Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

XXIII. Облачные девы и жены 25 страница



6 Срп. н. послов., 209, 306. У Гомера олицетворенная αίσα (Я. Гримм сближает это слово с др.-в.-нем. êга, н.-в.-нем. ehre, гот. áiza, áisa = honor, dignitas. — D. Myth., 385) прядет новорожденному нить его жизни.

7 Срп. н. njecмe, III, 292.

 

 

тело, покинуло его», у чехов: «štěsti se mu směje, obličej k nemu obraci»1. В сагах frau Saelde обладает тремя чудесными дарованиями: ведать чужие мысли, заговаривать раны, полученные в битвах ратниками, и быстро переноситься — куда ей вздумает­ся; дикий охотник (Один) гонится за нею, как за лесною (= облачною) девою. Saelde принимается в смысле счастливой, благоприятной Доли (bona Fortuna, άγαυή Τύχη ); а с отрицанием — Unsaelde равняется нашей Недоле, сербской Неcpeћe: «Unsaelde hât ûf mich gesworn», «Unsaelde sî mir ûf getan», «wie in diu Unsaelde verriete», «sô wirt Unheil von mir gejaget». Следующий рассказ сходится с нашею сказ­кою о Горе: бедный рыцарь, сидя в лесу, увидел над собой на дереве страшилище, которое кричало ему: «ich bin dîn Ungelücke!» Рыцарь пригласил его разделить свою скудную трапезу; но едва Несчастие сошло с дерева, как он схватил его и заключил в дубовое дупло; с тех пор он ни в чем не знал неудачи. Один завистник, узнавши про то, отправился в лес, освободил Несчастие, но оно насело на его собственную шею. В средневековых памятниках встречаются выражения: der Saelden schîbe или rat (gelückes rat) = колесо счастия (rota Fortunae), о котором так часто упоминают классические писатели. Это представление возникло в отдаленной древности из по­этического уподобления солнца вертящемуся колесу. Бегом солнечного колеса ус­ловливаются день и ночь, лето и зима, жизнь и смерть природы, а следовательно, и людское счастие и несчастие. Возжигаемое поутру, оно катится по небесному своду, вызывая все, вместе с воскресающим днем, к бытию и деятельности; а вечером, когда оно погасает на западе, земля и ее обитатели повергаются в сон = замирают. С поворотом этого колеса на лето земная жизнь начинает пробуждаться от зимнего оцепенения, а с поворотом на зиму снова подчиняется владычеству Смерти. Возж­жение и погасание дневного светила, его утреннее или весеннее нарождение и ве­черняя или зимняя смерть, слились в убеждениях народа с тем жизненным пламе­нем, какое возжигали и тушили могучие парки. День — эмблема счастия, радости, жизненных благ; ночь — несчастия, печали и смерти. Сербская песня выражается:

 

Кад се д'jели cpeћa од нecpehe,

Тавна ноћца од бjиела дана2.

 

Поэтому родиться на утренней заре, при восходе солнца, принимается за добрый знак, за предвестие счастливой жизни; напротив, рождение по закате солнца, когда воцаряется на земле нечистая сила мрака, не сулит младенцу ничего хорошего в бу­дущем. Понедельник потому и тяжелый день, что издревле был посвящен луне, бо­гине ночи и темного аида (стр. 128). Подобные же приметы, счастливые и несчаст­ливые, соединялись и с годовым обращением солнца, причем лето соответствовало дню, а зима — ночи. Небесные боги, столь богатые и щедрые на дары в летние ме­сяцы, нищали и становились скупыми, жестокосердыми в зимнюю половину года. Отсюда объясняется сказочное предание, что Судьба жила попеременно — то среди роскоши и богатства, то в совершенной бедности и, сообразно с этим, назначала новорожденным то добрую, то лихую долю. Итак, время рождения человека (до­брый или злой час) было причиною, почему ему определялась та или другая доля:

 

Щасливой годиноньки

Козак уродився;

Ой куди вин подумав,

То-й Бог помогав3.

 

1 Гaнyш, 210.

2 Перевод: когда счастие отделяется от несчастия, темная ночь от белого дня, т. е. на раннем ут­реннем рассвете. — Срп. н. njecмe, III, 278.

3 Труды моск. археол. общ., в. II, 157; Метлинск., 329.

 

 

На древнем метафорическом языке лучи солнечные уподобляются золотым ни­тям; вместе с этим солнце стало рассматриваться, как колесо самопрялки, а пре­красная богиня Зоря явилась пряхою и сблизилась с девами судьбы, прядущими жизненные нити (см. стр. 193). С рассветом дня и с началом весны она принимает­ся за свою работу, прядет и разбрасывает золотые нити и, пробуждая мировую жизнь, дарует земле плодородие, а смертным изобилие и счастие; но как скоро злые силы (Ночь и Зима) прекращают этот благодатный труд, обрывают ее свето­носную пряжу — тотчас же наступает владычество Смерти. Народные предания, го­воря о девах судьбы, выпряденные ими нити нередко называют золотыми. Под влиянием указанных воззрений колесо сделалось эмблемою быстрого бега и непо­стоянства богини счастия. Богиня эта или сама стоит на вертящемся колесе, или, вращая его своею рукою, подымает счастливцев вверх, а несчастных сталкивает вниз. Поставленное над воротами колесо, по уцелевшему в Германии поверью, приносит хозяину дома счастье1.

До сих пор между русскими простолюдинами хранится твердое убеждение, что некоторые люди уже так и родятся на свет беловиками и бездольными: что бы они ни делали, за ними всегда и во всем следуют неудачи и бедствия2; другие же, напро­тив, родятся счастливцами. Подобно тому, как в сербской приповедке бездольный берет к себе счастливую Милицу и живет ее счастием, так в русской сказке3 Иван Бессчастный женится на «талантливой» девице и через то избывает житейских не­взгод и скоро богатеет. Если у родителей умирают дети, они, не доверяя более свое­му счастию и желая вновь народившегося ребенка привязать к жизни, закрепляют его на чужое имя. С этою целью совершается символический обряд продажи мла­денца: кто-нибудь из посторонних, преимущественно старуха, становится под ок­ном; ей подают ребенка, за которого она уплачивает копеек пять или десять, а по­том, возвращая его родителям, говорит: «живи на мое счастье!» На деньги, запла­ченные за ребенка, покупают свечу, зажигают в церкви и ставят перед иконою. Све­ча знаменует в этом обряде возжженное пламя жизни4. Всех, кто только родится в сорочке, богиня счастья объявляет собственными детьми; выражения: ein schosskind des glückes, ein glückskind, dem glück im schosse sitzen (сравни русскую по­говорку: «жить счастливо, что у Христа за пазухой») указывают на усыновление; Вуотан, как бог, одаряющий счастием, принимает детей под свою охрану: «ег nimmt kinder in seinen schoss auf». Любимца своего Фортуна наделяет «дарами счастия», осыпает его из «рога изобилия»5, дарит ему разные диковинки: шапку-невидимку, скатерть-самобранку, волшебную палицу (wünschelruthe), кошелек с золотом, из которого сколько ни бери — он все полон, и птицу, несущую золотые яйца. По сви­детельству народных сказок, при рождении избранника Фортуны являются три святые старца, или Спаситель и два апостола (позднейшая замена трех вещих ро­жениц) и одаряют его счастливыми мыслями: все, чего ни пожелает он, то и сотво­рит ему Господь!6

Роду и рожаницам совершались жертвенные приношения. В вопросах Кирика (XII стол. ) читаем: «аже се Роду и Рожанице крають7 хлебы и сиры и мед? Бороня-

 

1 D. Myth., 822-7, 832-3, 895, 1091.

2 Абев., 261.

3 H. P. Ck., VIII, 3, b, 21.

4 Записки Авдеев., 138.

5 "Mundanam cornucopiam Fortuna gestans", "formatum Fortunae habitum cum divite comu".

6 D. Myth., 827—8; H. P. Ск., VIII, стр. 638—640. Все приведенные нами свидетельства положитель­но убеждают, что мнение Прокопия, будто славяне не признавали Судьбы, — несправедливо.

7 Кроить — резать.

 

 

ше вельми (епископ): негде, рече, молвить: горе пьющим Рожанице!»1 По всему ве­роятию, здесь разумеется ссылка на 11—12 стихи LXV главы Исаии, которые в ста­ринном переводе (в паремейнике 1271 года) переданы так: «вы же оставьшеи мя и забы(вь)шеи гороу святоую мою и готовающеи рожаницам (варианты по другим спискам: Рожаници, Роду) трапезоу и исполняюще демонови (вар. кумиру, идолу, рожденицам) чьрпание — аз предам вы во ороужие»2. Текст этот, вместе с последу­ющими стихами Исаии, повторяется с истолкованием в Слове о поставляющих вторую трапезу Роду и рожаницам, которое почти постоянно входит в состав сбор­ников, известных под именем Златоустов, и приписывается Иоанну Златоустому: «Рече Господь: наследят гор жснятжя мож избраннии раби мои. Раби сжг то иже слоужат Богу и воля его творят, а не Родоу, ни рожаницам, ни коумиром соуетным: то сжт слоугы божиа... Вы же оставльше мя и забыважще горя; святжя мож и готоважще трапезож Родоу и рожаницам, наплне ще бесом чрпаниа — аз предам вы на оружие, и вси заколением падете... Се работа щи ми ясти начнжт; вы же взалчете, н тож сыти есте трапезож, жже готовасте рожаницам. Се работа щии ми пити начнжт; вы же вжадаете, нж то пиите, иже то испол(н)иваете чрпаниа бесом... Се работажщии ми взрадужтся в веселии сердца; вы же работажщеи бесом и слоужащеи идолом и ставля ще трапезоу Родоу и рожаницам взопиете в болезни сердца вашего и от ск(р)оушениа доуха всплачетеся. Томоу же ся сбыта неесть зде, нжв оном веце... работажщии ми благословятся, пожть Богу истинномоу, а вы поете песни бесовьскыя идолом Родоу и рожаницам. Се же чада слышаще и останете ся поустошнаго того творениа и службы тоя сатанины и ставления трапезы тоя коумирьскыя, нареченыя Родоу и рожаницам»3. В Слове христолюбца, в числе других остатков язычест­ва, указано и следующее: «молятся... Мокоши и Симу и Раглу и Перуну и Роду и Ро­жанице... не також зло творим просто, но и мешаем некии чистыя молитвы со про­клятым моленьем идольским, иже ставят лише кутьяины трапезы законнаго обеда, иже нарицаеться беззаконная трапеза, мнимая Роду и рожаницам». По другому списку христолюбцова слова: «то суть идолослужители, иже ставять трапезу рожяницям, короваи молять, вилам и огневи под овином и прочее их проклятьство... Не тако же простотою зле служим, н(о) смешаем с идольскою трапезою тропарь святыя Богородиця с рожаницями в прогневание Богу»4. В рукописи Волоколамского монастыря (сборнике Леонида, епископа рязанского) сказано: «аще ли кто крестит вторую трапезу родству (Роду?) и рожаницам тропарем св. Богородицы, а кто яст и пиет, да будет проклят»5. В Паисьевском сборнике — в слове, приписанном св. Гри­горию, читаем: «також и до словен доиде се слов(о), и ти начаша требы класти Роду и рожаницам преже Перуна бога их, а переже того (г. Срезневский исправляет это место так: Переже бо того Перуна бога и иных словили и) клали требу (им и) оупирем и берегиням. По святем же крещеньи Перуна отринуша, а по Христа бога яшась; но и ноне по оукраинам моляться ему проклятому богу Перуну и Хорсу и Мокоши и Вилу, и то творят отай: сего не могуть ся лишити проклятаго ставленья

 

1 Памят. XII в., 179.

2 Сличи перевод позднейших изданий: «вы же, оставившии мя (Бога) и забывающии гору святую мою, и уготовляющии демону трапезу, и исполняющии щастию растворение — аз предам вас под меч».

3 Архив ист.-юрид. свед., т. II, полов. 1-ая, ст. Срезнев., 99—101; то же место приведено и во 2-й половине означенного тома, стр. 66; Истор. Росс. Соловьева, II, письмо г. Бусл., 30; Ч. О. И. и Д. 1858, IV, ст. Лавровск., 22.

4 В рукописи Волоколамского монастыря (сборнике Леонида, епископа рязанского) сказано: «аще ли кто крестит вторую трапезу родству (Роду?) и рожаницам тропарем св. Богородицы, а кто яст и пи­ет, да будет проклят».

5 Истор. Росс. Соловьева, I, дополнен., стр. 3.

 

 

вторыя трапезы, нареченыя Роду и рожаницам, (в) велику прелесть. верным крестьяном и на хулу святому крещенью и на гнев Богу». В другом списке вслед за этими словами прибавлено: «по святемь крещении черевоу работни попове оуставиша тре(о)парь прикладати рождества Богородици к рожаничьне трапезе, отклады деюче»1. «Самый беглый взгляд (по справедливому замечанию профес. Срезневского) на язык и правописание представленных выписок достаточен для убеждения, что большая часть памятников, из которых они сделаны, в первоначальных своих спи­сках принадлежала не нам, а нашим юго-западным соплеменникам: болгарам, сер­бам. Тем не менее, однако, они перешли к нам не бессознательно, не как сказания о суеверии, чуждом нашим предкам, а как поучения, близкие сердцу наших народ­ных учителей, заботившихся об искоренении языческих суеверий не только своим собственным словом, но и помощию авторитета других христолюбцев... Словом, верование в рожениц представляется в старинных памятниках не каким-нибудь местным отродием древнего язычества, а одним из остатков древности общесла­вянской»2. Итак, наравне с другими языческими богами Роду и рожаницам воссы­лались молитвы, приносились жертвы и учреждались законные (обрядовые) трапе­зы, т. е. родильные пиршества, на которых присутствующие вкушали и пили от жертвенных приношений, возглашали песни в честь Рода и рожаниц и молили их быть благосклонными к новорожденному младенцу, взять его под свой покров и наделить счастием. Так как после принятия христианства древняя богиня, царица младенческих душ (= Гольда), сменилась в глазах суеверного народа Пречистою Девою, то рожаничные трапезы стали сопровождаться славословием Богородицы. Трапезы эти обозначаются эпитетами: вторые и кутейные. «Вторая трапеза» есть буквальный перевод выражения: secunda mensa3; кутья — каша из разваренной пшеницы или ячменного зерна, с медовой сытою, доныне составляющая необхо­димую яству на родинах (крестинах), похоронах и поминках. В сборнике прошлого столетия в числе суеверий упомянуто: «с ребят первые волосы стригут и бабы каши варят на собрание рожаницам»4. Надо думать, что в отдаленной древности обряд постригов (см. гл. XXIX) имел религиозное значение, что ребенка постригали его рожанице = отдавали под покров его гения хранителя или счастливой, доброй Доли. У греков и кельтов был обычай посвящать волоса богам. Другие жертвенные яства в честь Рода и рожаниц: хлеб и сыр долгое время оставались принадлежностию сва­дебного стола, а напиток мед постоянно сопровождал все религиозные приношения и пиршества. Когда в семействе народится дитя, чехи ставят на стол хлеб-соль для судичек, незримо присутствующих в доме5. В хорватском приморье девицы остав­ляют в пещерах и на камнях плоды, цветы и шелковые ленты вилам, приговаривая: «uzmi, vilo, što je tebi milo!»6 Паркам, норнам и феям приготовлялись подобные же

 

1 Лет. рус. лит., IV, отд. 3, 97, 101; Поездка в Кирилло-Белозерск. мон., II, 33; Москв. 1851, V, 52—64; в Архиве ист.-юрид. свед., II, на стр. 104 указаны и другие протесты против треб, совершаемых вилам и рожаницам, а в предисловии на стр. 23 приведено следующее место из сборника Московского архива министер. иностр. дел: «се буди всеми ведомо, яко Несторий еретик научи трапезу ставити рожаничьную, мня Богородицу — человекородицу; святии же отци лаодикийского собора... писанием повелеша не творити того».

2 Архив ист.-юрид. свед., II, 105—6 и предислов. 22—23.

3 Secundus означает: и второй, и благоприятный, счастливый, благополучный; res secundae — сча­стие, fortuna secunda; secundae — все, что после родов выходит из утробы, место младенческое, послед детский.

4 Оп. Румян. Муз., 551—2.

5 Громанн, 7.

6 Кукулевич-Сакцинск., 97.

 

 

трапезы. У скандинавов первою яствою, которую вкушает мать после разрешения от бремени, бывает каша, называемая nôrnagreytur (nôrnengrütze); по всему вероя­тию, первоначально это было жертвенное приношение норнам за их милостивую помощь в родах. В Германии, когда родится младенец, накрывают особенный стол и ставят на нем кушанья для дев судьбы, что согласуется с свидетельством народ­ной сказки о красавице Dornröschen: ее рождение праздновали пиршеством, на ко­тором присутствовали вещие жены и были угощаемы с золотых тарелок!. У бретон­цев было в обыкновении приготовлять для фей обед — возле той комнаты, где ле­жала родильница, и до сих пор ходят рассказы о таинственных трапезах, на кото­рые собираются феи в светлые лунные ночи2. Литвины приносили жертвы на кам­нях, посвященных девам судьбы3. У румынов в честь родимой звезды бывает 1-го мая празднество; они вешают на окнах и дверях своих домов венки из дубовых лис­тьев и полевых цветов, а вечером, когда показываются на небе звезды, приносят в рощу стол, покрытый белою скатертью, ставят на нем хлеб, мед, вино и между дву­мя восковыми свечами икону семейного патрона и затем начинают пиршество4.

 

1 Germ. Mythen, 588, 632.

2 Архив ист.-юрид. свед., II, ст. Срезнев., 119—120.

3 Ж. М. Н. П. 1839, т. XXII, 14—16.

4Телескоп 1833, VIII, 503.

 

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.