Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Вероятные приключения робота кошки Мурки... 6 страница



…Впервые… Когда это случилось со мной?
…Мне семь лет. Школа. Воскресение. Пустой чистый класс на четвёртом этаже. За тремя большими окнами осеннее солнце, качаются голые ветки тополей. В классе уютно, тепло и по-воскресному молчаливо-загадочно. Рядом друзья: Вовка, Славка, Генка, Галька, Любка.
Генка с Любкой брат и сестра. Сейчас их мать моет классы на втором этаже. Вовка лицом отличается ото всех. Говорят, у него отец был китаец. В компании нет главаря, но самым большим уважением пользуется Вовка.
У Славкиной матери другая семья и Славка живёт с бабкой. Она маленькая, горбатая и страшная, курит папиросы и работает в школьной кочегарке.
Галька очень взрослая, большая и толстая. У неё всегда красные щёки, она учится в четвёртом классе. Все остальные, кроме Генки – он ещё маленький, - первоклашки.
Компания уже набесилась, набаловалась. Наступили какие-то странные, непонятные минуты тишины. Всем хочется чего-то необыкновенного, даже волшебного. Генка рисует мелом на доске глупые непристойности. Частенько кое у кого срываются с языка выраженьица, от которых покраснел бы и взрослый. Но дети не обращают внимания. Всё привычно. Так и дома у них говорят. Лишь мне иногда не по себе – у меня так дома не говорят. Но я скрываю. Я очень хочу быть здесь своим. Мне совсем не нравится, когда меня дразнят "учёлкин сын".
А в классе как будто что-то невидимо висит и подглядывает за нами. Пустые длинные большие парты – для взрослых учеников – словно застыло-неподвижно оскалились на нас. "И это всё, что мы можете?!" – смеются беззвучно они.
Все с надеждой смотрят на Вовку: не придумает ли он какое-нибудь новое развлечение? Но нет, и Вовка примолк.
И тогда начинается галдёж. Каждый пытается рассказать что-нибудь интересное. Но почему-то ничего не получается. Скучно. Воображение бессильно бьётся о стены, об окна, и верхушки тополей укоризненно поскрёбывают стёкла.
Творчества! Нам его так не хватает! Мы не умеем творить. Мы и слова такого не знаем, но уже осязаемо догадываемся, что чего-то нам не дано или нас этому почему-то ещё не учат и что, может быть, уже поздно учить, но нам так нужно волшебство и чудо! Потому что где-то внутри себя, глубоко, мы, хотя и маленькие, ощущаем это чудо и чудесность всего вокруг, загадочность, свою собственную необыкновенность, неудержимую текучесть времени, неразгаданность этого видимого мира… Мы ещё верим в сказки, но уже и совсем не верим в них. Но ржавчина материальности ещё не успела пожрать наши детские всемогущественные мозги.
И вдруг один из нас, я, словно по чьему-то строгому велению, по мощному позыву изнутри, неожиданно и безраздельно захватываю власть и над стылой заоконной голубизной, и над кивающими тополиными верхушками, и над замершим классом с молчаливыми партами, и, главное, над товарищами.
Я говорю уверенно, убеждённо, и моя новая, неизвестно откуда только что появившаяся воля подавляет недоверие друзей. Я вижу, как заблестели у них глаза, наполнились предчувствием сказочного. Им хочется верить мне! Я рассказываю, и всё окружающее реальное проваливается куда-то, а остаётся только то, что я говорю.
– В одном классе под классной доской есть дверца. Это тайный ход. Он через стены ведёт на запасные лестницы…
– Не ври, учёла! – кричит Любка. Её всегда бледное, застывшее, неулыбчивое лицо выражает презрение к учёлкиному сынку, но я всё-таки подсматриваю и в её глазах желание необычного. Мне очень хочется, чтобы именно Любка поверила больше всех.
– Нет, есть дверца! – твёрдо говорю я. – И в стенах, и на запасных лестницах живут такие человечки… такие человечки, – я показываю ладонью половину своего роста. – Они… они пластмассовые, но живые. Их зовут… школярики. Они тоже учатся, только ночью. Они кушают мел и промокашки, а пьют чернила. Но больше всего школярики любят тетрадки с двойками. Они пробираются ночью в учительскую, там выискивают такие тетрадки, посыпают их мелом, поливают красными чернилами и кушают. Это для них как шоколадки…
Воздух в классе густеет от таинственности, все ошеломлённо молчат, а я слышу, как в моей груди за слабыми хрящеватыми рёбрышками что-то дрожит и клокочет.
Я не знаю, что это первый в моей жизни озноб творчества. Не знаю, но крепко запоминаю, чтобы использовать эту память через прорву лет в романе, который не успею дописать…
– А почему ж никто не видел этих твоих… школяриков? – подозрительно спрашивает Любка, но уже как-то неуверенно и почти робко.
– А их днём-то не видно. Они невидимые днём, они только ночью видимые. Потом же школярики в стенах днём сидят и на запасных лестницах. И на чердаке ещё…

О, эти молчаливые, сумрачные, всеми забываемые, но всегда присутствующие запасные лестницы! Они как будто из повторяющегося сна – вроде бы и нет их на самом деле, но они всё-таки есть. Да и кому из их компании они не снились?!
Лестниц две – в восточном и западном крыльях школы. В обоих концах длинного-предлинного коридора на каждом этаже есть двери. Они, конечно, всегда закрыты, словно за ними что-то очень запретное и запредельное, куда детям вход строго запрещён. Но каждому из них хоть однажды удалось побывать и на лестницах, и на чердаке, и даже на самой крыше! Ещё бы нам не побывать! Я и Славке живём в школе, а остальные тоже рядом, в бараке.
Там, за дверьми, отдельное королевство. Там пахнет пауками и старинным временем. На ступеньках и площадках, как на поле битвы, в разных позах застыли погибшие старые стулья и парты, дыбятся пропылённым, выцветшим кумачом никому уже не нужные плакаты. Облупленные глобусы одичавшими безлюдными планетками несчастно мерцают в бледном свете, едва пробивающемся сквозь маленькие закопчённые оконца.
А на чердаке! Там всё так густо переплелось, покрылось пылью и страшным чердачным мраком! Конечно, там может жить кто угодно, даже пластмассовые человечки-школярики! Тем более, что однажды Славка нашёл возле чердачного люка ужасное странное дохлое существо. Они никогда не видели такого. У него маленькая голова, очень похожая на собачью, и огромные кожаные перепончатые крылья! Потом кто-то из взрослых сказал, что это летучая мышь. Конечно, чего ж тут не жить пластмассовым человечкам!
Вовка, сделав равнодушную морду – только так именуется лицо в их компании, избегающей всяких "телячьих нежностей", – незаметно подходит к доске, отводит её от стены и заглядывает: нет ли здесь, именно в этом классе, той самой дверцы в потайной ход? Но все замечают Вовкины действия и понимают, что Вовка поверил. И все верят ещё больше.
– А какая она дверца, маленькая? Я не пролезу? – Спрашивает у меня толстая простодушная Галька.
Все смотрят на здоровенную Гальку, на её бочки-ноги, на выпирающий из-под вылинявшего ситцевого платья живот. Все представляют, как полезет Галька в дверцу, как застрянет там… Все хохочут, разряжая таинственность. Потом сыплются вопросы: что же дальше?
Но я вдруг осознаю ответственность за каждое новое слово, за свою фантазию, за её судьбу. Жалко, если она поломается от одного неверного жеста. Я не знаю понятия "импровизация", но чувствую, что это трудно, нужно время на обдумывание.
– Это пока тайна. Ничего сейчас не могу рассказать. Потому что тайна и школярикам будет плохо, если расскажу…
Прошло пятьдесят лет. Друзей детства я потерял ещё в детстве, потому что поменял место жительства. Некоторых из них давно нет на этом свете. Ещё стоит та старая школа номер двадцать семь. Иногда я прихожу к ней: как будто из другого пространства-измерения прилетаю и жутко мне – от исчезнувшего времени, от ушедшей собственной жизни, от её иллюзорности и мгновенности. Давным-давно поумирали учителя тех лет и многие ученики. Новые и новые поколения выпархивают из этого старого здания, считая его своим.
А я так и не написал сказку про школяриков. Я так и не написал сказку, которая хотя бы чуть-чуть сделала реальную жизнь более волшебной…
Я обязан был написать – так я был специально устроен, но… сам я попал в дикую жестокую сказку, где грязные злые колдуны-пауки не дали мне творить…
Все, кто ждал от меня доброго волшебства и не дождался – простите! Простите. Простите!!!

…Труба вспучивается-вспучивается, этот жуткий процесс наблюдают вместе с Лешиком уже и все остальные.
И вдруг пластмасса трубы расплавляется и оттуда… Что это?! Кто это?! Из лопнувшей трубы вылетает… Или выползает… Или – выкуривается… нечто. Или – некто. И поднимается к потолку. Видно: расплывчатые контуры человеческого тела, головы, лица. И всё это как-то помигивает, слегка переливчато фосфорицирует.
Мурка и Лешик, каждый по-своему, пытаются определить физическую природу этого человекообразного привидения. Лешик мутантским взглядом пронзает человеко-облако, но никаких электронных прибамбасов не обнаруживает.
Мурка прощупывает существо невидимым лучом-анализатором и впервые в её мозг-компьютер поступает новый для неё результат: пси-энергия или – так называемая "энергия души".
– Опять дурацкие шутки Транспространствера, – говорит Гоша-Жора-Жлобастик.
– Эй, вы кто такое будете?! Привидение, что ли?! – Громко вопрошает практичная Фёкла, пытаясь заглушить громкостью и напористостью голоса свой нешуточный испуг.
Привидение тоже, с высоты потолка, в свою очередь внимательно всех разглядывает.
– Я… Я было… писателем и поэтом, Александром Душкиным… – Голос у призрака тихий, глухой, что не удивительно – голосовых связок-то нет. Впрочем, "энергия души" – вполне реальная материя, одна из высших во Вселенной, состоящая из кварков и нейтрино, так почему же ей не уметь говорить, проходить сквозь стены, пролетать бесконечные расстояния, перемещаться во времени… – Пауки-вампиры умертвили моё тело, украли энергию души. Но вот она, душа, перед вами…
– Душкин?! Тот самый?! – Восклицает Фёкла. – Но он же… не так молод? А вам лет двадцать пять, не больше…
– Это, наверное, потому, что душа никогда не стареет. Возможно, именно поэтому пауки крадут наши души, – отвечает писатель.
– Ходят слухи, что человеческие души являются у пауков большим деликатесом. Каким-то образом они их приготавливают, пожирают и омолаживаются, – добавила Мура.
– А мне очень нравится эта новая песня с вашими стихами, – вдруг признался Жлобастик. – Она у меня в телевзоре есть. Сейчас я… – Жорик хотел достать и включить телевзор, но вспомнил, что в порыве обиды швырнул его в стену. – Эх… Вот там такие слова:


Средь лазерных вспышек отчаянных,
Средь рёвов музык пустых,
Явилась ко мне ты, и тайна
Твои не скрывала черты…


"Ребёнок взрослеет…" – Думает Мурка.
А Лешик напряг мутантский взгляд, пронзил им целёхонький телевзор, лежащий на полу, и включил голографический лазерный телеплэер. И начинается волшебство: синтез супертехники и суперискусства.
Туннель ярко рассвечивается цветными объёмными движущимися картинами. Вот стоит мальчик – в грохочущем танцзале, полыхающем от лазерных бликов. Мальчику грустно – он один. И вдруг к нему подходит девочка. И тогда картина меняется. И музыка – тоже. Начинают звучать – заглушая бессмысленный рёв – скрипка, рояль, флейта, гитара, саксофон… И два прекраснейших голоса, мужской и женский:
Средь лазерных вспышек отчаянных,
Средь рёвов музык пустых,
Явилась ко мне ты, и тайна
Твои не скрывала черты.

– Станцуем? – ты мне предложила.
– Попляшем, - ответил я.
И музыка нас окрутила,
Сплетая в объятия.

Танцуем, танцуем, танцуем!
Как будто мы здесь навсегда!
Танцуем, танцуем, танцуем!
И горе нам – не беда!


Голографический видеоряд эволюционизирует: мальчик и девочка танцуют среди цветущих вишнёвых садов, и среди падающих осенних кленовых листьев, музыка то весела, то грустна, проста и гениальна одновременно и льётся словно из космоса, а мальчик и девочка танцуют, танцуют и исчезают среди звёзд, и лазеры пишут в воздухе разными цветами слово ЛЮБОВЬ и гаснут, и только одинокий саксофон ещё…


Танцуем сквозь годы и судьбы –
Дискета Вселенной кружит.
Танцуем! – Пусть будет что будет,
Пусть время сквозь пальцы бежит!

Пусть в этом загадочном мире
Нам вечности боги не дали…
Нас нет. Мы исчезли. И лазеры потушили.
А всё-таки… Помнишь, как мы танцевали?...
А всё-таки… Помнишь, как мы танцевали?...
А всё-таки… Помнишь, как мы танцевали?...


Феклуша и Гоша просто и естественно взялись за руки и танцевали, пока звучала прекрасная музыка. Фёкла, танцуя, наблюдала разворачивающееся действо из проектора телевзора и не смогла сдержать слёз: и потому, что впервые слышала и видела это гениальнейшее произведение, и потому, что ей вдруг очень-очень захотелось поверить, что когда-нибудь в её жизни всё изменится. И вообще – ВСЁ изменится: станет реально красиво, честно, благородно. Когда-нибудь и она вот так… будет танцевать и жить в красивой НАСТОЯЩЕЙ жизни, а не в подвале…
– Спасибо Вам, – говорит Фёкла, обращаясь к привидению Душкину. – Но почему… За что так с Вами? Вы дарили свой талант, а Вас…
– За талант меня и убили. Нелюди. Талантливых мало, а всех остальных – много. И среди этих остальных есть такие, которые очень-очень желают возвыситься над другими, но не имеют для этого никаких оснований. Они бездарны, глупы, ленивы. И тогда такие – с больными психопатическими амбициями – всеми силами, преступлениями стараются подавить других, превратить в рабов, в холуёв. А особо талантливых – купить, заставить прославлять зло, а если те не подчиняются, убивают. КОЛИЧЕСТВО СОБСТВЕННОЙ БЕЗДАРНОСТИ ВСЕГДА ОПРЕДЕЛЯЕТСЯ ОТНОШЕНИЕМ К КОЛИЧЕСТВУ ЧУЖОГО ТАЛАНТА. Чем человек талантливее, тем лучше и добрее воспринимает он талант другого человека…
Меня заставляли прославлять антинародную жлоболизацию, а я, наоборот, написал совсем иное:


Бездарность ныне на планете правит баллы,
Роняет слёзы нищий гений от бессилья,
В эфирах воют и пищат дебилы-каннибалы,
Исподтишка талантов "мочит" властвующая камарилья…

Народ безмолвствует – всё видит и всё знает,
Он терпит, терпит и не стонет:
От голода он гордо вымирает
И в ядовитой водке тонет, тонет!

Глобализация…
Преступники всех стран – объединяйся!

Жлоболизация…
Грабь нищих, хапай, не стесняйся!

Но у Бога на ЭКРАНЕ было всё давным-давно,
И сметёт метлой поганой он и новое га…но!

Часть 21.

В РЕЗИДЕНЦИЮ НА АУДИЕНЦИЮ! СРОЧНО! НЕМЕДЛЕННО! К НОКу! В РЕЗИДЕНЦИЮ НА АУДИЕНЦИЮ! СРОЧНО! НЕМЕДЛЕННО! К НОКу! – Включилась встроенная в мозг Рэмбо-5 микросхема, распространяя по нейронам гипно-приказ.
Во время получения приказа Рэмбо-5 стоял, намыленный, в душе. Обычно, получая подобные сигналы, Рэмбо-5 мог более-менее соображать и выполнять приказания осознанно. Но сейчас воздействие гипноволн было такой силы, что собственные мозги отключились полностью, и Рэмбо-5 голяком, в мыле, помчался на зов начальства.
Поскольку Рэмбо-5, как любой дебил-уголовник считал, что ничто так ни укрутяет, как крутые наколки, то он и был весь в наколках. На спине, крупными плакатными буквами:
ДЛЯ РЭМБО-5
ЗОНА – РОДНАЯ МАТЬ!
Рэмбо-5 несётся по коридорам, сверкая голым задом, разбрасывая мыльную пену и производя незабываемые впечатления на встречных роботов и человеческий персонал, который ещё всё-таки имеется в замке, в основном, особы женского пола.
В РЕЗИДЕНЦИЮ НА АУДИЕНЦИЮ! СРОЧНО! НЕМЕДЛЕННО! К НОКу!
В подвальном этаже замка Рэмбо-5 вскакивает в скоростную транспортную кабину, она тут же въезжает в подземный туннель и мчит его к озеру, точнее, под озеро, в резиденцию…
Транспортная кабина замедляет движение и появляется в массивной прозрачной трубе под водой, в трёх метрах от поверхности озера. Под прямым углом к этой трубе приварена другая, идущая вниз, в глубь, в темень – под озеро. Кабина подъезжает к углу и опускается вниз, как лифт. И только лебеди – белые и чёрные – грациозные, плавные, длинношеии – настоящие живые лебеди, принимают этот парк и это озеро тоже за настоящее… Впрочем, рыбки, плавающие над трубой, которых ловят лебеди, вполне реальные и живые, хотя и созданы, как и лебеди, мини-Генератором, спрятанном в подвале замка.
Рэмбо-5 шагает голый, босиком по сырой полутёмной пещере искусственного происхождения. Везде тянутся толстые паучьи нити-канаты, которые одновременно являются энергопроводами, входящими в общую земную СЕТЬ. NET. ИНТЕРНЕТ.
А вот и вход в нору со светящейся таблоидой: НОК.
НАЧАЛЬНИК ОРГАНИЗАЦИИ КРАНТИЗАЦИИ. Что по-нашему: начальник отдела кадров.
Вход в нору открывается, Рэмбо вшагивает в темноту и… проваливается в бездну! Так ему кажется. В действительности, он висит в чёрном луче и этот луч считывает всю-всю генетическую подноготную программу – до атома, до электрона – с Рэмбо-5. Здесь другие, неземные физические законы пространства-времени, другая – сверх-заверх-суперпупер техника…
В глубине гигантской норы – гигантская паучья сеть. В центре сети – паук. Начальник Отдела Крантизации. В смысле – кадров. Именно эта Сеть входит в земную NET. В ИНТЕРНЕТ. Откуда выкачивается энергия миллиардов душ. И именно с помощью этой сети в земную СЕТЬ закачивается отрицательная энергия, разрушающая миллиарды душ.
Рэмбо-5 удостоился чести присутствовать в Центре Крантизации исключительно как подопытный ничтожный микроб на стёклышке под окуляром паучьего супермикроскопа.
– Рэм Чмойман, – слышит Рэмбо-5 свои настоящие имя и фамилию. – Ты ленивая преступная тварь-двуножка, не оправдал нашего доверия. Вон, что у тебя, начохра, творится!
И Чмойман-Рэмбо-5 вдруг оказывается на проходной, причём, всё в том же наряде, то есть, абсолютно голяком, если не считать шматьев мыльной пены, и наблюдает, как проклятые роботы-охранники ни с того ни с этого пропускают в парк двух оборванцев – девчонку и пацана с рогами…
Рэмбо, конечно, хочет выдать роботам весь запас своих знаний… инструкций по охране парка, но… почему-то не может ничего произнести и сдвинуться с места.
А вот… вааще… хренцовка! Сначала один… Потом второй… Два ряженых мужика глючат магнитами роботов! Потом робота-пса… Забирают автоматы…
Чмойман пытается орать, приказывать, бежать, но… Он пока ещё не знает о возможностях пауков. Они перенесли часть его энергии в прошлое. Это только ему кажется, что он там весь, это только он видит там себя, своё тело и мыльную пену на нём…
А вот перед ним прокручивают сцену в златохранилище: с Изей, Педро, Шариком, дерущимися за магнит роботами и ухахатывающимся Умником…
А вот он в подвале, ба-а, хозяйский сыночек Жлобарик или как его там… Робот-кошка, опять эти оборванцы и… Что это?! Привидение…
– Рэм Чмойман. Ты, кроме того, что отъявленный-проявленный негодяй, так ещё и законченный придурок! Ты не оправдал нашего доверия, поэтому ты идёшь на повышение. Да, у нас, у пауков, так: чем негодней негодяй, тем выше его поднимай! Мы сделаем из тебя настоящего паука! А, Рэмбушка-Чмойнушка, ну, ты же всегда купался в чужой крови! А сейчас, сейчас у тебя открываются неограниченные перспективы – сосать чужую кровь буквально! А?! У тебя будет восемь лап, четыре клешни, паучий клюв! Прелесть! Ну?! Взбодрись!
Из СЕТИ выскочила маленькая шаровая молния и врезала прямо в лобешник Рэмбушке-Чмойнушке. Тот задёргался, затрясся… В экстазе, наверное.
– Но недаром тебе оказывается такая честь! – Продолжает вещать НОК из СЕТИ. – За всё хорошее надо платить, за нехорошее – переплачивать. За то, что ты идёшь на повышение и становишься одним из нас – пауком, ты должен отработать. Ты обязан поймать привидение. Писателя-поэта Александра Душкина. Мы дадим тебе спецловушку. Это один из самых опасных человеков в Стране Дураков и Негодяев. Он может разбудить Спящих. И тогда…
– Господин НОК!!! Не на-а-адо-о-о!!! Я…Я…Я… Больше не буду! Я…Я…Я… Исправлюсь! Я и так Душкина поймаю! Только-только-только… Оставьте меня человеком!!! – Закричал Чмойман и задёргался в чёрном луче.
– Человеком?! Да ты давно уже НЕ ЧЕЛОВЕК! Ты перестал быть человеком, когда ещё в детстве убил свою кошку! А потом до полусмерти избил товарища. А потом… Ты грабил. И убивал людей… – НОК перечислил Чмойману все его преступления. – О! Идея! Чтобы у тебя больше не было сожалений по твоему прошлому облику, прямо сейчас по земной СЕТИ и всем телеканалам мы покажем в натуральную величину все твои "подвиги" и твоё превращение в паука! Ха-ха-ха!!! Пусть земляне кое-что узнают о наших возможностях. Пора уже…
– Нет-нет!!! Господин НОК, только не это! ВСЕ увидят! Мама увидит… – Взмолился Чмойман.
– Ха, мамочку вспомнил! Раньше надо было думать – когда свою кошку убивал! – Заорал НОК.

Чмойман-Рэмбо закрутился в чёрном луче. А по земной СЕТИ и ВСЕМ телеканалам вдруг поплыли странные жуткие кадры – документальные: детство, юность и зрелость некоего негодяя, все его преступления и превращение в паука…
Через секунду из чёрного луча, в котором время идёт совсем иначе, чем в мире земном, выпрыгнул свежеиспечённый паук с новыми именем и фамилией: Мэр Чмо. Он прочно и уверенно стоял перед НОКом на всех восьми лапах, его ещё не прикрытое тело покрывала мохнатая паучья поросль и только на груди моха было поменьше и там каким-то чудом сохранилась крупная наколка. Когда-то она состояла из трёх слов, но сейчас первое "не" закрыл густой мох, и на груди бывшего Рэмбо-5, а ныне паука Мэра Чмо, красовалось: ВСЕ КОЗЛЫ!

 

Часть 22.

Сущность каждого транспространствера состоит в том, что у него нет никакой сущности. Что такое – сущность? Это нечто существенное, это нечто, заключённое в определенные границы, заключённое раз и навсегда. Как генотип. Это – ограничение. У транспространствера – нет таких границ. Они, конечно, всё-таки есть, но… Что такое – транспространствер? Это одна из самых высших материй во Вселенной.

Материя… Она бывает разной. Но… Материя в нашем понимании, в земном – это какое-то вещество, существо. А высшая материя тем материальней, чем она менее материальней. Транспространствер – это набор гипер-кварко-музонов, но это слишком сложно и невозможно на научном уровне объяснить, поскольку земная наука ещё далека от подобного уровня. Скажем так: это набор невидимых частиц. Они организовывались-организовывались и становились супер разумными много-много миллиардов лет. И вот, наконец, они организовались так, что каждая группка таких частиц стала супер-гипер-пупер разумнейшим и могущественнейшим существом. И тем не менее они не имеют сущности – законченной ограниченной сущности.

Транспространствер… Потому что чем разумнее существо, тем более оно должно быть свободным, тем более меньшие границы, ограничения должны связывать его, тем более импровизационнее должна быть его жизнь. Существо гипер разумное должно уметь всё. Но оно не должно зацикливаться на чём-то одном. Долгая, почти вечная – относительно земной – жизнь каждого транспространствера – это импровизация. Что такое импровизация? Загляните в словарь. Однако, мы можем сравнить транспространствер с любым другим разумным существом, с самими собой, например.

Разумеется, нам далеко до транспространстверов, очень далеко… И тем не менее, мы знаем, что если заполнить свой мозг до так называемого "отказа", то он не способен творить. Такой мозг будет много знать (иногда – всяческой ненужной ерунды!), но как правило, он ничего не сможет привнести НОВОГО в этот мир. Он будет повторять то, что он знает. Принцип действия подобных эрудитских мозгов: НЕ ПЫТАЙСЯ ПОНЯТЬ ТО, ЧТО ТЕБЕ НЕ ДАНО ПОНЯТЬ НИКОГДА, И ТЫ ПОЙМЁШЬ ВСЁ, ЧТО ТЕБЕ ПОНЯТЬ ДАНО.
Если же не заполнить мозг – он тоже ничего не сможет. В лучшем случае – изобретёт каменный топор…
Поэтому транспространстверы не имеют сущности, не имеют границ. Они умеют чужие границы впитывать в себя. Поэтому транспространствер с одной стороны подключен к бесконечным вселенским знаниям, а с другой – к бесконечной вселенской пустоте, к незнанию.


"Вот та-ак… Добавить. Зомбировать. Лапшу на ушу… уши".


…Но транспространстверы – при всей их неограниченной сущности – бесконечно гуманны, доброжелательны. Они полюбили землян и будут оказывать им всяческую помощь в развитии нанозанонаучных теорий и технологий…

Транспространствер Зет-Альфа 666555444, материализовав небольшую свою часть энергии в видимое существо – землянина, составил текст о транспространстверах и грави-зомби лучом запустил этот текст в ноосферу планеты. Оттуда информация в определенный час икс войдёт в соответствующие журналистские головы и распространится по планете от имени, якобы, самих землян.


Вообще-то, проявляться открыто на этой планете Зет-Альфа не собирался. Но он только что просмотрел варианты Будущего в местном пространстве-времени и увидел во всех вариантах, что его присутствие на Земле станет известным. Каким-то образом… Самих землян он, конечно, не опасался: их наука ничтожна по сравнению с его возможностями и они ничего не смогут ему сделать. Но если его засекут КОНТРОЛЁРЫ… То союзники не помешают – даже такие дикие, как эти земляне.
Поэтому пиар надо готовить заранее. Лапшичку на ушички…
"А теперь можно и пошутить", – сказал себе транспространствер Зет-Альфа. Ибо потребность в изобретении собственного юмора у транспространстверов буквально физиологическая, поскольку чем выше интеллект, тем большим чувством юмора и сатиры он обладает. А у транспространстверов количество интеллекта стремится к бесконечности, поэтому и чувство юмора стремится туда же. С такими почти неограниченными возможностями шутить бы ему над всей планетой и человечеством. Да что там! Над всей Галактикой! Впрочем, в Галактике всяческих шутников с малоограниченными способностями и возможностями хватает… А над населением этой планетки шутить ещё рановато.

"Поэтому ограничусь пока локальным юморком…"
А чтобы хорошо шутить, необходимо знать устройство местного пространства-времени. И транспространствер, оказавшись здесь, мгновенно постиг физическую сущность локального мира, которая так тщательно скрыта от проживающих в нём аборигенов…
Планета, вращаясь, своей гравитацией вырывает из космического вакуума ВРЕМЯ. Ибо вакуум – бездонная кладовая ЭНЕРГИИ, МАТЕРИИ, ВРЕМЕНИ.
Вырванное из вакуума время растекается тонким слоем по поверхности планеты и живые существа принимают это время за настоящее реальное время, не подозревая, что их так называемые "годы", "века", "тысячелетия" – иллюзорные мгновения, поскольку НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ – в вакууме.
Но если бы только это! В конце концов – всё относительно и для вечности одна секунда и квинтиллион лет равносильны, ибо, в сравнении с ВЕЧНОСТЬЮ – то и другое лишь мгновения. Но бедные местные существа, считающие себя разумными! Не подозревают, что НАСТОЯЩИЙ РАЗУМ в Галактике – звёзды! Вот и их Солнце – разум, по сравнению с которым все вместе взятые транспространстверы – почти ничто!
Солнце, как и любая другая звезда, снимает свой ФИЛЬМ. Этими фильмами-шедеврами звёзды обмениваются. Фильм Солнца – Земля и все её обитатели.
Земля, вращаясь, не только тянет к себе из вакуума Время, но и наматывает на себя некую невидимую, состоящую из бесконечного числа пространственных измерений, плёнку – Будущее, УЖЕ СОЗДАННОЕ СОЛНЦЕМ для планеты и всех её обитателей.

Это Будущее уходит в будущее недалеко, на несколько тысяч лет локального времени, ибо постоянно пишется Солнцем и всё новые и новые интервалы плёнки наматываются планетой. Из этой сложнейшей невидимой плёнки состоит всё, находящееся на поверхности планеты. В плёнку-будущее можно вмешиваться, но лишь ограниченно, в эпизоды, а общий сценарий не изменяется.
Плёнка перематывается через Настоящее в Прошлое, куда уходят все, жившие когда-либо существа и растения, а также и само планетарное поверхностное пространство, которое тоже является частью безразмерной плёнки.

Однако, имея соответствующую гравитационную технику, можно сколько угодно гулять по любому местному прошлому или будущему, реально там жить и общаться с давно умершими людьми и динозаврами или побывать в ещё несуществующих в настоящем, но уже построенных в будущем городах.
Несчастные аборигены! Они и не подозревают, что бессмертны! Прожив свою мгновенную жизнинку на поверхности, они навечно уходят на плёнке в ПРОШЛОЕ. Эта плёнка миллиарды раз копируется и рассылается гравиволнами на РЕЦЕНЗИИ другим звёздам. Там их ВКЛЮЧАЮТ и все и всё, что уже было, оживает и живёт вновь и вновь…
Но самое… Пси-энергия… Душа! Ценнейшая штуковина! Из-за этого деликатеса и пришлось Зет-Альфа забраться в дикую окраинную провинцию Галактики. Их души уходят в Энергоцентр к Большому Генератору. Каждая душа – новый кирпичик для бесконечного строительства Вселенной. Впрочем, некоторую информацию о ценности их душ с позволения Большого Генератора им дали. Две тысячи лет назад по локальному времени. Не знают они только, какая это полезная вкуснятина – душа, особенно, если посыпать её пи-мезонками и поквантить! Ничтожные пауки воруют души, а готовить их не умеют, уроды органические…

Часть 23.

– А скажи мне, дон Педро, что ты намерен делать со своей долей? Если мы, конечно, выберемся отсюда и удачно сдадим золотишко? – Спросил Изя, топая впереди и держа Шарика на верёвочке.
– Сложный вопрос, Изя. Если я тебе отвечу честно-откровенно, ты будешь смеяться. А я не люблю, когда надо мной смеются. Особенно сейчас. Я уже чувствую себя солидным мужиком, у меня уже почти в кармане мои полтора миллиона еврушек!
– Э-э… "солидный мужик"… Мужики воруют рубли, а джентльмены – миллиарды… – Изя хихикнул и подёргал Шарика на верёвочке. – Что такое сейчас полтора миллиона? Чепуха. А на двоих у нас – три. Может, стоит объединить капитал и заняться совместным бизнесом?
– А я тебе отвечаю: сложный вопрос…
– Тьфу, заладил! Да в чём сложность?! Ну, поживёшь более-менее красиво… по гостиницам года три, истратишь всё, а дальше?! – Крикливо возмутился Изя.
– Ты слышал фразу: свинья – она и с деньгами свинья, только ещё свиннее. А я… Я не хочу… Ладно, чёрт с тобой, можешь смеяться, я расскажу тебе, чего бы я хотел, но, конечно, это невозможно…
Ты знаешь, я родом из Ексики. Из многодетной семьи. Там все у нас… В общем, полная нищета и убогость. Мои братишки-сестрёнки, я сам – всегда голодные, грязные, оборванные. Мать с отцом постоянно в поисках хоть каких-то заработков у этих… жлоболизаторов. У меня никогда не было ни одной игрушки… настоящей…

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.