Альбом Богоносная Россия

Вступит.слово прот.Артемия

Говорят, что человеческая душа бездонно глубока и только один Создатель видит и знает в совершенстве, что в ней сокрыто. Порой мы сами удивляемся, внимательно наблюдая за собственным сердцем, что рождается в его недрах. Идут годы, вместе с ними меняемся и мы: человек, переоценивая прожитое, оставляет старые вкусы и привычки и, напротив, начинает ценить как сокровище то, мимо чего ранее проходил совершенно равнодушно… Особенно разительная перемена происходит с обретением осознанной и выстраданной жизнью веры. Пройдя сквозь горнило сомнений и очистительный огонь покаяния, христианин выходит на творческий простор мысли и чувства… Он, как заново родившийся, просветлённым оком смотрит на мир Божий. И там, где ранее ему представлялись лишь хаос и игра случая, он видит премудрое действие Промысла и подлинные чудеса. Зрячая и горячая вера дарует чаду Церкви сонм прекрасных друзей — святых угодников Божьих. Когда-то мучившийся неверием разочарованный странник, подавленный мыслью о своём одиночестве, теперь с радостью и трепетом вглядывается в святые лики прежде живших, но столь близких ему по духу подвижников благочестия: преподобных и мучеников, праведных мужей и жён — и согревается молитвенным собеседованием с ними…

Светлана Копылова получила от Бога дар детской, истинной и искренней веры. Вера в Воплощённое Слово и в Церковь всколыхнула в ней прежде затаённое поэтическое чувство. Как отрадно, что исходящее из её женского сердца слово не туманное и неопределённое в его значениях, не вялое и путаное, но простое, ясное и… прекрасное.

Любимые герои Светланы — Царственные страстотерпцы, праведный отрок Артемий, блаженная Матрона Анемнясевская, преподобномученица Елизавета, человек Божий Алексий… Смиренные, чистые, кроткие, любящие, молчаливые, молящиеся, страдающие, умирающие и побеждающие…

Редкий стихотворный жанр баллады избран нашей поэтессой не случайно: он достаточно пространен, чтобы вобрать в себя историческую трагедию целого народа, показать семейную драму в её развитии, а вместе с тем позволяет, в силу своей камерности и лиричности, отразить сокровенные переживания человеческого сердца.

Меня удивляет богатство языкового мышления автора, смелость и свежесть её рифм, тонкое чувство родной речи, в которой органично сливаются в одно русло и церковно-славянская лексика, и простое, ничем не прикрашенное народное слово.

Пусть читатель сам оценит и составит суждение о достоинствах и недостатках произведений, вошедших в первый сборник Светланы Копыловой, но несомненно одно: баллады писаны от сердца, при напряжённой работе ума… Они пробуждают любовь к православной России, горечь о её исторической судьбе… Эта малая книжица, писанная не только чернилами, но и слезами, вводит нас в общение со святыми, чьи пот и кровь удобрили нашу землю, а значит, сильны растопить своими молитвами и самые чёрствые сердца…

Низкий поклон поэтессе за её кропотливые, но не чуждые вдохновения труды…

Настоятель храма Всех Святых,

Что в Красном Селе, в Москве,

протоиерей Артемий Владимиров.

02. Русская земля

Am Dm E7 Am

1. Куда б меня ни занесла судьбина

G G7 C

И где бы на чужбине ни был я –

E7 A7 Dm

Всё грезятся мне русские долины,

F E7

Всё чудится мне русская земля!

Припев:

Am Dm

Русская земля да колос хлебный

Dm E7 Am

И ручья живой прозрачный взгляд…

Dm G7 C

А в лесу соседнем выше неба

Dm Am E7 Am

Сосны корабельные шумят.

2. А там, вдали, стыдливые берёзы

Босые ноги спрятали в траву…

И Господа благодарю я слёзно,

Что на земле, на русской я живу…

Припев:

3. Смотрю я ввысь на небо голубое

И молится сама душа моя…

Хоть небо и в чужих краях такое, –

Мне видится в нём русская земля.

Припев:

4. Не зря Сама Небесная Царица

Избрала землю русскую в удел…

И мне здесь посчастливилось родиться,

И Родины другой я б не хотел…

Припев:

03. Севастiйская дружина

Dm Gm A7 D7

1. В армянском городке с названьем Севастия

BЬ7 A7

Была дружина в сорок человек.

Dm Gm A7 Dm

Они таких побед в сражениях достигли,

BЬ7 A7 Dm

Каких ещё не знал четвёртый век.

C F D7 Gm

Но славою друзья гордиться не привыкли,

C F

Неся достойно званье Христиан…

A7 Dm Gm A7 BЬ

Вдруг в город, как чума, язычество проникло,

Gm A7 Dm

На воинов другой имея план.

2. Языческим богам отряд не поклонился,

И жертву приносить никто не стал.

Схватили их тогда и бросили в темницу, —

В темнице отреклись чтоб от Христа.

Но к Господу они с молитвою усердной

Воззвали, укрепил их чтобы Он…

Вдруг слышат глас с Небес:

— Кто до конца претерпит,

Тот будет в жизни будущей спасён.

3. Ни лесть, ни кандалы и ни битьё камнями

Решения не изменили их,

Тогда в морозный день

С них всю одежду сняли

И повели на озеро нагих.

А там, на берегу, топилась жарко баня,

Теплом душистым воинов маня,

И вот один из них не вынес испытанья

И тяжкий Крест на баню променял.

4. Когда же стал мороз губительным для тела, —

С Небес пролился яркий свет рекой:

Он растопил весь лёд,

Вода вдруг потеплела

И стала как парное молоко.

