Концептуальное моделирование культурной статики и динамики генетически восходит к тому этапу философии истории, когда главной проблемой было выявление объективных закономерностей исторического развития. Существование закона, определяющей характеристикой которого является объективность, обусловлено субстанционализмом европейской философии XYIII века, времени утверждения философии истории как отдельной философской дисциплины.
Субстанционализм был присущ всем модификациям метафизических построений, начиная с древнегреческих. Всему философскому мышлению было имманентно присуще постижение некой устойчивой, непреходящей, пребывающей всегда и во всем неизменной сущности. Субстанция как сама себя определяющая, самоидентичная, не изменяющаяся и самодостаточная, определялась в качестве основания всего существующего.
Социальная философия в качестве субстанциональной основы общественного бытия рассматривала человеческую природу. Субстанционалистски интерпретированная природа человека включала то, что, безусловно, и необходимо было ему присуще как изначальное и неизменное. При этом все общественные явления рассматривались как закономерные воплощения человеческой природы, как проявления законов (например, закона самосохранения как главного закона человеческой природы). Соответственно основной формой знания подобной субстанционалистской социальной философии были законы, содержательно отражающие объективные закономерности, имманентно присущие человеческой природе. В соответствии с данным представлением для философии XYII века не стояло задачи выявления закономерностей эволюционирования человечества. В их способе философствования не было ни предпосылок, ни средств, для философского осмысления исторического изменения. Исторический материал привлекался для философского исследования, как правило, с целью для извлечения из него подтверждения неизменности человеческой природы.
В последующем субстанциализм не стал препятствием для открытия законов развития человечества в целом. Более того, именно убеждение в существовании вечного и неизменного начала явилось основанием для открытия и формулирования закономерностей развития, присущего той или иной субстанции, носящей исторический характер, субстанции уже как изменяющейся неизменности. Такой исторической по своей онтологической сущности становится человеческая природа у Ж.-Ж. Руссо, Абсолютная Идея у Ф. Гегеля, субстанциональный характер носит Вечная Идеальная История у Дж. Вико.
Рассуждения Дж. Вико особенно показательны, поскольку он обосновывает наличие закономерности в эволюционировании человечества. История для него есть уже история человеческой активности, деятельности, в которой есть место свободе и произволу. Если мир истории и культуры создан людьми, то следует ли из этого, что столь же произвольны продукты познания, тем более, что основания исторической реальности, мира гражданственности находятся в «модификациях нашего собственного ума»? Оказывается, нет. Процесс развития человечества на его языческой стадии закономерен, субстанционально обусловлен, определен Божественным Провидением, той Вечной Идеальной Историей, которая и заключена в этом процессе, воплощением которой он и является. Согласно этой Идеальной истории «протекают во времени истории всех наций в их возникновении, движении вперед, состоянии, упадке и конце» [46, с.118]. Соответственно, утверждает Дж. Вико: «Наша наука должна быть доказательством, так сказать, исторического факта Провидения, потому, что она должна быть Историей того Порядка, который был дан совершенно незаметно для людей и, часто вопреки их собственным предположениям, великому Граду Рода Человеческого; ведь даже, если этот Мир был создан во времени и по частям, то Порядок в нем заложенный, всеобщ и вечен» [46, с 115].
Таким образом, открытие закона культурно-исторического развития человечества, в частности закона «Вечной Идеальной Истории», обусловлено субстанционалистским характером новоевропейской философией, в частности, убеждением в объективном, субстанциональным существовании этого закона.
Данное тождество закономерности и объективности, присущее реальному историческому процессу, т.е. связь закона исторической науки с объективным характером истории как особой предметной области действительности, существующей наряду с «природой», истории как особой реальности было ещё характерно и для Ф. В. Й. Шеллинга. Историческая «закономерность, которая, как теперь ясно, свойственна лишь объективному в действовании (ибо оно действительно относится к природе, следовательно, должно быть таким же закономерным, как сама природа; поэтому было бы совершенно бесполезно стремиться создавать посредством свободы эту объективную закономерность действования, так как она создает себя совершенно механически и как бы сама собой)» [272 с.461].
Параллельно со становлением философии истории, аккумуляции усилий для выявления общих закономерностей культурно-исторического развития человечества окончательно происходит трансформация понимания истории как единства телеологической закономерности и свободной человеческой деятельности. «Наименования истории также не заслуживает нечто, абсолютно лишенное закономерности, или ряд событий, протекающих без плана и цели, и что своеобразие истории составляет только сочетание свободы и закономерности, или постепенная реализация индивидуумами своего рода в целом никогда полностью не утрачиваемого идеала» [272, с. 453].
Осмысление исторического процесса как единства свободной человеческой активности и телеологической закономерности с позиций методологии субстанциализма в форме трансцендентального идеализма приводит к идее Провидения, Бога [См., например, 272, с. 466], или к преодолению дуализма субстанции и субъективной свободы путем превращения субстанции в субъект, когда субстанция обретает самосознание и знает себя в качестве субъекта [58, с. 64], дабы ничто не нарушало верховенство закономерности.
Вместе с тем стремление философски осмыслить исторический процесс в аспекте акцентирования на его понимании как свободной человеческой активности привело к иной методологии, нежели субстанционализм, или методологии познания, отражения объективно присущих той или иной субстанции закономерностей, – методологии реконструирования исторической реальности, или методологии моделирования культурно-исторического развития как методологии, коррелятивной пониманию культурно-исторической реальности как человеческой свободной, творческой активности человека.
Действительно, поиски имманентного объяснения исторической действительности с неизбежностью привели к открытию возможности постижения истории как собственной внутриисторической созидательной и активной деятельности человека таким же созидательным и активным исследовательским умом. Соответственно, если такая внутриисторическая деятельность по определению целенаправленна, опосредована смыслами и ценностями, то и постижение истории детерминировано теми же конституентами. Так, наряду с субстанциализмом происходит становление методологии моделирования, конструирования, снятия «схем» многообразных видов деятельности; выявления факторов такого моделирования; транскрипции смыслов и ценностей культурно-исторического развития человечества как экспликаций смыслов и ценностей человеческой деятельности, присущих ей имманентно.
Таким образом, конструирование, моделирование в социальной философии возможно и обусловлено тем, что культурно-исторический процесс есть процесс созидания, конструирования культурно-исторической действительности. Соответственно и утверждается определение исторической науки как реконструкции реального исторического процесса, как вторичной конструкции культурно-исторической данности.
Можно выделить два способа экспликаций смыслов и ценностей, имманентно присущих человеческой активности в применении к культурно-историческому процессу: культурно-исторический процесс имеет и ценностное, и смысловое содержание (для Л. П. Карсавина смысл эмпирического развития человечества в его всеединстве [118, с 335], для К Ясперса смысл есть, но не дан нам в качестве достоверного знания [289, c. 31]); культурно-исторический процесс представляет собой экспликацию и развертывание ценностного содержания (как у Н.Я. Данилевского, А. Кребера, О Шпенглера и т.д.); третий вариант, предполагающий только смысловую наполненность возможен только логически, в реальности он осуществляется в рамках первого варианта.
Идея смысла и ценности приводит к конструированию культурно-исторического процесса в аспекте его целостности, тотальности, приводит к методологии целостного, концептуального конструирования, моделирования культурно-исторической данности. В силу этого обстоятельства – целостности охвата культурно-исторической реальности – подобная методология осуществляется в рамках философствования. Например, в экзистенциальной традиции «смысл же доступной эмпирическому познанию мировой истории – независимо от того, присущ ли он ей самой или привнесен в неё нами, людьми, - мы постигаем, только подчинив её идее исторической целостности» [289, с. 31].
При этом концептуальное моделирование индифферентно к характеру культурно-исторической данности, которая может быть усмотрена в интенциональном отношении; может быть дана как совокупность «переживаний» по В. Дильтею, т.е. представлять непосредственную данность [86, с 128]; можно акцентировать внимание на двойственном характере «действительности», воспринимаемой в качестве вещественной действительности и в качестве личной [121, с. 81; 52, с. 111]; может быть совокупностью всех видов человеческой деятельности; может быть постулированной данностью, как бы усмотренной в «субъектно-объектном» отношении, которые сами по себе представляют конструкт, основанием которого является постулирование какой-либо данности в качестве субстанции (Абсолютной Идеи и т.п.).
Следование методологии концептуального моделирования приводит к универсальной конструкции культурно-исторической данности с акцентированием на её ценностном, смысловом аспекте. Эта методология не отрицает субстанционалистскую методологию исторического познания, а вбирает её в себя, предварительно модифицируя. Тем самым, методология концептуального моделирования исходит из того, что человек не открывает смысл и ценности культурно-исторического процесса, существующими вне него. Он их конструирует, достраивает этот процесс смыслами и ценностями, но сам культурно-исторический процесс для него не является конструкцией, он представляет воплощение той или иной субстанции, точнее – данности, постулированной в качестве субстанции: человеческой природы, Абсолютной Идеи, Воли и т.п.
Итак, культурно-исторический процесс обретает смысл лишь с участием человека, и включение субъекта истории в моделирование смыслов и ценностного содержания культурно-исторической данности естественно, адекватно бытию культурно-исторической данности. Данное включение также позволяет охватить культурно-исторический процесс в его целостности тотальности. Внутри философского осмысления культурно-исторической данности, даже, если эта данность субстанциональна в своем бытии, культурно-историческое знание, существующее в форме концептуальной модели, перестает быть полностью предметным, т.е. системой высказываний о предмете познания, скорее оно становится экзистенциальной, жизненной конструкцией, в большей степени мировоззренческой, наставляющей. Вместе с тем эта конструкция является формой познания, т.е. не может быть полностью абстрагирована от предметности историко-культурной действительности. Следует согласиться с Э. Трёльчем, который, рассуждая о возможности построения Гегелем концептуальной модели завершенного исторического процесса, утверждал, что «такая конструкция окажется, пожалуй, возможна» если «когда-нибудь будет существовать единство человечества как результат определенных исторических процессов и соприкосновений» [235, с. 62].
Как форма познания методология концептуального моделирования, концептуального конструирования является способом философствования, способом реконструкции процесса развития человечества, эволюции культуры в аспекте определения направленности настоящего, связи прошлого, настоящего и будущего, выявления факторов, определяющих смену этапов культурного развития.
Неслучайно мы заменили концепты «история», «исторический процесс», «эволюция человечества» на концепты «культурно-историческое развитие», «развитие культуры». Параллельно со становлением методологии концептуального моделирования происходит трансформация концептов «истории» и «исторической науки» в направлении их обобщения. Подобное обобщение свойственно школе «Анналов», которая в лице М. Блока, Л. Февра, Ф. Броделя основную задачу исторической науки видела и видит в создании всеобъемлющей истории – «истории, которая стала бы центром, сердцем общественных наук, средоточием всех наук, изучающих общество с различных точек зрения – социальной, психологической, моральной, религиозной, эстетической, и, наконец, с политической, экономической и культурной» [295, p 512].
Идея «глобальной истории» возникает вследствие ощущения связности всех систем: экономической, политической, социальной, культурной. Эти системы образуют общество как множество всех множеств по Ф. Броделю[1] [34, с. 462]. При этом уровень взаимосвязи, взаимовлияния и взаимозависимости всех множеств настолько высок, что «можно было бы в каком угодно порядке писать следующие уравнения: экономика – это политика, культура, общество; культура – это экономика, политика, общество и т.д.» [34, с.39].
Соответственно, единство всех составляющих в данной традиции можно назвать системой культуры или культурой, а исследование культуры культурологией. Собственно, терминология – это воплощение личных пристрастий. Для Ф. Броделя такая синтезирующая наука более всего заслуживает имени истории, «лишь история способна объединить все науки о человеке, помочь им связать воедино все объяснения, наметить некую междисциплинарную общественную науку» [36, с. 30]. Л. Февр сожалел, что философы, создав слово социология, похитили единственное название, которое бы подошло, как ему казалось, для обозначения «глобальной истории» [35, с.460]. Представляется, что в русле этой синтезирующей тенденции обосновано появление концепта «культурология» Л. Уайта, который является коррелятивом в определенной части «глобальной истории», «истории». Впоследствии, все чаще, отождествляют историю общества и историю культуры, обществознание и культурологию [См.: например, 97; 245, c. 136]; и напротив культуру с историей, представляя культуру как сеть историй: индивидуальных и коллективных, общественных [130, с. 86]. В любом случае эти названия естественны для ситуации в современном философском дискурсе с его убеждением о невозможности в эпистемологическом смысле оторвать историю от социологии или антропологии, или культурологии, или психологии, а необходимо обеспечить в рамках научной политики развитие и взаимный обмен между всеми науками о человеке, обществе, культуре как способе бытия человека.
Итак, история становится историей культуры, а философия истории – философией культуры, концептуальным моделированием культурной статики и динамики. Точнее, философией культуры мы называем область исследования, философскую дисциплину, дискурс. А концептуальное моделирование – это способ философствования, методология в рамках данной области исследования, дисциплины, дискурса. Следует отметить, что даже в рамках субстанционалистской методологии исследователи в области философии истории, так или иначе, совершают переход к философии культуры. Для Гердера обоснование истории заключало в себя раскрытие и обоснование её гуманности, идеи самоценности и самоцельности всех существовавших и существующих национальных и исторических форм культуры, каждого из исторических состояний [60, с. 223-453]. Для И. Канта реальный исторический процесс был собственно культурным процессом, был движим к этической цели одновременно тайными законами природы и свободы. Для Ф. Гегеля процесс мировой истории был процессом выявления Разума, поэтому в центре его философии истории учение о развитии объективного духа в соотнесении с ценностями Абсолютного Духа в религии, философии, науке, искусстве. Для Э. Трёльча, приверженца конструктивной методологии в философии истории историческая жизнь людей – это становление и развитие культуры [235, с. 453].
Методология концептуального моделирования в области философии культуры предполагает построение концептуальных моделей конструктов развития и существования культуры в отличие от методологии субстанциализма, предполагающей существование законов развития человечества и являющейся способом их открытия. Вместе с тем методология концептуального моделирования, как было показано, не свободна от взгляда на предметность, действительность как данность, существующую не как «объект», не данную в субъектно-объектных отношениях как в субстанциализме.
Закон и модель объединяют следующие качества: устойчивость, повторяемость, формулируемость, специфическая для философии высокая степень общности, отражающая или моделирующая культуру в её целостности, общезначимости. Вместе с тем, культур-философские модели, конструкты всегда создаются. Конструирование, моделирование присуще в целом философскому мышлению. Возможность такого представления впервые было отчетливо обоснована Ф. Шеллингом. Он показал, что философствование И. Канта и любое другое философствование есть не что иное как конструирование. Понятия, например, «материя», и философские системы в целом представляют собой «конструкции», «продуцирования» [273, с.24-25].
Косвенный аргумент, говорящий в пользу того обстоятельства, что философствование есть моделирование, что способом познания в философии является конструирование, что концептуальная модель – это форма существования философского знания, дает нам современный философский дискурс, в котором концепт «деконструкции» становится ведущим. В данном дискурсе деконструкция представляет собой способ существования и осуществления субъективной интенции. Она имманентно присуща, человеку как имманентно присущи человеческому мышлению общелогические методы. Но если общелогические методы интерсубъективны, имеют строгую логическую схему, то деконструкция в любом случае субъективна, контекстуальна. «Деконструкция – по мнению автора концепта - не является каким-либо методом и не может быть трансформирована в метод» [84, с.55].
Деконструировать можно лишь то, что является конструкцией, что было сконструировано. Р. Рорти, по его словам, пытается деконструировать образ Зеркала Природы, т.е. конструкцию, утверждающую способность человеческого ума быть зеркалом природы, отражать объективные закономерности и факты, теорию познания в целом [210], Р. Барт напрямую объявляет, что структурализм по своей сути является именно «строительством мира», «моделирующей деятельностью», целью которой является воссоздание «объекта» таким образом, чтобы в подобной реконструкции обнаружились правила функционирования этого объекта [18, с. 255]. По определению Ж. Делеза и Ф. Гваттари философия есть конструирование, творчество концептов.[80].
Концептуальные модели представляют собой сопряженность субъективного и объективного, во-первых, понимаемую как сопряженность субъективной, человеческой активности и культурно-исторической действительности. Легитимируя модель, конструкт в качестве формы результатов философствования, Ф. Шеллинг акцентирует внимание на проблеме сопряженности, воплощенности в модели объективного и субъективного. С одной стороны, философская модель – «продуцирование», с другой, - «модификация изначальной реальности» [273, с.24]. Собственно говоря, подобная традиция, восходящая в явном виде к Шеллингу, естественна для определения философствования и философии в целом как созидательного «наименования предмета» [173, с.55]. Идею интенциональной установки Д. Деннета можно расценивать как конструирование объектов в соответствии с имеющимися у нас теоретическими средствами и прагматическими задачами [81, с.78-100].
В последующем проблема сопряженности субъективного и объективного, так или иначе, решалась в философии истории, переходящей в философию культуры, которая в лице В. Дильтея, Г. Риккерта, В. Виндельбанда, Э. Трёльча, Г. Зиммеля и современных философов считает концептуальное моделирование имманентно присущим наукам о духе, наукам о культуре, философии культуры. При этом речь уже идет не о реальности в целом, а об исторической действительности, исторической реальности, какой бы вид, форму не принимала «историческая действительность» со времени выделения наук о духе. Она может быть «действительностью исторического переживания» (Э. Трёльч) [235, с.37], «непосредственной действительностью жизни» (Г. Зиммель) [100, с.530], «герменевтическим опытом» (Х.-Г. Гадамер) [52, с.421-426], интенциональной данностью (М. Хайдеггер) [258], языковой, знаковой реальностью, фено-текстом, (структурализм, постструктурализм Ю. Кристевой) [18]; возможным опытом (Ю. Хабермас) [256] и т.п.
Соответствие действительности, так или иначе, утверждается Г. Зиммелем [100, с.532-537]. В феноменологической традиции историко-культурные концептуальные конструкции возникают в интересах экономии мышления. Понятия – конструкты представляют собой результат сущностного интенционального отношения к исторической реальности, соответствующей этому сущностному созерцанию. В экзистенциальной традиции историко-культурный конструкт это преобразование явления в сознательно выделенном смысловом, ценностном аспекте [См., например, 289, с.275].
В целом, сопряженность объективного и субъективного в концептуальном моделировании предполагает, что исследователи изображают, реконструируют культурно-историческую действительность; они могут сконструировать цель культурно-исторического процесса; могут наделить его смысловым содержанием; реконструируют ценностные системы. Например, некоторая данность наделяется метафизическим, субстанциональным характером и становится аксиоматическим принципом, системой принципов, составляющих базис определенного концептуального моделирования. Такой данностью и конструкцией одновременно для Ф. Гегеля становится Абсолютная Идея. В качестве метафизической данности выступает человеческая природа, множество реконструкций которой становятся основаниями различных концептуальных моделей. В этой интерпретации субстанциализм выступает не как дополнительность, а как частный случай концептуального моделирования, когда базисный конструкт наделяется свойствами субстанции, метафизической данности, существующей вне субъекта познания.
Фиксируя сопряженность субъективного и объективного, точнее, реального, действительного, мы показали, что концептуальная модель – это философская системная дескрипция представлений об определенным образом понятой культурно-исторической реальности. Тем самым философская герменевтика оказывается условием, онтологией концептуального моделирования, по отношению к которой концептуальное моделирование становится определенной конкретизацией, методологией наук и о культуре, методологическим аспектом герменевтического постижения культурно-исторического опыта, концептуальным конструированием, включенным в герменевтический способ философствования. Именно на эти моменты - не быть только методологией и выражать сопряженность субъективного и действительного указывал Х.-Г. Гадамер: «Герменевтика, о которой пойдет здесь речь, не является некоей методологией наук о духе, но представляет собой попытку договориться, наконец, о том, чем же поистине предстают науки о духе, помимо своего методологического самосознания, а также о том, что связывает их с целостностью нашего опыта о мире» [52, с. 41].
В качестве реконструкции культурно-исторической реальности концептуальная модель представляет собой теорию – системное знание, организованное по правилам конструктивно-синтезирующей методологии. Процесс конструирования концептуальных моделей в области наук о культуре распадается на два этапа. На первом этапе превалирует генетически-конструктивная методология, согласно которой постулаты, гипотезы будущей концептуальной модели представляют собой базисные конструкты, полученные путем реконструктивно-индуктивных процедур. На втором этапе превалирует синтезирующая, отчасти гипотетико-дедуктивная методология, согласно которой выстраивается системное знание. В основе этой методологии лежат синтрезирующие, отчасти дедуктивные процедуры. Альтернативность процедур говорит о противоположности гипотетико-дедуктивной и генетически-конструктивной методологий. Вместе с тем очевидна их равнозначность. Соответственно, они являются взаимодополняемыми и образуют единство - генетически-конструктивно-синтезирующую методологию как процедуру построения концептуальных моделей в философии культуры. При этом синтезирующие процедуры выступают, в большей степени, в форме дедуктивных, что и делает концептуальную модель теоретическим знанием. При этом дедуктивная организация теоретических суждений имеет не строгую форму. Как правило, она включает первичные конструкты-понятия; конструкты-суждения - базисные принципы, конструкты-суждения обо всех явлениях культурно-исторической реальности, охватываемых данной моделью; конструкты-суждения, которые определяют правила отношений между базисными конструктами и прочими представлениями.
Концептуальная модель, рассматриваемая в аспекте реконструкции культурно-исторической действительности представляет собой теорию, что предполагает наличие конструктов - базисных принципов, которые представляют собой систему, обладающую свойствами:
1. полноты, или эффективности как возможности реконструкции и интерпретации всех возможных явлений, сфер культурно-исторической реальности, в их взаимодействии, функционировании, изменении, объединении в единое целое;
2. разрешимости как возможности модификации, изменения базисных принципов концептуальной модели как методологии решения тех или иных возникающих проблем; как возможности верификации способа построения концептуальной модели;
3. изоморфизма как свойства системы базисных принципов представлять те основания культурной реальности, которые обеспечивают самоидентичность, самовоспроизведение этой реальности, а именно ценностные основания моделируемой культурно-исторической реальности; во-вторых, ценностные основания культуры, в которую вписан исследователь;
4. независимости, означающей не сводимость базисных принципов друг к другу;
5. непротиворечивости как невозможности построения на основании данной системы базисных принципов противоречащих друг другу конструктов.
Соответственно, концептуальная модель выполняет функции философской теории: описательную, объяснительную, предсказательную, аксиологическую. Реализация описательной функции позволяет оценить степень эффективности концептуальной культурологической модели, её возможности создания единого, целостного, системного образа культурно-исторической реальности, в котором все элементы (явления, сферы культуры) представлены в их взаимосвязи и взаимодействии. Так, для А. Кребера все явления определенной культурно-исторической действительности есть воплощения определенного стиля, и не существует явлений, не являющихся воплощением какого-либо стиля.
Реализация объяснительной, предсказательной функций в аспекте сопряженности субъективной активности и культурно-исторической действительности позволяет оценить автору адекватность, коррелятивность конструкции культурно-исторической реальности; пригодность концептуальной модели для объяснения культурной статики и динамики. Тем самым появляется возможность обнаружения расхождения между концептуальной моделью и культурно-исторической реальностью и корректировки модели, построения новой модели. Так, для О. Шпенглера появление античной философии - результат пробуждения, становления культа разума, свойственного древним грекам. Для К. Ясперса подобное объяснение и, соответственно, конструкция не адекватны культурно-исторической реальности. Для него появление древнегреческой философии – признак того общего процесса, в котором она сосуществует наряду с буддизмом, конфуцианством, и который получил название осевого времени.
Реализация концептуальной моделью предсказательной функции имеет ту специфику, что предсказание культурной динамики обращено в прошлое. Действительно, длительные периоды в развитии культуры, которые характеризуются долговременностью; постепенностью; трансформациями, представляющими единство преемственности и преобразования с перевесом первого называются эпохами в развитии культурно-исторической действительности. Логически длительный период времени разделяется на отрезки. Начало отрезка – наблюдаемые культурные изменения. Конец отрезка – наблюдаемые новые изменения. Сам отрезок есть эпоха, стадия культурно-исторического развития, обнаруживаемая не апостериори.
Реализация аксиологической функции предопределена, в главном, изоморфизмом концептуальной модели не самой культурно-исторической реальности (как моделируемой, так и современной исследователю), но её ценностному основанию, которое можно назвать протореальностью. Поэтому реализация аксиологической функции концептуальной моделью может быть рассмотрена в аспекте сопряженности объективного и субъективного, понимаемую,во-вторых, как сопряженность ценностной системы субъекта и ценностного содержания моделируемой культурно-исторической действительности; как сопряженность личностной системы ценностей и ценностного базиса культуры, в которую вписан исследователь. Таким образом, понимаемая сопряженность становится ещё одним доводом в доказательстве того, что «способ бытия субъективности является абсолютной историчностью» [52, с. 602].
Подобное сопряжение есть условие моделирования базисных конструктов концептуальной модели, изоморфных ценностным основаниям моделируемой культурно-исторической реальности, изоморфных ценностным основаниям культурно-исторической реальности, являющейся фоном моделирующей деятельности, или изоморфных и той, и другой культурно-исторической протореальности, и условие постоянного обновления множества концептуальных моделей, создания все новых концептуальных моделей исследователями разных культур и культурных эпох.
Тем самым, концептуальная модель – это сконструированная теоретическая система, реконструирующая определенную культурно-историческую реальность в её целостности, тотальности и, в силу этого, воплощающая сопряженность личностной системы ценностей и ценностного содержания определенной моделируемой и являющейся фоном моделирующей деятельности культурно-исторической действительности.
В данной формулировке существенными являются два момента: указание на то, что реконструируется нечто определенное; определяющим, внутренним аспектом построения концептуальной модели является не только личностная активность, но и личностная система ценностей, существующая в единстве с общезначимыми ценностями культурной эпохи, в которую вписан исследователь, и в сопряжении с системой ценностей моделируемой культурно-исторической действительности.
Предполагается, что «нечто определенное» обусловлено субъективными ценностями в сопряжении с общезначимыми для исследовательской деятельности, что предполагает её понимание в данное время и реализуется в цели исследования. Цель исследования становится, таким образом, внутренней конституентой концептуального моделирования в философии культуры. Основной целью не просто конструирования, а концептуального конструирования является создание концептуальной модели, которая бы давала представление о логике развития культурно-исторической данности, как последовательной смене одной культурной эпохи другой, которая бы стала основанием моделирования и тем самым понимания любой отдельной ситуации в рамках целостного культурно-исторического процесса, что соответствует общезначимым нормам именно концептуального моделировании в философии.
Потребность реконструирования логики культурного развития результат все увеличивающегося обобщения исторического развития до культурно-исторического и модификации философии истории в философию культуры, как было отмечено выше. Будучи наследницей философии истории, философия культуры немыслима без понимания логики культурного развития. Одновременно, будучи включенной в культуру, история «потребовала» ответа на вопрос о смысле, цели, о своем ценностном содержании. При этом каждый исследователь определял цель и реконструировал ценностный базис культурной реальности в аспекте сопряжения личностной и общей для своей культуры системе ценностей. Если все значительные концептуальные модели прошлого искали цель культурно-исторического развития человечества и находили её и в гражданской свободе (Просвещение), и в гуманизме и «воплощающем его государстве» (Ф. Гегель), и в «вечном возвращении», что является целью без цели (Ф. Ницше) и не находили её как К. Ясперс, то впоследствии внимание исследователей акцентируется на ценностном содержании культурно-исторического процесса (О. Шпенглер и т.д.).
Цель реконструирования логики культурного развития также предопределена проблемой – целью систематизации, создания синтезирующей модели, единого, связного изображения культурно-исторической реальности. Действительно, существование огромного количества эмпирического материала в области этнологии, этнографии, культурной антропологии, эмпирической истории предполагает цель его упорядочивания. Проблема организации фактуального материала представляет собой проблему, требующую решения с необходимостью, поскольку каждый новый результат для субъекта исследования, будь то конкретный субъект, сообщество ученых, человечество в целом, обретает свое значение, свой смысл, только при условии включенности в упорядоченность. Упорядоченное, организованное знание – форма существования знания и в науках о культуре, и в науках о природе.
Существует два вида организации, или систематизации знания. Во-первых, теория, концептуальная модель как форма существования математических, культур-философских, физических и т.п. представлений. Во-вторых, построение знания может осуществляться посредством специальных процедур упорядочивания: типологии как способа построения идеальной модели признаков (типа) и группировки представлений на основании выделенного типа; классификации; систематизации. В области философии культуры, когда стоит цель реконструкции культурно-исторической динамики, конструирования логики развития культуры формой существования знания является концептуальная модель, которая обладает характеристичными свойствами и теории, и модели одновременно.
Обзор концептуальных моделей культурно-исторической реальности Ф. Броделя, О. Шпенглера, Ф. Гегеля, Дж. Вико, Л.Н. Гумилева, Н.Я. Данилевского, В. Страды. А. Крёбера, А. Вебера, Ж. Делёза, Ф. Гваттари и многих других выдающихся исследователей показывает, что не все авторы реконструируют развитие культуры в аспекте существования цели развития. Вместе с тем каждая концептуальная модель - это свой образ, своё изображение развития культурно-исторической действительности, которое создается в аспекте сопряженности личностных и культурных ценностей как, во-первых, в аспекте детерминации моделирующей деятельности общезначимыми культурными и личностными ценностями, во-вторых, в аспекте построения модели базисные принципы которой воссоздают общезначимые ценности моделируемой культурно-исторической реальности.
Последнее определяет содержание концептуальной модели. Вчуствование в моделируемую конкретно-историческую реальность является условием создания концепции этой реальности, например, вчуствование Ф Ницше, О. Шпенглера в античную культурную реальность. Однако в этом случае моделируемая культурно-историческая реальность становится тоже частью фона культуры, детерминирующей саму моделирующую деятельность.
Ценностное содержание культурно-исторической действительности, в которую вписан исследователь, сознательно или бессознательно воспринятое исследователем становится основой конструирования, или принципом реконструкции, отбора, установления взаимосвязей между элементами и процессами культурно-исторической реальности, представляет собой основной момент того, что Э. Трёльч называет «исторической логикой» [235, с. 29-57]. Отметим, что, например, Р. Барт настаивает на бессознательном характере восприятия ценностного содержания культурно-исторической реальности, того «необозримого числа культурных кодов, … в существовании которых автор, как правило, не отдает себе ни малейшего отчета, которые впитаны его текстом совершенно бессознательно» [18, с. 39]. При этом концептуальную модель можно рассматривать как разновидность текста.
Например, кристаллизующееся национальное самосознание великороссов, русская идея как совокупность ценностей, главной из которых является абсолютизм, предопределило концептуальную модель Н. Я. Данилевского, в которой Россия уже не должна была постоянно сравниваться с Западом в аспекте вековой отсталости. Более того, она становилась не просто одним из равновеликих культурно-исторических типов, но культурой, которая должна будет выполнить панславистскую функцию. Представляя культуру как сосуществование культурно-исторических типов, Н.Я. Данилевский в качестве базисных оснований каждого культурно-исторического типа предлагает наиболее привлекательные, ценимые в моделируемой культуре виды деятельности. П. Сорокин выделяет «главную ценность» как базисную, определяющую содержание культуры и включающую в себя потенции собственного изменения, следствием чего становится изменение культуры [222, с. 429].
Тем самым, концептуальное моделирование осуществляется в потоке сопряжения объективного и субъективного, понимаемого как сопряжение личностных ценностей и ценностей культурно-исторической действительность, в которую вписан исследователь и как сопряжение личностных ценностей и ценностей моделируемой культурно-исторической действительности.
Вследствие существования дистанции, отделенности субъекта от моделируемой культурной реальности и вписанности разных исследователей в различную культурно-историческую действительность концептуальные модели редко совпадают у разных исследователей. Тем самым оказывается велика роль личностного фактора. Тем более, что концептуальная модель не выводится из чего-то другого, а конструируется исследователем. Конструирование предполагает, таким образом, занятие личностной определенной позиции. В соответствии с собственной позицией, с собственным горизонтом своего понимания, который очерчивается, в первую очередь, сформированным ценностным ядром человека, культурно-историческая действительность уже в концептуальной модели становится осязаемой, функционирующей.
Кажется, если личностная активность, личностное знание, личностная система ценностей детерминируют конструирование концептуальной модели, то мы попадает в атмосферу полного субъективизма и произвола. Тем не менее, это не так. Ещё раз подчеркнем, что конструирование относится к сфере субъективного, но субъективизма нет. Проникновению субъективизма в методологию концептуального моделирования препятствует сопряженность субъективного и объективного как сопряженность личностных ценностей и ценностей культуры, которые в кантовском смысле существуют априорно, в феноменологической традиции представляют собой ноэматический коррелят культурно-исторической реальности, данной в интенциональном отношении. Ценности культуры детерминируют моделирующую деятельность, предопределяют то обстоятельство, что метафизическим основанием конструирования концептуальных моделей являются общезначимые ценности культурной эпохи, которые составляют онтологический базис культурно-исторической реальности, задают возможность понимания, «слияния горизонтов», герменевтически обуславливают последующее моделирование той или иной культурно-исторической реальности, которое в этом аспекте носит общезначимый характер.
Тем самым в феноменологической традиции общезначимые, сущностные ценности культуры, и потому универсальные в рамках определенной культуры представляют собой элементы субъективной сферы и элементы бытия культуры, характеризуют бытийную структуру культуры, т.е. не принадлежат сфере субъективного. Эта парадоксальность кажущаяся. Сущностные культурные ценности обладают тем свойством априори, присущим феноменологическому пониманию априори, а именно «специфической индифферентностью по отношению к субъективности» [258, с. 81]. Сущностные ценности культуры не есть нечто имманентное, не выходящее за пределы сознания, не есть нечто только трансцендентное по отношению к сознанию, а есть именно момент сопряженности объективного и субъективного, данный в категориальном усмотрении ценностной структуры культуры как её бытийной структуре.
В целом признание общезначимости ценностного базиса культурно-исторической действительности естественно для всех направлений и способов западнического философствования. Общезначимость оказывается данной в категориальном усмотрении, как было показано выше. Она может быть обусловленной представлением, что культурные ценности принадлежат миру объективной культуры, составляют её объективное, духовное содержание, передаются индивидами друг другу во взаимодействии. При этом само ценностное содержание «каким-либо образом уже отделилось от личности» [100, с. 535]. Для Л.П. Карсавина всякая отдельная концептуальная модель (в нашей терминологии) «субъективна», в том смысле, что, сколько познающих историю, столько исторических концепций. Вместе с тем субъективное знание есть «индивидуализация знания высшей личности, которая познавательно себя актуализирует во мне и других современных мне историков» [118, с. 255]. Итак, знание – это индивидуализация знания всеединого человечества. Последнее обусловлено тем, что всякая индивидуальность – это актуализация всеединого человечества, носителя всеединой системы ценностей. Тем самым и здесь общезначимость ценностного базиса моделируемой культурно-исторической реальности оказывается тождественной ценностному фону моделирующей деятельности.
Свойство общезначимости, присущее ценностным системам любой культурно-исторической действительности может быть усмотрено при аналитической деконструкции рядов, множеств культурно-исторических явлений, которые даны как реконструкции культурно-исторической реальности. Моделирование таких множеств, рядов является содержанием исследований О. Шпенглера, П. Сорокина, А. Крёбера и т.д. Аналитическая деконструкция данных и других концептуальных моделей позволяет говорить о том, что ряды, множества культурно-исторических явлений реконструируются на основе следующего базисного принципа – все культурно-исторические явления представляют собой воплощение одной системы ценностей, её коррелятов - одной «главной ценности» (П. Сорокин), «прасимвола» (О. Шпенглер). Тем самым усматривается свойство общезначимости ценностной системы любой культурно-исторической реальности, в данном случае моделируемой.
Например, западноевропейская культура есть множество разнообразных культурных рядов, воплощающих такие общезначимые ценности как индивидуализм, либерализм, конституционализм, права человека, равенство, свобода, верховенство закона, демократия, свободный рынок, что в способе, методологии, процедуре концептуального моделирования предполагает индивидуальную субъективную фиксацию внутри общезначимой системы ценностей, которая служит принципом отбора, усмотрения ценностей моделируемой культурно-исторической действительности, благодаря чему этот отбор получает общезначимую основу. В этом случае возможно выстраивание различных рядов культурных явлений в соответствии с тем, какие из вышеперечисленных общезначимых ценностей более всего согласуются с личностной ценностной системой. Ценности, отвечающие данной согласованности, сопряженности становятся с позиции автора базисными, главными (например, свободный рынок). Соответственно, получаются относительно различные культурные ряды.
Еще раз подчеркнем, что моделируемая культурно-историческая реальность в силу изоморфизма культурно-исторической протореальности, становится моментом сопряжения субъективного и объективного как априори, а именно моментом сопряжения личностной ценностной системы и ценностного базиса культуры как общезначимого фона концептуального моделирования. Тем самым, обеспечивается общезначимость созданных конструктов, иначе - возможность принадлежности одному горизонту знания, или возможность понимания концептуальных моделей.
Несомненно, вклад в признание общезначимости той или иной концептуальной модели вносит и признание автором и своей модели, и любой другой как культурной ценности, что является нормальным в западнической, например, традиции построения философских конструктов. При этом сама процедура концептуального моделирования предполагает наделение свойством общезначимости содержания концептуальной модели. Таким представляется тот момент сопряжения объективного и субъективного, когда объективное – это общезначимая в рамках западнического философствования - ценностная система самой процедуры философского исследования, а субъективное – личностная система ценностей, включающая представление о нормах философствования: конструирования, точнее реконструирования, поскольку готовый конструкт наделяется свойством существования (например, Абсолютная Идея, по другому существует горизонт как бытийная структура культурно-исторической реальности) и деконструирования (например, развенчать познание как нечто, точно репрезентируещее природу, проследить генезис конструкта «Абсолютная Идея», конструкта «горизонт» и т.д.).
Общезначимость, становящаяся моментом сопряжения общих для культуры ценностей и личностных ценностей, и понимаемая,
во-первых, как общезначимость ценностного основания моделируемой культурно-исторической реальности, актуализированной в личностной системе ценностей;
во-вторых, как общезначимость культурных ценностей, являющихся фактором, детерминирующим моделирующую деятельность, также актуализированную в личностной системе ценностей;
в-третьих, что является следствием «во-вторых», как общезначимость общелогических методов мышления, ценностей процедуры философствования, в частности концептуального моделирования, актуализированных в системе личностных представлений об исследовательской, конструктивной процедуре,
предопределяет общезначимость концептуального моделирования как процесса и результата. Представляется, что без наличия качества общезначимости конструкция культурно-исторической статики и динамики не может претендовать на статус концептуальной модели, концепции в области философии культуры. При этом концептуальное моделирование культурной динамики означает создание универсальной конструкции культурной динамики в единстве прошлого, настоящего и будущего. В этом случае культурно-исторический процесс предстает как непрерывность, настоящее как сформированное в своей сущности прошлым, будущее как продолжение накопленного в глубинных слоях культуры настоящего.
С другой стороны, синтезирование отдельных комплексов культурно-исторической реальности невозможно без соотнесения с системой ценностей отдельного субъекта. Если, по Ф. Ницше, человек сам определяет горизонт своего знания, который замкнут и закончен [189, с. 163], то нам представляется, что горизонт у Ницше и в последующих конкретизациях включает в себя в качестве основной компоненты личностные ценности. Их осознание, кристаллизация осуществляется в сфере горизонта и потому, личностные ценности становятся онтологическим базисом субъективности концептуального моделирования. В силу же сопряженности с общезначимыми ценностями они обусловливают наше понимание, слияние с горизонтом исследователя. Так, понимание концептуальной модели К. Ясперса является условием её деконструкции в аспекте усмотрения в качестве детерминирующего фактора его моделирующей деятельности религиозных ценностей как момента сопряжения общезначимых и личностных ценностей. Соответственно, одним из базисных принципов его модели становится следующий: «человечество имеет единые истоки и общую цель» [289, с. 31], высшую цель, заключающуюся в возвышении Бога посредством усиления этической стороны религии; и нам отчетливо виден генезис этого базисного принципа.
Включение личностной системы ценностей в аспекте акцентирования личностного момента в концептуальное моделирование является условием выполнения аксиологической функции как оценивания тех или иных конструктов в аспекте их соответствия моделируемой культурно-исторической действительности; в аспекте коррелятивности ценностным основаниям культуры, в которую вписан исследователь; в аспекте оценивания процедур концептуального моделирования.
Например, философскую деконструкцию Р. Рорти, деконструкцию, поскольку данностью для него являются концептуальные модели философов прошлого и настоящего, можно оценить как воплощение скепсиса, присущего человеческой природе (здесь моделируемая данность - философия, понимаемая как реализация человеком своих сущностных качеств, - это базисный принцип возможной концептуальной модели), и становящегося ценностью в философствовании постмодерна с его максимальной приближенностью к субъекту и превращающего в ценности все «отрицательные» качества мыслящего субъекта, в том числе, скепсис, иронию. Тот же иронизирующий скепсис (в этом понимании – отрицательное качество субъекта) воплощен в таких формах постмодерна как дадаизм и т.п.
В заключение отметим, что концептуальная модель является формой существования знания в области философии, в частности – философии культуры. Действительно, культура – все созданное человеком. Самые первые создания – орудия труда появляются в результате целенаправленной деятельности человека, предусмотрения, предвосхищения какой-либо цели. Актуализацией цели и становится орудие труда. Таким образом, сначала появляется modus, modulus, способ замещения, образ, образец, т.е. модель. Переход из области практической в область духовную ничего не меняет, в том аспекте, что понятия, скульптуры, архитектурные сооружения и т.п. культурные формы также суть образы, знаки, символы, модели. Тогда культурная реальность есть деконструкция, объективация моделей разного рода, а все науки о культуре, исследующие культурные формы (стили в искусстве, культурно-исторические процессы и т.п.), имеющие дело с культурно-исторической действительностью, существующей в виде конструктов опыта, представляют собой реконструкции той или иной культурно-исторической реальности.
Соответственно строительным материалом создаваемых концептуальных моделей, становятся конструкты, концепты. Конструкты, поскольку созданы, являются результатом «поэтической переработки» по Ф. Ницше [189, с.197], «продуктивного процесса» по Э. Кассиреру [121, c.94], являются результатом формообразования, образования по выражению В. Дильтея [86, c. 5, 13], «произведены» по Х.-Г. Гадамеру [52, с. 277, 279]. Концепты, а не просто понятия, поскольку воплощают сопряженность субъективного и объективного как сопряженность личностной системы ценностей и культурно-исторической действительностью, как моделируемой, так и современной для того или иного исследователя. В силу общезначимости конструирования как импликации сопряженности личностных систем ценностей с общезначимыми ценностями культурно-исторической действительности эти концепты не могут носить только идиографический характер. В силу того, что они концепты, они не могут носить только номотетический характер, поскольку в них не могут формулироваться открытые исследователем всеобщие, объективные законы.
Как актуализации всех аспектов сопряженности объективного и субъективного концептуальная модель не может быть оценена в категориях истинности. Сопряженность субъективного и объективного, понимаемая как сопряжение субъективной человеческой активности и культурно-исторической действительности, как сопряжение личностной системы ценностей и ценностной системы культурно-исторической реальности, как моделируемой, так и являющейся фоном моделирующей деятельности задает масштаб, аспекты оценивания концептуальных моделей.
Во-первых, концептуальная модель может оцениваться по степени коррелятивности, адекватности моделируемой культурно-исторической реальности. Действительно, адекватность концептуальной модели есть следствие сопряженности субъективного и объективного во всех аспектах. Данный принцип в рамках феноменологической традиции коррелятивен пониманию адекватности концептуальной модели моделируемой культурно-исторической действительности как следствию её интенциональности. Первичные конструкты, базисные принципы как результаты идеирующей абстракции адекватны сложившейся бытийной значимости и соответствующей эмпирической данности как воплощению внутренней сопряженности, сопринадлежости объективного и субъективного во всех аспектах, и в главном – в аспекте сопряженности субъективной активности и моделируемой культурно-исторической действительности. Соответственно, здесь происходит отход от объективизма с присущим ему критерием истинности. «Мир» уступает место «жизненному миру» как миру, который не становится предметным для человека, а представляет собой почву для всякого опыта, для функционирования трансцендентальной субъективности.
Действительно, жизненный мир представляет собой совокупность смысловых представлений, проникших в него из того жизненного горизонта, с которым он всегда интенционально соотнесен, т.е. своеобразную «область определений и значений» функции в математике. Жизненный мир находится в процессе постоянной релятивизации значимости, области значений и определений. Вместе с тем, жизненный мир, будучи персональным, одновременно представляет собой общий жизненный мир, включающий сосуществование других миров, что позволяет говорить не только об адекватности частному опыту, но ввести критерий адекватности концептуальной модели в рамках общего жизненного мира, всеохватывающий горизонт которого «конституируется анонимной, а именно никем не совершаемой интенциональностью» [52, с. 297].
Возможность всеохватывающего жизненного мира, слияния горизонтов, позволяющая говорить о той или иной степени адекватности концептуальной модели культурно-исторической данности настолько коррелятивно понятию объективной истины, что Х.Г. Гадамер говорит об объективности знания [52, с. 366, 409] там, где мы употребляем термин «адекватность». Поскольку герменевтика является онтологией концептуального моделирования, которое, в свою очередь, представляет её методологическую конкретизацию, то в качестве условия адекватности концептуальной модели культурно-исторической данности выступает подлинное понимание, которое опосредовано и темпорально.
Подлинное понимание, выявление сущего происходит в герменевтическом опыте как опыте постижения пере-данного смысла, заданного смысла, когда смыслы и ценности становятся оче-видными. Подлинное понимание, основанное на «пред-понимании» (рамках опытно-научного рационализирования), «предрассудках» (авторитетах, традициях, преданиях) как условиях понимания, детерминированных обстоятельствами (семья, общество, государство), в которых он живет, вкупе с традиционными методами построения концептуальных моделей культурно-исторической действительности, обеспечивает претензии авторов на адекватность своих моделей. Эти претензии тем более основательны, что в концептуальной модели обретает существование сущее в том виде, в котором оно дается исследователю в качестве сущего и значимого. Поэтому именно интенциональность задает адекватность концептуальной модели культурно-исторической реальности – существования сущего.
Темпоральная природа чистого сознания делает возможным временной характер культурно-исторической данности и её переживаний, а также идентичность этой культурно-исторической данности, несмотря на её принадлежность разным временным общим жизненным мирам. Соответственно, изменение жизненного мира приводит к построению новой концептуальной модели, что соответствует историчности понимания – главному требованию герменевтики, которое утверждает, что понимание, осуществляемое в науках о духе, также является существенно историческим. Иначе, конкретно-историческая действительность понимается лишь в том случае, если каждый раз понимается по- другому. Тем самым герменевтическая традиция просто настаивает на постоянном образовании все новых концептуальных моделей. В рамках этой традиции целью концептуальной модели можно считать переописание (Bilding), которое связано с изменением человека, субъекта исследования. Всякое изменение требует переописания, перереконструкции.
Во-вторых, - по степени соответствия культурным ценностям эпохи, в которую вписан исследователь. Условие соответствия данному типу культурных ценностей выполняется автоматически. Каждая концептуальная модель как творение человека – всегда представляет собой творение конкретного человека, вписанного в конкретную культурно-историческую среду, воплощение, актуализацию общезначимых ценностей своей культурной эпохи как момента сопряжения этих ценностей и ценностных оснований личности. На этом аспекте коррелятивности как на аспекте, в значительной степени детерминирующем конструктивную деятельность, акцентирует внимание структуралистская и постструктуралистская традиция, настаивая на привнесении в любое «произведение», «фено-текст» (концептуальную модель можно рассматривать как пример «произведения») соответствия глубинным основаниям современной культурно-исторической реальности, «исторической интеллигибельности», «тексту», «гено-тексту». Поэтому «структурализм – это тоже всего лишь одна из форм мира, которая изменится вместе с ним (человеком)» [18, с.261], с изобретением нового языка, на котором будут говорить о самом структурализме.
Этот аспект коррелятивности явления культуры и её ценностного основания является определяющим и единственным, например, для О. Шпенглера. «Каждая философия есть выражение своего, и только своего времени. И нет двух таких эпох, которые бы имели одинаковые философские интенции» [277, с. 176]. Вместе с тем, коррелятивность модели и культурно-исторической реальности, в данном аспекте, касается не содержания моделируемого материала, которым может быть как для О. Шпенглера, в частности, античная культурно-историческая действительность, а самого явления, например, концептуальной модели О. Шпенглера, появление которой в полной степени соответствует нарождающимся постмодернистским ценностям с их приоритетом каждого отдельного человека, в обобщении – каждой отдельной культуры. Одновременно концептуальная модель О. Шпенглера воплощает ценностные основания культуры конца девятнадцатого – начала двадцатого века с её приоритетом иррационального, бессознательного. Соответственно, эта модель, подчеркивающая базисную роль «прасимвола», «гештальта», «прадушевного состояния», стоит в одном ряду с такими современными ей культурными формами как импрессионизм, изображающий ощущение, постимпрессионизм, изображающий эмоциональное переживание мира, фрейдизм с его определяющей ролью либидозных инстинктов и т.п.
В-третьих, по степени соответствия личностной системе ценностей. На этом моменте акцентировал внимание Ф. Ницше. Способность служить жизни, служить здоровью отдельного человека, народа, культуры. Делать человека «здоровым, сильным и плодотворным» - значит кристаллизовать им собственную систему ценностей, уничтожать в себе «тварь» и самосозидать «творца», «сверхчеловека». Эти свойства и определяют наилучшую концептуальную модель, её «ценность» для каждого отдельного субъекта [189, с. 165]. Ценность конструктивных построений определяется и тем, что каждый любит свое деяние «в бесконечно большей степени, чем оно этого заслуживает» [189, с. 165]. В аналогичном аспекте оценивает концептуальные построения в философии Ж.-П. Сартр. Для него познание это всегда отношение между «для-себя» и «в-себе» [212, с. 200]. Соответственно, он рассматривает попытку получить объективное знание как попытку избежать ответственности за выбор или создание своего проекта. В этой экзистенциалистской традиции одна концептуальная модель будет более лучшей, во-первых, только для отдельного человека, и, во-вторых, если она соответствует ценностной установке исследователя.
Тем самым, можно сделать следующие выводы.
Выявленное содержание оценивания концептуальных моделей как адекватное моделируемой культурно-исторической реальности, коррелятивное фону моделирующей деятельности и личности исследователя, что в реальном процессе оценивания выступает как некоторое единство и предполагает
- сосуществование множества концептуальных моделей в философии культуры,
- перманентное конструирование новых моделей.
Конструирование всякий раз осуществляется в соответствии с ценностями, нормами концептуального моделирования, принятыми в современном культур-философском дискурсе. Во-первых, это онтологические условия, предполагающие сопряженность субъективного и объективного
- как сопряженность субъективной активности и культурно-исторической реальности,
- как сопряженность личностной системы ценностей и парадигмальных ценностей моделируемой культурно-исторической реальности,
- как сопряженность личностной системы ценностей и ценностной системы культурно-исторической эпохи, в которую вписан исследователь,
- как сопряженность личностной системы ценностей и процедурных ценностей концептульного моделирования.
Эти онтологические условия предопределили следующие методологические нормы концептуального моделирования в социальной философии, в частности вфилософии культуры:
- полноту,
- разрешимость,
- непротиворечивость,
- независимость,
- изоморфизм базисных принципов концептуальной модели культурно-исторической протореальности.
Данные онтологические условия определили общие существенные свойства концептуального моделирования и концептуальных моделей в социальной философии :