Вот и не осталось ничего… Вот и не осталось ничего… А лето пахнет солнцем…
Дома, как ни странно, почти никого не было. Только Кристина сидела с сигаретой на кухне и работал магнитофон, из которого – вот странное дело – вылетал и ударялся о сердце голос Арбениной. На холодильнике горели свечи. Свечи, которые Женька никогда не разрешала зажигать при ней. Но сегодня они были даже к месту. Женька сбросила куртку на пол, села за стол. Молча вытащила из Кристиной пачки сигарету и закурила неловко. Курила глубоко затягиваясь и заходилась кашлем. А Арбенина продолжала дергать за истрепанные жилы и бить в сердце.
На границе хмурых мужей И очень нервных подруг Где празднуют годы совместной и тихой войны Я тебя сберегу от старческих мук Наши счеты и дни уже сочтены
-Я тебя сберегу… От старческих мук… Наши счеты и дни… Уже сочтены… Потушила бычок в пепельнице и замолчала, вдыхая в себя острый запах свечей и никотина. -Женька, - тихо прошептала Кристина, - Не лезь так глубоко в это болото. Там плохо. Темно и холодно. Женя не ответила. Через минуту только кивнула. Она боялась, что если скажет хоть слово – снова вырвутся из горла рыдания, а рыдать уже не было сил. Ни на что не было сил. Ничего не было. -Женя!, - чей-то голос колокольчиком прозвенел в прихожей и кто-то большой с грохотом протопал на кухню. Вскочила. Заметалась взглядом, сжимая кулаки. Острое-острое в своей безысходности чувство надежды вонзилось в сердце. Широко раскрылись глаза. -Жень!, - Ксюха, запыхавшись, влетела в кухню, - Как ты? Это стало последней каплей. Женька потом не могла вспомнить, кто и как укладывал её, бьющуюся в истерике, в кровать. Не могла вспомнить ни слов, что ей говорили, ни воплей, которые издавала она сама. Только через несколько часов, открыв глаза, она удивилась, почему лежит на Кристиной кровати, и почему к Ксюхи с Кристиной такие испуганные встревоженные лица.
-Привет, Лен, - Женька поймала Лёку на выходе из общаги. Шагнула к ней и удивилась – внутри только что-то горячее разлилось. Острой боли не было. Впрочем, уже целых две недели прошло с той памятной истерики, когда Женя перепугала Кристину и Ксюху. Много за эти две недели слез было пролито, и слов горьких выкрикнуто. -Привет…, - Лёка растерялась и сделала шаг назад. Она была совсем незнакомая с новой короткой стрижкой, одетая в джинсы и черный свитер, - Извини, я… Тороплюсь. -Лена, - Женя устало посмотрела в синие глаза, - Поговори со мной. Просто поговори. Как ты? -Я… Нормально. А ты? -Я тоже хорошо. Диплом заканчиваю. Даже не верится, что скоро уже конец вояжу под названием «высшее образование». Лёка засмеялась. -Ну да. А я вот тоже думать начала: может, всё-таки в институт поступить? А то за плечами ПТУ и куча всяких курсов, а вышки-то так и нету. -Конечно, стоит поступать! Высшее образование не помешает. Женя почти физически ощутила, как расслабилась Лёка от её спокойного, веселого тона. И только Бог знал, каких усилий стоило девушке поддерживать этот тон и улыбку на бледном лице. -Ты где живешь-то сейчас?, - спросила, продолжая улыбаться. -Да это… У знакомого одного с мехмата. На работу сейчас устраиваюсь. Может, потом квартиру сниму. -О! Поздравляю, - радостно, - А что за работа? -Да сисадмином. Буду сетки прокладывать в одной фирме. Жень, мне правда бежать пора. -Ясно… Ладно, Лен, давай тогда. Ты бы хоть в гости как-нибудь забежала. Мы все скучаем периодически. -Забегу, конечно. В общем, я позвоню. Пока, Жень. -Пока. Лёка махнула рукой и ушла. А Женька долго стояла, прижав руку к груди. Ей казалось, что если отнимет сейчас руку – сердце выскочит из грудной клетки и размажется кровью об асфальт. Поздно вечером, вернувшись домой, Женя застала там встревоженных Ксюху и Кристину. Последние две недели обе они старались не выпускать Женьку из виду: ходили с ней в универ, гулять и вообще всегда были рядом. -Привет!, - куртка приземлилась на вешалку, а сумка на кресло, - А по какому поводу мировая скорбь? -Привет…, - Ксюха аж растерялась, - Жень, ты где была? -Гуляла, - беспечно получилось. Хорошо. Правильно, - А вы чем занимались? -Да мы так… Есть будешь? -Обязательно. Я сегодня в универе была, вроде бы эпопея с дипломом закончена, осталось только плакаты нарисовать и всё. -Здорово! Молодец!, - подключилась к разговору Кристина, настороженно посматривающая сквозь челку, - Жень, ты… Всё нормально? -Угу. Я сегодня Лёку видела. Бабах. От неожиданности Ксюха уронила тарелку и сразу кинулась за веником. -И как… Лёка? -Нормально. На работу устроилась, квартиру собирается снимать. Да она, наверное, зайдет как-нибудь. -Жень, вы… помирились?, - Кристина совсем ничего не понимала. -Да мы вроде и не ссорились. Ладно вам о Лёке, давайте есть лучше. И они ели. Женька старательно запихивала в себя еду, не ощущая вкуса, и нахваливала поварих. Держала на лице улыбку, сосредоточенно держала – чтобы не отвлечься, не дать отчаянью отразиться на уставшем лице. Она так решила. Хватит. А то Кристина и Ксюха и так уже с ума сошли от беспокойства. И Шурик каждый день начал приходить. И Толик преувеличенно заботлив стал. Пора прекращать этот маразм. Люди-то вокруг ни в чём не виноваты. Женя старательно запретила себе вспоминать и думать о том, что было раньше. Как будто построила себе новую жизнь, вырвав из неё кусок начиная от памятной июльской игры и заканчивая недавним новосельем. Ничего не было. Лёка друг. Старый друг. Хороший друг. Кажется, помогало. И когда через неделю Лёка зашла-таки в гости, Женька была на высоте. Улыбалась, смеялась, рассказывая про научного руководителя их кафедры. Слушала Лёкины рассказы о новой работе. Насмешливо журила Ксюху за её новый имидж. И снова улыбалась, улыбалась. А потом, когда за Лёкой захлопнулась дверь, по инерции продолжала что-то болтать и размешивать в стакане чай, пока молчащая весь вечер Кристина не стукнула ладошкой по столу. -Хватит, Жень. -Что хватит?, - Женька еще не вышла из образа, но Кристина и Ксюха смотрели серьезно. -Прекрати. Никому не лучше от того, что ты так себя ведешь. Разве только этой… Перестань. -Да что перестать-то?, - Женя поняла, что её игру разгадали, но продолжала по инерции. -Ты как струна натянутая, Жень. Улыбаться еще не устала? -Устала…, - вздохнула и достала сигареты из куртки, - Но так легче, Кристь. Так правильнее. Моя боль – это моя боль. Ни к чему ею остальных отравлять. -Неужели ты так и не поняла, что боль нужно с друзьями делить? -Нет, Кристь. Я не буду больше ничего ни с кем делить. Извини. И ушла, растворившись в спасительном одиночестве собственной комнаты и плеера.
Вместе сделали вдох… Выдыхать одному. Удивительно, что до сих пор я живу. Удивительно, как много крови во мне. Никому не отдать, кровь моя не в цене. Остается сцепить зубы и замолчать. Ноги выбросить вверх – идет охота на волчат.
И снова понеслись события. Оксана и Женя защитили дипломы, облили их, по традиции, шампанским и устроились на работу. К концу октября Кристинка переехала к Толику, а в ноябре с шумом отпраздновали их свадьбу. Лёка неожиданно быстро начала делать карьеру и вскоре выросла до звания старшего системного администратора. Она по-прежнему ухаживала за Юлей, а Юля по-прежнему не подпускала её слишком близко. Когда было особенно плохо – Лёка приходила к Женьке и, спрятавшись в сигаретный дым, долго жаловалась на жизнь. Женя слушала, успокаивала, гладила по голове. Делилась силами, которых с каждым днем становилось всё меньше и меньше. И Лёка уходила, окрыленная, и снова пыталась. Кристина первое время старалась объяснить Женьке, что эти отношения – неправильные. Что предательство нельзя прощать. Но Женя не слушала. Она понимала, что так – больно. Но без Лёки было еще больнее. Ночами, обнимая мягкую игрушку, Женька иногда позволяла себе окунуться в то время, когда Лёка была другой. Мягкой. Открытой. Нежной. Огромными синими глазищами летела навстречу Жениному взгляду. Как не похоже это воспоминание было на нынешнюю Лену: суровую, где-то жесткую. В её глазах теперь постоянно можно было увидеть бессильный поиск и метания. Порой Жене казалось, что она была бы даже рада, если бы Лёка смогла, наконец, покорить Юлю. Не один год длилась эта странная любовь, и если бы случилось – разве не было бы это сказкой? И чудом? Чудом, в которое Женька больше не верила.
*** А потом пришел новый год. Совсем другой, не такой, как прошлый. И уже без труда разместила Женька ёлку в большой комнате, и закуски ей помогала готовить Оксана, и гостей собралось совсем немного. И всё было как-то по-взрослому, более солидно, чтоли… Отгремели куранты, зазвенели бокалы, застучали вилки, собирая с тарелок фирменные Женькины блюда. И только Лёка, мрачная, сидела, откинувшись на спинку стула, и рассматривала своих друзей. Кристина. Куда за эти месяцы пропали её роскошные длинные волосы? Неужели у какой-то парикмахерши поднялась рука сделать из них банальное «каре по плечи»? И что это за тоска в её некогда озорных глазах? И почему она постоянно рычит на Толика и не дает ему выпить вместе со всеми? И Толик… Растолстел. Отрастил небольшие усики. И смеется как-то ехидно, с чувством превосходства над другими: словно играет роль старшего, отца семейства. Оксана. Когда-то Лёка даже думала, что влюблена в неё. Они провели вместе много дней. Тогда Ксюха была зажатой, закомплексованной девчонкой. А теперь? Сидит, вальяжно закинув ногу на ногу, небрежно откидывает прядь волос назад, бесстыдно улыбается своему парню. А парень не свой, не компанейский, откуда-то с работы привела его Оксанка… И не понимает он шуток общих, не знает, как себя вести… И на Юльку пялится постоянно. Ох, эта Юлька. И она изменилась. Теперь уже не звезда она всеобщая, а такая же, как все. Да, улыбчивая, да, красивая – но… ничего особенного... А Саня почему-то один пришел сегодня. Мрачный сидит, злющий. Зато лицо чисто выбрито и облито дорогим одеколоном. И костюмчик недешевый на нем. Правильно, работа хорошая, всё в жизни удалось – почему бы и не одеться красиво? Только вот почему он как будто… За Женькой ухаживает, чтоли? Да, ухаживает. А Женька улыбается, вроде бы искренне даже, гладит его по голове и смеется его шуткам. Она тоже изменилась. По ней сильнее всего видно: была девочка, стала женщиной. Только хорошо ли это? Раньше своя была, родная. А теперь чужая какая-то. Волосы до лопаток, очки носит, платье, вон, в честь праздника одела. А раньше – джинсы только, да футболки. Да, чужая стала – определенно. -А ведь в этом и я отчасти виновата, - пронеслось в голове у Лёки, - Это ж я её… бросила. Да и сама Лена изменилась, конечно. Работа, квартира… Даже с родителями помирилась – привыкли они постепенно, что дочь уже не переделаешь. Только за Юлькой всё так же бегала, и понять не могла, почему и зачем… -Лен, пошли танцевать!, - Ксюха бесцеремонно выдернула Лёку со стула и потащила в центр комнаты, - Покажем пример, а то все заснут сейчас. И они танцевали. Под «Снайперов», под «Наутилус», под Мадонну даже пару раз. Менялись партнерами, выпивали, и снова танцевали. Пока не свалились все по разным углам в изнеможении. И только тут Лёка заметила, что Женьки нет. Куда-то исчезла, пока они бесились. -Странно… Куда она делась?, - пронеслась мысль, - Может, опять плохо стало? Подавив в себе чувство беспокойства, Лена отправилась искать. Вторая комната – нету. Кухня – нет. Ванная… Нашлась. Женька стояла, прижавшись лицом к полотенцу, и даже не сразу обернулась, почувствовав прикосновение рук к талии. А когда обернулась, с трудом собрала мысли и чувства в кулак и равнодушно промычала: -А, это ты… Ты зачем здесь? -Ты как себя чувствуешь?, - Лёка, казалось, не собиралась выпускать Женю из своих объятий, и обнимала всё крепче, - Почему ушла? -Я что, не могу в собственном доме побыть одна? Уйди, пожалуйста. -Ты меня прогоняешь? -Нет, я тебя не прогоняю. Я просто прошу тебя оставить меня одну, - они смотрели друг другу прямо в глаза и Женя проигрывала в этой игре… -А если я не уйду?, - чертята в Лёкиных зрачках как будто взбесились – прыгали, дурачились и сходили с ума, - Что тогда? -Лена, я тебя умоляю… -Ну, что будет, Жень?, - наклонилась, поцеловала в висок… в ухо…, - Что будет, если не уйду? -Уходи… Пожалуйста…, - Женька сжала зубы и попыталась разомкнуть кольцо рук, обнимающих её. Она боялась, что сейчас задохнется от количества чувств и эмоций, стучащих в сердце, - Я прошу тебя, уходи… -Ты действительно этого хочешь?, - Лёкины губы уже исследовали шею, плечо, подбородок, не обращая внимания ни на какие жесты и слова. А Женя не хотела. Единственное, о чём она мечтала – это остановить навсегда это мгновение, чтобы оно не кончалось… Чтобы всегда были нежные губы, и холодный твердый язык, и ласковые пальцы, расстегивающие платье, и страстный шепот… И долгое-долгое счастье быть рядом с любимым человеком… Женя смотрела на спящую Лёку и улыбалась. Она была готова всю жизнь провести так, лёжа в кровати и глядя на такую недоступную свою любовь… Ёё ресницы забавно подрагивали, а губы сложились в узкую-узкую полоску светло-красного цвета… И так доверчиво вздыхала она, когда Женька гладила непослушные пряди её волос… -Привет, - Лёка открыла глаза и смущенно посмотрела на девушку. -Доброе утро, - как ветром сдуло счастливую улыбку и бродящую по волосам руку, - Как спалось? -Нормально. Молча выбралась из-под одеяла и, натянув майку, пошлепала в ванную. И вскоре Женя услышала её голос уже на кухне – поздоровалась с Ксюхой, смеется чему-то… -Кофе будешь?, - растрепанная голова в дверном проеме. Мокрая после душа. -Буду, - Женька вздохнула и, накинув халат, вышла. Села на стул у плиты, по привычке поджала ноги и попыталась согреть ладони о горячую чашку. Ксюху как ветром сдуло – унеслась, что-то пробормотав о работе и важных встречах. А Лёка зачем-то поправила ремень на джинсах и уселась напротив Жени. -Мелкая… Ты… Ты прости меня… -Лена, не надо, - твердо перебила Женька, - Я не хочу слушать твои извинения, оправдания и всё остальное. Это произошло случайно. Никто никого вернуть не хочет. Мы обе были навеселе… В-общем, я всё понимаю. Один Бог знает, чего стоило девушке произнести эти слова. Костяшки пальцев, сжимающих чашку, побелели от напряжения. А Лёка повеселела тут же, прикурила сигарету, быстро выпила чашку кофе и… откланялась. Убежала на работу. Не успели замолчать звуки шагов на лестнице, не успела Женька начать реветь, как тут же, с полпинка распахнув дверь, влетела Ксюха. Бросила сумку на стол, упала в кресло и в лоб спросила: -Ты с ума сошла? -Ты о чём, Ксюнь?, - голос всё-таки выдал усталость. -О том! Ты совсем больная? Мазохистка? Зачем тебе это всё? Ты не видишь, что она над тобой издевается? -Она не издевается. Она сама не знает просто, чего хочет. -Ну да! Она не знает, чего хочет, а страдаешь ты, дурочка! Немедленно выкинь её из своей глупой головы и при первой встрече пошли её куда подальше. -Я бы уже давно это сделала, Ксюш, - прошептала Женька, вставая на ноги и пошла к выходу, - Но не могу. -Почему? Почему не можешь? -Я люблю её, - вздохнула и закрыла дверь.
Конечно, это повторилось. И повторилось не раз. Постепенно Женька привыкла к нечастым, где-то раз в неделю, визитам Лёки. И даже научилась скрывать их от всех. Привыкла рычать на друзей, когда они пытались задавать вопросы. Привыкла прятать в глубине души слова, которые хотелось сказать и привыкла говорить те, которые Лёка хотела слышать. И было каждый раз грустно и очень одиноко, и каждый раз хотелось послать «визитершу» далеко и надолго… И каждый раз не получалось. Впрочем, проблем и без Лёки было немало. Поругалась с Толиком и вернулась назад Кристинка – оказалось, что «он просто подлец и всё это было большой ошибкой». Саня окончательно бросил университет, и занялся поиском, как он выражался, «настоящей лав». Причём поиски эти у него заключались в постоянной смене претенденток на это почётное звание. Каждую из них он обязательно приводил к Женьке, знакомил и… на следующей неделе приводил другую. Женя проводила очень много времени на работе. Теперь она преподавала литературу в сорок пятой школе. Приучилась одеваться в строгие костюмы и вести себя солидно и по-взрослому. Длинные темные волосы Женька теперь собирала в замысловатую причёску, которая, как ей казалось, была вполне солидной и в духе консервативной профессии учителя. Вечерами Женька обычно либо проверяла детские сочинения, либо доставала из холодильника коньяк и, кутаясь в сигаретный дым, пила его маленькими глоточками – одна или с Кристиной. Но и Кристина больше не была жизнерадостной юной девушкой. Недолгая совместная жизнь с Толиком изменила её. Она начала писать. Целыми днями сидела на балконе у старенькой печатной машинки и сочиняла какие-то бредовые, по мнению Жени, рассказы. Хамила поклонникам по телефону. И часто злилась, глядя на старые, студенческие фотографии. Только редкими вечерами на кухне Кристина становилась прежней: куталась в плед, изящно прикуривала сигарету и всеми силами пыталась тянуть Женьку к свету. Тяжелы были эти бесконечные ночные беседы, но без них было бы совсем темно - с усмешкой, прячась за банальными словами и отстраненным тоном, обе выплескивали накопившуюся усталость. -Вот и пойми этих мужиков…, - мрачно закуривала Кристина, - Что Лёка, что Толик – один чёрт. Как только добиваются своего, сразу им скучно становится. И – вперед, налево. -Но Лёка же не мужик, - вяло отбивалась Женя. -Ну и что? Она недалеко от них ушла… Внешне девушка, а внутри – самый настоящий мужик. Зараза она. -Зараза. И Толик - зараза. И я – зараза, и ты. Все мы хороши. -Это точно. Но если женская душа – потемки, то мужская… Иногда мне кажется, что у них её вообще нет. -Есть. Просто прячут далеко и глубоко. -Да брось ты. У них все внутренности заняты тремя мыслями: «секс, секс, секс». И всё. -Ты зря так думаешь, - Женька наливала еще по стопке коньяка, - Мне кажется, что здесь дело не в сексе, а в умении понять другого человека. Это мы, дуры, всё пытаемся всех понять, а они даже не задумываются о том, что мы чувствуем. -Я одно не могу понять, Жень. Она же предала тебя. Предала твою любовь. Как ты можешь теперь быть ей другом? Как ты можешь спать с ней, наконец? -А откуда ты знаешь, что я с ней сплю? -Брось, Жень… Мы же не слепые. -Понятно, - Женька замолчала надолго, и решившись, продолжила, - Знаешь, Крысь, ты не права. Лёка, может быть, и предала меня. Но не мою любовь. Её невозможно предать, понимаешь? Она просто есть, эта любовь, она живет во мне, глубоко-глубоко внутри. -Жень, она даже не поговорила с тобой. Даже не попросила прощения. -Пойми, когда человек влюбляется, всё вокруг него становится нечетким и расплывчатым. За своими переживаниями человек просто не видит боль других людей. А счастливый человек еще более эгоистичен. Ему почему-то кажется, что раз он сам счастлив – то и все вокруг счастливы тоже. -Нет, Жень. Не то, не то… Ты права в чем-то, но вы были вместе так долго: неужели ты не заслужила даже последнего объяснения? -Выходит, не заслужила, - вздохнула Женька и снова потянулась за бутылкой, - Она еще маленькая, Крысь. Маленькая и глупая. Она бежит от всех негативных чувств и эмоций. И то, что ей не нравится либо меняет кулаками, либо прячется, если кулаки не помогают. -И ты её любишь… такую?, - Кристина, кажется, начала, понимать. -Я её любую люблю. Это внутри меня. Так глубоко, как ты себе даже не представляешь. Так и проходили эти больные горькие вечера. Ксюха постепенно отдалялась от всех. Сначала перестала общаться с Кристинкой, потом и с Женькой. Замыкалась в себе, часто запиралась в ванной, а потом вдруг, ни слова никому не сказав, переехала к какой-то подруге с работы. И пропала – перестала заходить, звонить. А вскоре и Лёка исчезла, прекратила «визиты» и вдруг уехала в длительную командировку, не сказав, в какой город едет, и когда вернется. Женя с Кристиной остались вдвоем. Если не считать, конечно, старых и новых друзей, Толика, заходившего иногда и смущенно молчащего на стуле, и Сани, с его очередной «настоящей любовью».
Прошло несколько месяцев с тех пор, как уехала Лёка. В Таганрог снова пришло лето. И Женькины волнения как-то сами собой улеглись, уступив место теплу и новой, взрослой, жизнерадостности. Взмахивая сумкой и стуча каблуками по асфальту, Женя с утра спешила в школу, здоровалась с коллегами, иногда неожиданно начинала на уроке цитировать любимых поэтов. Дети радовались новой Евгении Васильевне. Они любили её за тепло и поддержку, которыми она их окружала. За то, что она всегда их выслушивала и доверяла не только собственному мнению. Где-то в середине июня Шурик начал встречать Женьку после занятий. Смущенно караулил у выхода, курил, пряча сигарету в кулаке и каждый раз оправдывался, что «случайно проходил мимо и решил проводить». Женя была ему рада. В последнее время она начала ненавидеть одиночество. Хотелось, чтобы всегда были рядом люди. Чтобы был рядом хоть кто-то. Однажды, в середине июля, Женя как обычно шла домой вместе с Шуриком. Сегодня у неё был тяжелый день: хоть в школе и наступили каникулы, но учителям всё равно приходилось ходить на работу и посещать скучные семинары. -Мне бы с тобой поговорить, Жень, - смущенно проговорил Саня, когда они уже подходили к Жениному дому, - Только чтоб вдвоем… -Да дома всё равно никого нет. Залетай, - улыбнулась Женька. Они устроились на кухне. Саня вытащил из портфеля бутылку вина, Женя достала бокалы. -Ну, - улыбнулась после первого тоста, - Что стряслось? -Жень… Я тебя люблю, - выпалил Саша и замолчал смущенно. -Я тебя тоже люблю, мой хороший, - с улыбкой ответила Женька, - Так что случилось-то? -Ты не поняла… Я действительно тебя люблю. Давно очень. Еще тогда, с игры… Если бы ты знала… Жень, я всегда хотел, чтобы ты была счастлива. Я не совсем понимал твои отношения с Лёкой, но ты когда была с ней – улыбалась, и я смирился. Я и со своей девушкой из-за тебя расстался… Я действительно тебя люблю. Ты не думай, я ничего не прошу. Я всё понимаю. Ты… Ну, не по этой части… Но всё равно. Хотел чтобы ты знала. -Сань…, - Женя застыла, ошарашенная. Она ожидала чего угодно, но только не этого. Молодой интересный мужчина сидел перед ней, съежившись на стуле и бормотал что-то несуразное, - Сань, ты что? -А ничего!, - вскочил внезапно, - Ты думаешь, я не понимаю? Я всё понимаю! У тебя всегда Лёка. Ты ради неё… всё. А я… Я всё равно тебя люблю. Ты самая лучшая – и я удивляюсь, как она до сих пор этого не поняла. Ты… Да ради тебя я готов… На всё что угодно готов! И мне всё равно, что ты меня не любишь. Я просто… Потому что… Саша продолжал что-то говорить, а Женька… Женька вдруг увидела на его месте себя. Себя – старую, улыбчивую и смешливую Женьку. Которая не боялась признаться в своих чувствах, которая всем и всегда в глаза говорила правду. И что-то перевернулось в её душе. Что-то стало совсем другим. -Сашенька, - улыбнулась Женя и взяла парня за руку, - Сашк… Давай я не буду ничего тебе говорить? Ты хочешь быть рядом со мной? Ты будь, Сашк. Ты будь. Ты мне сейчас очень-очень нужен.
…И спеть меня никто не мог заставить. Молчание – начало всех начал. Но если плечи песней мне расправить Как трудно будет сделать так, чтоб я молчал. И пусть сегодня дней осталось мало. И выпал снег, и кровь не горяча. Я сотый раз опять начну сначала. Пока не меркнет свет, пока горит свеча.
Лёка вернулась как всегда неожиданно. Просто возникла однажды на пороге Женькиной квартиры, сияя букетом белых роз, и улыбнулась Кристине: «Приветствую врагов развивающегося капитализма. Женька дома?». Женьки дома не было. Кристина, поддерживая уже начинающий расти живот, проводила Лёку на кухню и сама присела рядом. -Ты где шлялась?, - спросила. -В Караганде. Я во многих городах побывала, Кристь, - хмыкнула Лёка, - Многих людей видела, интересных таких. Но почему-то всё равно домой тянуло. -А у тебя он есть, дом-то?, - эх, не так надо бы, не так жестко, Кристина. -А как же, - а с Лёки как с гуся вода, - У родителей дом. Квартира моя – дом. А тут, я смотрю, мне не слишком рады? Кристина не успела ответить. Прогремел замок на входной двери и минуту спустя в кухню в обнимку ввалились Женя и Саня. -Привет…, - протянул парень и выпустил Женькины плечи из своих объятий. А та уже ничего и никого не видела: вспыхнув глазами, не отрываясь впитывала в себя новый Лёкин образ: и стильную стрижку темных волос, и строгие черные брюки, и совершенно потрясающую белую футболку. -Ленка…, - прошептала, - Ленка… -Привет, мелкая, - Лёка с улыбкой притянула Женю к себе и поцеловала в переносицу, - Ты что, не рада меня видеть? -Что ты… Рада. Конечно, рада, - Женька засуетилась, глядя то на повзрослевшую Лёку, то на молчащего в остолбенении Шурика, то на ухмыляющуюся Кристину. А потом вдруг остановилась. -Ну как ты, Лен?, - спросила почти спокойно и потянула Саню за руку, усаживая на стул. Сама примостилась к нему на коленки, - Как командировка? -Какая командировка? А! Да нормально командировка, - умница, ничем не выдала своего удивления, - Я по России капитально поездила. Вы лучше расскажите, как у вас? Я смотрю, тут большие перемены без меня произошли… -Лёка, - начал, было Саша, но Женька его перебила. -Да, Лен. Всё теперь иначе. Мы с Сашей теперь вместе. -Можно поздравить?, - со смешком поинтересовалась Лёка. -Конечно. -Ну тогда поздравляю! Молодец, Шурик, добился-таки. Лёка ухмылялась, рассказывала про поездку, ехидно посматривала на Саню. А Женьке хотелось выгнать их всех – самоуверенную Ленку, гордо посматривающего Шурика и ехидную Кристину – и остаться в одиночестве. Чтобы никого не было. Ни-ко-го. Постепенно всё снова стабилизировалось. Кристина помирилась с Толиком и заявление о разводе было публично порвано в клочки. Женька потосковала немного, но постоянное присутствие Сани не давало скучать, да и Кристя почти каждый день приходила в гости. Радовала работа: с сентября Женька нагрузила себя по полной программе, добавив к основным урокам классное руководство. Радовали тетя и дядя, в гости к которым Женя и Шурик съездили в августе-месяце. Да и Саня как-то потихоньку перестал раздражать, и начал даже нравиться, и в постели с ним Женя постепенно начала расслабляться и получать хоть какое-то, но всё же удовлетворение. Жизнь шла, и уже казалось – всё, всё устаканилось, встало на свои места, когда в один вечер судьба снова перевернулась вверх тормашками. -Привет, - Лёка сидела на ступеньках и как-то жалко смотрела снизу вверх на уставшую Женю, - А я вот пришла… В гости. Можно? -Заходи, - вздохнула и подала руку, помогая встать, - Что случилось? -А что, уже нельзя зайти к старому другу без всякого повода?, - как всегда съехидничала Лёка. -Да нет, можно. Только ты же без повода всё больше к другим ходишь. Садись. Чаю налить? -А покрепче у тебя ничего нет? -Коньяк. Будешь? -Давай. В полном молчании разлили спиртное по бокалам, так же молча выпили. Верная своим привычкам, Женька зажгла свечи и погасила свет. Пошла, было, к противоположному концу стола, но вдруг её обхватили руками и усадили к себе на колени. -Я не могу без тебя, - с надрывом прошептала Лёка в Женино ухо, - Возвращайся ко мне, а? Пожалуйста… Мир перевернулся с ног на голову. Случилось то, о чем Женька мечтала каждую из безумных бессонных ночей. Случилось то, о чём девушка грезила на уроках и прогуливаясь по тихим таганрогским улицам. Случилось то, ради чего стоило жить дальше и что могло сразу воскресить и детскую наивность, и юношескую любовь, и жизнь, жизнь – настоящую жизнь, в которой было бы место эмоциям.
-Давай лучше еще выпьем, Лен, - наконец, отозвалась Женька и слезла с Лёкиных коленок. -Я… Я так понимаю, ты мне отказываешь? -Да. Извини. -Но почему?, - Лёка с видимым спокойствием разлила коньяк по бокалам, - Ты же любишь меня, я знаю. -Ты, кажется, забыла, что я несвободна. -Ты о Сашке? Мелкая, я тебя умоляю…, - Лёка засмеялась с облегчением, - Ты его не любишь. И все это знают. И он в том числе. -Ну и что? А ты понимаешь, как больно ему будет, если я его брошу? -Мелкая, но это же жизнь! Ты что, собираешься до пенсии пудрить ему мозги? Рассказывать сказки о неземной любви и при этом любить меня? -Лен…, - Женя смотрела серьезно и очень задумчиво, - Прекрати сейчас же. Ты говоришь глупости. И Сане я не лгу. Он прекрасно знает всю ситуацию… И всё равно остается со мной. -Всё равно. Я не понимаю. Ты любишь меня. Но ты с ним. Почему? -Потому… Потому что есть не только ты и я. Есть Шурик. И есть Юлька. И они люди. -Жень, я перестану ухаживать за Юлей. Даю слово. Ты знаешь – моё слово верное. И мы будем с тобой вместе. Как раньше, помнишь? И жить будем вместе. Ты и я. -Уходи, - едва сдерживая слёзы прошептала Женька, - Уйди, пожалуйста. Перестань меня мучить. Я же сказала – я не могу. Ленка… Уходи. Если ты хоть немножко меня любишь – уйди. -Ладно, - Лёка тяжело поднялась со стула, - Но ты сама придешь ко мне. Сама вернешься, слышишь? Я это знаю. И ты знаешь. И я подожду. Лёка ушла, а Женя как во сне включила магнитофон и зажгла свечи. Всё было кончено. Она сама отказалась от собственного счастья.
В городе моем завяли цветы. В городе моем ушли поезда. В городе моем только ты всегда, всегда, всегда, всегда. В городе моем ночь ударит в набат. Она также одинока, как я. В городе моем я напишу на небе: "Мне незачем быть в этом городе без тебя".
