УПРАВЛЯЮЩИЙ ГОРНЫМИ РАБОТАМИ 10 страница

Я пытаюсь донести вот что: просто глупо спрашивать: «Где Бог?» — так как ты сам Бог. Ты есть То. Знай это и скажи: «Я есть то "Я есть"». Тебе нет нужды спрашивать и Он не может быть показан тебе.

Дэвид: Когда я впервые увидел вас, вы сказали мне: «Если бы я спросил себя "кто я?", когда мне было шесть лет, с поиском было бы покончено раз и навсегда. Но

никто мне не подсказал взглянуть на свое Я, пока я не встретил Махарши двадцать пять лет спустя».

Пападжи: Да, так оно и было. Никто и никогда не говорил мне взглянуть на свое Я, источник мысли.

Если ты хочешь получить духовный совет в этой стране, тебе скажут: «Приходи в храм Ханумана и изложи ему свою просьбу. Если ты сделаешь хорошие подношения, возможно, Он исполнит твое желание».

Именно так, думают люди, они должны обращаться с Богом. Никто даже не упоминает о Я. Никто не говорит об источнике Я. В нашем веке Махарши чуть ли не единственный провозглашал это послание.

Он говорил: «Смотрите на свое Я и напрямую познайте, кто вы на самом деле» — вот почему столько людей приходило к нему. Другие же учителя говорили следующее: «Избегай домашнего образа жизни. Стань йогом. Отправляйся в Гималаи. Поменяй цвет своей одежды и сиди в пещере, выполняй там суровый тапас на протяжении нескольких лет».

А Махарши, наоборот, говорил заниматься своими повседневными делами, поскольку отказ от них и уход в пещеру не помогут. Он считал, если хочешь состояться в духовном плане, спроси себя «кто я?», узнай, кто ты, найдя, откуда исходит это «я».

Я был солдатом в армии. Большинство людей считают это не совсем духовным занятием, но большую часть службы в армии я пребывал в состоянии экстаза. Мой ум был сконцентрирован на Боге, и не имело большого значения, какие обязанности я выполняю. При правильном отношении твоя работа никогда не станет помехой. В связи с тем что мои мысли полностью были устремлены к Богу, даже военные обязанности носили для меня духовный характер.

В самом начале, когда я поступил в военную академию в Дехрадуне, нас учили стоять смирно. Услышав

эту команду, я сосредоточивался на том, что происходило у меня внутри. Следующей командой было «вольно!». Ее я воспринимал как инструкцию расслабить свой ум и освободить его от всех мыслей. При этой команде я просто отпускал свои мысли и погружался во внутреннее безмолвие.

Позже нас привели на стрельбище и учили стрелять из винтовок. Мы должны были прицелиться таким образом, чтобы совпали три точки — цевьѐ, мушка и мишень. Затем нам говорили: «Задержите дыхание во время стрельбы, потому что в процессе дыхания ваше тело содрогается, а при этом тяжело держать мушку на прицеле».

Так я на практике узнал следующее: чтобы сделать точный выстрел, необходимо быть внутренне спокойным и «бездвижным». При стрельбе я сосредоточивался на правильном прицеле, оставаясь при этом совершенно спокойным как физически, так и умственно, а затем нажимал на спусковой крючок. Я был очень хорошим стрелком: я попадал в десять мишеней из десяти. В нашей команде были и такие, кто не мог даже попасть в цель, так как они не понимали, как важно соблюдать инструкции.

Дэвид: У вас действительно был окончательный опыт, когда вам было шесть лет, без физического присутствия гуру?

Пападжи: Да. У меня действительно был тот же опыт даже без физического присутствия гуру. Каждый имеет этот опыт без физического гуру. Гуру лишь указывает, как обнаружить это для себя.

Трудно увидеть луну в новолуние, но тот, кому удалось это, может сказать другим: «Смотрите, там на ветке дерева сидит ворона. Смотрите по направлению моего пальца. А дальше, за головой вороны, видна луна».

Последовав совету, можно увидеть луну, но если про-должать фокусировать свое внимание на пальце, вороне или ветке дерева, ты не увидишь то, что именно находится в указанном направлении. Писания, оставленные основателями разных религиозных учений, и учителя, помогающие разобраться в самой сути написанного, яв-ляются указующими пальцами. Многие устремляют свое внимание на пальцы, а не на то, в каком направлении они указывают. Никакая книга, человек или слово не могут выразить истину. Ты сам должен посмотреть и уловить ее. Это должно стать твоим собственным опытом, а не чем-то, что ты перенял от кого-то еще.

Дэвид: Разве вам не потребовалось двадцать пять лет интенсивной Кришна-бхакти, чтобы осуществить свои желания?

Пападжи: Моим единственным желанием было увидеть Кришну своими собственными глазами. Оно родилось не в этой жизни, а в прошлой. Даже в своей прошлой жизни я пытался увидеть его. А в этой жизни я посетил место, где я жил в прошлой жизни. Я увидел храм, воздвигнутый мною, и идол Кришны, который я установил внутри, но мое старое самадхи было смыто рекой Тунгабхадрой.Мое желание небыло осуществлено в той жизни, поэтому мне пришлось родиться еще раз, чтобы его выполнить. Любой, кто к моменту смерти не осуществил свое желание, вернется на землю в другом теле и попытается его осуществить. Так будет продолжаться до тех пор, пока желаний не останется. Отсутствие желаний называется освобождением, свободой. Это конец цикла рождения и смерти.

Дэвид: Как вы считаете, ваша встреча с Махарши в 1994 году и окончательное прозрение в его присутствии было предопределено или это могло случиться раньше?

Пападжи: Если ты отслеживал события моей жизни, ты поймешь, что это должно было случиться. Наша встреча была предопределена. Но в то же время, должен сказать, я не верю в судьбу. Для большинства людей судьба означает своего рода фатализм. Недалекие люди винят судьбу во всем, что с ними случается. Я не отношусь к таким людям. Я считаю, что моя жизнь не развивается по определенной модели. Я знаю, чего я хочу, и иду к поставленной цели.

Не стоит винить в происходящем судьбу. Если ты хочешь обрести свободу, зачем думать, предопределено это или нет? Просто прими решение: «Я хочу стать свободным сегодня. Я хочу обрести свободу прямо сейчас. Я не согласен больше ждать и откладывать». Такой опыт придет только тогда, когда ты откажешься находить причины и отговорки, чтобы отложить дело на потом.

Тебе очень повезло, что ты приехал в Лакнау. Этот опыт доступен сейчас здесь в Лакнау. Как ты можешь говорить, что «сейчас» не здесь. Сейчас всегда здесь, а не в следующем моменте или в прошлом, не завтра и не вчера. Между следующим и предыдущим находится то, что не каждый может увидеть. Почему? Потому что ты должен быть этим, а не видеть это. Ты находишься и всегда остаешься в этом промежутке. Такое бытие доступно каждому во все времена, но необходимо относиться к этому очень серьезно, если хочешь быть одним с этим. Ты должен принять решение не откладывать на потом. Сейчас есть все необходимые условия. Не упускай данную тебе возможность. Из шести миллиардов человек здесь присутствуют только около сотни. Как тебе повезло! Я не собираюсь чинить тебе препятствия. Это придет к тебе, потому что оно уже здесь. Здесь и сейчас не нужно пытаться, так как именно попытки приводят в замешательство. Не пытайся и даже не думай, так как думанье только все осложнит. Не думай и не прилагай усилий. И тогда увидишь, каков будет результат.

Когда я впервые начал собирать информацию о собы-тиях, происходящих в жизни Пападжи, которые затем появились в книге «Интервью с Пападжи», и сопоставлять их, я предположил, что его духовный рост можно разделить на некоторые периоды — начало, середину и ко-нец — и что кульминация приходится на одну из его ранних встреч с Махарши. Я собирал факты, подтверждающие мою версию, не зная, что у Пападжи была совершенно иная точка зрения на происходящие события его жизни. Как-то на одном из сатсангов, в октябре 1995 года, он, в ответ на мой вопрос, однозначно подтвердил, что окончательное прозрение наступило в Лахоре, когда он был еще ребенком.

У меня был прямой опыт (когда мне предложили манговый напиток), но никто не сказал мне: «Это истина. Ты не нуждаешься больше ни в чем».

Вместо этого все говорили мне: «Благодаря Кришне ты наслаждался таким состоянием покоя. Если начнешь поклоняться Ему, Он появится перед тобой и сделает тебя счастливым».

Я уже был счастлив, но эти несведущие люди принудили меня выполнять садхану, так как полагали, что мне нужны все новые и новые переживания. В связи с тем что никто из тех, кто имел на меня влияние, не сказал мне: «Тебе больше ничего не нужно. Оставайся как ты есть», — я потратил много лет на поиски внешних богов.

В моем понимании, опыте и убеждениях ничего не изменилось с шестилетнего возраста. С того возраста и до сих пор, когда мне уже больше восьмидесяти лет, не произошло никаких изменений, но эта истина и понимание полностью раскрылись передо мной, лишь когда я встретил Махарши. Вот какова роль истинного учителя — показать и сказать тебе, что ты есть и всегда был Тем, и сделать это так, чтобы у тебя не оставалось никакого сомнения в его словах.

Полный текст этого разговора вы найдете дальше в главе «Гуру и ученик», а пока я вернусь к описанию его жизни. Когда я прервал свое повествование, мы остано-вились на моменте, где Пападжи, находясь в Раманашраме, описывал, что случилось в день его визита к Махарши, когда он рассказал ему, что больше не может выполнять джапу. После этого важного визита он вернулся в Мадрас и приступил к работе.

После этого опыта в присутствии Махарши внешне я продолжал вести прежний образ жизни. Я вернулся в Мадрас, выполнял свои обязанности на работе и прилагал все усилия, чтобы обеспечивать свою семью. На выходные или когда накапливалось достаточно отгулов, я приезжал в Тируваннамалай, садился у ног учителя и наслаждался светом его присутствия. Тот циничный и скептичный ищущий, который агрессивно противостоял Махарши в свой первый визит, исчез навсегда. Осталась только любовь к Махарши.

Первые несколько месяцев после моего разговора с Махарши в моей голове не было ни единой мысли. Я мог ходить на работу, выполнять свои обязанности, но мой ум был свободен от мыслей. В таком же состоянии я пребывал, когда вернулся в Тируваннамалай, сидел в зале с Махарши, прогуливался около горы или совершал покупки в городе, — все, что я совершал, происходило без какой-либо ментальной активности. Я пребывал в океане внутреннего безмолвия, и ни одна волна мысли не тревожила его поверхности. Я быстро осознал, что ум и мысли вовсе не являются необходимостью для функционирования в этом мире. Когда пребываешь в Я, высшая сила берет заботу о твоей жизни в свои руки. Все происходит само собой без каких-либо намеренных усилий или действий.

По выходным я часто брал с собой в ашрам семью и сослуживцев. Из всех людей, которых я приводил

к нему, казалось, больше всего Махарши умиляла моя дочь. За время пребывания в Мадрасе она достаточно хорошо выучила тамильский язык и могла разговаривать с ним на его родном языке. Они вместе играли и смеялись, когда она приезжала к Махарши.

В один такой визит, сидя перед Махарши, она вошла в состояние глубокого медитативного транса. Когда был подан знак идти на ланч, я не смог ее дозваться. Махарши посоветовал мне оставить ее в покое, и мы пошли есть без нее. Вернувшись после трапезы, мы увидели, что она находится в той же позе и в том же состоянии. Так прошло еще несколько часов, прежде чем она вернулась в нормальное состояние.

Майор Чадвик наблюдал это с большим интересом. Когда девочка вышла из транса, он подошел к Махарши и сказал: «Я хожу сюда уже на протяжении десяти лет, но у меня никогда не было подобного опыта. А эта семилетняя девочка испытала его, кажется, не прикладывая к этому никаких усилий. Как такое может быть?» Махарши только улыбнулся и ответил: «Откуда тебе знать, может, она старше тебя».

После такого глубокого опыта моя дочь влюбилась в Махарши и очень привязалась к его форме.

Перед нашим отъездом она обратилась к нему с такими словами: «Ты мой отец. Я не собираюсь возвращаться в Мадрас. Я останусь здесь с тобой». Улыбнувшись, Махарши сказал: «Нет, ты не можешь остаться здесь. Ты должна ехать со своим настоящим отцом. Учись, получай образование, а затем, если захочешь, вернешься сюда».

Пережитый ею опыт сильно повлиял на ее жизнь. Совсем недавно, несколько недель назад (в сентябре 1992 года), я услышал ее разговор на кухне. Она кому-то говорила, что вспоминает это событие каждый день. Но на расспросы она ничего не может ответить. Если задать ей вопрос: «Что случилось в тот день, когда ты была в

трансе, находясь рядом с Махарши», — ее ответ будет неизменным. Она начинает плакать. Она никогда не могла рассказать или описать, даже мне, что именно произошло.

Приезжая в Шри Раманашрам, я находился в комнате рядом с Махарши и слушал, как он беседует с учениками, отвечая на все их вопросы и развеивая все их сомнения. Иногда, когда что-нибудь было мне неясно или что-то не отвечало моему опыту, я сам задавал ему вопросы. Мои армейские тренировки научили меня расспрашивать до тех пор, пока объясняемый материал не станет полностью мне понятен. Такую же тактику я применял и относительно философских учений Махарши.

Например, однажды я слушал, как он рассказывал посетителю, что духовное Сердце располагается в правой стороне груди и мысль «я» возникает и исчезает именно там. Это не соответствовало моему опыту Сердца. В свой первый визит к Махарши, когда раскрылось и расцвело мое Сердце,

я понял, что оно располагается ни внутри, ни снаружи телесной оболочки. Исходя из своего собственного опыта Я

я знал: нельзя сказать, что Сердце имеет границы или локализовано в теле.

Поэтому я присоединился к разговору и спросил: «Почему вы привязываете духовное Сердце к опреде-ленному месторасположению — в правой стороне грудной клетки? Для Сердца не может быть ни лева, ни права, так как оно расположено ни внутри, ни снаружи тела. Почему бы ни сказать, что оно находится везде? Как можно ограничивать истину до расположения ее внутри тела? Разве не корректнее сказать, что не Сердце располагается в теле, а тело пребывает в Сердце?»

Я задал вопрос решительно и без страха, поскольку именно так научили нас в армии.

Ответ Махарши полностью удовлетворил меня. Повер-нувшись ко мне, он объяснил, что такое разъяснение он дает людям, которые все еще ассоциируют себя с телом.

Он сказал: «Когда я говорю, что ощущение "я" возникает и растворяется в правой стороне грудной клетки, эта информация предназначена для тех, кто продолжает считать, что они — это тело. Таким людям я говорю, что Сердце расположено именно там. И действительно, я согласен, что не вполне корректно говорить о возникновении и растворении "я" в Сердце с правой стороны груди. Сердце, или Реальность, находится ни внутри, ни вне тела, так как только оно и есть. Под словом "Сердце" я не подразумеваю какой-либо физиологический орган, совокупность органов или что-нибудь еще, но если человек продолжает отождествлять себя с телом, считая себя таковым, то ему я советую найти, где "я-мысль" возникает и исчезает снова. В таком случае Сердце должно располагаться с правой стороны груди, так как любой человек — независимо от расовой, религиозной принадлежности — произнося слово "я", рукой указывает на правую сторону груди. Так происходит во всем мире, так что, должно быть, оно там и находится. И внимательно наблюдая ежедневное появление мысли "я" по пробуждении и ее исчезновение во сне, можно увидеть, что это происходит в этом Сердце с правой стороны груди».

Мне нравилось вести беседы с Махарши, когда он оставался один или в небольшой компании, но такое случалось редко. Большую часть времени его окружало много людей. Даже когда я обращался к нему с вопросом, мне приходилось прибегать к помощи переводчика, так как я не достаточно хорошо знал тамильский язык, чтобы вести на нем философскую беседу.

Самым благоприятным временем для таких бесед были летние месяцы: тогда климат был настолько не-благоприятным, что приходило очень мало посетителей. Как-то в самый разгар лета к Махарши пришли всего лишь пять человек.

Чадвик, один из присутствующих в этот день, пошутил по этому поводу: «Мы ваши бедные ученики, Бхагаван. Все, кто мог позволить себе выехать в горы, в прохладу, уже уехали. Остались только мы, бедняки». Махарши рассмеялся и ответил: «Да, остаться здесь летом, а не сбежать куда-нибудь — это настоящий тапас».

Выполнять тапас означает делать некоторые суровые формы практик для достижения духовного прогресса. Так как слово «тапас» произошло от санскритского слова, зна-чение которого «жар», Бхагаван, скорее всего, намеренно использовал такую игру слов.

Иногда я сопровождал Махарши в его прогулках по ашраму, что давало мне возможность вести с Махарши частные беседы и наблюдать, как он обращается с пре-данными ему учениками и работниками ашрама. Я на-блюдал, как он следит за раздачей пищи, контролируя, чтобы каждый получил поровну, как пытается убедить работников продолжать свою работу, а не падать ниц перед ним. Любое его действие было уроком для нас. Каждый его шаг заключал в себе учение.

Махарши предпочитал работать с окружающими его людьми в спокойной обстановке, без какого-либо фарса. Он не демонстрировал свою силу, просто от него исходили тонкие эманации милости, которая входила в сердца тех, кто вступал с ним в контакт.

Я стал свидетелем одного происшествия, которое иллюстрирует, как тонко, неявно он воздействовал нас. Женщина принесла своего мертвого ребенка к Махарши и положила его тело перед ним. По-видимому, мальчик умер от укуса змеи. Женщина просила Махарши оживить ее сына, но он непреклонно игнорировал ее многократные мольбы. Несколько часов спустя управляющий ашрама вынудил ее забрать тело ребенка. Выходя из ашрама, она встретила заклинателя змей, который

заявил, что может оживить ее сына. Этот человек взял руку мальчика, сделал что-то в месте укуса, и ребенок ожил, несмотря на то, что он был мертв несколько часов.

Находящиеся в ашраме преданные приписывали это чудесное исцеление Махарши, говоря: «Когда джняни обращает внимание на какую-нибудь проблему, автома-тически вступает в действие "божественная сила" и уст-раняет ее».

Исходя из этой теории на сознательном уровне Махарши не помог мальчику, но на более глубинном, подсознательном уровне его осознание проблемы привело к тому, что в нужном месте появился как раз тот человек, который смог помочь. Сам Махарши, естественно, отрицает свою причастность к чудесному исцелению. «Разве?» — только сказал он, когда ему сообщили о волнующем исцелении ребенка. И так было всегда. Он никогда не демонстрировал чудес и не признавал своей причастности к тому, что происходило в его присутствии или благодаря глубокой вере в него его учеников. Он признавал только чудотворное действие внутренней трансформации. Одним лишь словом, жестом, взглядом или просто пребывая в безмолвии, он мог внести покой в умы тех, кто присутствовал рядом с ним, тем самым раскрывая, кто они есть на самом деле. Это самое великое чудо из всех чудес.

Приблизительно в это же время Пападжи встретил еще одного великого святого, мусульманского пира из Багдада. О нем Пападжи узнал от одного профессора из Аллахабада, которого он встретил в Раманашраме.

Я продолжал работать в Мадрасе и получил телеграмму от доктора Сьеда из Аллахабада с просьбой узнать, проживает ли этот пир на Линги Четти Стрит, в Мадрасе. Доктор Сьед был моим другом, я познакомился

с ним в Раманашраме. Он был как мусульманином, так и бхактой Кришны—необычное сочетание.В телеграммеговорилось, что я должен навести справки в доме Хана Бахадура Абдул Рашида, работающего по контракту армейским служащим в чеширском полку, который в то время обосновался в Авади. Позже я выяснил, что доктор Сьед услышал об этом человеке от одного знакомого суфия из Пешавара. Его друг суфий сказал ему, что этот пир был мистиком высочайшего уровня. И тогда он тут же загорелся желанием его увидеть.

В связи с тем что я сам работал на армию, я был на-слышан о Хане Бахадуре, который располагал информацией об этом пире. Он был владельцем завода и заключил контракт с армейской базой в Ренигунте.

Я пришел на место его работы и выслушал удивительный рассказ о том, как он встретил пира: «Ехал я в фургоне и тут заметил, что вдоль дороги идет факир. Я предложил подвезти его и в итоге привез к себе домой на Линги Четти Стрит. Казалось, ему негде было остановиться, и я предложил расположиться у меня. Я полагал, что оказываю ему услугу, но он отказался принять мое приглашение, мотивировав это тем, что никогда ни с кем не остается. Складывалось впечатление, что ему нравится одиночество и предпочитает он те места, где нет шансов кого-либо встретить. Неподалеку от дома, где я жил, был еще один дом. Некоторые служащие с моего завода работали там, но я объяснил ему, что могу направить их работать в другое место, и тогда целый дом будет только в его распоряжении. Он принял мое предложение, но при условии, что никто, кроме него, не будет посещать этот дом. Этот запрет будет распространяться даже на меня, как только он въедет в дом. Несмотря на всю странность этой просьбы, я согласился на выдвинутые им условия. Меня что-то притягивало в нем, и я хотел оказать ему услугу. Каждый день я приносил ему еду и оставлял у порога дома, он не отказывался

от нее, но с тех пор как поселился в этом доме, мне так ни разу не удалось его увидеть. Он выходил только для того, чтобы забрать еду, когда вокруг никого не было». Я объяснил цель своего визита: «Мой друг из Аллахабада попросил меня навести справки, потому что он планирует приехать и увидеться с ним. Он вообще принимает людей? Могу ли я написать другу, чтобы он приезжал?» «Трудно сказать, — ответил Хан Бахадур. — Если ему повезет, факир откроет ему дверь. Он принял мое предложение подвезти его и пожить в одном из моих домов. Но с тех пор он не хотел никого видеть. Даже мне он запретил приходить к нему. А несколько недель назад меня пригласили на рождественский ужин, организованный губернатором округа Мадраса, господином Малколмом Нье. Во время торжественной церемонии его жена поинтересовалась у меня, живет ли в городе какой-нибудь святой, кому она могла бы нанести ви-зит. Я рассказал ей о пире, живущем в том доме, но предупредил, что, возможно, он не захочет принять ее, так как никому не открывал дверь. Но это не охладило ее пыл, и мы договорились встретиться и вместе пойти к факиру. В назначенный день мы пришли к его дому. Я постучал в дверь, представился и объяснил, что жена губернатора округа Мадраса пришла со мной, чтобы получить его даршан. Ответа не последовало.Я принес свои извинениягоспоже Нье, сказав, что многие факиры ведут себя подобным образом, так как они сами решают, кого им принимать, а кого нет. Так вот, напишите своему другу из Аллахабада обо всем этом. Если он не откажется от своего намерения, то, во всяком случае, будет готов к подобной встрече».

Так я и сделал. Я написал доктору Сьеду о произо-шедшей с госпожой Нье истории. Я полагал, что мое из-ложение событий охладит его пыл, однако он приехал, даже не дождавшись моего письма. Из другого источника он получил подтверждение, что пир жил в этом доме,

и уехал из Аллахабада еще до того, как пришло мое письмо. Он постучался ко мне в дом на следующий день рано утром, горя желанием пойти вместе к пиру. Меня не было дома и его приняла и накормила завтраком моя жена. Она сказала ему, что я вернусь с работы в час дня, но он не захотел ждать так долго. Он разыскал офис, где я работал, и настаивал, чтобы я немедленно пошел с ним к пиру.

Как же я могу уйти с работы так рано, да еще по такой причине? Я объяснил ему, что мой начальник не позволит отлучиться во время рабочего дня. Невзирая на это, доктор Сьед направился к моему боссу, и ему удалось убедить его отпустить меня на несколько часов.

Мы направились к Хану Бахадуру. Я представил доктора Сьеда как профессора из университета в Аллахабаде, который проделал весь путь в Мадрас, чтобы встретиться с пиром. Хан Бахадур не разделял оптимизма относительнонаших шансов войти внутрь. Он вновь рассказал историю, произошедшую с женой губернатора, так как доктор Сьед еще не был в курсе этого события, и добавил, что вряд ли он впустит нас.

Хан Бахадур привел нас к дому и покинул нас, оставив около дверей. Доктор Сьед постучался и представился на персидском языке, полагая, что это произведет должное впечатление. Он изучал восточные языки в Аллахабаде и слыл признанным экспертом в области мусульманства. Но ответа не последовало.

«Давай немного подождем, — обратился он ко мне. — Возможно, он молится в данное время».

Через двадцать минут он опять постучал в дверь. На этот раз пир подал признаки жизни, прокричав, чтобы мы уходили.

Доктора Сьеда это совсем не порадовало. Он проделал этот долгий путь специально для того, чтобы поговорить с этим человеком, а в результате даже не мог войти в прихожую.

«Этот человек не похож на Махарши, — посетовал он. — С Махарши могут встретиться все желающие. А этот человек никому не позволяет даже увидеть его. Как мы можем набраться мудрости у святых, если они не позволяют находиться в их присутствии? Ну что ж, пошли к тебе домой. Не стоит здесь попусту тратить время».

Я не хотел уходить, не повидав этого пира: «Возвращайся ко мне домой, и моя жена накормит тебя обедом. Скажи ей, что я приду позже. Я пришел встретиться с этим человеком

и не уйду до тех пор, пока не увижу его».

Я чувствовал: стоит встретиться с человеком, который всячески избегает встреч с кем-либо.

Доктор Сьед не прошел и нескольких ярдов по улице, как пир открыл мне дверь.Указав на удаляющуюся фигурупрофессора, я объяснил, что именно этот человек проделал долгий путь из Аллахабада, чтобы только встретиться с ним.

«Мне позвать его?» — спросил я. «Нет, — был жесткий ответ наставника. — Он пришел сюда без благих намерений. Он хочет, чтобы я помог ему разрешить спорный вопрос о частной собственности в его пользу. Мне неинтересны такие люди. А что касается тебя, то ты — пир Индии. Я с удовольствием беседую с подобными тебе людьми».

Он пригласил меня войти и любезно предложил сесть на его sazenamaz, личный молитвенный коврик. Некоторое время мы сидели на нем, храня молчание. Немного позже опять раздался стук в дверь.

«Принесли мой обед, — промолвил пир. — Работник Хана Бахадура приносит его каждый день в полдень и оставляет перед дверью. Ты должен разделить со мной трапезу».

Так мы сидели рядом и ели его обед. Во время еды он рассказал свою историю жизни. В самом начале своего пути он был профессором в Багдаде, но по какой-то

причине почувствовал необходимость приехать в Индию, чтобы встретиться с некоторыми учителями, живущими там.

«Я знаю таких учителей прошлого, как Шамса Табриз из Мултана, Кабир и других великих учителей, — сказал он. — Мною овладело страстное желание приехать сюда и посмотреть, продолжает ли Индия производить на свет таких же великих учителей».

Я рассказал ему о Рамане Махарши и упомянул суфия, которого встретил у себя дома в Пенджабе. Его очень заинтересовал мой рассказ о Махарши, тем более что он жил совсем недалеко от Мадраса.

Около трех часов дня я сказал ему, что должен идти домой, так как меня там ждет мой друг из Аллахабада. Я спросил его разрешения вновь прийти к нему, но он уклонился от ответа.

«Тебе нет нужды приходить, — сказал он. — Я буду с тобой всегда и везде».

Дома жена сообщила мне, что доктор Сьед уже уехал на станцию.

«Он взял отпуск в университете всего лишь на три дня,

— объяснила она. — У него был билет на вечерний поезд сегодня. Он не стал дожидаться тебя, поскольку это означало бы прогул в университете».

В своем письме я описал ему события, произошедшие после его ухода. Он, в свою очередь, сообщил, что все, рассказанное пиром, правда. В Аллахабаде он в самом деле оспаривал свои права на частную собственность. Несколько лет он работал преподавателем в Англии. За время его отсутствия некоторые его родственники заняли его дом. После его возвращения они отказались освободить занимаемую ими площадь, хотя первоначально была договоренность, что они будут жить в его доме, пока он не вернется из Англии. Поэтому-то он и приехал к пиру. Он хотел получить его благословение вернуть себе дом. Вот почему пир отказался принять его.

Поиск по сайту: