Образ коня в жанре встречается в нескольких функциональных вариантах. Их должен кормить сеном Бука, наделенный такой работой в качестве задания. Коней в мотиве "благополучного будущего" пасет (и имеет) адресат колыбельной: "Будешь коников пасти", "Жеребяточек водить". Контекст "веселого" будущего с образом коня просматривается и в мотиве дарения:
"Байки-побайки,
Всем по балалайке,
Машеньке – гитару
И лошадок пару."
(ТФА, 64)
Обозначение коней также происходит в смертных колыбельных – они должны везти по "последнему" пути ("Мы Сивку с Буркой запрягём, // На погостик отвезём.").
В остальных случаях образ встречается, когда в качестве колыбельной исполняется другой жанр (прибаутка, докучная, кумулятивная сказка) или в фольклоризированных литературных вариантах (Чебыкина 1990, 32).
Образ коровы в колыбельных относится к "относительным акустическим вредителям" и обычно стоит в их перечислении: "Ты собачка не лай, // Ты корова не мычи, // Петушок не кричи"). Образ коровы может не проявлять активнось в сюжете, он появляется в перечислении бытовых действий семьи: "Матушка коров доить, // А бабушка уху варить..." В других вариантах данного сюжета могут "поить телят", "свиней кормить (манить)", "палить раков" и производить другие действия с домашними животными. Но отметим и в таких сюжетах смысловое устремление к адресату – просматривается будущий акт кормления.
Бык – бычок, если это не прибауточная колыбельная, встречается только однажды и в не ритмизированном, а только напеваемом тексте: "Идет быцек, кушает травку... А белой боцек... Хорошенькой эх... Ты будешь... гонять этово быцька, спи, Бог с тобой! А быцек пошел, пошел – травку есть... А ты за быцком..." (Русская традиционная культура 1997, 2, 15).
Отметим, что колыбельный мотив благополучного будущего здесь все-таки просматривается (ср.: "Будешь коников пасти".)
Образы птиц в колыбельной песне
Образы птиц будут также анализироваться нами в порядке их популярности в жанре: голуби, врановые (ворон, сорока, грачи, галки), водоплавающие (лебеди, утки, гуси), петух и курица, ласточка. В заключении будут кратко проанализированы образы других птиц-вредителей в жанре.
Голубь
Голубь – не только самый популярный "птичий" образ в русских колыбельных песнях, но и "голубиный" сюжет – один из самых распространенных по исполнению. Приведем два наиболее известных сюжета с образом голубя:
"Бай-бай-бай, баиньки-бай.
Ай-люли-люли-лю.
Прилетели гуленьки,
Прилетели гуленьки,
Сели к нам на люленьки.
Стали гульки гурковать,
Стала Галя засыпать.
Бай-бай-бай-бай-бай,
Баиньки-бай."
(Новг., Маревский, Лаптево,Печникова Н.П. 1912. Зап. Борисенко Е.Р. 1986)
"Ай-люли-люли-люли,
Прилетели к нам гули.
Сели гули к нам на люлю,
Стали гули ворковать:
Чем нам Машеньку питать?
- Чайком, молочком.
Молочком и с сахарком.
Залетели в уголок,
Зажигали огонёк.
Стали кашу варить,
Стали Машеньку кормить."
(Новг., Волотовский, Дерглецкий, Борок.Федорова Т.П. 1916. Зап. Головин В.В. 1988)
Данные сюжеты имеют варианты. Голуби могут усыплять не звуком, а качанием ("Стали гули ворковать, // Стали Танечку качать"), могут даже забавлять ("Стали гульки ворковать, // Мово Ваню забавлять"). Могут ворковать и качать одновременно: "Они ворковали, // Сашеньку качали." Диалог голубей может быть более развернут и пища, приготовляемая ими, более разнообразной. Часто после диалога голуби летают за пищей ("Мы слетаем на торжок, // Купим малому рожок, // Станем кашку варить, // Молочком его поить").
Нередко "голубиный" сюжет заканчивается фольклоризированными литературными реминисценциями, особенно часто из колыбельной А. Майкова.[172]
В большинстве случаев мы встречаем данный образ в трех мотивах – мотиве призыва успокоителей, мотиве кормления, мотиве утверждения сна. Но весьма интересно в каких более развернутых мотивных сочетаниях встречаются "голубиные" мотивы. Весьма частый вариант когда после действия голубей-усыпителей следует формула сна-роста ("Спи по ночам, // Расти по часам"), а затем следует мотив благополучного будущего, например:
"Люли-люли-люленьки,
Приходили гуленьки.
Гули стали уркотать,
Стал мой (имя) миленький спать.
Спи-ко, спи-ко по ночам,
А расти-ка по часам.
Будешь в золоте ходить,
Чисто платьице носить,
Беломоечкой быть."
(Мартынова 1997, № 124)
Голубь в народных представлениях – вестник, символ благодати, благословение. Такая символика образа усиливает прогностический потенциал в исследуемой сюжетной структуре. Можно даже сказать, что символика голубя не только поддерживает, но и предопределяет результат (мотив благополучного будущего).
Второе по частоте мотивное сочетание с образом голубя, когда данный образ появляется после обозначения вредителя. Таким образом, после пугания следует успокоение, достигается функциональный результат жанра – успокоение и сон. С другой стороны, "голубиный" мотив, в связи с частным, индивидуальным контекстом убаюкивания, может перерасти в пугание-предупреждение. Приведем соответствующие примеры, записанные на тихвинской земле:
"Бай-бай-бай-бай,
Ты, собачка, не лай.
Ты, собачка, не греми,
Мою Настю не буди.
Люли-люли-люленьки,
Прилетали гуленьки,
Стали гули горготать,
Стала Настя засыпать."
(ТФА, 74)
"Баю-баю, люленьки,
Прилятали гуленьки.
Сели возле люленьки,
Стали Валенькю качать,
И прибайкивать:
Баю-баюшки-баю,
Колотушок надаю,
Колотушок двадцать пять,
Будё Лида засыпать.
Баю-баю, байки,
Прискакали зайки.
Стали Валеньку качать,
Стала Валя засыпать."[173]
(ТФА, 164)
Причины популярности образа в жанре прежде всего связаны с его символикой в традиционной культуре и его звуковой характеристикой.
Предпримем несколько попыток толкования образа, которые соответствуют исследуемым текстам по локальному признаку. Голубь относится к "чистым" птицам (термин А.В. Гуры[174]), и в тихвинской традиции это "высшая птица" в "птичьем пантеоне".[175] Голубь – любимая Богом птица, Святой дух в образе голубя сошел на землю (Мф. 3, 16; Лк 3, 22; Ин 1, 32). Мы имеем апокрифические тексты, где голуби спасают распятого Христа. Голубя нельзя убивать, так как это акт душегубства.
Мы не нашли формульных параллелей в "действиях" образов голубя и Божественных персонажей в колыбельной песне, но Божественная природа образа явственна в самих колыбельных текстах.
Обратим внимание на устойчивую формулу (мы имеем более ста примеров) "голубиного" действия в мотиве кормления: "Залетели в уголок, // Зажигали огонек" (см. второй текст раздела). Такая формула может пространственно обозначать красный угол, по действию – зажжение лампады (свечи).
Божественная природа "колыбельного" голубя доказывается постоянным включением в один текст образа голубя и божественных персонажей:
"Баю-баюшки-люли,
Прилетели к нам гули,
Стали гули ворковать,
Стали Оленьку качать:
"Уж ты, Оленька, усни,
Упокой тебя возьми.
Глазки ангельски закрой,
Ты усни, мало дитя,
Богородица у тя"
(Мартынова 1997, № 246)
"Баюшки-байки,
Прилетели голубки.
Садилися гули
На Аннушкину люлю,
Стали гули ворковать,
Стала Анюта засыпать.
Спи да усни,
Крепче глазаньки зажми.
Богородица с тобой,
Божья миласть над тобой."
(Архив РЭМ. Ф. 7. Оп. l. Д. 215. Л. 29. Волог., Грязовецкий, 1898. Староверов С.)
Голубь – также образ заботы. В тихвинском регионе мы не записывали развернутых апокрифических текстов о голубе (только "Божья птица"), но здесь всегда отмечали "заботливость" голубицы.[176] Исследователи подчеркивали связь образа ребенка и образа голубей на примерах русских сказок. К ребенку в колыбельной могут обращаться как к "голубочку сизенькому", "голубке".[177] Голубь и символ удачи (тихв. – "Выйдешь из дому под уркованье голубицы, как и на встречный ветер – всегда с Богом вернешься").
В тихвинских колыбельных их называют гулями, гульками, гуленьками, голубками и даже голубчиками. У них особая успокаивающая, монотонная форма звука – гуление, гулькование, гуркование, горготание, воркование, воркотание, уркование.
Но необходимо отметить и другие действия голубя в колыбельной, на первый взгляд, несовместимые с природой его образа. Приведем известные нам примеры:
1."О-люли-люли-люли,
Прилетели к нам гули.
Стали гули гулевать,
Нашу Настеньку пугать."
(Мартынова 1997, № 225)
2."Баюшки-побаюшки,
Прилетели голуби,
Сели к самой головы.
Они стали горковать,
Стали Ваню торговать.
- Голубчики, не горкуйте,
У нас Ваню не торгуйте.
Баю-баю-бай"
(Лойтер 1991, № 29)
3."…Люли-люли-люленики,
Да прилетели гуленьки.
Стали гули ворковать,
Да нашу Катенику качать.
Улетайте, гуленьки,
Да не мешайте люленьке,
Люли-люленики-люли!
Сон да Дрема
Возле оцепа брела..."
(Русская традиционная культура 1997, 2, 38)
Данные тексты мы можем отнести к контексту частного, определенного убаюкивания. Образ голубя как "относительного вредителя", действительно, редчайшее явление в колыбельной песне. Но противоречия с традиционной природой образа нет и здесь. Голубь, который в данных примерах пугает, мешает спать, которого изгоняют, все-таки не становится "вредителем". В первом случае этому мешает сам "успокоительный" потенциал "голубиной" формулы – "гулевание", как звуковая характеристика она не имеет коннотации "страшного" звука, а наоборот. Во втором примере образ "допускают" до самой головы младенца, что для образов-вредителей в колыбельной песне совершенно невозможно. К нему обращаются в просительной форме – "голубчик". В третьем примере голуби начинают качать, то есть выполнять успокоительный и прогностический акт.
Итак, образ голубя символизируется в традиционной культуре как божественный вестник. Явление голубя – благодать Божья, а благодать соответствует функциональному контексту жанра. Она закладывается в потенциал сна ("благодать преображения"). Третий смысл голубя в жанре можно определить следующим образом. Библейский прилет голубя – акт благословения, а благословение – необходимый, постоянный и функциональный элемент колыбельной песни. Акт благословения (и "боязнь" проклятия) постоянно транслируется в колыбельную песню.