Когда же Небеса их светом одевали,

В ту ночь один из стражников не спал,

И золотых венцов у них над головами

Он только тридцать девять насчитал.

5. И вмиг прозрев душой, взлелеял он надежду

Спастись с дружиной подвигом одним,

Он стражу разбудил,

Сорвал с себя одежды

И к воинам примкнул сороковым.

Мучители, поняв, что толку не добиться,

Им перебили голени тогда

И, водрузив тела святых на колесницы,

Решили их сожжению предать.

6. А самый молодой из мучеников смелых —

Его в дружине звали все «сынок» —

Один ещё дышал,

И жизнь боролась в теле

Со смертью, что скосила целый полк.

Родная мать его молила не страшиться,

Чтоб до конца он в вере пребывал,

И на руках своих несла за колесницей,

Пока последний вздох он не издал.

7. Подвижников сожгли, останки бросив в воду,

Чтоб христиане не собрали их,

И много ко Христу

Пришло тогда народу,

Воспламенившись подвигом святых.

Но вот, спустя три дня, епископ, как воочью,

Во сне увидел мучеников рать,

Блаженному Петру они велели ночью

Собрать останки и земле предать.

8. Взяв клириков с собой,

Сквозь темень шёл блаженный,

Не зная, как искать ему и где…

Но у самой воды вдруг замер, пораженный:

Все косточки светились на воде.

Епископ, помолясь, собрал благоговейно

Честные мощи воинов Христа…

По их примеру мы да не впадём в безверье

Под тяжестью несомого креста!

04. Божий человек

В столетии четвёртом в древнем Риме

Жил со своей женой Евфимиан.

«Благочестивый» значит это имя,

Пришедшее от греков-христиан.

Евфимиан не придавал значенья

Богатству своему, числу рабов,

Тому, что он у цесарей в почтении,

Лишь уповал на Божию любовь.

Он каждый день кормил сирот и нищих,

За всех скорбящих Господа моля,

И в сутки только раз вкушал он пищу,

Со странниками трапезу деля.

И Бог давал сполна ему, сверх меры,

Но не о том он Господа молил:

С Аглаидой, женой своею верной,

Он много лет наследника просил.

Бог услыхал сердечные призывы,

И вот жена, как подошёл ей срок,

Евфимиану подарила сына,

И Алексием он его нарёк.

Родительское сердце ликовало,

И прославляла Господа душа,

Когда дитя умнело, подрастало…

И незаметно отрок возмужал.

Тогда Евфимиан с женой решили,

Что было бы женить его верней,

И девушку нежнее белых лилий

Нашли ему из голубых кровей.

И в храме Вонифатия святого,

Потупив взор, венчалась с ним она,

И было невдомёк им всем дотоле,

Что Алексий по духу был монах.

Когда ж пришёл он в брачные покои,

То, перстень обручальный сняв, сказал:

«Пусть будет Бог меж мною и тобою» —

И, шёлк персидский завернув, отдал.

И выйдя вон, он Рим покинул тайно,

Сел на корабль не узнанный людьми,

И к Господу воззвал всем сердцем так он:

«О Боже, сотворивший этот мир!

Ты вызволил из матерней утробы

Меня на свет, спаси ж от суеты!

Десного предстояния сподоби

Меня с Тобой, когда так славен Ты!»

И вот, оставшись в городе Эдесса,

Он всё раздал, что было у него,

И на крыльце церковном выбрал место,

Откуда подвиг начался его.

Все подаянья тут же раздавал он,

В неделю лишь однажды хлеб вкушал

И каждый раз со страхом небывалым

На литургии к Чаше приступал.

А дома мать с невесткой ждали чуда,

Ночами бдя, от мира затворясь,

И разослал отец рабов повсюду,

На поиски надеясь и молясь.

И видели рабы те Алексия,

Но не узнали: так он исхудал,

И милостыню кротко попросил он,

И господину раб монетку дал.

Семнадцать лет на паперти провёл он,

В молитве умной время не щадя,

И Божья Мать Свою явила волю,

К привратнику в тончайшем сне придя.

Она велела Божия человека

Ввести в Свой храм, где Ангелов был сонм,

Сказав, что угодил он Богу Света

И почивает Дух Святой на нём.

И указав перстом на Алексия,

Промолвила: «Се Божий человек».

И ввёл привратник в храм его насилу,

И был готов служить ему вовек.

Но скоро разнеслась молва людская,

Обрушив на него девятый вал,

И он решил бежать, куда — не зная,

Но только чтоб его никто не знал.

И снова на корабль взошёл он тайно,

Моля, пусть Бог творит по воле с ним,

И бурный ветер будто бы случайно

Занёс корабль с праведником в Рим.

«Благословен Господь!» — воскликнул странник,

И в дом родной направил он стопы,

А там его отец седой и старый

Для нищих обустраивал столы.

При виде старца сжалось сердце сына,

Но он не смел себя ему открыть.

И разве мог теперь быть господином

Привыкший нищету свою любить?

Евфимиан уж был подслеповатым

И человека Божия не узнал.

Волнуясь, Алексий чуть хрипловато,

Ком прежде проглотив, ему сказал:

«Благословит Господь тебя, раб Божий,

И в Царствии Небесном наградит!

Ты принимаешь странников убогих,

И обо всех душа твоя болит.

Не откажи и мне ты в скромном крове,

Давая в пищу крохи со стола,

Тогда, быть может, странника другого

Господь утешит за твои дела».

И сердце старика затрепетало —

Он вспомнил сына: где-то он сейчас?

И Алексию кров немедля дал он,

И накормил с дороги в тот же час.

Так Алексий в родном остался доме,

Ещё сильней ужесточая пост:

Он видел мать, сражённую бедою,

И ту, которой счастья не принёс.

По вечерам рабы над ним глумились:

В лицо плевали, били по щекам,

На голову ему помои лили…

Но он во всём смирение искал.

Семнадцать лет провёл он в доме отчем,

Внимая Богу всей своей душой,

И прожитую жизнь однажды ночью

Он записал слабеющей рукой.

В соборе в день воскресный христиане

Из алтаря узрели дивный свет,

И голос был: «В дому Евфимиана

Отходит к Богу Божий человек».

Объятые благоговейным страхом,

Все люди пали ниц пред алтарём,

И крестный ход с Царём и Патриархом

Отправился к Евфимиану в дом.

Но сам хозяин был в недоумении:

В его дому никто не умирал.

И высказал тут раб предположение:

«Не тот ли нищий благодать стяжал?»

Евфимиан пришёл к нему и видит,

Что он почил с сияющим лицом,

Держа в руке свой рукописный свиток,

Который и поведал обо всём.

И плакали от радости и горя

Родители с безмужнею вдовой…

А люди исцеляться стали вскоре

От мира, что лилось с мощей рекой.

И жизнь свою оценивая, может,

Замедлим мы её нелепый бег…

Мы в этом мире все — создания Божьи,

А Алексий был Божий человек.

05. Две Марiи

Dm Gm

1. Жила в Египте девочка Мария,

Dm A7

Жила, цвела и, рано повзрослев,

Dm C

В двенадцать лет ушла в Александрию,

Gm A7

Любовь своих родителей презрев.

Gm A7

И одержима ненасытной страстью,

D7 Gm

Слыла Мария жадной до мужчин,

Dm

И все мужчины были в её власти,

Gm A7 Dm

Не устоял пред нею ни один.

2. Однажды, оказавшись у причала,

Где был корабль в дорогу снаряжён,

«Меня с собой возьмите! — прокричала, —

От скуки будет каждый мной спасён!»

Смеясь, мужчины согласились, дабы

В дороге веселее было им,

И в долгий путь отправился корабль

В великий город Иерусалим.

3. Был в Иерусалиме славный праздник —

Воздвиженье Честнейшего Креста,

Который обрели на месте казни

Спасителя и Господа Христа.

Мария, оказавшись в этом граде,

Решила храм Господень посетить,

Но шла она туда не Бога ради,

А чтоб опять кого-то соблазнить.

4. Когда Мария в этот храм входила

С толпою Бога ищущих людей,

Какая-то неведомая сила

Её вдруг оттолкнула от дверей.

Она опять протиснулась ко входу

И вот уже почти туда вошла,

Как в грудь её толкнул незримый кто-то,

И вновь она отторгнута была.

5. Но, так и не поняв, что это было,

Она опять влилась в людской поток,

И в третий раз неведомая сила

Марию не пустила на порог.

По сторонам сердито озираясь,

Икону вдруг увидела она,

Икону, где Мария, Та, Другая,

Была с Младенцем изображена.

6. И столько было боли в этом взоре,

Что сердце, где была одна лишь страсть,

Могло остановиться бы от горя,

Когда б к иконе этой не припасть.

Марию словно молния пронзила,

И поняла она, из-за чего

Мария, Та, Другая, не пустила

Её к Кресту, в храм Сына Своего.

7. И вспомнив жизнь свою в одно мгновенье,

Как цепь порочных адовых кругов,

Мария опустилась на колени

Под тяжестью содеянных грехов,

И распростёрла руки пред иконой,

И каялась пред Богом, не таясь,

А слёзы всё лились из глаз рекою,

С души смывая въевшуюся грязь.

8. И жизнь свою исправить обещая,

Она молила в храм её пустить,

И ей в ответ Мария, Та, другая,

Кивнула словно: так тому и быть!

И обретя в душе такую лёгкость,

Как будто невесомою была,

Мария вдруг почувствовала робость

И внутрь беспрепятственно вошла.

9. И видя Крест Страдания Господня,

Мария поняла, как милосерд

Ко всем, кто с покаянием приходит,

Христос-Спаситель, распятый за всех.

Она из храма вышла, понимая,

Что в этом мире больше нет её…

Теперь уже Мария, Та, Другая,

По-новому смотрела на неё.

10. И голос, от иконы исходящий,

Сказал Марии: «Перейди Йордан,

И если ты смирение обрящешь, —

Блаженное упокоенье дам».

И выполнила свой обет Мария:

Одна, в пустыне, сорок лет жила…

Вот так блудница из Александрии

И чистоту, и святость обрела.

06. Грузинская баллада

Считая годы как по чёткам

Заканчивался век седьмой.

Грузинский царский род почётный

Был славен молодой вдовой.

Княгини бархатные очи

И кроткий нрав, и белый лик

Всех, до руки её охочих,

Неудержимо к ней влекли.

Но Тагине не разменяла

Любовь к супругу своему,

И никому женой не стала,

Оставшись верною ему.

До смерти траурной одежды

Она решила не снимать,

И серебристый смех, как прежде,

В округе перестал звучать.

И опуская очи долу,

Закутываясь в длинный плат,

Она всегда спешила к дому

Тропинкой горной через сад.

Там ждали материнской ласки

И грустных песен по ночам

Её два отрока прекрасных –

Давид и младший Таричан.

И нерастраченной любовью

Она одаривала их –

Похожих на отца до боли –

Молитвы вознося за них.

Она о том молила Бога,

Чтоб не прельстил их этот мир,

И чтоб они ценой любою

Остались добрыми людьми.

Евангелие им читала

И в Божий храм водила их,

И незаметно прорастало

Зерно любви Христовой в них.

И Гласу Божьему внимая,

Что в их сердцах всегда звучал,

Со сверстниками не играли

Давид и младший Таричан.

Влекла их тайная молитва,

Служенье бедным и больным,

И быть бы матери счастливой,

Когда такие с ней сыны…

Но Феодосий – брат вдовицы,

Что был язычникам подстать –

Давно задумал у сестрицы

Её имение отнять.

Сперва он хитростью и лаской

Пытался убедить детей,

Что вера во Христа напрасна

И жить без веры веселей.

Но вырываясь из объятий,

Бежали к матери они:

Зачем, зачем родной их дядя

Нехорошо глядит на них?

И от предчувствий холодея,

Сказала мать ему тогда:

«Всё забери, что мы имеем,

Оставь нам – веру во Христа!»

И ночью, дом родной покинув,

С котомкой лёгкой на плечах

Ушла вдова. И с ней два сына:

Давид и младший Таричан.

Их путь лежал на юго-запад,

Где странников никто не знал.

И детям Тагине сказала:

«Господь нам испытанье дал.

Не бойтесь, коль мы - христиане, -

Бог не оставит нас в беде!»

И милосердные крестьяне

Их приютили в тот же день.

В то время как другие дети –

Князья, такие ж, как они,

На скакунах учились ездить –

Давид и Таричан одни

Пасли овец под солнцем жарким

За две лепёшки и за кров.

И только мать им было жалко,

Что всё худела от трудов.

К ней с пастбищ отроки спешили,

И хижина была как храм:

И вместе радостно им было

Молиться Богу по ночам!

Но Феодосий, чьё именье

Вдруг увеличилось стократ,

Теперь боялся возвращенья

Своих племянников назад.

Он думал, что они отнимут

Его именье, станут мстить…

И чтоб спокойно жить отныне –

Решил племянников убить.

И их искать послал повсюду

Он слуг-язычников своих.

И вот на пастбищах безлюдных

Те в пастухах узнали их.

Тут Феодосий следом прибыл,

Объятья отчие раскрыл

И добрым взглядом одарил их.

Но в сердце алчном дьявол жил.

Давид обрадовался дяде,

К нему навстречу побежал,

И в крепких дядиных объятьях

В мгновенье бездыханен стал.

Увидев меч в спине Давида,

Насквозь прошедший через грудь,

Решился скрыться брат из вида

И схорониться где-нибудь.

Он побежал быстрее лани

Своей судьбе наперекор

С одним единственным желаньем –

Чтоб матери уменьшить скорбь.

Ведь если и его настигнут,

Как пережить всё это ей? –

Смерть одного, другого сына,

Убийцу кровного детей…

Но отрока схватили вскоре,

Когда, запнувшись, он упал,

Рукой недрогнувшею к горлу

Тотчас приставили кинжал…

Он был как агнец пред закланьем,

Моля ему оставить жизнь,

Но беспощадные создания

На просьбу не отозвались.

И прошептал он, умирая:

«Я не уменьшил скорбь твою…

Прости, прости, моя родная,

Быть может, встретимся в раю…»

А пастухи, услышав крики,

На помощь бросились скорей,

Боясь зверей нападок диких

На кротких пастушков-детей.

Тут слуги стали торопиться,

Звать Феодосия, но он

Как вкопанный остановился –

Он был мгновенно ослеплён.

А мать бежала, задыхаясь,

Она поверить не могла:

Не то, быть может, услыхала,

Не так, быть может, поняла…

Казалось ей, что взором ясным

Сейчас развеют злой обман

Её два отрока прекрасных –

Давид и младший Таричан…

Не видел брат её ослепший,

С каким лицом родная мать

Шла ярким днём сквозь мрак кромешный

Глаза сынишкам закрывать,

Как над телами чёрной птицей

Кружила бедная вдова:

Ладонью гладила их лица,

Шептала нежные слова…

Не видел он, но сердце болью

Отозвалось внезапно в нём.

«Прости убийцу, - вдруг он молвил, -

Я каюсь искренно во всём.

Знать, надо было мне ослепнуть,

Чтобы душой своей прозреть,

И чтобы в ней Господь затеплил

Свет веры, а иначе – смерть.

И если Бог твой милосердный

Теперь помилует меня, -

Христианином стану верным!

Прости меня, сестра моя!»

И Тагине, боясь поверить

В произнесённые слова,

С любовью, что нельзя измерить,

Прощенье дать ему смогла.

Прощенье дать и примириться

С тем, кто нанёс такую боль,

И за убийцу помолиться,

Чтоб зрячим брата сделал Бог.

И кровью отрока Давида

Глаза помазала ему,

И Феодосий смог увидеть

Лицо, исполненное мук.

И слёзы потекли ручьями,

Смешавшись с кровью, по щекам,

И капли в бороде сияли,

Как будто в них играл закат.

Крестившись, он раздал именье

И нищим до кончины жил,

И с тайной верой во спасенье,

Во всём покаявшись, почил.

А Тагине жила в затворе

У храма Троицы Святой

С надеждой, что увидит вскоре

Своих детей в стране иной,

Где в сонме мучеников дивных,

Любви Христовой нас уча,

Сияют славою святые –

Давид и младший Таричан.

07. Вратарница

F C

1. В девятом столетии от Рождества

A7 Dm

Жила близ Никеи честная вдова,

F C

Жила она в пору суровых годин,

Gm A7 Dm

И был у вдовы той единственный сын.

F C

Ещё у вдовы той икона была:

A7 Dm

Пречистая Дева, как солнце, светла,

F C

И был у Пречистой Единственный Сын —

Gm A7

Младенец Иисус — всей земли Господин.

C F

Хранила сей образ ревниво вдова,

C F A7

Но иконоборцев настигла молва,

Dm Dm/C Gm

И к чудной иконе, что солнца светлей,

A7 Dm

Коней еретики погнали скорей.

2. Её уничтожить задумали вмиг,

Но кроток и мирен Пречистой был лик.

Вонзил тогда воин в икону копьё,

И хлынула алая кровь из неё.

Поруганный образ честная вдова

Прижала к груди своей, еле жива,

И к морю бежала, молитву творя,

А небо окрасила кровью заря.

Вдова окропила сей образ слезой

И медленно в воду ступила ногой,

Простившись с иконой, поймала волну

И образ Пречистой пустила ко дну.

3. Вдруг видит, — о, чудо, — икона сама,

Поднявшись, ладьёй поплыла по волнам,

И огненный столп до небес высотой

Пролился струёй от иконы святой.

Однажды монахи из Иверских мест

Увидели столп высотой до небес,

К иконе на лодке поплыли они,

Но образ, казалось, монахов дразнил:

Он то приближался, то вновь уплывал,

Но Бог по молитвам его даровал:

Явилась Пречистая старцу во сне,

За ней чтоб без страха пошёл по волне.

4. Наутро монахи, на берег придя

И снова на море икону найдя,

Всей братьей молились, дав волю слезам,

И с верою старец пошёл по водам.

Икону сподобившись в руки принять,

Отец Гавриил стал её целовать,

Три дня и три ночи в часовне без сна

Молитвой живой прославлялась Она.

В часовне, где образ чудесный тот был,

Сладчайший источник целебный забил.

Икону Пречистой в собор отнесли,

А утром её на воротах нашли.

5. Наверно, в соборе не нравилось Ей,

И так повторялось в теченье трёх дней,

Явилась Пречистая старцу во сне,

Сказав, что не хочет заботы о Ней.

— Я буду Сама монастырь охранять,

Пока Я в обители — вам благодать! —

Так братья с Афона покой обрели

С тех пор, как икону на море нашли.

В девятом столетии от Рождества

Жила близ Никеи честная вдова,

Жила она в пору суровых годин.

Почил на Афоне монах — её сын.

08. Раскаявшийся грешник

Dm Gm

1. В конце тринадцатого века

Dm

Среди Черниговских равнин

Gm A7

Стояла маленькая церковь,

Dm

Куда ходили мать и сын.

Gm

Отец, хоть был ещё нестарым,

Dm

Уже покинул бренный мир,

Gm A7

Но вот и матушки не стало,

Dm

А без неё и свет не мил.

2. Лишь только в церкви, пред иконой,

Мог сын утешиться сполна:

Была от матушки покойной

Благословением она.

Лик Богородицы Марии

Был вновь лампадой освещён,

Теперь он сам пред Ней молился,

Молитвой матери взращён

3. Но годы шли, и мир менялся,

И он о матери забыл,

Но всё ж, куда б ни отправлялся,

Он в эту церковь заходил.

И как-то раз, задумав злое,

Греховным помыслом прельщён,

Перед иконою святою

Привычно стал молиться он:

4. — О, Благодатная Мария! —

Он восклицал, — Господь с Тобой! —

Вдруг словно вспышка озарила

Лик Богородицы Cвятой,

Она смотрела прямо в сердце,

И он уже не помнил слов,

А из открытых ран Младенца

Живая заструилась Кровь.

5. — О, Госпоже, кто это сделал? —

Не мог узнать он голос свой.

С иконы отвечала Дева:

— Грехами ты распял Его!

И возопил от горя грешник,

И слёзы хлынули из глаз,

И жизнь его, как ад кромешный,

Ему открылась в тот же час.

6. И умоляя о прощеньи,

Он вспомнил вдруг родную мать,

И в то же самое мгновенье

Его коснулась благодать.

А Божьей Матери отрада —

С любовью миловать людей:

Она — Нечаянная Радость

Для тех, кто гибнет от страстей.

09. Печальник земли Русской

В одной богобоязненной семье

Из знатного боярского сословья

Младенец родился – Варфоломей

В четырнадцатом веке близ Ростова.

Ещё во чреве матери своей,

Когда она храм Божий посещала,

Случилось, что дитя в один из дней

Во время литургии вдруг вскричало.

То было трижды: первый раз едва

Успел открыть Евангелие клирик,

На песне Херувимской и словах,

Что авва после «Отче наш» воскликнул.

Весь женский пол Марию обступил -

Та от испуга чуть жива стояла:

Ещё такого прежде не бывало,

Младенец чтоб в утробе возопил.

Придя домой, заплаканная мать

От мужа ничего не утаила

И строгий пост решила соблюдать

Пока Варфоломея не родила.

Всё выслушав, супруг её Кирилл

Увидел в этом чуде Божью милость,

И если будет сын, /что и случилось /, -

То Богу посвятить его решил.

Ну, а малыш стал дальше удивлять:

Ни в пятницу, ни в среду грудь не брал он,

И если вдруг вкушала мяса мать,

Тогда дитя и вовсе голодало:

Головку отворотит от груди

И вскинет к небу очи голубые…

И кажется Кириллу и Марии,

Что их дитя по-взрослому глядит.

Когда Варфоломей подрос слегка,

В нём кладезь милосердия открылся:

То выпустит кусачего жука,

Что под дубовой лавкой заблудился,

То, став постарше, встретит бедняка

И даст ему свою рубашку даром…

Ведь заповедь Господня так легка:

Ему и братьям мать о том читала.

Когда семь лет исполнилось ему,

Родители дитя отдали в школу.

Но сколько б ни давал труда уму –

Учитель был всегда им недоволен.

Варфоломей смышлёным вроде рос,

Старательным… Но - чтенье не давалось!

И в классе все над отроком смеялись,

Порой не обходилось и без розг.

Он всей душой стремился изучить

Писание, Псалтирь – святые книги…

Но буквы в слово не умел сложить,

Неся сей груз, как тяжкие вериги.

Стефан, брат старший, да и младший Пётр

Учились без труда: легко, успешно,

И отрок восклицал: «Какой я грешный,

Что грамоты не знаю до сих пор!»

В один из дней послал его отец

Разыскивать коней на дальнем поле.

Он шёл тропинкой узкой через лес,

И мысли были все его о школе.

Но ни на дальнем поле, ни вокруг

Пропавших жеребят не видно было,

Уже к закату солнышко клонило…

И тут Варфоломей увидел вдруг

Фигуру старца в чёрном облаченьи:

Под древним дубом он стоял, молясь,

И отрок, помешать ему боясь,

Остановился робко в отдаленьи.

Тот жестом подозвал его к себе,

Благословил и с доброю улыбкой

Спросил: «Что, чадо, надобно тебе?»

И тут Варфоломей, по-детски пылко

Открыл ему, что всей своей душой

Он грамоте желает научиться,

И попросил монаха помолиться

С надеждою и верою святой.

Монах возвёл глаза с молитвой ввысь,

И в светлый лик лицо преобразилось…

Варфоломея сердце так забилось,

Что слёзы почему-то полились…

И он, уже не помня, что шептал,

По-детски просто к Господу взывая…

И так они молились: млад и стар,

На Божье милосердье уповая.

Монах достал ковчежец, и со дна

Извлёк частичку маленькую хлеба:

Как знамение благодати с неба

Была просвирка отроку дана.

С благоговеньем хлеб святой он взял,

Что сладок был, как мёд из Палестины,

И черноризец так ему сказал:

«Постигнешь, чадо, грамоту отныне».

Когда ж в дорогу собираться стал

Блаженный старец, отрок, не желая

С ним расставаться, на колени пал,

У них остановиться умоляя.

Тот согласился и пошёл за ним.

И кони вдруг откуда-то явились…

Отец и мать навстречу вышли им

И гостю дорогому поклонились.

Но прежде угощения монах

Духовной пищи предложил вкусить им:

Раскрыл Псалтирь и, прямо как учитель,

Читать – Варфоломею подал знак.

Боясь начать, ослушаться боясь,

Перекрестившись, отрок начинает…

Знакомых букв таинственная вязь

Сплетается в слова… и он читает!

Читает! И душа его летит…

И голос всё увереннее льётся…

И вот уж мать от радости смеётся,

Забыв, что это всё-таки Псалтирь!

Когда же гость собрался уходить,

Родители спросить его решили

Про сына: как бы мог он объяснить

Тот троекратный крик на литургии.

И он, прощаясь с доброю четой,

Сказал, давая им благословенье:

«Ваш сын – обитель Троицы Святой,

И многих приведёт он ко спасенью».

Тут дивный старец вышел из ворот

И вдруг исчез… Пропал в одно мгновенье!

Лишь розовел за речкой небосвод…

Не Ангела ли было посещенье?

В те времена татарская Орда

Русь обложила данью непосильной.

Коснулась и родителей беда:

Пред ханом были все тогда бессильны.

И скоро разорённая семья

Покинула Ростовские предместья

И в Радонеж на поиски жилья

Отправилась, как многие семейства.

Стефан, брат старший, да и младший Пётр

Супружескую жизнь себе избрали,

И лишь Варфоломей не знал печали,

Что неженатым ходит до сих пор.

Один Господь, Чьё имя навсегда

Запечатлелось на скрижалях сердца,

Был, словно путеводная звезда,

Светившая Варфоломею с детства.

И он мечтал монашество принять,

Уйти в леса и жить во славу Бога…

Но мать с отцом просили подождать

И послужить им здесь ещё немного.

Варфоломей послушным был всегда

И волю стариков как Божью Волю

Воспринял со смиреньем и любовью,

Всего себя родителям отдав.

Их смерть была тиха, светла, мирна…

Покровский монастырь им стал приютом.

Монашество приняв в его стенах,

Они там и покой нашли под спудом.

Меж тем Стефан, брат старший, овдовел

И тоже стал искать уединенья,

И вот два брата приняли решенье –

Идти в леса искать себе удел.

По девственным путям судьба вела

Их в поисках заветного местечка,

И вдруг открылась местность им за речкой,

Которая как маковка была.

И на холме на этом средь лесов

Решили братья выстроить жилище:

Рубили ели, позабыв про сон,

Дары природы потребляя в пищу.

Пустыня. Ни одной души кругом…

Сбываются заветные желанья!

По их святым молитвам и старанью

Растёт церквушка рядом с шалашом.

Когда ж настало время освящать

Воздвигнутый трудами сруб еловый,

Тут молвил младший брат: «Тебе решать,

В честь праздника назвать или святого!»

Он даже не посмел ему сказать,

Привыкший волю отсекать всецело,

Что в честь Святыя Троицы назвать

Хотел бы он бревенчатую церковь.

Но в сердце сохранил Стефан своём

Родителей рассказ и слово старца,

И, улыбнувшись, он ответил братцу:

«В честь Троицы Святыя назовём!»

Но, может, не горела так душа

Стефана, как душа Варфоломея,

И, может, подвиг сей за шагом шаг

Не мог Стефан осилить в полной мере,

Но только, как его ни утешал

Варфоломей, как ни просил остаться, -

Стефан другую жизнь себе избрал:

В монастыре московском подвизаться.

Зато Варфоломей не на словах

От глаз людских в лесу уединялся

И вскоре с миром навсегда расстался,

Игумена для таинства призвав.

Пришёл игумен и его постриг

И имя Сергий дал ему по святцам.

Немногим было юноше за двадцать,

Когда настал тот долгожданный миг.

Благоуханьем дивным лес дышал,

И Дух Святой осиявал монаха…

А он себя молитве отдавал,

Стремясь к Творцу без ропота и страха.

Нередко гость захаживал к нему –

Медведь, с которым трапезу делил он,

А по ночам, прорезывая тьму,

Визжали и смердели злые силы.

Но непонятно, как в глуши такой

Молва о нём могла распространиться? –

Но вот пришёл один, пришёл другой

Отшельнической жизни поучиться…

И скоро уж двенадцать человек

Построили себе с ним рядом кельи.

Игумена другого не хотели

И упросили взять над ними верх.

Но и приняв игуменство, он был,

Слугою всем, на сан свой не взирая:

Шил, кашеварил, за водой ходил,

Колол дрова, усталости не зная…

Прощай, уединения пора!

Знать, не без воли Божьей так случилось,

И постепенно Маковец-гора

В обширный монастырь преобразилась.

Порою было нечего им есть,

И как-то раз монахи возроптали,

Ведь труд им приходилось тяжкий несть,

А сил без хлеба просто не хватало.

Ну, а просить – Игумен воспрещал,

Надежду лишь на Бога возлагая.

И вдруг в ворота кто-то постучал:

Кто там? – Повозки! Кто прислал? – Не знают…

В повозках – хлеб горячий, молоко,

И рыба, и различные припасы…

Молись – и всё управит Добрый Пастырь

Своею всемогущею рукой.

Однажды стали иноки всерьёз

Роптать, что далеко уж речка слишком,

Что тяжело таскать им водонос,

И надо было строиться поближе!

И руки свои к небу возведя,

Игумен Сергий так взмолился к Богу,

Что источилась перед ним вода,

Из-под земли ища себе дорогу.

Один епископ ехал как-то раз

В Москву, но по пути остановился.

На монастырь воззрев, перекрестился

И Сергию поклон послал. Тотчас

Игумен Сергий совершил поклон,

В ту сторону, за девять верст, ответный,

И удивлялась братия, как он

За девять вёрст всё видел и всё ведал.

Молва о нём, как бурная как река,

Неслась во все окрестные долины,

И вот пришёл мужик, держа в руках

Болящего единственного сына.

Но не успел он с рук спустить его,

Как отрок перестал дышать и замер…

Отец залился горькими слезами,

Не веря, что сынишка неживой.

В отчаяньи он старца упрекнул,

Что тот не оправдал его надежды,

Что лучше б его отрочек безгрешный

В своей постельке навсегда уснул!..

И Сергий, разделяя эту боль,

Хоть виноват пред ним он вовсе не был,

Готовый на прощенье и любовь,

Вознёс свою молитву тотчас к небу.

И дрогнула на мертвенных щеках

Тень от ресниц, сердечко застучало,

И ожило возлюбленное чадо

В мозолистых отеческих руках!

Ах, как отец его благодарил!!!

А сатана ещё сильнее злился:

Он изо всех своих нечистых сил

Разрушить монастырь его стремился.

И вот Стефан приехал навестить

Игумена. Увидел всё - и ахнул!

И дьявол мысли гордые вложить

Сумел тогда московскому монаху.

-Кто здесь игумен? – говорил Стефан, -

Не я ли первым основал обитель?

Но Сергий не искал ни этот сан,

Ни почестей. И всё, что брат увидел, -

Господь дал по смирению ему.

И, чтоб Стефан сумел достигнуть цели,

Он, не сказав ни слова никому,

Ушёл в чём был, куда глаза глядели.

И очень скоро на Киржач-реке

Построил Сергий новую обитель.

Но братия скучала вдалеке –

Она ведь так Игумена любила!

И сообща задумали они

Идти просить о нём митрополита

Сказав, что уж не могут больше жить так,

Когда их духовник вдали от них.

Митрополит тогдашний Алексий,

Их выслушав, решил, что будет верно

Игумена вернуться попросить:

Приказывать – он счёл излишней мерой.

Но Сергию что просьба, что приказ –

Он был всегда примером послушанья.

И вот настал тот долгожданный час,

Что следовал за длительным скитаньем,

Когда врата Обители родной

Открылись настежь пред смиренным старцем,

И всем хотелось плакать и смеяться,

Касаясь целованьем его ног.

Митрополит в летах преклонных был,

И для себя замену подбирая,

Давно уж выбор свой остановил

На Сергии. Но Сергий, не взирая

На этот раз не просьбу, а приказ,

Решительно от сана отказался.

Митрополит лишь только удивлялся,

Ну, кто б ещё решился на отказ?

Но Сергий, так любивший нищету,

Не захотел менять её на злато,

Он был по духу рядовым солдатом,

И Бог его возвёл на высоту.

Однажды рано утром, на заре

Игумен Сергий литургию правил,

Вдруг иноки узрели в алтаре,

Как муж какой-то служит рядом с Аввой..

Но в монастырь никто не приезжал,

И после службы вышел только Сергий…

И иноки почувствовали сердцем,

Что рядом с ним не просто муж стоял.

И тот, что посмелей, спросил тогда:

Скажи нам, отче, кто служил с тобою?

Не ангел ли? – Да, братие, не скрою,

Он помогает мне служить всегда.

И старец по смиренью своему

Просил о том не разглашать монахов.

И расходилась братия со страхом,

Не говоря об этом никому.

А между тем, татарская Орда

Заполнила, казалось, все пределы,

И тучей неизбежности висела

Над Русью Православною беда.

Бесправие, насилие врагов

Царили под Мамаевым началом,

А Русь многострадальная молчала,

Смиренно ожидая смельчаков.

И, наконец, один Великий Князь

Решил с поганым полчищем сразиться,

Но прежде, сев на белого коня,

Поехал в монастырь – благословиться.

То был Димитрий, в будущем - Донской.

- Благослови на бой, - сказал он старцу.

- Благословить на кровь не так легко,

Но за родную Русь нельзя не драться.

Молебен был отслужен. Сергий знал,

Что битва будет трудная с Мамаем,

И схимников двоих в подмогу дал,

Димитрию победу предрекая.

Благословляя на жестокий бой,

Шепнул ему: «Ты победишь, Димитрий!»

И, вдохновлённый, тот пошёл на битву,

Ведя своих героев за собой.

И в первой схватке схимник Пересвет,

Сразив мурзу-ордынца Челубея,

Пал от копья, лишь об одном жалея,

Что мало на себя он принял бед.

Пал схимник Александр Пересвет,

Был ранен и второй – Андрей Ослябя,

А Сергий всё молился неослабно

За тех, кого в живых уж больше нет.

И духом прозревая павших, он

Их имена произносил святые,

И кровь текла рекой, впадая в Дон,

Венцы им намывая золотые…

В тот день великий было Рождество

Пречистой Девы, что Своим покровом

Незримо покрывала всех, кого

Вела на небо с Поля Куликова.

И пусть победа дорого далась,

Но всё ж качнулось иго вековое,

И Русь Святая ожила душою,

Хотя с колен не скоро поднялась.

А Сергий жил в Обители своей,

Что вскоре стала Лаврой называться -

И ночью раз молящегося Старца

Свет осиял, что солнца был светлей.

Он только что акафист прочитал

Пречистой Деве, как спустя минуту

Увидел в неземном сияньи чудном

Её Саму. Тут в страхе ниц он пал…

В волнении дыхание зашлось,

А рядом с Нею – Иоанн и Петр,

Но к старцу прикоснулась Матерь Света

И молвила, и миро разлилось:

-Не бойся, Мой избранниче, но знай

Услышана твоя молитва ныне,

Обитель эта Мне теперь дана,

И будет Мой покров над ней отныне.

Сказала так – и стала не видна,

Лишь дивный аромат в убогой келье

Вновь убеждал, что Чистая Жена

Была здесь наяву, на самом деле.

Свидетелем сего стал ученик,

Что в ужасе не мог подняться с пола,

И преподобный Сергий вместе с ним

Всю ночь молились до седьмого пота.

И к Богу приближаясь всей душой,

Игумен восходил от силы в силу.

«Ваш сын - Обитель Троицы Святой» –

Не зря его так в детстве окрестили.

И вот теперь, жизнь долгую пройдя,

Он таял, словно свечка восковая,

И телом становился, как дитя,

Душою же, напротив, возрастая…

И было откровение ему, -

Узнал Игумен день своей кончины,

И братию созвал, чтоб самому

Определить приемника по чину.

Так Никону он Лавру передал –

Он был учеником его любимым, -

И Господу обет молчания дал,

Ведь у него ещё полгода было.

Не пропускал он службы ни одной,

Казалось, только службой и питался.

Но вот Игумен сделался больной,

И поняли: не станет скоро старца.

В последний раз собрав учеников,

Последнее всем дал он поученье:

Для каждого - немного добрых слов,

Для каждого – своё благословенье.

Кто даст теперь такую им любовь?

Кто их теперь утешит добрым словом?

Кто понесёт их немощи и боль?-

Как не ищи, им не найти такого!

С любовью глядя на своих детей,

Он утешал их в неизбывном горе,

А голос становился всё слабей,

Как будто растворялся в слёзном море.

И приобщился он Христовых Тайн,

И Господа призвав и Божью Матерь,

Всех чад Им поручив на все лета,

Закрыл глаза, себе уже внимая.

-В Твои я руце предаю мой дух,-

Он тихо молвил, обращаясь к Богу, -

К Тебе, Отец небесный, я иду,

К Тебе – моя последняя дорога.

*******

Там, где росли дремучие леса,

Где Маковец когда-то выбран славный,

Теперь есть город – Сергиев-Посад,

И в нём сияет Сергиева Лавра.

А в Лавре, средь других, есть белый храм,

И назван он в честь Троицы Святыя,

В том храме рака есть из серебра,

И мощи Старца в ней лежат честные.

С тех пор прошло уж с лишним шесть веков,

Но каждый день течёт река людская

В Обитель, на которую Покров

Небесная Царица опускает.

И слыша перезвон колоколов,

Я думаю: что с нами будет завтра?

Как надо жить, чтоб сердца вечный зов

Колоколами отзывался в Лавре!..

Смиренное дитятко

Поиск по сайту: