Минимизация и фатализм

В последней из описываемых структур разница между Котом и Тигром вновь весьма значительна. Кот – это блестящий реализатор, единственный реализатор среди завершителей, а стало быть, суперреализатор. Зачем такая удачливость отдыхающему пенсионеру? Во-первых, везение нужно для борьбы с болезнями, во-вторых, для того, чтобы успеть все свои замыслы воплотить в жизнь, увидеть готовый продукт и еще воспользоваться результатами. Но главное – все то же обобщение своей жизни, сведение воедино самых несводимых и противоречивых ее эпизодов.

В возрасте Тигра "кошачьи" игры заканчиваются, человек в третий раз попадает на территорию Бога (два раза это уже было в возрастах Крысы и Собаки). Его вновь будут распределять – но на этот раз не в институты, науки, семьи, а в совсем неведомые нам классы небожителей. Впрочем, фатальность – это палка о двух концах: может быть грандиозный прорыв вперед, а может быть и страшный удар. Здесь никто не дает никаких гарантий.

Возраст Тигра – это возраст прадедушек и прабабушек. Они не должны воспитывать правнуков, они должны благословлять их...

Часть третья

ВОЗРАСТЫ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

Глава 1

ЭВОЛЮЦИОННАЯ СХЕМА

Попробуем поставить задачу, казалось бы, чисто умозрительную. Как бы работала возрастная последовательность в любой эволюционной системе, будь то человек, человечество или нечто иное.

Первый возраст (Петух). Главные события этого возраста можно вычислить лишь по самым дальним следствиям. А пока внешне ничего примечательного. Внутреннее напряжение грандиозно. Бог еще рядом. Реальность еще не вступила в свои права. Гигантские амбиции, гигантские энергии, накрутка энергетического плана на всю жизнь. Никакой пока психологии, крайняя жесткость и четкость формулировок. Масштаб не меньше вселенского.

Второй возраст (Обезьяна). Резкий сброс амбиций. Резкое уменьшение всемирности. Никаких высоких материй, возвращение к матери-природе. Энергетический настрой скорее скептический. Во всем шаг назад. В чем же тогда эволюционный смысл второго шага? В том, что появляется пусть слабенькая, но уже тутошняя жизнь. Появляются плоть и кровь. Абстрактные слова, абстрактные идеи – все конкретизируется. Причем весьма активно.

Третий возраст (Коза). Прогресс налицо. Рождается душа, рождается психология. Впрочем, не хватает ни воли, ни энергии. Энергетическое состояние ужасно, бросает то в жар, то в холод. С другой стороны, возвращается новаторский задор первого возраста. К концу возраста новое качество уже родилось. Имя этому качеству – чудо.

Четвертый возраст (Лошадь). Триумфальное шествие рожденного чудо-качества. Воля помноженная на самостоятельность. Самодеятельность во всем. Плюс к этому замечательная бодрость духа. Плюс возвращается утраченная после первого возраста открытость, всемирность. Обретенная в третьем возрасте душа грубеет чуть-чуть, еле заметно. Все произошедшее – это первое реальное явление миру прогресса.

Пятый возраст (Бык). Катастрофа. Крушение всего, что было достигнуто ранее. Вместо тонкой душевности – грубость и жестокость. Вместо разумной воли – абстрактный схематизм. Вместо всемирности – узколобый догматизм. Кругом жесткие пирамидальные иерархии. Глядя на все это через толщу времени, оставляешь всякую мысль о линейном прогрессе. Потеряно все. Взамен приобретено нечто маленькое и еще очень пошлое. Самосознание, способность увидеть себя со стороны. Так в самой страшной катастрофе проглядывает росток самого главного в человеке, его разума.

Шестой возраст (Крыса). Все не так уж и страшно. Серое время уходит. Торжествует любовь и всемирное братство трубадуров. Временная закрытость Быка сменяется новой всемирностью. Не беда, что вместо линейного прогресса торжествует хождение по кругу, магия и волшебство. Энергетический подпор ненадежен. Восторги легко сменяются унынием.

Седьмой возраст (Кабан). Если это еще не прогресс, то уже очень бурное его предвестие. Во-первых, появляется пионерство – жажда перемены мест. Во-вторых, возвращается бодрая энергия четвертого и пятого возрастов. Психологическая компонента позволяет быть решительным и мужественным. Единственная преграда прогрессу – отсутствие новых идей. Однако старое идейное пространство настолько плотно освоено, что уже неизбежно рождение нового (второго за всю историю) качества – того самого самосознания, которое в крошечном виде родилось в пятом возрасте.

Восьмой возраст (Собака). Центр мироздания. Триумф и победа на всех фронтах. Мгновенный прогресс, затмевающий суммарные достижения предыдущих семи возрастов. Точка фокуса, в которой сходятся все чаяния предыдущих возрастов и все дела следующих возрастов. Бурное движение поддерживает крайне деятельный психологический тип. Однако стремительность и мощь прогресса забирает слишком много сил, а их все меньше. Начинается уныние, усталость от прогресса. Остановить, впрочем, прогресс нельзя, фатальность не позволяет.

Девятый возраст (Змея). Катастрофа, причем гораздо более страшная, чем на переходе из четвертого в пятый возрасты. Тогда был благоприятный энергетический фон, сейчас – нет. Усталость восьмого возраста сменяется лихорадочной активностью панического состояния. Общая паника усугубляется туманностью и неясностью новых задач. Мучительный поиск новых целей требует новой степени самостоятельности, почти Божественной. Детские болезни истерзанного тела, паника, сомнения, безверие, энергетический провал компенсируются одной-единственной положительной чертой – способностью быстро свернуть излишний прогресс и быстро реализовать те проекты, которые даже в возрасте прогресса казались несбыточными. Так что не все так уж плохо.

Десятый возраст (Дракон). Бурная история кончилась. Приходит покой энергосберегания. Впрочем, ничего старческого, во всем абсолютная самодостаточность. Золотой век. Солидность, успешность, а главное – внутреннее равновесие, космическое спокойствие, оторванность от прошлого и будущего. Эра прогресса вспоминается как нечто странное, ибо кругом стабильность и порядок.

Одиннадцатый возраст (Кот). Победа скептиков. Неизбежная старость наконец-то наступила. Впрочем, нет худа без добра, в свои права вступает последний импульс всемирности. Реализаторская деятельность вновь в полной силе. Подводятся уже окончательные итоги. Нет таких планов детства и юности, которые не могли бы быть реализованы в этом возрасте. Подведение итогов и завершение всех дел неожиданно рождает новое качество, названия которому нет.

Двенадцатый возраст (Тигр). Непостижимо и парадоксально. При внешней неподвижности самый бурный прогресс за всю историю. Начинает работать та программа, о существовании которой ничего ранее не говорило. Все компоненты до крайности надчеловечны: космический оптимизм, фатальность, взлетность, закрытость.

Разумеется, что все это пишется уже после того, как возрастная периодизация истории человечества проведена. На самом же деле изначально ни о какой возрастной теории человечества речи не шло. Просто возникла идея о трех эпохах. Ну а если есть три эпохи, то почему бы не быть и двенадцати возрастам.

Интересная подробность. Впервые положение о трех эпохах сформулировано в статье для журнала "Магистериум". На сегодняшний день у меня не сохранились ни черновики, ни копии этой статьи. Не видел я ни самого журнала, ни текста статьи. Умер уже тот замечательный редактор, что заказал мне статью.

Первая сохранившаяся публикация на эту тему появилась все в том же 1993 году. ("Зазеркалье". № 9). И называлась она "Возраст человечества".

Глава 2

ВОЗРАСТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

Самой восхитительной и страшной тайной жизни является процесс старения. Можно сказать, что жизнь – это и есть старение. Однако правильнее было бы говорить не о старении, а о смене возрастов. В структурном гороскопе теория возрастов занимает одно из центральных мест. До сих пор мы говорили только о возрастах человека, однако есть возраст и у государства, и у человечества.

Теоретически удалось пока создать учение о трех глобальных эпохах в жизни человечества. Одна кончилась давно, вторая – в разгаре, третья наступит еще не скоро.

В первой эпохе (время Востока) формировались языки и народы; Бог сидел в кустах, был природен, жил в космосе, камнях, цветах, в любом мусоре.

Во второй эпохе (время Империй) формируются государства, свершается научный и технический прогресс; Бог социален, живет в обществе, зримо или незримо пребывая меж людей.

В третьей эпохе (время Запада) окончательно сформируются человек, его душа; Бог переселится в личность, в глубину души каждого отдельного человека.

Эти формулы уже стали неотъемлемой частью учения о трех эпохах структурного гороскопа, тут спорить не о чем. А вот учение о возрастах человечества – это пока гипотеза, предположение, более подкрепляемое эмпирическими данными, чем теорией.

Итак, человечество вступило в завершающую фазу второй эпохи, по возрастной классификации – это восьмой возраст, возраст Собаки. Можно ли найти в нашем времени признаки возраста Собаки? Думается, их очень много, недаром Мандельштам сравнивал наш век с волкодавом (сам он не был волком по крови своей, поскольку родился в год Кота). А вот истинные герои нашего времени очень часто рождались именно в годы Собаки. Речь не только о Лермонтове, но и об Александре Дюма, Стивенсоне, Ремарке, Николае Гумилеве и многих других представителях этого знака, во многом создавших идеологию нового времени, основанную на идеалах суровой мужской дружбы, борьбы за справедливость, чести и совести.

Много иных признаков "собачьего" времени, и общая мрачность, и скептицизм, и чрезмерная национальная и государственная гордость, приводящая к войнам до последней капли крови, и расцвет социалистических идей.

Но главное, конечно, не эти внешние признаки. В жизни человека именно возраст Собаки является возрастом внезапного и бурного прогресса, взрыва карьеры, когда все накопленные знания и умения суммируются и начинают играть и гореть, порождая самые могучие и великие теории, великие откровения.

Также в истории человечества бурный прогресс является проявлением продуктивного восьмого возраста.

Мы привыкли жить в своем времени, ругаем его, клянем за войны, концлагеря, массовый террор и тем не менее с удовольствием пользуемся благами прогресса. Мало того, эти блага стали неотъемлемой частью человечества. Никакое возвращение в леса и горы не сможет оторвать человечество от телефона, телевизора и прочих "игрушек".

Вспомним, сколько лет с нами эти "игрушки". Первый паровой автомобиль построен во Франции в 1769 году, автомобиль с двигателем внутреннего сгорания создан в Германии в 1885 году. Лишь в конце ХIХ века начинается производство автомобилей, в это же время появляются телефон и лампа накаливания. Ну а XX век, тот самый век-волкодав, довел скорость прогресса до предела возможного. Телевидение, космос, компьютеризация, электрификация и т. д. Резко рванула вверх численность населения, город стал основным жилищем человечества. Последнее, кстати, очень напоминает возраст Собаки в жизни любого человека, время строительства семейного очага, рождение и воспитание детей.

Однако технический прогресс не мог возникнуть на пустом месте, ему предшествовали крутые изменения в науке. Современная наука началась с Ньютона, Лейбница, а это самое начало XVIII века. По всей видимости, это и есть рубеж вступления человечества в восьмой возраст. Так что три века в самом продуктивном своем возрасте человечество уже оттрубило, уже не мальчики, а мужи, по человеческим стандартам лет так 39...

Перед возрастом Собаки был возраст Кабана, возраст вполне интеллектуальный, в блеске ума ничем не уступающий нынешнему, однако лишенный прагматизма, целеустремленности, быстродействия. Возраст Кабана подарил человечеству Шекспира (конец XVI века), Леонардо (конец XV века), Микеланджело. Если возраст Собаки начали ученые (Ньютон и Лейбниц), то возраст Кабана, безусловно, начали поэты – Данте и Петрарка (начало XIV века). Имя этого возраста найти нетрудно. Возрождение, или Ренессанс. Рафаэль, Тициан, Тинторетто, Брейгель, Дюрер, а еще Рабле и Сервантес, Боккаччо и Коперник.

Каждое имя – символ эпохи, с ее томлением, сомнениями ("Быть или не быть?"), неясностью дальнейшего пути. Однако у молодости свои достоинства, возраст Кабана – последний перед зрелостью период всеобщего оптимизма, веселого ветра и соленых брызг. За Кабаном утвердилось даже имя Парусник за его любовь к путешествиям, способность увлечься любой идеей, подверженность каждой перемене ветра.

А потому не менее значимым явлением, чем возрождение культуры, стало географическое возрождение (или рождение) человечества. Географическое самоосознание человечества вполне официально прозвали эпохой Великих географических открытий.

Колумб всего на год старше Леонардо. Васко да Гама на шесть лет старше Микеланджело. Магеллан на три года старше Коперника. Какая блестящая плеяда сверстников, какой невиданный взлет! Таков расцвет возраста Кабана.

Спустимся еще глубже – Средневековье (V–XIII века), оно охватывает сразу два возраста (Быка и Крысы).

Крыса – знак мистический, и в ее эпоху человечество отдало дань мистицизму. Расцвет алхимии – это XI–XIII века; в XII же веке в Европу проникает астрология и приобретает то самое мистическое обличье, которое не удалось отмыть даже в наше рационалистическое время. В те же годы свершались крестовые походы, строилась церковь, и все-таки не она, а государство – главный герой всей второй эпохи, завершающейся возрастом Собаки и начавшейся возрастом Быка (V–X века).

В возрасте Быка в планах, проектах, амбициях закладывается то, что потом будет осуществлено в возрасте Собаки. И главные герои технической и научной революции – Франция, Англия, Германия, Россия – зарождались именно тогда; Франция, Англия – в IX веке, Германия, Россия – чуть позже. Государства, родившиеся раньше или позже, будь это даже такие гиганты, как Китай или США, главных ролей в прогрессе человечества не сыграли и остались в тени. Впрочем, у них еще есть время реабилитации себя, ведь не за горами возраст Змеи, девятый возраст человечества.

Ну а возраста детства человечества – первый (Петух), второй (Обезьяна), третий (Коза), четвертый (Лошадь) – как и когда прошли они? Это тема отдельного разговора. Возраст Лошади, как и возраст Собаки, – одна из вершин человеческого развития, между ними есть много общего, недаром Олимпийские игры из светлого возраста Лошади, минуя все эпохи, перекочевали прямо в возраст Собаки. Древнюю Грецию, Древний Рим часто называют счастливым детством человечества, и чем старше оно будет, тем чаще будет вспоминать свое языческое детство.

Возрождение интереса к восточным учениям – также признак приближающегося возраста Змеи. Возрастание роли женщины, семьи, снижение общечеловеческой энергетики, агрессивности, прекращение войн – все это признаки нового времени.

Оптимизма, увы, новый возраст человечеству не принесет: Змея, как и Собака, – темный знак. Однако полностью сменится круг наших проблем. Без особых сомнений можно заявить, что символом нового времени станет медицина. Вслед за географической революцией возраста Кабана и научно-технической революцией возраста Собаки человечество ждет медицинская революция возраста Змеи.

Видимо, не то и не так мы лечили все время, и медицинские победы были дутыми, так и остался непонят в наше время человеческий организм. Подводя итоги возраста Собаки, стоит в этом признаться. В тупик зашло медикаментозное лечение, в тупике вся индустриальная и техническая медицина. Огромные ресурсы направлены на то, чтобы тушить пожар, и ничего не делается для предупреждения пожара, напротив, мы специально делаем все (курение, пьянство, непосильный труд и т. д.), чтобы болеть всем подряд и как можно чаще.

Не исключено, что именно Россия будет родиной новой медицины в XXI веке. Однако никакая, даже самая прекрасная медицина не спасет человека от смерти, смерть – венец всякой жизни. Все, что родилось, должно умереть. Ждет смерть и человечество. Однако представить, как это будет выглядеть, пока очень трудно. Во-первых, смерть человечества – это не полное исчезновение людей, а исчезновение человечества как единого целого, а потому, скорее всего, это некое переселение.

Что-то об этом переселении можно понять, прочитав "Конец детства" Артура Кларка или "Волны гасят ветер" Стругацких. И все же говорить о смерти и посмертной жизни человечества можно, лишь поняв смысл смерти и посмертной жизни человека...

Несмотря на фантастические перспективы, открытые этой публикацией, к теме возрастов человечества вернулся я только через два года, в апреле 1995 года, опубликовав в "Зазеркалье" (№ 28) статью "Царство разума".

Глава 3

ЦАРСТВО РАЗУМА

Эра научно-технического прогресса неуклонно идет к закату, нарастает разочарование в ее прелестях, а ведь еще недавно было столько энтузиазма. Когда же началась эта прекрасная пора, неужели настолько давно, чтобы уже кончаться?

Помните, с каким восторгом полтора века назад Пушкин писал о духе Просвещения, там еще был "опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг...". В России эпоха Просвещения началась с Николая Новикова (1744–1818) и Александра Радищева (1749–1802), примерно в то же время в Германии – Шиллер (1759–1805) и Гёте (1749–1832). Однако во Франции – Вольтер (1694–1778), Руссо (1712–1778) – эпоха Просвещения началась раньше. В Англии ее начало связывают с именем Джона Локка (1632–1704) в "Опыте о человеческом разуме", разработавшем эмпирическую теорию познания. Отвергая существование врожденных идей, он утверждал, что все человеческое знание проистекает из опыта. Главной целью эпохи Просвещения было заявлено построение "царства разума".

В свое время ("Возраст человечества", "Зазеркалье", № 9) структурный гороскоп предположил, что возраст Собаки для человечества начался вместе с XVIII веком. Сегодня появилась возможность уточнить дату вступления в возраст Собаки, поговорить о смысле произошедшей в XVII веке смене мироощущения. Этот разговор тем более важен, что и мы сами стоим на пороге очередной смены типа эволюции, на пороге возраста Змеи.

Произвести перекличку эпох поможет Михаил Барг, точнее, введение в его книгу "Великая английская революция в портретах ее деятелей".

Итак, третий имперский рывок Англии (1461–1605) породил то, что К. Маркс назвал первоначальным накоплением капитала, в неявном виде была создана основа для рождения нового мира.

Другими предвестниками наступления нового мира стали Мартин Лютер (1483–1546) и Жан Кальвин (1509–1564), породившие религиозную реформацию. Обратимся к М. Баргу.

"Кризис мироощущения, порожденного Возрождением, наметился уже во второй половине XVI века – духовный оптимизм сменился глубоким пессимизмом. Этот кризис, помимо всего прочего, был обусловлен реформационными и контрреформационными движениями, каждое из которых, впитав немало элементов ренессансной духовности, оказалось, по своей сути, враждебным ей".

Под знаком Возрождения прошел для человечества весь возраст Кабана. Творцы так называемого проторенессанса – Каваллини (1240–1330), Данте (1265–1321), Джотто (1266–1337), Никколо Пизано (1220–1278) – стояли в самом начале возраста Кабана. Один возраст у человечества длится около 400 лет, таким образом, переломы выпадают на XIII, XVII, XXI века. И если кризис предыдущей эпохи начался во второй половине XVI века, то кризис нашей эпохи должен был начаться во второй половине XX века, что вполне реально.

"Вторая половина XVI века и первые десятилетия XVII века – это период так называемого позднего Возрождения, его заката. Хотя признаки исчерпания его духовной энергии стали очевидными уже во второй половине XVI века, смена культурно-исторических эпох произошла только в XVII веке, когда полностью раскрылся утопизм его социально-этического идеала и анахронизм его самосознания. Некогда столь обнадеживающе прозвучавший призыв "назад, к классикам" вылился в конечном счете в бездумный формализм и маньеризм".

Так что вторая половина XX века и первые десятилетия XXI века – это период позднего Просвещения, его заката. Только теперь все будут говорить о развенчании научно-технического утопизма, наконец-то все убедятся, что наука не всесильна и нерешенных проблем после 400 лет бурного прогресса еще слишком много.

"Отражение нараставшей волны скептицизма мы находим в "Опытах" Монтеня (1533–1592), посвятившего специальную главу обоснованию "ненадежности наших суждений", отличающихся "смутностью" и "неуверенностью".

Монтень XX века должен был бы усомниться во всесилии экспериментальной науки. Может быть, начало новому скептицизму положил Вернер Гейзенберг (1901–1976), сформулировавший принцип неопределенности, но скорее всего, лавры Монтеня должны достаться какому-нибудь психологу, социологу или медику, которому удастся доказать неподвластность человека эксперименту.

"Серьезно подорвав авторитет чисто рассудочных умозаключений, скептицизм подготовил появление Бэкона (1561–1626), противопоставившего логике Аристотеля логику опытной науки.

Развернувшаяся в начале XVII века научная революция заложила основы опытного знания. Открытия Галилея (1564–1642) и Кеплера (1571–1630), обобщившего в математических формулах накопившиеся со времен Коперника астрономические наблюдения, создали новую механику и новую астрономию. Опытное подтверждение с помощью телескопа идеи о безграничности Вселенной и, следовательно, вывод о том, что Солнечная система – лишь один из бесчисленных звездных миров, в дополнение к смене геоцентризма гелиоцентризмом потрясли до основания традиционное мировидение".

Некоторым кажется, что потрясений такого уровня человечеству больше пережить не дано. Однако представьте, что будет доказана реальность загробного мира либо некоего информационного поля, окружающего человечество... А что, если человечество научится общаться через это поле, как через телефонную сеть, или научится выходить на связь с предками или потомками. Разве такие варианты не потрясут наше мировидение? Сейчас, правда, еще есть иллюзия, что запредельный мир совпадает геометрически с внешним космосом, но когда выяснится, что этот мир скорее внутри нас, чем вовне, то наше мироощущение как бы вывернется наизнанку и потеряет былую космичность и станет антропоцентричным.

"Рене Декарт (1596–1650) усматривал высшую цель науки в завоевании человеком господства над силами природы, поставив их на службу его благу. Однако такая наука требует достоверных знаний, а не умозрительных спекуляций. Путь к ней лежит через сомнение, которое есть акт мышления, подтверждающий его достоверность".

Увы, но в новой эпохе и мышление, и сомнения станут не в моде, вес начнут набирать те науки, в которых истина тесно увязана с личностью, а потому субъективна. Методики станут все менее воспроизводимыми, а знания все менее достоверными. Что касается господства над силами природы, то и в этом нас ждет переворот, вместо покорения будет скорее преклонение. Впрочем, речь не идет о языческом обожествлении природы, а о неком сотворчестве с ней.

"Завершение научной революции XVII века связано с именем Исаака Ньютона (1642–1727). Новая коперниканская астрономия не давала ответа на ряд вопросов, и прежде всего: благодаря чему упорядоченнее движутся небесные тела, если их не удерживает земное притяжение и вращающиеся вокруг Земли сферы? Сведение предшествующих ему открытий в механике и астрономии в единую стройную систему, в основе которой лежали математические доказательства, было достигнуто в открытии Ньютоном закона всемирного тяготения".

Впрочем, Ньютону аналога в XXI веке я искать не стал бы, ведь Ньютон, с его строгой, безупречной математически и физически картиной мира, – это одна из вершин царства разума. Его аналог скорее в конце XX века, в конце возраста Собаки, – это тот, кто создаст последнюю строгую, глобальную и общеупотребительную теорию. Откровения второй половины XXI века скорее будут разобщать нас, чем соединять воедино.

"Математически обоснованная новая картина мироздания окончательно сменила систему Аристотеля и Птолемея. Философский смысл ее заключается в том, что вместо телеологического объяснения мироздания, то есть объяснения, для чего что-либо "служит", "предназначено", новую науку интересовало, каким образом оно устроено, как функционирует. Результатом научной революции XVII века явилось фундаментальное обновление самого метода научного познания. Средневековая концепция знания не требовала эмпирического подтверждения, то есть фактической проверки. Пришедшая на смену спекулятивному знанию опытная наука основывалась на методах точного исследования, прежде всего количественного..."

Всему, как говорится, свое время, теперешний кризис науки во многом связан с излишней формализацией, с чрезмерной объективностью. Методы познания человека, а именно он предмет науки будущего, должны быть более индивидуальны, интимны, а форма изложения должна быть не столь суха и однозначна, формальна, а более многослойна, эстетически окрашена.

"В результате картина природы отныне стала господствующей в плане мировоззренческом. Природой теперь именовали все сущее, включая и человека. Постулат о материальной однородности мира, объясняемой единством лежащей в его основе субстанции, – постулат, приводивший к распространению во многих отношениях законов природы и на человека, и на общество в целом".

На этом перекличку можно заканчивать, главное заблуждение уходящей эпохи выявлено, добившись грандиозных успехов в изучении природы, покорении природы и создании второй природы, опытная наука спасовала в постижении человека и общества. Предстоящая революция должна найти черту разрыва между природой и человеком, разделить их. Будут, конечно, и перехлесты, поиски духовности уже и сейчас принимают истерический характер, все буквально сбились с ног, разыскивая эту самую духовность. Причем, что характерно, чем усиленнее человек ищет духовность, тем меньше в нем чувствуется разум – что поделаешь, царство разума медленно, но верно умирает.

Ну а что структурный гороскоп полагает сам о себе? Он остается порождением уходящей эпохи и построен на системе экспериментальных доказательств, однако, как это часто бывает с детьми, он уходит из родного дома по дороге, идущей к эпохе Змеи, к царству духа.

После этих двух публикаций стало ясно, что тема выросла до самостоятельности абсолютной. Пришла пора описать те самые восемь возрастов, которые человечество уже прошло.

Еще раз напомню о датировке:

"Колыбель человечества" – Петух (первый возраст) – 1175 – 775 гг. до н. э.

"Эпоха учителей" – Обезьяна (второй возраст) – 775 – 375 гг. до н. э.

"Эпоха эллинизма" – Коза (третий возраст) – 375 до н.э. – 25 гг. н. э.

"Рим и христианство" – Лошадь (четвертый возраст) – 25 – 425 гг.

Глава 4

КОЛЫБЕЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

В наши дни человек поневоле поднимается над суетой каждодневности, обретает масштабное историческое видение. Таков парадокс сверхкруглых чисел – хочешь не хочешь, а начинаешь пренебрегать десятилетиями и даже веками, в цене остаются лишь тысячелетия. Магия трехнулевого числа заставляет задуматься о самом начале. Что было вначале? Когда было начало? Да и было ли у нас начало?

Легко говорить о рождении человека. Несколько сложнее о рождении государства или народа. Но искать дату рождения человечества немыслимо, ибо непонятно, что есть человечество, что есть его рождение... Астрологи, ритмологи и прочие язычески мыслящие исследователи с удовольствием подтвердят идею бесконечной цикличности, при которой вообще никаких начал не существует. Иные мыслители заявят, что вообще никакого единого человечества нет, а потому у мусульман одно начало, у христиан другое, у индейцев майя третье, у жителей Атлантиды четвертое. И все же, если мы верим в такие понятия, как эволюция, прогресс, история, нам стоит поискать это самое начало.

Обычно говорят о некоем доисторическом периоде, предшествующем началу истории. А. Мень считал, что доисторический туман рассеивается в третьем тысячелетии до нашей эры. В это время рождается Город. "Городская революция" есть рубеж исторического и доисторического миров. Город – символ изоляции человека от природы и одновременно символ его творческой активности". И все же, как справедливо указывает все тот же А. Мень, "городская революция" еще не привела к революции духа.

Таким образом, мы уже ищем не просто грань между доисторической тьмой и историческим светом, а некую революцию духа, оторвавшую человека от природы. Причем речь идет о революции грандиозного масштаба, сумевшей разрозненные островки народов и государств сплавить в единое тело единого человечества, ибо только единое человечество может быть такой же могучей силой, как единый Бог, единая Природа.

"На заре второго тысячелетия до нашей эры весь цивилизованный мир пришел в смятение. Орды пастушеских народов появились на границах государств старой культуры. Казалось, какие-то загадочные силы вдохнули в миллионы людей непреодолимую страсть к передвижениям. Народы и племена, в течение веков не покидавшие насиженных мест, поднимались и огромными лавинами, тесня друг друга, потянулись через степи и пустыни, реки и горные хребты. Из Аравийских пустынь хлынули кочевники амориты, наводнившие Двуречье; в Малой Азии появились хетты; ахейцы (греки) вторгаются с севера на Балканский полуостров; у порогов Индии показываются скотоводческие племена арьев. Эта эпидемия нашествий не могла пройти бесследно для человечества. Она глубоко потрясла старые цивилизации и старый строй мышления. Дотоле замкнутые в узком мире привычных представлений, часто существовавших в изоляции, народы внезапно оказались представленными друг перед другом; столкнулись разные культуры, разные душевные склады, разные обычаи, традиции, верования... Чем больше различались встретившиеся народы, тем сильнее было потрясение от этого столкновения" (А. Мень).

Так родились условия для рождения единого человечества, создалась некая критическая масса плотности населения, плотности народов, плотности идей. В этой тесноте непременно должна была родиться некая супер-идея, способная со временем объединить всех и вся.

Теперь, по прошествии многих веков, крепкие задним умом, мы с легкостью обнаружим ту самую идею, что в конечном счете смогла объединить почти все человечество. Это была не военная идея, мечом и огнем человечества не склеишь. И не политическая идея, власть одних людей и покорность других – дело недолгое. Ну и конечно же речь не идет о коммерческой идее, деньги правят миром лишь в воспаленном воображении сыновей фабрикантов. Нужна была идея, разрушающая старое, природное самосознание и создающая новое, собственно человеческое восприятие мира. Такой идеей стала идея единобожия. Лишь единобожие смогло отделить Человека от Природы и Бога от Человека. Таким образом, впервые было разомкнуто циклическое природное время, человек увидел себя движущимся по оси Природа – Бог, понял, что существуют Начало и Конец, а стало быть, есть прогресс, есть движение. Именно в этот момент началась История, единая история, общая для всего человечества.

Придет время, возникнет христианский мир, потом мир ислама. В этих мирах первично имя Авраама. Однако было ли появление Авраама той самой искомой точкой рождения единого человечества? Думается, что нет. Опыт учит нас тому, что у истинного явления всегда есть предвестник. Авраам – это еще не рождение единобожия, а лишь предвестье его. Не случайно после ярчайшего явления Авраама вновь мрак и беспамятство. Четыре столетия никаких событий. Библия, которая так подробно останавливается на эпохе Авраама, вдруг умолкает. Четыреста лет, и ничего – удивительно. Но еще удивительнее, что эти четыреста лет не смогли убить идею Завета, идею союза народа и Бога, идею диалога Бога и человека.

Истинная история единобожия начинается с Моисея, декалога, десяти заповедей. Таким образом, это примерно 1200 год до н. э. Именно этой датой следует отмечать момент рождения единого (объединяющегося) человечества. Израиль следует считать колыбелью единого человечества. Не стоит смущаться тем, что в политическом, военном и даже культурном отношении Израиль значительно уступал своим великим соседям. Как уже говорилось, дело не в мощности и размерах и даже не историческом опыте и богатстве культуры. Все дело лишь в единственной идее, которая, ветвясь и развиваясь, вот уже 32 века правит миром. Что касается культурного богатства, то в определенном смысле идея единобожия даже сделала мировую культуру беднее, планомерно отсекая языческие корни всех национальных культур. Впрочем, за подаренные нам плоды прогресса единобожию простится все.

Кто знаком с исторической теорией структурного гороскопа, тот знает о синхронности двух главных процессов реальной истории. Первый процесс – это чередование возрастов человечества; второй – это уникальные 144-летия имперского ритма. Одно невозможно без другого, и одно очень точно подогнано к другому. Каждый возраст длится 400 лет, каждый имперский цикл имеет точную прописку в том или ином возрасте. Для первого возраста был припасен один-единственный имперский цикл, разумеется, речь идет о еврейском государстве. В "Поисках Империи" цикл назван первой Иудеей. Идет цикл от 1072-го до 928 года. Если возраст идет от 1200-го до 800 года, то получается, что цикл спрятался в самую серединку возраста.

Саул, Давид, Соломон смогли сделать еврейское государство почти столь же сильным, как и окружающие его государства-монстры. Однако в целом первые четыре столетия "колыбель человечества" была в политическом смысле чрезвычайно слаба и выжила с трудом, что очень точно соответствует представлениям о первом возрасте (возраст Петуха). В конечном счете дело не в царях, евреи никогда не переоценивали значения светской власти. Дело в силе пророков, возвестивших миру о сверхмощных амбициях новорожденного человечества.

Если в начале 400-летия стоит исполинская фигура Моисея, то в самом конце возраста не менее значительная роль досталась Илии. Вот что пишет Александр Мень: "Исполинская фигура Илии стоит как маяк на стыке двух эпох. Он был суровым воином, высоко поднявшим знамя Моисея, и своей борьбой расчистил путь великим еврейским пророкам – проповедникам этического монотеизма". От Моисея до Илии произошло самое важное – набрана невероятной величины энергия человеческих амбиций, нарисована конечная цель истории – полное торжество Божественного Добра, построение Царства Божия через единение Творца и человека в высшей гармонии.

"Все утопии европейского человечества, по существу, лишь незаконнорожденные дети библейской эсхатологии. Искаженная, приземленная, она тем не менее продолжает владеть умами: такова сила изначального библейского импульса. Ведь никакая наука не гарантирует прогресса, и вера в него есть не вывод из позитивных научных данных, напротив, исторически она предшествует развитию науки" (А. Мень).

Таким образом, и главные доказательства по первому возрасту налицо: составление плана на всю историю человечества, невероятная сила амбиций (утверждение о власти человека над природой в языческие времена считалось абсурдом – человек ощущал себя частью природы), чрезвычайная абстрактность как самой религии, так и представлений о Боге (единый, вечный, всемогущий, невидимый и непредставимый). Идем дальше. Тельце человечества еще крошечное и физически беспомощное, маленькая колыбель не охранит ни от бурь, ни от зноя, один лишь Отец защитник младенцу. Однако младенец уже открыт всему миру, в те времена, когда мышление каждого народа принципиально не могло выйти за рамки самого себя, евреи собираются строить Царство Божие для всего человечества.

Разрушив языческие концепции о круговороте и цикличности, евреи смогли преодолеть мировую меланхолию фатализма. Они перестали относиться с почтением к настоящему и прошлому, ибо страстно верили в Грядущее. Нелюбовь к прошлому и обожание будущего – один из важнейших признаков пионерства Петуха. От Моисея до Илии еще ничего не сделано, но все уже начато.

В дальнейшем (начиная со второго возраста) процесс синхронизации наберет обороты и будет виден везде, доходя до Китая и Индии, однако и в первом возрасте есть место, где идут процессы сходные, – это Греция. В отличие от других народов, греки (ахейцы) утверждают приоритет человеческой инициативы, разума и активности над магическими заклятиями и слепым преклонением перед мощью стихии. Что ж, не колыбелью единой жив младенец. И все же не будем переоценивать греков, колыбель наша – это Израиль.

Глава 5

ЭПОХА УЧИТЕЛЕЙ

По истории Древнего мира написано очень много хороших книг, и мы готовы принять на веру так называемый исторический взгляд на наше далекое прошлое. Рождение и смерть государств и династий, завоевательные походы – все это считается безусловно главными событиями истории. Однако у структурного гороскопа свой взгляд на Древний мир. Согласно этому взгляду, гораздо важнее вопросов власти в древности был вопрос веры. Таким образом, обращаясь к периоду от XIII века до н. э. до IV века н. э., мы должны изучать не столько историю правителей, войн, династий и завоеваний, сколько историю религии. В этом смысле вполне достаточным источником для нас может быть семитомник А. Меня "История религии".

С IV по XX век история делается военными и политиками – это вторая эпоха в процессе создания единого человечества. Начиная с XXI века человечество будет объединяться без чрезмерного влияния как политики, так и ортодоксальной религии. В ход пойдут совсем иные рычаги, в частности начнется мощный процесс смешения языков, обычаев, ну и конечно же крови.

Ну а пока обратим внимание на период от начала VIII века до н. э. до начала IV века до н. э. А. Мень называет это время Эпохой Учителей. Предыдущие четыре века (колыбель человечества) процесс единения человечества еле теплился и, по сути дела, затрагивал единственный народ, сумевший оторваться от природно-циклического мировосприятия и создавший единобожие, ставшее ключом, открывающим время прогресса. Теперь по прошествии многих веков нам ясно, что именно Палестина стала колыбелью единого человечества. Но в те далекие времена еврейский народ был песчинкой между жерновов соседних держав. Во втором возрасте (мистический возраст Обезьяны) начатое евреями дело неизбежно должно было выйти за пределы Палестины. Процесс синхронизация (иногда совершенно необъяснимой) должен был охватить все ближайшие цивилизации.

Понять логику А. Меня при определении эпохи несложно: "Именно тогда почти во всем мире возникли движения, окончательно определившие облик дохристианского религиозного сознания. Авторы Упанишад и Бхагават-Гиты, Будда и Лао-цзы, орфики и пифагорейцы, Гераклит и Сократ, Платон и Аристотель, Конфуций и Заратустра – все эти учители человечества были современниками". Со своей стороны замечу, что Платон стоит на границе второго и третьего возрастов человечества, а Аристотель уже принадлежит третьему возрасту, к так называемой эпохе эллинизма.

Впрочем, радостно приветствуя появление всемирных учителей, А. Мень напоминает, что главные события в духовной жизни человечества по-прежнему происходят в Израиле, при этом А. Мень называет дату крутого перелома – 760 год. Именно в это время начинаются пророчества Амоса. Отныне пророчества не только слова, но и строки Книги. "Это историческое мгновение Ветхого Завета: впервые израильский пророк заносит в книгу свои слова". Так открытость (возраст Петуха) выступлений на площадях сменяется закрытостью (возраст Обезьяны) творческих мук писателя.

Однако закрытое по форме творчество по-прежнему направлено исключительно на создание единого человечества. Амос первый среди пророков говорит о Боге как об Отце не только израильтян, но и всех племен на Земле. До этого революционного момента чужеземец автоматически причислялся к миру, в котором царствуют демоны. Речь, разумеется, не только об израильтянах. В те времена египтяне и индийцы называли иноплеменников "сынами дьявола", а греки считали варваров "прирожденными рабами". Вот в такие времена всеобщей отчужденности племен и народов, в пространстве всепобеждающей грубой силы Амос говорит о человечности, справедливости, о равенстве всех людей перед Богом.

Младший современник Амоса Осия открывает Израилю (а потенциально всему миру) Бога любви и страдания. Тут вновь видна пропасть между первым и вторым возрастами. Бог Моисея, Бог справедливости раскаленным железом выжигал в душе древнего человека дикие инстинкты и хаос демонических стихий, теперь военная стихия Петуха сменяется стихией любви Обезьяны. "Издревле мир был ареной нескончаемых битв; к военным кличам земли примешивались голоса разъяренных богов, низвергавших друг друга. Кровь лилась и на жертвенниках; под ножами жрецов падали быки и овцы, громоздились горы приношений... Но вот раздается голос пророка... В эпоху греческой тирании, основания Рима и ассирийских нашествий, в отблеске кровавого заката Израиля Осия, последний пророк Северного царства, говорит о Боге, Который есть Любовь и ждет от человека ответной любви" (А. Мень).

Таким образом, по мнению А. Меня, евреи в Эпоху Учителей все еще сохраняют духовное лидерство, однако к процессу наработки главных идей постепенно подключаются другие народы. Не замечать этого все труднее. А. Мень упоминает, что Амос и Осия были современниками Гесиода, сравнивает Исайю то с Эсхилом, то с Платоном, то сопоставляет идеи Исайи с идеями Бхагават-Гиты, а то с Упанишадами. Дальше больше, в разговоре о внезапно одолевшей человечество жажде найти спасение А. Мень почти уравнивает народы в глубине постижения истины. По словам религиозного историка, люди в те времена "пришли к убеждению, что Вселенная не есть лучший из миров, в них пробудилось острое чувство несоответствия между тем, чего жаждал их дух, и тем, что они видели вокруг себя. Именно тогда возникли учения, предлагавшие, каждое на свой лад, способы освободиться от фатальной власти зла: от бессмыслицы страдания и смерти. Так, Конфуций и многие греческие мыслители видели спасение в хорошо организованной общественной структуре. Будда и брахманы – в бегстве от мира, Платон – в созерцании, приготовляющем человека к смерти. В Израиле тоже жила мысль о спасении. Но для них спасение было не политической утопией и не отказом от мира, а означало жизнь с Богом... они верили в ценность и смысл творения и не ставили во главу угла внешнее переустройство, ибо на первом месте для них было переустройство внутреннее".

Таким образом, мыслители во многих, никак вроде бы не связанных между собой местах начинают думать над одними и теми же задачами и находить если не одинаковые, то равнонаправленные ответы. Вслед за евреями другие народы (никогда, кстати, о евреях не слыхавшие) перестают воспринимать время как нечто замкнутое и бесконечно циклическое. Они начинают видеть возможность изменений, возможность продвижения вперед, идея прогресса начинает свое победное шествие по Земле. Впрочем, в чистом виде идея прогресса живет лишь в одном месте, лишь в этом месте верят в светлое будущее, в наступление Царства Божия. "Царства Божия не знают ни наука, ни "естественная религия". Его перспектива отсутствовала и в верованиях классического Востока и Греции, и в индийских учениях. Только пророки, жившие в эпоху накануне гибели их отечества, перед лицом торжествующей тирании узрели это Царство" (А. Мень).

В дальнейшем автор "Истории религии" продолжает находить все более и более завораживающие совпадения и параллели, можно сказать, что идея независимого и синхронного развития непересекающихся цивилизаций буквально овладевает отцом Александром. Он пишет о пророке Иеремии (ок. 600) как о первом библейском авторе эпохи пробуждения личностного начала, одновременно указывая, что его современником был Архилох, первый греческий поэт-индивидуалист. Почему Иеремия и Архилох, ничего не зная друг о друге и проживая в не связанных культурах, оказались столь похожи в своем творчестве, понять обыденному сознанию не просто. А ответ такой – человечество, единое человечество, еще не обладая самосознанием, еще ничего не зная о себе, уже стало живым существом, в котором все связано воедино.

Подобные сравнения продолжаются в каждой главе. Говоря об Иезекииле (ок. 590), А. Мень упоминает, что его современником был Солон – "отец демократии". Оба, так или иначе, создавали модель будущего устройства общества.

Ну и, наконец, одно из главных доказательств набирающей силу синхронизации – это явление Авесты, учения хотя бы отдаленно похожего на единобожие. Как писал Н. Бердяев, "персы – это единственный из народов, кроме еврейского, для которого исторические судьбы раскрывались в перспективе разрешающего конца". Одним словом, иранцы были вторыми, кто увидел реальность прогресса. Евреи, кстати, "своих" признали, Ветхий Завет, ополчившись против богов Египта, Вавилона, Финикии, Греции, нигде прямо не выступает против религии Ирана. Пусть учение Заратустры в конечном счете не оказало такого влияния на создание единого человечества, как ветхозаветное учение, для нас важен сам факт появления второго по близости к истине учения. Дата рождения Авесты все та же – рубеж VI и VII веков.

Таким образом, если в первом возрасте дело Моисея никакого отклика, никакого движения в мире еще не вызвало, то уже во втором возрасте младенец (единое человечество) покидает свою колыбель и начинает путешествовать по миру, задевая своим одушевляющим началом Китай, Индию, Грецию или даже Иран. Механизм этого воздействия неясен, но реальность процесса неоспорима.

Вавилонское пленение евреев, их возвращение на землю обетованную, третий имперский цикл Израиля в корне меняют ситуацию. Время пророков, Эпоха Учителей уходят безвозвратно, на смену "боговидцам" и "друзьям Божиим" приходят мудрецы, раввины и книжники. Мудрецы опираются на повседневный человеческий опыт, религиозный уровень значительно снижается, человечество входит в эпоху Эллинизма (IV век до начала новой эры) или, если верить структурному гороскопу, в третий возраст, возраст Козы. Формальное лидерство в мировом культурном процессе переходит к грекам, но обо всем этом в следующий раз.

Глава 6

ЭПОХА ЭЛЛИНИЗМА

Единое человечество родилось одновременно с идеей единобожия (колыбель человечества). На формирование и утверждение идеи уходит первый возраст единого человечества (XIII–IX вв. до н. э.). Во втором возрасте (IX–V вв. до н. э.) центральная идея человеческой истории начинает выходить за пределы Израиля. По городам и весям прокатывается первая в истории человечества единая волна – волна рождения новых учений, учений определивших на века идеологический портрет человечества. Это время прозвали Эпохой Учителей.

Третий возраст полностью меняет ситуацию. Меняются декорации, меняется направление движения. Эпоха Учителей завершилась, великие учения созданы, теперь пора учениям выходить на мировой простор. Этому способствовало возникновение больших держав – Македонской, Маурийской, Римской. Они облегчили культурный обмен нациям, дотоле жившим изолированно. Не случайно идея "человечества" утверждалась именно в эту эпоху, Эпоху эллинизма.

"Когда армия Александра прокладывала в Азии дороги, связавши Европу с дальними землями, Эра Учителей осталась позади. Отныне Индия не увидит уже человека, равного Будде, не родится второй Заратустра или Сократ. Завершился путь классической метафизики греков и израильского профетизма. Эллинистический мир становится той средой, где наследие реформаторов вступает в стадию распространения. Это пора эпигонов, популяризаторов, миссионеров. Но именно в процессе усвоения мировых религий и философских доктрин обнаруживаются их слабости, что приводит к разочарованию и реакции. Эллинизм в значительной мере есть эпоха кризиса, отмеченная пессимизмом и скепсисом" (А. Мень).

Выход на новые просторы, спад мистицизма, отсутствие новых идей, обобщение и объединение всех учений, сомнения, скепсис – все это признаки третьего возраста объединяющегося человечества – возраста Козы. Главное же – это появление некого универсального языка, некого универсального умения создавшего базу для рождения первого поистине мирового учения – христианства.

Формально третий возраст объединяющегося человечества начался около 375 года до н. э., но фактически реальным актом начала новой эпохи было хождение за три моря Александра Македонского (356–323). К 300 году до н. э. стабилизация мира завершается. В государствах, расположенных от Эпира до Индии, утвердилась сильная монархическая власть, предшественница римского цезаризма. Навсегда прошли времена маленьких царств или республик... В руках государства сосредоточиваются огромные богатства и земли. Хозяйственная жизнь оказывается под его контролем. Самодержцы постепенно берут под опеку искусство, науку, общественную мысль, придавая им нужное для власти направление; слабеет гражданский дух и возрастает индивидуализм, столь характерный для эллинистической эпохи. Греческая культура становится ведущей, простонародный язык греков койне начинает, как в наши дни английский, играть роль универсального. Восток активно включается в общекультурную жизнь эллинизма. Появляются книги финикийцев, евреев, парфян, написанные по-гречески. Создается почва для вселенского сознания, которое греки назовут космополитизмом. Слово "эллин" стало обозначать не столько этническую принадлежность, сколько человека определенного круга. Литература все больше становится профессией, дающей заработок. Увеличение числа читателей вызывает потребность в библиотеках, просвещение содействует смягчению нравов. Гуманность и терпимость проявляются все чаще, даже во время войн.

А. Мень с сожалением отмечает, что в эпоху эллинизма притупляется чувство священного, подавленное плоской рассудочностью. Такой поворот вполне уместен при переходе из мистической эпохи второго возраста к реалистической эпохе третьего возраста. Зато делает успехи естествознание, которое отделяется от материнского ствола – философии. Уже преемник Аристотеля (384–322) по лицею Теофраст (372–287) в большей мере занят вопросами географии, минералогии, ботаники и психологии, нежели метафизикой. Научные открытия и инженерные изобретения составляют славу Александрии. Герофил (III в. до н. э.) обнаруживает связь между головным и спинным мозгом, Эвклид (III в. до н. э.) разрабатывает основы математики, Эратосфен (ок. 276–194) изобретает календарь, который просуществует в Европе многие века. Если к этим именам прибавить основоположника механики Архимеда (ок. 287–212), биолога Страбона (64/63–23/24) и отцов гелиоцентризма Гераклита и Аристарха, то станет ясно, эллинистическая наука имела мировое значение, как в пространстве, так и во времени.

Таким образом, рождение науки, в современном ее понимании, еще точнее, чем походы Александра Македонского, определяют границы наступления новой эпохи. Сократ (470–399) еще целиком в прежней эпохе, учитель Аристотеля Платон (428–348) на границе двух эпох, а сам Аристотель – это уже начало нового времени.

"Интерес к технике был связан со своего рода практическим материализмом, неизбежным спутником светского общества. Тяга к комфорту, чувственность, изнеженность и любовь к роскоши сменили простоту и строгость, которые ценили прежние поколения. В литературе и искусстве намечается тяга к изысканному, возбуждающему нервы, эротическому... Большие идеи волнуют людей уже далеко не так, как в эпоху Перикла (490–429). Священный театр, некогда ставивший перед зрителями вечные вопросы, вытесняется жанровой драмой и комедией. Эдипов и Прометеев сменяют на сцене обыватели. В пьесах Менандра (342–292) выводятся обманутые мужья, семейные распри, споры о наследстве..." (А. Мень).

При всей скудости мысли в эпоху эллинизма выделяются четыре философские школы: скептическая, эпикурейская, киническая и стоическая. Но эти философы заняты не судьбой Вселенной и человечества, а участью индивидуума. Людей интересует, как научиться жить в этом мире спокойно и счастливо.

Во всех проявлениях эпохи эллинизма А. Мень видит признаки подготовки к рождению всемирного учения. Таким образом, человечество уподобляется приготовишке, мечтающему о поступлении в первый класс. "Великих духовных учителей эллинизм не имел, он лишь питался наследием минувшего. И вот случилось так, что инициатива религиозных преобразований оказалась в руках монархов. Ашока (268–232), Селевкиды (312–64), Птолемеи (305–30) – все они, каждый по-своему, готовили условия прихода мировой религии... Они покончили с окостенелостью национальных культов, раздвинули духовный кругозор народов и создали атмосферу, благодаря которой люди оказались готовыми внимать голосу Откровения. Не будь этого трехвекового периода религиозной "открытости", апостолы Евангелия натолкнулись бы на глухую непреодолимую стену. Эллинистические верования стали тем плугом, который взрыхлил землю для сеятелей Слова" (А. Мень).

Ну а как же евреи, которые два предыдущих возраста были безоговорочными лидерами процесса создания общемировых идей? Разумеется, что и в третьем возрасте они продолжают оказывать на этот процесс самое серьезное влияние. "Об иудеях и их религии греки до времени Александра практически ничего не знали. Среди той массы народов и племен, с которыми эллины столкнулись в годы персидских войн, евреи были малочисленной и неприметной этнической группой, и их, как правило, легко смешивали с соседями. Но как бы то ни было, первой в истории книгой, переведенной на иностранный язык, оказалась Библия" (А. Мень). Именно переведенная на греческий Библия стала главной книгой первых христиан.

На вершину творчества восходят хакамы, светские люди, не связанные ни с Храмом, ни со школами Торы, ориентированные на повседневный общечеловеческий опыт. Языческих соблазнов они более не боятся, от других народов не отгораживаются. Во многом хакамы предвосхитили эллинистических философов, все те же поиски секретов счастья.

В самом начале третьего возраста написана Книга Иова. Это произведение считали шедевром Ломоносов, Пушкин, Гёте и многие другие. Иов велик, но, в отличие от древних пророков, Иов не обладает истиной, он ищет ее, как искали Сократ или Декарт. Страдающий праведник, он бьется над разгадкой жребия человеческого. Все это чрезвычайно точно соответствует пробуждению самопознания в третьем возрасте и драматическому мировосприятию этого возраста. "Есть нечто знаменательное в том, что автор Книги Иова и великие греческие трагики были современниками. Израильский мудрец и поэты Эллады ничего не знали друг о друге. Между мирами, в которых они жили, пролегала в то время настоящая пропасть; и тем более изумляет родство их идей, поисков и проблем".

Еще одна великая книга, написанная в начале третьего возраста, – Экклезиаст (ок. 350 г. до н. э.). Если Книга Иова близка по духу к античным трагедиям, то Экклезиаст можно считать ветхозаветной параллелью к произведениям стоиков и эпикурейцев. Кажется, Экклезиаст забыл все, чему учили и о чем возвещали пророки Израиля. Космос Экклезиаста – халдейский или даже индийский, под приведенными строками подписались бы и Гераклит, и Зенон. Это мироздание, которое созерцает человек, лишенный света Откровения... И все же этот шаг назад готовил почву к мощному прорыву четвертого возраста. "Жажда вечности пробуждается, когда человек отдает себе отчет в мимолетности земного. В этом заключается великий смысл отрицательного опыта Экклезиаста... Его трезвый пессимизм верно отобразил картину падшего мира и стал переходной фазой, диалектическим моментом в становлении веры" (А. Мень).

Для нас, также живущих накануне великого перелома эпох (2025), интересно заметить, что ближе к концу эпохи резко усилилось ожидание конца света, но перед самым пришествием резко усилилась религиозность и оптимизм, в частности в Риме, не склонном к религиозности, массовое возникновение братств, союзов, тайных клубов. Еще одно удивительное явление – иудеи, никогда не склонявшиеся к миссионерству, наконец-то взялись за дело пропаганды единобожия. Вергилий (70–19) предсказывает скорое наступление "золотого века" и прекращение жестоких времен. Ну и, наконец, появление ессеев, которых называют "христианами до Христа". Сходились воедино три линии – заканчивался четвертый иудейский имперский цикл, шел к концу Второй Рим, ну и, наконец, заканчивалось дошкольное детство человечества. Мать (Иудея) и отец (Рим), взяв маленькое человечество за руки, вело его к школе. "Знаменательна сама связь и противостояние двух царств: Кесаря и Мессии. Тот, Кто шел возвестить братство людей, родился в эпоху, когда впервые мечта объединить мир казалась близкой к осуществлению" (А. Мень).

Глава 7

РИМ И ХРИСТИАНСТВО

Три возраста (по 400 лет) человечество планировало свое будущее объединение, прощупывало границы, закладывало фундамент для будущего единого дома. Наконец, наступает четвертый возраст (это первые четыре века после Рождества Христова), когда такой дом уже можно строить. Проектировщиками единого дома выступили два имперских народа – древние иудеи, подготовившие и осуществившие явление христианства, и римляне, сотворившие государственный строй, способный возвести христианство в ранг государственной религии. Таким образом, детство единого человечества должно завершиться созданием и торжественным возведением во власть первой мировой религии.

Самым удивительным в четвертом возрасте человечества является отсутствие имперских циклов. Управитель мировых процессов как бы отходит в сторону, давая возможность человечеству творить свою судьбу самостоятельно, – что очень точно соответствует значению самодеятельного знака четвертого возраста (возраст Лошади). С другой стороны, отсутствие имперских циклов вносит определенную стабильность в миропорядок, отменяя серьезные мировоззренческие революции, что также вполне соответствует стабильному и планомерному характеру четвертого возраста.

Август создает политическую модель мироздания, которая мало меняется на протяжении четырех веков. Флаг христианства, поднятый в начале нашей эры, с каждым десятилетием развевался все более смело и гордо. В этом смысле первые четыре века нашей эры дают очень мало сюжетов, не внося серьезных изменений в режим бытия. В этом плане эпоха становления христианства идеально сходна с режимом жизни младшего школьника.

Стабильность эпохи настолько велика, присутствие смуты настолько незначительно, что именно первые четыре века нашей эры многие называют золотым временем человечества. Даже внешние признаки бытия – высокое искусство, замечательная архитектура, истинно аристократический образ жизни высших кругов, на фоне будущей многовековой серости Средневековья, грубой и грязной жизни феодальной Европы, делают последние века Древнего Рима одним из пиков в человеческой истории.

Только единобожие в состоянии подготовить человечество к прогрессу. Единобожие отделяет Человека от Природы и Бога от Человека. Произведя это отделение, единобожие создает ось движения человечества от природного мира к миру Божественному. Однако, как показал опыт предыдущих трех эпох существования иудейского единобожия, самого факта существования этой грандиозной идеи не достаточно. Нужен симбиоз революционной идеи и мощнейшей государственной системы. Пройдут века, и в мире, сотканном из христианско-иудейской идеи преобразования жизни, родится вихрь прогресса, который преобразит весь мир.

Увы, сейчас нам очень трудно представить, что всем, что окружает нас, включая все достижения техники и науки, мы обязаны именно христианству.

"Пронеслись века... Возникали и рушились империи, гибли цивилизации, военные, политические и социальные перевороты меняли самый облик земли, но Церковь, основанная Иисусом Назарянином, возвышается, как скала, среди этого клокочущего моря. Вера, которую в первые дни исповедовало всего несколько десятков человек, движет сегодня миллиардом жителей планеты, говорящих на разных языках и создавших бесчисленные формы культур. Когда евангельская проповедь, подобно свежему ветру, ворвалась в дряхлеющий античный мир, она принесла надежду опустошенным и отчаявшимся, вдохнула в них энергию и жизнь. Христианство соединило мудрость Афин и чаяния Востока с мечтой Рима о всеобщем "согласии"; оно осудило угнетателей, возвысило женщину, способствовало искоренению рабства. Позднее в молодых варварских странах Запада оно стало опорой гуманности и просвещения, заставив грубую силу признать духовный и нравственный авторитет. Постепенно христианская "закваска" превратилась в Европе и Новом Свете в источник динамизма, которого не знали все пятьдесят тысяч лет существования человека. В каждую эпоху Новый Завет обнаруживал скрытые в нем неистощимые импульсы к творчеству. Если первыми учениками Иисуса были простые галилеяне, то впоследствии перед Его крестом склонились величайшие умы всех народов. Его откровение озарило мысль Августина и Паскаля, любовь к Нему возводила рукотворные утесы храмов, вдохновляла поэтов и ваятелей, вызывала к жизни могучие звуки симфоний и хоралов. Образ Богочеловека запечатлен Андреем Рублевым, Микеланджело, Рембрандтом; на пороге третьего тысячелетия Евангелие, повествующее о Христе, переведено на полторы тысячи языков и расходится по миру, не уступая прославленным творениям человеческого гения. Идеалы справедливости, братства, свободы, самоотверженного служения, вера в конечную победу добра и ценность человеческой личности – словом, все, что противостоит тирании, лжи и насилию, черпает, пусть и бессознательно, живую воду из евангельского родника" (А. Мень).

Если же измерять заслуги перед историей человечества весомостью вклада в дело единения народов, то тут роль христианства попросту беспрецедентна. Америка и Сибирь, Австралия и часть Африки – все это присоединено к Европе силой Креста. Разумеется, что и сама Европа стала единой благодаря христианству.

О значении христианства говорит баланс имперских циклов. Со времени рождения Христа из 14 имперских циклов 10 связаны с христианством (4 России, 4 Англии и 2 Византии) и лишь 4 цикла с исламом (ни одного со всеми остальными религиями).

Отказавшись от безоглядной экспансии, уверовав в то, что весь мир ими уже завоеван, римляне обрекли себя на неизбежный упадок. "Римская империя заключала в себе большую часть известных в то время стран: на севере от нее были глухие леса варваров; на западе – океан, за которым дальше ничего не знали; на юге бесконечные пески Сахары. Римляне были уверены, что их призвание – покорить весь свет и всем определить порядки и законы; на монетах римских надпись: "Вечный Рим" (Р. Виппер). На деле все четыре века Рим, даже ведя наступление, отступал. Прокладывая дороги, строя города, обеспечивая порядок и покой, Рим не мог объяснить себе и другим смысла означенного порядка. Теряя веру в самоценность порядка, Рим терял свою силу. Как бы ни была прекрасна форма, но без содержания она бессмысленна. Постепенно становится ясным, что единственным оправданием "Римского мира" является рождение и развитие христианства. Под жестким панцирем Рима выросло и окрепло нежное тело веры Христовой.

Чем слабее становился Рим, тем сильнее становилось христианство. Таковы законы эволюции: слабеет власть над дитятей отца и матери, но все крепче и крепче свой собственный разум. "Около 200 года христианские общины распространились по всем провинциям империи: единая церковь могла называться также и вселенской, потому что она совпадала с государством римлян, в котором был заключен весь культурный мир того времени, или, как говорили греки, вселенная" (Р. Виппер). Диоклетиан около 300 года организовал гонения на христиан, а вот Константин в 313 году объявил веротерпимость. Д

Поиск по сайту: