыслью уже с конца XVIII в.

Эта осложненная дворянской идеей монархическая концепция приводит к пересмотру

ряда конкретных моментов новейшей истории России и их оценки. Переоценке прежде всего

подвергся Петр I. Петр I исказил ход русской истории, изменил национальному началу,

подорвал моральное влияние русского духовенства. Идеолог дворянства начала XIX в.

полностью сошелся со своим предшественником Щербатовым, начавшим с Петра I историю

«повреждения нравов в России». Одинаково для обоих это противоречие старого и нового

воплотилось в противопоставлении Москвы, представляющей национальную традицию, и

Петербурга, носителя насильственной европеизации. Это гениальное дело Петра для

Карамзина лишь «блестящая ошибка», обреченная на неудачу — «человек не одолеет

натуры». И здесь Карамзин непосредственно примыкает к «Путешествию в землю

Офирскую» Щербатова.

Вслед за дворянским публицистом Екатерининского царствования Карамзин

подвергает критике и Екатерину II, хотя и более сдержанно, имея за собой определенную

историческую перспективу. Но основная тема та же: фаворитизм, нарушивший право

дворянства на соучастие во власти. «Нравы более развратились», — полагает Карамзин, как

и Щербатов. Поэтому он говорит, что в государственных учреждениях Екатерины мы видим

«более блеска, нежели основательности», а хваля ее достоинства, «невольно вспоминаем ее

слабости и краснеем за человечество».

Наконец, перенося этот дворянско-монархический принцип на события более

отдаленного прошлого, Карамзин в свете конфликта царя с дворянством рассматривает

царствование Ивана Грозного, повторяя Щербатова в своей отрицательной оценке его

деятельности.

Поиск по сайту: