Более широкое истолкование. Всесторонняя стратегия

Рассмотрим в более широком плане пример проблемы выбора среди альтернативных систем оружия. До сих пор я рассматривал эту проблему, как если бы она относилась скорее к выбору образа действий в тактическом плане, а не к всесторонней стратегии. Я не учитывал по меньшей мере две важные стороны. Одна имеет отношение к потерям, отличаемым от непосредственного военного ущерба, а другая связана с возможностью того, что наш выбор среди стратегий ведения войны может повлиять на вероятность самой войны.

Возможно, не сразу становится очевидным, что я по необходимости не учитывал потери. Табл. 10.6 содержит цифры, которые, как предполагается, представляют собой в количественном плане нашу оценку различных возможных вариантов. Мы немного говорили о том, что может скрываться за этими цифрами, например об ущербе, нанесенном объектам противника, наших потерях в самолетах и личном составе и подобных факторах. Мы могли бы для большей наглядности примера просто дать нашим цифрам более совершенную интерпретацию и заявить, что мы учли в целом потери гражданского населения и потери в промышленности, экономический ущерб, потерю политического престижа и другие факторы. Но это потребовало бы проведения большего количества исследований, большего количества статистических данных, более глубокого изучения психологии и большей аргументации в отношении неучтенных положений. Потратив необходимое количество времени и изобретательности, мы должны сделать более всестороннюю оценку относительных достоинств различных результатов. Мы, без сомнения, будем получать различные цифры в зависимости от того, что принимается во внимание, но тем не менее в конечном итоге получим таблицу в такой общей форме, которая нам нужна.

Причина, по которой мы не можем просто переистолковать наши цифры в рамках этой дискуссии так, чтобы они включали потери, заключается в следующем: до настоящего момента мы предполагали, что то, что лучше для нас, хуже для противника и наоборот. Мы исходили из того, что нам хочется нанести ущерб его объектам, а он этому противодействует, т. е. у нас были диаметрально противоположные желания в отношении нанесения ущерба. (Или, если мы будем истолковывать наши цифры как означающие шансы на «выигрыш» войны, любая пара стратегий нападения и обороны, которая дает нам относительно высокие шансы на выигрыш войны, оставляет противнику относительно мало шансов и наоборот.) Но когда дело доходит до учета потерь, то уже будет неправильным положение о том, что различным возможным результатам мы и противник даем диаметрально противоположные оценки. Так, из двух стратегий наступления и обороны, которые дают в три раза больше шансов на выигрыш при умеренных потерях с обеих сторон, и других двух стратегий, которые дают нам также в три раза больше шансов на выигрыш, но при гораздо больших потерях с обеих сторон, мы и противник, возможно, предпочтем один и тот же вариант из этих двух результатов. К тому же, помимо проблем гражданских потерь и экономического ущерба, имеется ряд внутриполитических вопросов, которые противник может оценивать совсем не так, как оценили бы их мы. По этим причинам при оценке всех последствий различных типов нападения и обороны, в отличие от их немедленных военных последствий, мы, вероятно, не сможем установить единый ряд чисел, который мог бы послужить одновременно в качестве показателя нашей оценки и оценки противником. Нам понадобятся два ряда чисел для представления наших двух различных оценок этих последствий.

Если мне удалось разъяснить, что это справедливо в принципе, то остается задать вопрос, влияет ли па наше решение оценка противником таких вопросов, как гражданские, экономические и политические потери. Ответ на этот вопрос должен быть утвердительным.

Пересмотренный пример «плохой» стратегии. Чтобы по­казать это на экстремальном случае и избежать увеличения размеров нашей таблицы, изменим характер нашего нападения С и заменим цифры в табл. 10.6. Оставив пока в стороне вопрос о характере нападения С предположим, что наша всесторонняя оценка результата показана в табл. 10.7. Какие выводы мы можем сделать по выбору между стратегиями А, В и С?

Таблица 10.7 - Количественные оценки «плохой» стратегии

Первый анализ, без сомнения, заставил бы нас совсем отбросить нападение типа С. Независимо от того, какой тип обороны применяет противник (А¹, В¹ или С¹), наше нападение С неизменно будет хуже для нас, чем нападение А или В, Не может быть такого случая, когда бы мы не предпочли нападение типа В нападению типа С, и не будет случая, когда бы мы не предпочли нападение типа А нападению типа С. Мы не можем с выгодой для себя обманывать противника путем использования нападения типа С, полагая, что он будет рассчитывать на наш отказ от этой выгоды. Мы поступаем настолько плохо, что он будет восхищен нашим выбором нападения типа С, даже если ожидал нападения типа Л или В.

Оценка результатов противником. Для наглядности преобразуем табл. 10.7, введя некоторые цифры, которые могут представлять собой нашу оценку оценки противником этих девяти возможных результатов. В табл. 10.8 помещены цифры, характеризующие нашу оценку, и цифры, характеризующие оценку противника (т. е. значение оценки, которую по нашим предположениям дает противник), в каждой из девяти клеток таблицы; наши цифры - слева внизу, цифры противника - справа вверху.

Таблица 10.8 - Цифровые оценки - предполагаемые оценки противника

Будем грубо различать два типа факторов в оценке противника: во-первых, оценку противником шансов на выигрыш или проигрыш в войне или его оценку соотношения сил между нами сразу после окончания войны (в этих вопросах оценка противником должна быть прямо противоположной нашей); во-вторых, различные факторы, отнесенные мной к широкому термину «потери», при рассмотрении которых нет твердого основания предполагать, что тип войны, который противнику нравится меньше всего, является таким типом войны, который нравится больше всего нам, и наоборот.

Чтобы сделать нашу иллюстрацию более конкретной, рассмотрим следующий пример. Если мы предположим, что оценка противником результата столкновения нападения Л с обороной В¹ составляет 20 единиц по нашей шкале, т. е. сравнительно малую величину, то это отражает тот факт, что наша оценка характеризуется относительно большой величиной. Рассматривая случай противопоставления нападению А обороны С¹, мы видим, что не обязательно верным будет утверждение о том, что когда возрастает величина нашей оценки, то величина оценки противником становится меньше. Поэтому нет логической несообразности в том, чтобы выразить оценку противником этого случая величиной, равной 50 единицам. Грубо говоря, результаты столкновения стратегии А против стратегии В¹ и А против С¹ могут быть примерно одинаковыми в отношении того, кто выиграет войну, но один результат может быть достигнут гораздо большей кровью с обеих сторон, чем другой, так что разница в оценках будет иметь одно направление как для противника, так и для нас.

Нам нет необходимости придавать слишком большое значение цифрам в табл. 10.8, поскольку я хотел только проиллюстрировать ими довольно простую мысль - не обязательно предполагать отсутствие логической совместимости возможных значений оценок противника с нашими. Рассмотрим случай, когда мы избрали нападение С. Это случай такой стратегии, которую мы могли бы отвергнуть, исходя из цифр, представляющих собой оценку результатов американцами. Но величины, которые я внес в качестве возможной оценки противника, может быть, дадут нам основание сохранять стратегию типа С в действии.

Согласно этим цифрам противнику не выгоден результат, когда нападение С используется примерно так, как используем его мы. Нападение С, кажется, является кровавым нападением такого типа, который обычно именуется как «взаимное самоубийство». Мы также не можем его принять из-за последствий, которые оно принесет нашей стране. Нам не может доставить особого удовольствия и то, что противник при этом тоже придет в отчаяние. Поэтому, если бы мы были уверены в том, что, приняв эту стратегию, мы будем вести соответствующие боевые действия (или если бы мы считали, что вероятность начала войны не зависит от выбора нашей стратегии нападения), то мы отказались бы от нападения типа С. Но если мы заинтересованы в сдерживании противника, а также в достижении победы в любой из возможных видов войны, напа­дение типа С может иметь некоторую притягательную силу. Если наша задача заключается в том, чтобы противо­поставить противнику нападение, возможности которого он стремится избежать, то нападение С имеет определенные достоинства по сравнению с нападением А и В.

Пересмотр вопросов секретности и гибкости. В отношении принятия стратегии, подобной стратегии нападения типа С, можно сделать некоторые интересные замечания. Выше мы одобряли секретность, так как нам казалось выгодным держать противника в неопределенности в отношении того, к какому нашему нападению он должен быть подготовлен. Но такая чисто сдерживающая стратегия, как стратегия С, имела бы смысл только в том случае, когда она широко объявляется противнику. Мы также в начале нашего анализа придавали большое значение гибкости, заключающейся в свободе сделать окончательный выбор в последний момент, опять же для того, чтобы заставить противника гадать об этом или приспособиться к стратегии, которую к тому времени мы могли бы принять. Но нападение типа С весьма неубедительный вид устрашения, если мы обладаем гибкостью для перехода к стратегиям А или В в последний момент. В тот момент, когда начнется война, наша заинтересованность в проведении стратегии С будет не больше, чем заинтересованность противника в обороне против ударов, наносимых в соответствии с этой стратегией, и противник знает нашу заинтересованность в переходе к стратегии А и В, если это физически возможно. Единственное средство, которое могло бы его полностью убедить в неотвратимости нападения типа С, заключается в убеждении его в том, что мы не можем избрать ничего другого, помимо нападения С, даже если бы мы хотели избрать другое.

Существенное изменение здесь заключается в следующем. Ранее мы старались приспособиться к тому, что мы и наш противник имеем противоположные интересы; в ситуации, представляемой стратегией С, мы пытаемся придать такую форму побуждениям противника, чтобы у нас с ним был общий интерес, а именно общий интерес к выбору еще одной стратегии - стратегии поведения такого рода, которая сделает войну ненужной! Мы теперь стараемся обращаться умело с его побуждениями, а не просто приспосабливаться к ним. Мы пытаемся предоставить ему выбор, в котором мы заинтересованы, таким образом, чтобы убедить его в том, что он является для него самым лучшим выбором.

Стратегия, которая выглядит «слишком хорошей». Если взять другую крайность, то мы могли бы выдвинуть новую стратегию или новые числовые значения для нашей все еще неопределенной стратегии типа С, которые позволят ей выглядеть очень хорошо по сравнению со стратегиями А и В на основании нашей собственной числовой оценки. Она могла бы выглядеть слишком хорошо. Для простоты и гипотетичности примера я не рассматривал вопрос о том, кто первым нанесет удар в войне. Но если мы сделаем нашу таблицу достаточно большой и сложной, то сможем поставить каждую из обеих сторон в положение нападающей и обороняющейся стороны одновременно и предоставить право выбора между первым и ответным ударом. Мы могли бы в этом случае найти стратегию, которая выглядела бы очень хорошей, если бы мы наносили ответный удар, и даже еще лучшей, если бы мы наносили удар первыми. Но если на самом деле мы не намереваемся нанести удар первыми, то, возможно, сама эффективность такой стратегии как трамплина для нанесения удара первыми представит серьезную трудность. Может быть, такая стратегия выглядит слишком хорошей для нас. Или, точнее говоря, она покажется противнику слишком хорошей для нас, и если возможность при нашей стратегии нанести удар вторыми является потенциальной сдерживающей силой, то возможность при этой стратегии нанести удар первыми может вызвать у противника стремление упредить нас.

Я демонстрирую эту возможность не для того, чтобы рассмотреть ее в деталях, а для того, чтобы показать, как глубоко могут лежать связи между некоторыми трудно уловимыми величинами, учитываемыми в анализе. Нам не только приходится оценивать результаты действий с наших позиций, но и определять, как противник оценил бы эти результаты со своей точки зрения. В этом последнем случае мы вынуждены строить предположения о том, как противник может оценивать нашу оценку различных исходов событий. Если бы мы могли путем нанесения удара первыми уничтожить мощь противника ценой миллионов американских жизней, то нам важно понимать мнение противника о нашей решимости принести в жертву эти жизни.

Заключение

В заключение я хотел бы остановиться на двух моментах. Во-первых, единственные разумные предположения о поведении противника при рассмотрении проблем, где его интересы строго противоположны нашим интересам, состоят в том, что противник будет приспосабливать свое поведение к нашему в пределах имеющихся у него возможностей. Зная о принимаемых нами решениях, он будет проектировать свою систему так, чтобы она обеспечивала ему гибкость и возможность поставить нас перед неопределенностью, и он будет предполагать, что мы делаем то же самое.

Второй вывод состоит в том, что в таких вопросах, как сдерживание, ограниченная война, уклонение от ненамеренной войны, провокация первого удара и так далее, хотя мы и предполагаем, что противник будет приспосабливаться к нашим решениям, мы должны создать систему, которая вынудит его действовать так, как нам хотелось.

Я хочу сделать одно замечание. В обоих случаях в каком-то смысле мы придерживаемся взгляда, который противоположен обычному мнению о том, что решения следует основывать не на намерениях противника, а на его возможностях. В рассмотренных проблемах мы по необходимости имели дело с намерениями противника, его ожиданиями, его побуждениями и его догадками о наших намерениях, наших ожиданиях и наших побуждениях. Это, очевидно, справедливо при рассмотрении таких идей, как сдерживание, весь смысл которого заключается в том, чтобы умело обращаться с намерениями противника, предлагая ему выбор из надлежащим образом подготовленного ряда возможностей. Но это также справедливо и для тех ситуаций, в которых мы не пытаемся сдерживать, принуждать или убеждать противника, а просто пытаемся отгадать его намерения и препятствуем ему угадать наши. В этих случаях мы не можем рассматривать его возможности.

Его возможности действий против различных систем, которые мы можем выбрать, зависят от того, как он распределяет свои ресурсы среди альтернативных систем, имеющихся у него, что, в свою очередь, зависит от того, каких действий он ожидает от нас. Распределение его возможностей, которые нам следует ожидать, не есть что-то, что мы вводим на начальном этапе нашего анализа. Это получаемый нами итог. После того как мы одновременно рассмотрели проблемы противника и нашу и провели тот вид анализа, который, как предполагается, он должен провести со своей стороны, мы можем надеяться получить суждение о нашем самом разумном выборе, который должны сделать мы, и самом разумном выборе противника.

Вот почему так много оценок, необходимых нам для решения этих проблем, связано с тонкими и трудноуловимыми соображениями. Сам характер проблемы способствует возникновению таких тонкостей. Из этих тонкостей самой важной будет представление противника о нашем мнении о нем.

Поиск по сайту: