Данные персонажи находятся только при домашней работе, в доме или при дворе: "Дедушка дрова рубить"; "Дедушка назем возить"; "Бабушка телят поить "; "Бабушка баню топить"; "Бабушка уху варить!". Есть одно исключение – дед может отправляться за рыбою ("Дед пошел за рыбою"), хотя чаще эту роль выполняет отец. Все вышеперечисленные "обязанности" представлены в разных вариантах одного сюжета. Приведем тихвинский и нижегородский примеры:
"Баю-баю, зыбаю,
Отец пошёл за рыбою
Дедушка дрова рубить,
Матушка коров доить,
А бабушка уху варить.
Бабушка уху варить,
Малых деточёк кормить."
(ТФА., № 32. Новг., Любытинский, Порог. Ветрова А.Л.1913. Зап. Головин В.В. 1988)
"Качи, качи, зазыбаю,
Ушел отец за рыбою,
А мать ушла кувшин таскать,
Матушка коров доить,
А бабушка уху варить.
Уха кипит ворочится,
А Ванюшка бежит с ложечкой -
Торопится"
(Корепова 1993, 7)
Но данные персонажи в колыбельной песне обладают одной очень важной характеристикой. В колыбельной песне по отношению к ним часто проявляется шутливо-снисходительное отношение: выросший адресат может "наградить" бабушку подзатыльником, они одариваются несущественным ("... Старым старикам – // В баню веник по бокам: // Пусть-ко парятся // Да не куражаться"), дед может обозваться дураком ("А дедку-дураку // Куплю три пуда табаку"), они вообще могут восприниматься как "праздно-живущие". Например:
"Баю-баю, зыбаю,
Пошёл старик за рыбою
Мать пошла коров доить,
Сын пошел дрова рубить,
Баушка у печки
Блинков напечет,
Дедушка на печке
Бородкой трясет."
(Мартынова 1997, № 270)
"Баю-баю-байки,
Еленьки – китайки,
Мамочке – платочек,
А папе – перстенечек,
А бабушке – дубинушка,
В ручки – корзиночку,
И пойдёт бабушка
По дворам шататься".
(Мартынова 1997, № 424)
Таким образом, в колыбельной не только обозначена роль, но и проявляются "традиционные" намеки на семейную иерархию и статус определенных членов семьи. Контекст традиционного отношения и традиционного восприятия – "старый, что малый" – очевидно присутствует.
В жанре есть еще одна особенность – колыбельная песня фиксирует ушедшего предка. "Предок" в контексте народного мировоззрения – это не только тот кто "перед", но и тот, кто "впереди". У нас есть как северные, так и южнорусские примеры колыбельных песен-причитаний, где обозначаются ушедшие рода. Разумеется, не только упоминанием предков определяется генетическая и функциональная природа таких колыбельных-причитаний, но в самом факте обозначения предка есть глубокий эпистемологический смысл. Например:
"... Баю-бай, баю-бай,
Спи-ко, солнышко, давай.
Одна бабушка далеко,
А друга в земле глубоко.
Баю-то баю-баюшки,
Сиротинку-горюшко.
Один дедушка хромой,
Другой дедушка слепой,
А хромой от нас далеко,
А слепой в земле глубоко.
Баю-то баю Ваню спать
И подоле-то не вставать."
(Мартынова 1997, № 469)
Братья, сестры
Братья и сестры появляются в колыбельных в основном только в текстах с мотивом дарения. Их ролевые функции в семье обычно не обозначены (единич.: "Сестра пошла пеленки мыть"). Они равные с адресатом жанра ("Брату бок наколочу"). Вместе с тем, в контексте подарков сестре ("А сестрице моей – // В косу ленточку, // На головушку платок // Во всю головушку цветок.") усматривается свадебный контекст.
Мать
Образ матери в жанре более развернут, но несравним в широте описаний с образом отца. В указанных ("семейных") сюжетах она чаще всего наделяется однотипным подарком (китайка), может выполнять домашнюю работу (уход за коровой, таскание мешков с рыбою) и готовить пищу: "Мать пошла уху варить"; "Мамка раков палит". В других сюжетах образ матери также возникает редко. Мать кормит детей ("А как каши-то наварила"), заботится о них ("Мать пошла пеленки мыть"), может наказать ("Матка дала да батога"). Пестуньей может быть высказано сожаление о ее отсутствии. Например:
"Баю-побаюшки,
Нету дома матушки,
Матушка на меленке,
Во чужой деревенке. "
"Баю-побаюшки,
Нету дома матушки,
Мамушка в чужих людях,
Молочко в белых грудях."
(Мартынова 1997, №№ 470, 479)
Отец
Ролевые функции отца наиболее выражены в жанре, что имеет свои причины. Статус отца очень четко определяется в колыбельной песне:
1. Отец – глава семьи. Семья у отца, дети у отца, а не у матери. Достаточно вспомнить общеизвестный и общераспространенный сюжет "Живет мужик на краю, // У него семья ребят".
2. Отец – кормилец. Отец отправляется на промысел (общеизвестный пример: "Отец пошел за рыбою"), который кормит семью (напр.: "... Батька едет с рыбою, // Батька рыбы привезет, // Мамка папки напечет..."). Отец в смертных колыбельных даже делает "последний дом" – "тятька сделает гробок". Функции и роль отца-кормильца подчеркиваются в многих текстах, даже в мотиве призыва успокоителей:
"Люли-люлюшки-люли,
Прилетели к нам гули,
Гули-гулюшки
Стали к люлюшке.
Они стали ворковать,
Мою дитятку качать,
Мою Милу величать,
Прибаюкивать.
Они стали говорить:
"Чем нам милую кормить?
Чем нам милую кормить?
Чем нам дитятку поить?"
Кормить папкою,
Поить мамкою,
Кормить его пирожком,
Поить его молочком."
(Бессонов 1868, 5-6)
3. Отец – основной даритель, следовательно, "держатель" семейного состояния, например: "Привезет отец калач", "Тата приедет // Калачей привезет".
4. Отец – распорядитель судьбы детей ("Станет батюшко женить")
5. Отец – традиционный "ориентир", например, сын должен вырасти в него (напр.: "Спи-тко ты, заменка, // Ходить батюшки по стельки"; "Вырастит хорошо да баско // То в тятеньку").
Отсутствие отца (безотцовщина) не только сказывается на статусе наследника, но и может иллюстрироваться в колыбельной как фактор нарушения родовой линии. Мы имеем примеры южных колыбельных-причитаний, особенно ярко доказывающих данный факт. В таких колыбельных происходит своеобразный переход из собственно колыбельной в причитание и, соответственно, меняется и ритмическая организация стиха:
"А спи, спи сыночек мой, усни,
а сладкий сон тебя возьми.
А люлюшки-люлюшки,
Прилетели гулюшки.
Калыбы калыбаю,
пошел отец за рыбою.
Мать пошла пеленки мыть,
брат пошел царю служить.
Туда пошел молодой,
а оттуда с бородой.
Спи, сыночек дорогой!
Ты батюшку не видал, слов батюшкиных не слыхал,
И как родной батюшка воспитывая своих деток.
А ты, сыночек мой, был всегда униженный.
Много ты хлеба-соли поедал,
И много ты, мой сыночек, ох везде местечка занимал.
И б куды ты пошел – ты везде мешался.
Ох чего б ты брал – ты везде был виноватый.
Ох я ночушкою к тебе темную уставала.
И слезами я тебе, мой сыночек, горячими обливала.
Ох, я думала: с тобою, моя деточка,
ты вырастишь, а я около тебе пригреюся.
А ты мене, мой сыночек, одну оставил,
И ни к кому ты мене, моя деточка, не приручил.
И ты мене до сих пор ох одну оставляешь.
Ох я всю жизнь свою прожила тяжелаю.
И кому бы не подчиняться – я подчинялася.
И кому бы не поклоняться – а я поклонялася.
Ох милый ты мой сыночек, хорошенький-дорогой,
Ох не забудь ты моих трудов,
Ох не брось мене хоть сейчас, при старости годов."
(Иванов 1994, 41)
Таким образом, колыбельная песня четко, в ограниченном числе общеисполняемых текстов демонстрирует статус различных членов семьи и систему традиционных отношений в семье: мать держит семейный порядок, который строит, устанавливает отец (Некрылова 1994, 7-26). Отец ведет стержневую линию рода, которую продолжает сын. У нас есть любопытный текст, содержащий в себе два порядка – индивидуальный порядок и порядок традиции. "Антитрадиция" представлена индивидуальной импровизацией в начале текста, где сыну наказывают: "Спи да не майся // В отца, мать не издавайся", поскольку:
"…Баю-баюшки-побай!
У тя матушка ленива, да
У тя батюшка сонливой.
Баю-бай-бай!
Мать не ткет, не прядет,
Отец не пашет, не орет.
Бай-бай!
Он не пашет, не орет.
Только водочку пьет
Да и песенки поет."
Затем следуют традиционные мотивы колыбельной (смертный, дарения), и возникает традиционная формула "желаемого статуса наследника в контексте рода":
"... Позавидует народ:
"Чей такой-от сын идет?"
Баю-баю-бай!
"Чьего роду, чьей природы,
Чьего матери, отца
Како хорошее дитя!.."
(Мартынова 1997, № 542)
Традиционное оказалось сильнее индивидуального. Кстати, и в содержании "отрицательной семьи" есть эпистемологический смысл. Отец "не пашет, не орет", то есть строго обозначены присущие ему действия по полу и статусу. Мужчина "не может" жать, даже если он в действительности жнет, в силу своего мужского начала (так как он не может рожать, следовательно, собирать урожай). Он может только сеять (семя), пахать, орать, т. е. закладывать будущее. Женщина, по традиции, не может "сеять и пахать" (но жнет) не в силу ее физической слабости, а в силу ее женского начала. Поэтому мальчику в колыбельной, называя его по имени, определяют пол и прогнозируют мужской статус и мужскую роль в роде: