Соболь, куница, горностай, белка

Все куньи представлены в колыбельной песне в трех мотивах – мотиве призыва успокоителя, мотиве "все спят и ты спи" и мотиве заклания. В то же время необходимо отметить одну особенность. Этих животных "укладывают" непосредственно рядом с младенцем, например:

"Соболи, куницы,

В головках спят,

Соболи убают,

Куны да усыпят."

(Ефименко 1878, 118)

Также ребенку укладывают и шкуры данных животных:

"... Сон да дрема

У тя в сердцах,

Кунья-то шуба

У тебя на ногах,

Соболина-та шапка

У тя в головах..." (Шейн 1898, 7)

Данный мотив несет не только прогностические смыслы (символика шкуры, меха), но и смыслы уюта. Данные звери обитают (включая черного бобра, а в колыбельной есть "одеялышко черна бобра") у корней райского дерева (сев. – "деревца кипаризного"). Хтонические смыслы, несомненно, усиливают прогностику текста.

Белка в колыбельной песне – очень редкий и весьма своеобразный образ. Образ конструирует двухмотивный сюжет в особой временной парадигме. Адресат колыбельной ловит ее вслед за зайцем, и "за хвостицок ташшыт, да домой ведь принесет" (мотив "благополучного будущего" – успешный промышленник), но затем белку "убаивают" в садочке, проецируя сон на младенца (мотив "все спят и ты спи" – Русская традиционная культура 1997, 2, 25). Колыбельная не может завершиться без актуализации функциональных моментов жанра, в данном случае – успокоения и прогностики.

Лисица

Лисица – также весьма редкий персонаж колыбельной. Но следует отметить, что колыбельные песни, возможно, единственный жанр в русском фольклоре, где "меховое" качество образа значительно пересиливает "характерологическое" (хитрость, лукавство, обман). Образ появляется в перечислении спящих животных по локусу: "Касаточки спят все по кусточкам, // Лисицы спят все по подкусточкам, // Куницы спят все по норочкам..." (Капица 1928, 37 – мотив "все спят и ты спи"). В других случаях образ встречается как добыча в системе мотива благополучного будущего: "Баю – баю паренька, // Да промышленичка. // Бай топорничка. // Куропатничка. // Куропатничка, // Да лисичника, // Да куничника – // Силоставничка!" (РО РНБ, ф. 694. ед. хр. 54, №155. Зап. Н.М. Элиаш.)

В других случаях образ лисицы появляется, когда в качестве колыбельной исполняется другой жанр. Здесь как раз и начинают проявляться "общежанровые" качества лисы. Мы записали в Волотовском районе Новгородской области смертную колыбельную, в концовку которой органично вошел прибауточный сюжет с образом лисы: "Волку ямочку копать, // А медведю зарывать. // А медведю зарывать, // А лисичке поминать. // А лисичке поминать, // Зайцу голосом воять. // Лисе-то пироги подъедать." (Волотовский, Дерглецкий, Борок. Фёдорова Т.П.1916 г. р. Зап. Головин В.В., Григорьев С.В. 1988). Функциональное содержание данного жанрового сочетания проанализировано в параграфе, посвященном смертным колыбельным. Здесь же мы хотим отметить "общежанровые" качества образа: хитрость лисы ("Лисе-то пироги подъедать.") и "сказочный опыт" плакальщицы (см. напр. сказки "Лиса исповедница", "Лиса плачея" – Афанасьев 1984, 15-17, 21-22).

Медведь

Медведь в колыбельной – редчайший образ пугания (пространство, звук). Обычно образ проявляется в качестве усиления в известном сюжете "Не ложися на краю":

Олень

В русских колыбельных можно встретить и оленя. Но это исключительно образ заклания (напр., Мартынова 1997, № 536. См. также раздел "Убийство и заклание животных в колыбельной песне"). Другие тексты с образом оленя имеют явную литературную природу, например, колыбельные "По горам бежит олень", записанные в Курганской области (Чебыкина 1990, № 100-101).

Коза

Коза – очередной "образ страха" (детское пугало) в жанре. Коза в колыбельных "формульна" и появляется в следующем достаточно распространенном сюжете:

"Баю-бай, баю-бай,

Поди, Бука, под сарай,

Под сараем-то коза -

Оловянные глаза."

(Чебыкина 1990, № 2)

На наш взгляд, здесь явно прослеживается сказочная природа образа. В "Сказке о козе лупленной" коза находится в том же локусе: "Мужик сжалился над нею, взял ее, принес домой и положил под сарай" (Афанасьев 1984, № 62). Затем коза в сказке поочередно пугает своим видом зайца и бирюка. Пространство козы в колыбельной – всегда чужое, всегда "под", включается и отрицательная звуковая характеристика: "На мостке петух поет, // Под мостком коза ревет" (Преженцева 1997, № 30).

Можно отметить, что всякий рогатый персонаж колыбельной – вредитель (баран, овца, коза), часто с отчетливыми признаками нечисти. В других жанрах пестования рогатый персонаж также образ пугания (напр.: "Идет коза рогатая"). Даже корова в колыбельной обладает отрицательной звуковой характеристикой.

Мышь

Мышь – редчайший образ в колыбельных. Образ встречается в жанре, по преимуществу, как образ пугания: "Кыш да покыш, // Из-за печки бежит мышь. // Что ж ты, Димушка не спишь..." (Лойтер 1991, № 46). В той же роли образ выступает и в прибаутках, исполняемых как колыбельные (перечисление вредителей другого пространства): "Не летай в озерышко... // Уж ты на землю падешь – // Тебя мышка съест, // Уж ты на воду падешь – // Тебя рыбка заклюет" – Мартынова 1997, № 12; Чебыкина 1990, № 49).

Появление образа мыши в колыбельной возможно и в мотиве "все спят и ты спи". При этом обратим внимание как мотив колыбельной, благожелательный по природе, может коррелировать со сказочным мотивом, по природе устрашающим, который постоянно используется в ситуации убаюкивания. Одна лексическая формула реализуется в двух разных мотивах разных жанров, но в одной ситуации (Капица 1928, 49; С. 63 наст. изд.) Мы не исключаем и многосмысловой подтекст такой формулы. Пугание, благодаря общей формуле, может генетически проявляться в колыбельном мотиве:

Вообще мышь, в отличие от прибалтийских колыбельных, где она встречается часто и имеет сильнейшую хтоническую символику, в русских колыбельных представлена единично.

В заключении раздела представляется обзор редких для жанра образов домашних животных: коня, коровы, быка, свиньи.

Поиск по сайту: