Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Потому что они не понимают



Песня: Mark Schultz - He is my son
Фотография:

День 164

 

Нью-Йорк. 10:56. Комната одного из самых шикарных отелей. Бартоломью Стайлс сидит за своим огромным дубовым столом. За его спиной прекрасный вид на центральный парк, а перед носом гора документов, которую нужно прочесть перед сегодняшним семинаром. Тишину нарушает вибрирующий телефон. Поднимает трубку, не сводя глаз с бумаг.

- Бартоломью Стайлс.

- Алло, папа?

- Гарольд.

- Как семинар?

- Ближе к делу.

- Как хочешь. Мне нужно пять тысяч фунтов.

- Пять тысяч фунтов?

- Да.

- И можно узнать, зачем тебе столько денег?

- Чтобы переделать свою комнату.

- Гарольд.

- Что?

- Что произошло?

- Ничего, я просто хочу поменять декор.

- Я хочу узнать настоящую причину. Если ты опять накупишь этих грёбанных наркотиков, то это даже не обсуждается.

- Перестань! Я ПРАВДА хочу отремонтировать комнату.

- У тебя опять случился приступ?

Тишина – это ответ на вопрос, который он так боялся услышать. Положив на стол листок, который он не читал с того момента, как услышал голос своего сына, он тяжело откидывается на спинку кресла и проводит рукой по лицу. Картинки и воспоминания заполняют его разум.

Flash Back

1 февраля 1994

- Ещё чуть-чуть!

Один врач, две медсестры. Крики, стоны, заплаканное лицо. Две переплетённые руки. Стресс, страх и переживания, которые наконец-то уходят, как только комнату наполняет плач. Плач новорождённого.

- Хотите перерезать пуповину?

И один из самых уважаемых в мире врачей превращается в простого мужчину с дрожащими руками.
Руки, которые держали скальпеля, оперировали открытые сердца и спасали жизни, дрожат перед обычной пуповиной. Слеза медленно стекает по его щеке. Теперь он просто отец, который впервые видит своё дитя.

***

 

- Нет, у меня не было новых приступов.


28 ноября 1994

Сидя на диване из белой кожи, пока его десятимесячный сын играет на коврике перед ним, он читает какую-то книгу и чувствует, как маленькая ручка хватает его за штанину. Он опускает глаза и видит, как его ребенок на несколько секунд неуверенно встаёт на ножки, прежде чем снова падает на пол. Он садится перед ним на колени и, счастливо улыбаясь, протягивает руки.

- Иди сюда, Гарольд, иди к папе.

И он впервые почувствовал гордость не за себя. Это была гордость отца, который увидел, как его сын делает первые шаги.

***

 

- Да даже если бы и были, какая разница. Я в порядке, ясно?

16 апреля 1998

Три часа ночи, он возвращается после 72 часового дежурства в больнице. Вешая пальто в прихожей, он слышит звук разбитого стекла. Забегает в гостиную, чтобы увидеть свою спящую на диване жену, с лежащей рядом бутылкой водки и своего четырёхлетнего сына, который держит в руке осколок разбитого стакана.

- Чёрт возьми, – он быстро подходит к нему и убирает стекло из рук, но слишком поздно. Ребёнок порезался и начинает плакать. Он берёт его на руки. - Ничего страшного, Гарольд, папа рядом.

Крики будят его жену. Она, что-то бурча, открывает глаза. От неё за километр несёт алкоголем и сигаретами. Он её игнорирует. Сейчас не время орать на неё, его сыну нужно наложить швы. И он везёт его в больницу. В больницу, из которой только что вернулся. В скорую.

Возвращаясь два часа спустя, со спящим ребёнком на руках, он поднимается по лестнице и укладывает его в кровать. Несколько минут смотрит на него, целует в лоб, а потом спускается в гостиную к своей спящей жене. Пинает диван ногой. Она сразу же открывает глаза и резко встаёт.

- Барт?! Как Гарри? Мне жаль, я, должно быть, уснула и я…

Он смотрит на неё стеклянными глазами, надеясь, что она поймёт всё его отвращение.

- Три шва.

- Я не хотела, Барт. Я была…я…

- Ты пьяна. Поднимайся в спальню.

Это не вопрос, а приказ. Она молча подчиняется.

***

 

- Алло, папа? Ты здесь?

6 июля 2002

- Нет.

- Я думаю, что так будет лучше для Гарольда.

- Я не отдам своего сына в специализированную клинику.

- Но, Барт…

- Я сказал нет.

Все тот же ледяной голос. Кабинет одного из педиатров, работающих в его больнице.

- Бартоломью, Вы ведь прекрасно знаете, как тяжело следить за детьми с биполярным расстройством в этом возрасте и…

- А ещё я прекрасно знаю эти клиники, и моему сыну они не нужны. Он ненавидит замкнутые пространства.

- А как же я? Моё мнение вообще не спрашивается? Он и мой сын тоже!

- Бартоломью, будьте здравомыс…

- Я не советую вам говорить мне быть здравомыслящим. Так же, как и не советую говорить мне, что лучше для моего ребёнка. Гарольд не пойдёт в эту клинику. Разговор окончен, Джулия, бери свою куртку, мы уходим.

Следуя своим словам, он встаёт. Помогает жене надеть куртку, он бросает на педиатра предупреждающий взгляд. Никто не спорит с доктором Стайлсом, особенно, если дело касается его сына.

Это отец, который заботится о благополучии своего ребёнка. Если бы он не боролся, то в возрасте восьми лет, Гарри бы закрыли в специализированной клинике.

***

 

- Я просто… Ничего страшного не произошло.

31 октября 2005

Вечер Хэллоуина, в комнате с зажжённым камином начинается очередная ссора. Зависимость его жены от алкоголя стала ещё сильнее, и она отказывается принимать какую-либо помощь. Оба пытаются скрыть это от сына.

- Если ты не пойдёшь в этот центр по собственному желанию, я отправлю тебя силой.

- Ты не имеешь никакого права говорить мне, что я должна делать, Барт. Можешь командовать жизнью Гарри сколько хочешь, но не моей.

- Не впутывай его сюда.

- А что? Ты боишься, что твой сын узнает, что ты забираешь у него мать?!

- Ты знаешь, что это не так. Ты не оставляешь мне выбора, Джулия!

- Тебе?! Выбора ТЕБЕ? Да тебе плевать на всё вокруг, кроме себя и своей грёбанной больницы!

И разговор превращается в крик. Слишком увлеченно споря друг с другом, они не заметили, что двенадцатилетний ребёнок сидит на лестнице и наблюдает за ними.

Пока его терпению не приходит конец, и он не берёт стоящую рядом вазу, со злостью бросая её в противоположную стену. Родители резко замолкают и поворачивают головы.

- Прекратите ссориться!

- Гарри…

- Гарольд, подожди!

Слишком поздно. Ребёнок уже убежал наверх.

Он открывает дверь своей комнаты и падает на кровать, зарываясь в подушку. Маленькая блондинка всё это время шла за ним. Она закрывает дверь и ложится рядом, проводя рукой по его спине.

- Хаз?

- С меня хватит, – после нескольких секунд, он наконец-то поворачивается к ней. - Обещай мне, что мы никогда не будем такими.

- Какими?

- Такими, как мои родители.

- Не волнуйся, я никогда не выйду за тебя. Ты слишком противный.

Скорченная рожица, высунутый язык. И в этом море слёз она заставляет его улыбнуться. Взрослые часто думают, что дети – слепые идиоты, которые ничего не понимают. Они ошибаются.

***

 

- Я просто немного устал и сорвался. Сейчас всё хорошо.


12 февраля 2008

Уже несколько дней его пятнадцатилетний сын отказывается говорить с ним. 21:00. Он стучит в дверь и, не дождавшись ответа, открывает её. Гарри, как всегда, не один. Он лежит на кровати и делает уроки, а возле него лежит читающая учебник по математике девочка.

- Блять, пап, ты стучаться умеешь?!

- Саманта, ты не оставишь нас наедине, пожалуйста?

Держа руки в карманах своего дорогого костюма, он ждёт, пока девушка покинет комнату. Она, скорее всего, пойдёт в игровую, или ещё куда-то. Без разницы, она уже много лет здесь как дома. Когда дверь закрывается, он поворачивается к своему сыну, который выпускает из рук ручку и раздражённо вздыхает.

- Я знаю, что ты винишь меня в уходе своей матери.

-…

- Гарольд, послушай, у неё были проблемы. Всем так будет лучше.

- …

Долгая тишина. Теперь он просто отец, который не может подобрать правильные слова. Который боится молчания своего ребёнка. Который предпочитает быть злодеем, лишь бы не рассказывать ему правду о матери.

- Когда-нибудь, ты поймешь.

Дверь закрывается и диалог между этими двумя разрывается раз и навсегда.

***

 

- Алло? Папа?

3 сентября 2010

- Я не пойду в этот долбанный центр детоксикации!

И всё, что стояло на столе, с грохотом падает на пол.

- Успокойся, Гарольд!

- Нет, я не успокоюсь! Я не наркоман!

17 лет. Он отец, который испытывает нечеловеческие угрызения совести за то, что только сейчас заметил это. Огромная ссора, во время которой было сказано много лишних слов.

- Это ты виноват в том, что мама ушла! И я тоже свалю отсюда! Я тебя ненавижу!

***

 

- Чего ты хочешь, папа? Чтобы я сказал, что снова разрушил свою комнату?

10 сентября 2010

Дорога до центра проходит в полной тишине. Его сын сидит на пассажирском сидении и с ненавистью смотрит в окно. Приехав на место, он берёт свою сумку, открывает багажник и, ни разу не посмотрев на своего отца, направляется к зданию, в котором проведёт почти два месяца. Мужчина ищет в себе силы уехать, оставить его здесь. Ведь, в конце концов, он всего лишь отец, готовый вытерпеть ненависть собственного сына, чтобы спасти его.

22 августа 2012
Смерть Саманты

На часах не больше десяти утра. Он сидит на кухне, читая газету, когда громкий крик и глухой удар раздаются на весь дом. Он бежит по лестнице, открывает дверь и видит своего рыдающего, и разрушающего всё на своем пути, сына.

- Гарольд!

Он бросается к нему и старается удержать, но ничего не выходит. Гарри орёт, рыдает, он ругает всё вокруг и ему тяжело дышать. Мужчина ещё никогда не видел своего ребёнка в таком состоянии. Он ждёт, пока его сын разобьёт оставшуюся мебель. И, в конце концов, Гарри падает на пол, а его отец раскрывает объятия. Его тело дрожит, лицо искажено из-за боли и слёз.

- Она умерла. Она умерла, папа.

Он прижимает его к себе, как только может. Ничего не говорит. Ведь он просто отец, который ломается при виде боли своего сына.

27 августа 2012
Похороны Саманты

Все пятьдесят пар глаз направлены на гроб из черного дерева. Он стоит в первом ряду, рядом со своим сыном и, скрестив руки перед собой, слушает проповедь. Саманта была той дочерью, которой у него никогда не было. Он привязался к этой десятилетней девочке с паршивым характером. Он видел, как она росла. Она бывала у них чаще, чем у себя. Он уже привык, что она без стука врывалась в его кабинет, потому что не хотела ждать, пока Гарри вернётся из школы, одна. Привык везде видеть её разбросанные вещи, потому что она была безумно неряшлива. Да, ему правда нравилась эта девушка, которая так помогла его сыну. Гарольд всегда был замкнутым и скрытным ребёнком. Саманта была его единственным другом. Она входила в их рутину: встать, выпить чашку кофе, сказать Саманте «Доброе утро», пойти на работу, вернуться, спросить, как у Саманты дела и останется ли она на ночь, пожелать ей спокойной ночи.
Она была частью их семьи. Её смерть ранила его в самое сердце, но он не имеет права показывать, что ему больно. Не тогда, когда его сын страдает в разы больше. Всю церемонию он ждал, что Гарри впадёт в истерику. Но нет. Он был каменным. Никаких эмоций, никаких слез. И именно тогда он понял, что настал самый худший момент. Его сын полностью закрылся в себе. После церемонии он предложил отвести его домой, но Гарри лишь отрицательно покачал головой.

23:33. Он ждёт возвращения сына уже несколько часов, и волнение становится слишком сильным. Он возвращается на кладбище и находит его спящим на могиле Саманты, с бутылкой водки в руке. Он будит его, и закидывает руку себе на плечо, чтобы помочь ему встать.

- Давай, Гарольд, пошли домой.

И ни сказав больше ни слова, он отвозит его домой и укладывает спать. Долгое время смотря, как он спит, мужчина устало вздыхает.
Он отец, который потерял своего ребёнка и который не знает, сможет ли ещё когда-либо найти его.

***

 

- Алло?

10 января 2013

Час ночи. Сидя в своем кабинете, он пьёт виски и дописывает отчёт.

- Папа… - слабый голос привлекает его внимание. Он поднимает голову и видит своего сына с окровавленными руками. - Мне… Мне нужно наложить швы.

Он снимает свои очки, берёт аптечку и подходит к нему.

- Пойдём в гостиную.

Это уже вошло в привычку. В очень грустную привычку. Гарри садится на диван, а он - на журнальный столик. Он кладёт его руки себе на колени и молча зашивает их.

С момента похорон прошло уже несколько месяцев. И с тех пор, он ещё ни разу не видел своего сына. Он видел только ходячую смесь пустоты, боли и ран. В первое время, он говорил себе, что это всё из-за шока. Что Гарри просто нужно выплеснуть наружу всю эту боль. Просто каждый переживает горе по-своему. Но ничего не изменилось. Не было ни слёз, ни криков. Деградация началась, и он не знал, как её остановить. Он уже давно знал, что его сын болен и склонен к членовредительству. Но чем больше времени проходило, тем глубже были порезы. Дошло до того, что он решил не отвозить необходимое для наложения швов обратно в больницу.

Некоторые будут его осуждать. Они скажут, что Гарри нужно было отправить в клинику. Но никто из них никогда не имел психически нестабильного ребёнка. Они никогда не поймут, что в этом мире нет ни чёрного, ни белого. Не поймут, что нужно быть железным и бессердечным, чтобы отправить туда собственное дитя. Все эти больницы, центры, госпитали. Они приносят больше вреда, чем пользы. Он знал, что они разрушат Гарри.


А ещё, он знал, что единственное, ради чего Гарри живет - это ветеринарная клиника. Он никогда не мог понять, почему его сын так любит животных, но он понял, что они помогают ему выжить. А в больницах нет животных, там только белые стены и лекарства. Он не мог отнять у сына единственную радость. Ведь теперь, он просто отец, который изо всех сих пытается спасти своё дитя
.

Нынешнее время

 


- ПАПА, Я С ТОБОЙ РАЗГОВАРИВАЮ!

Вспоминать слишком больно. Он несколько раз закрывает глаза, прежде чем прийти в себя. Слышит раздражённый голос сына на том конце провода.

- Прости, Гарольд, я был…

- Занят, я знаю. Всегда одно и то же. Ты меня никогда не слушаешь.

- Не начинай, пожалуйста.

- Ладно. Так ты согласен?

- Я переведу деньги на твой счёт завтра.

- Спасибо.

Но перед тем, как положить трубку, он вспоминает, что прежде всего является отцом, который любит своего сына.

- Я могу вернуться раньше.

- Нет, оставайся в Нью-Йорке.

- Уверен?

- Да.

- Хорошо. Если будут какие-то проблемы - звони. Я тут же приеду.

- Не будет никаких проблем. Всё хорошо.

- Тогда, до свидания.

- Пока, папа.

Он долго смотрит на экран своего телефона. Берёт сумку и начинает искать очень важную бумагу. Бумагу, которую он читал уже сто раз. Которую так и не решился подписать.

«Заявление об ограничении дееспособности»

Он достаёт ручку из внутреннего кармана пиджака, готовясь сделать один из самых жестоких выборов в своей жизни. Он предаёт своего сына. Предаёт, потому что всё ещё надеется спасти. Его руки дрожат, когда он ставит свою подпись в правом нижнем углу, но почерк такой же уверенный и твёрдый. Он молча молится, чтобы ему никогда не пришлось использовать это.

Осталось сделать только одно. Он откидывает все сомнения, думая только о благополучии своего сына и снова берёт телефон, набирая номер, который надеялся больше никогда не вспоминать.

- Джулия, ты должна вернуться домой. Гарольд нуждается в тебе.

***

Потому что они не могут общаться. Потому что они не понимают друг друга.

Потому что он злится на отца. Потому что отец не знает, что делать с сыном.

Они отдалились, потерялись.

Если бы они только могли понять, насколько же на самом деле похожи.

Тот же характер, та же гордость.

Они одинаковые.


В одном из своих романов Малори Блэкман написала, что плачут не мальчики, а мужчины.

Никто не рождается идеальным родителем. Мы все просто дети, которые должны научиться.

Мы учимся любить своих родителей, учимся быть такими, как они.

Защищать своего ребёнка, принимать трудные решения.

Не пересчитать все те разы, когда он возвращался с работы пораньше, чтобы войти в его комнату, поднять край футболки и убедиться, что ему не нужна помощь.

Все те разы, когда он клал руку на его сердце, просто чтобы проверить, бьётся ли оно.

Возможно, он и наделал пару ошибок. Даже не так. Он налажал огромное количество раз.

Он каждый день чувствует, что теряет своего сына ещё больше.

Он всего лишь мужчина, который любит своего ребёнка.

Всего лишь отец, который готов на всё ради него.

Плачут не мальчики, а мужчины.

Он всего лишь мужчина, который плачет из-за своего мальчика.

Или нет

Фотография: Песня: Anthem Lights - Just The Way You Are

Лёжа на не слишком прибранном полу моей комнаты, мы смотрим друг на друга, и никто из нас и не думает вставать. Я опять потерялся в его взгляде и ничего больше не имеет значения. И я понимаю, как же сильно не хочу, чтобы это когда-нибудь прекращалось. Такое чувство, что если я не буду забывать собственное имя, смотря в его глаза, то жизнь потеряет смысл. Его руки всё ещё на мне, пальцы гладят кожу, и атмосфера снова меняется.

- Гарри, а ты...

- Да?

- У тебя, эм, ну...было много..?

И я замолкаю, краснея. Мне неудобно спрашивать у него такое, но мне, чёрт возьми, нужно знать со сколькими людьми он спал. Больше ли у него опыта, чем у меня. Кажется, он понял, что я хотел сказать, и отрицательно качает головой.

- Нет, - он опускает взгляд на свои пальцы, проводя ими по моей руке. - Ты будешь вторым. У меня была только Саманта.

Он закусывает губу и снова смотрит мне в глаза, прежде чем повторить: «Ты будешь вторым». У меня перехватывает дыхание, и я даже непроизвольно открываю рот. То есть... вы его видели вообще? Да я сам был свидетелем того, как официантка чуть не вывалила на него свою грудь просто потому, что он ей улыбнулся. Он не мог спать только с одним человеком. Он слишком шикарен.
Но ведь это правда. Если в мире есть один человек, который не будет врать о своих похождениях, то это - Гарри Стайлс. А самое ужасное - что я всегда знал это. Просто до последнего надеялся, что ошибаюсь. Но нет, он слишком уважает себя, чтобы трахать всё, что движется. В отличие от меня.

ЛАДНО, не нужно было задавать этот вопрос, потому что я ещё никогда не чувствовал себя настолько жалким. Он собирается спросить у меня то же самое. А я лучше умру, чем отвечу.

- Нет, заткнись. Даже не спрашивай.

И я пытаюсь встать. Но поскольку наши ноги переплетены, а я идиот, то он лишь сильнее притягивает меня к себе, улыбаясь уголками губ.

- Почему?

- Потому что.

У меня наконец-то получается встать.

- Их было так много?

Я его сейчас убью. Нет, правда, что за чёртову насмешку я слышу в его тоне? Громко падаю на кровать, зарываясь лицом в подушку. Только вот он идёт за мной.

- Заткнись.

Он ложится рядом, но я отказываюсь смотреть на него. Он смеётся. Так, давайте занесём тактичность в список его врагов.

- Ну же, скажи.

- Отвали.

Он снова смеётся, и я бросаю в него подушку.

- Я могу угадать, если хочешь.

- Нет.

- Сто?

Что?! Резко поднимаю голову, широко раскрываю глаза.

- Сто? Ты с ума сошёл? Я же не робот.

- Так сколько же?

- Не знаю, я никогда не считал.

- Врунишка.

И я попытался что-то неразборчиво пробормотать в подушку, надеясь списать всё на его плохой слух. Не сработало. И, как можно крепче закрыв глаза, я накрываю голову ещё одной подушкой.

- Восемьдесят.

Какого чёрта он опять смеётся?! Это не смешно. Я чувствую себя очень, очень жалким. Поэтому, когда он пытается обнять меня, я лишь напрягаюсь и что-то бурчу. Да это же легендарно. О приключениях Луи-кретина скоро будут книги писать.

- Посмотри на меня.

Его рука поднимается по моему бедру, мне щекотно. Мать вашу, почему он снова смеётся?

- Нет.

- Почему?

- Стыдно.

Но он не оставляет мне выбора. Кладёт руки на талию и переворачивает меня на бок, прежде чем прислониться и переплести наши ноги. А я смотрю на его кулон. Почему бы и нет? Начинаю играть с висящей на цепочке звездой Давида.

- Я не знал, что ты еврей.

- Меняешь тему?

- Да.

- Мой отец еврей. Почему тебе стыдно?

Я всё ещё не хочу смотреть на него.

- Потому что, по сравнению с тобой, я - последняя шлюха.

- Не говори так.

Наконец-то поднимаю на него взгляд.

- Но ведь...

- Нет.

- Да, я...

- Нет.

- Подож...

- Да тихо ты.

Он специально. Перебивает каждый раз, когда я открываю рот. У меня самый невыносимый парень на свете.

- Ты дашь мне сказать?

- Если ты снова скажешь такой бред - тогда нет.

- То есть, тебе плевать на то, что я переспал с половиной планеты?

- Да.

- Правда?

- Конечно. А почему меня должно это волновать? - и я не знаю, что ему ответить. Сам не понимаю, почему я так на этом зациклился. – Теперь ты со мной. Больше ничего не важно.

Его слова эхом отражаются в моей голове. «Теперь ты со мной.» Да, теперь я с ним.

 


Саманта и Гарри #3

Фотографии: http://degradation.fr/librairie/154.jpg
Песня: Brian Crain - Dream of Flying


Привет, Сэм, это я.

Прости, что не приходил так долго. Да и за то, что сейчас поздняя ночь, тоже. Ангелы вообще спят? У вас есть что-то вроде кроватей на небесах или..? Прости, я несу полный бред. И да, прости, что не принёс с собой розы, найти открытого флориста в три часа ночи - не самое лёгкое дело. Чёрт, была бы ты здесь, ты бы велела мне перестать всё время извиняться. Ты ненавидишь розы, почему я вообще переживаю. [...]

У меня получилось, Сэм. Четыре дня назад я проснулся вместе с Луи, но... Прости, чёрт. Я не знаю, почему плачу. Такое чувство, что... нет, я не буду плакать. Не знаю, видишь ли ты нас оттуда, или же у тебя есть дела поважнее. Такие, как совместные прогулки с Фридой Кало, или что-то в этом роде. Но мы переделали мою комнату. Мы с ним. То есть, мы ещё не совсем закончили, но мы делаем это вместе. Потому что... я снова её разрушил. Да, опять. Прости. Я сорвался, потому что он рылся в моих вещах. Он узнал обо всём. Я видел, как он смотрел на шприцы, как смотрел на меня. И я чувствовал себя таким жалким, Сэм. Если в моей жизни и есть какой-то смысл - то это сделать так, чтобы Луи больше никогда не смотрел на меня таким взглядом.

Когда он увидел мой живот, его отвращение было... это не передать словами. Он сказал, что я ему не противен. Он врёт. Он врёт так же паршиво, как и ты. Я сделал вид, что верю ему. Так же, как делал вид, что верю тебе. Я не могу злиться на вас за то, что я вам противен.

Он спит. В данный момент он спит в моей гардеробной, потому что мы положили там матрац на время ремонта. А знаешь, что круто? Когда я встал, Сволочь даже не попытался пойти за мной. Кажется, Луи ему нравится.

Он никогда не убирается, Сэм. Боже, я никогда не мог подумать, что в мире существуют человек неопрятнее тебя, но, похоже, я его нашёл. У меня какое-то проклятье. Влюбляться в людей, которые готовы выпрыгнуть из окна при слове «уборка». Вчера я чуть не споткнулся о его рюкзак. Начал его ругать, а он лишь рассмеялся. Он сказал, что если бы я включил свет, то не задел бы его, и что я вообще пытался сломать себе ногу, лишь бы не докрашивать комнату. Ты понимаешь, насколько он невыносим? Я так люблю его. [...]

Тёмно-синий. Одна из стен будет тёмно-синей. Я хотел оставить их белыми, ты же знаешь, как я люблю белый, но ему удалось меня переубедить. А ещё он спросил, можем ли мы украсить стену над кроватью такими же звёздочками, что и на потолке. «Так, мы будем жить среди звёзд». Это его слова, Сэм. И я согласился. Я хочу жить с ним среди звёзд. Очень хочу.

Он сказал, что любит меня. Знаю, я сам хотел этого, но... я так напуган. Так боюсь разочаровать его. Ведь я только это и умею. Разочаровывать людей.

Да что со мной не так, Сэм? Почему я опять плачу? Я сам себя не понимаю. Просто, ведь когда... когда ты умерла, меня ведь никто не предупреждал. Ко мне не спустился белый ангел и не сказал: «Эй, не слишком привязывайся к ней, она умрёт и разрушит твой мир, пока.»

Чёрт, прости, ты потеряла жизнь, а я плачу как последний трус. Какой же я эгоист. Луи здесь, он любит меня, он знает обо всём и не собирается уходить. Но ведь ты тоже не собиралась уходить... Так, всё. Хватит. Луи – не ты.

Луи даёт мне всё, в чём я нуждаюсь. Тогда почему я не могу просто быть счастливым? Такое чувство, будто всё, что я делаю - неправильно. Часть меня просто не желает бороться, просто не желает встать на ноги. А что, если они правы, Сэм? Что, если я на самом деле болен?

Как думаешь, человек, который слишком долго страдал, может в один момент просто отпустить всю боль? Человек, сломавший обе ноги, заново учится ходить. Слепой, которому восстановили зрение, снова видит. Так почему же я не могу научиться снова быть счастливым? Это нечестно. Я тоже так хочу. Я тоже хочу послать к чёрту ту часть меня, которая тянет вниз, которой нравится падать. Но она слишком сильна, Сэм. Я устал бороться с ней. Я устал бороться с самим собой.

Иллюстрация: http://degradation.fr/librairie/155.gif

Я думаю, что ошибся, Сэм... Луи не сможет меня спасти.

Я верю в нас

Барух Спиноза писал: «Не может быть ни страха без надежды, ни надежды без страха». Такое чувство, что я заранее проиграл. Я борюсь со своими страхами, но они всё равно разрушают мою надежду. Они сильнее меня, они могут вытерпеть и огонь, и воду. Я не знаю, как их уничтожить». (с) Гарри

Фотография: Песня: Jon McLaughlin - Love


Я всегда думал, что самое сложное - это влюбиться. Найти себя среди миллиардов других людей. Встретиться, узнать друг друга, полюбить.
Думал, что самое важное происходит в самом начале.
Ведь во всех этих пушистых фильмах, которые так обожают девочки, вся история крутится вокруг того, как главные герои влюбляются. Они два часа знакомятся, целуются, ругаются, и как только они становятся парой - фильм заканчивается. Конец истории. Принц целует Белоснежку - конец. Русалочка бежит на корабль Эрика - конец. С самого детства нас учат, что если мы нашли того самого человека, то всё остальное не имеет значения. Что как только мы понимаем, с кем хотим быть - жизнь становится мёдом.

Какой же это бред. Самое тяжёлое в любовной истории совсем не это. Влюбиться - это просто. Любить - ещё проще. Но любить человека так, как он этого заслуживает - одна из самых сложных вещей в мире. Я не знаю правил, мне никто не давал инструкций. И, кажется, мы с Гарри сделали всё совсем не так, как надо. Я влюбился в него задолго до того, как осознал это. Я даже не понял, как это произошло. Просто в один прекрасный момент я почувствовал, что меняюсь. Что он мне нужен. А потом я открыл глаза и понял, что люблю его. Проще некуда. Увидел - познакомился - полюбил. Об этом не нужно снимать фильм. Это чувство появилось само по себе, и я не думаю, что оно когда-то уйдёт. Это как простуда. Вечером ложишься спать абсолютно здоровым, а утром просыпаешься с ужасной температурой. Никто не знает, что произошло ночью. Просто есть ты, есть простуда и теперь это только твои проблемы. Я уснул, а проснувшись понял, что люблю его.

И я знаю, что он тоже любит меня. Вот и всё. По сути, здесь всё должно закончиться. Сейчас на чёрном экране должна появиться надпись “The End”, и все сидящие в зале девочки громко зарыдают. Мы влюблены, мы вместе, фильм закончен. Только вот жизнь - не кино. Сценаристы прячут от нас самую важную часть истории. Ту, в которой мы учимся любить. Я хочу научиться любить Гарри. Хочу, чтобы он чувствовал себя нужным, дорогим, бесценным. Но я не знаю, как это сделать. Белль поцеловала Чудовище, и оно стало прекрасным принцем. На этом всё закончилось, и никто не сказал, как ей удалось сделать так, чтобы он чувствовал себя любимым. Ну и как в этом мире можно научиться любить, если все вокруг уверены, что жизнь белая и пушистая?

Мы проснулись в моей машине всего три дня назад и первым же делом решили вместе стереть все напоминания о том вечере. Мы начали ремонт в его комнате. Ведь заменяя всё то, что он разрушил, перекрашивая стены, придумывая новую обстановку, мы как будто начинаем с нуля. Мы начинаем с чистого листа, не вырывая предыдущий. Его старая комната символизировала прошлое, а новая - будущее. Это всего лишь метафора, но мы в неё верим.

Мне страшно, так страшно знать, что он болен, что он принимает наркотики, что он разрушает себя. И это пугает настолько, что я не знаю, что делать. Я всё время об этом думаю, но никогда ничего не говорю. Да и что я могу сказать? «Хэй, детка, перестань-ка ты колоться и резать себя, это нехорошо». Он всё это уже знает. Так что, вот. Я чувствую себя абсолютно беспомощным, и это безумно бесит. Я бы так хотел помочь ему, вытащить его из всего этого дерьма, но я понятия не имею как. Поэтому я просто люблю его. Я стараюсь изо всех сил, показывая, как он мне дорог. А ещё я всё время слежу за ним. Просто, чтобы убедиться, что всё в порядке. Мы не расставались уже три дня. Его отец на какой-то конференции в Нью-Йорке, и мы всё время занимаемся ремонтом. Ходим по магазинам в поисках новой мебели, заказываем её, собираем –НА ПОМОЩЬ- и расставляем по местам. Слава Богу, что в сборке мебели он получше меня. Потому что с мебелью я дружу ещё меньше, чем с умением молчать.

И мне нравится делать всё это с ним. Он всегда рядом, собирает очередной стул, а не занимается… этим. С того утра в машине он больше ни разу не просыпался со мной, но он был рядом. Либо лежал в кровати (ну, или точнее, на матраце, который мы положили в гардеробной), либо красил стены. Он всегда в доме и никуда не убегает. Я так горжусь им.

Но иногда мне кажется, что он ускользает сквозь пальцы. Не знаю, как объяснить. Просто иногда он закрывается в своём маленьком мире и не даёт мне войти в него. Как этим утром.

Когда я проснулся от того, что Сволочь разлёгся у меня на животе, я увидел, как Гарри заходит в дом. Мы спим с открытой дверью, чтобы нам светили гирлянды со спальни. Было около семи часов утра. Он снял пальто с ботинками, и по его лицу я понял, что что-то не так. Он впервые вот так уходил посреди ночи. Издалека я заметил, как он вытер слезу тыльной стороной ладони и резко остановился, поняв, что я проснулся.

- Прости, я не хотел тебя разбудить.

- Ничего страшного, иди сюда.

Я протянул ему руку, и он лёг на кровать. Он положил голову на мою грудь, и я обвёл его плечи руками. Прикоснувшись к его холодной коже, я укрыл его одеялом, крепче прижав к себе. Пальцы начали медленно перебирать кудри. Мы долго лежали в тишине. Я не решался спросить, где он был, да и это было не нужно. Я сразу понял, что он был на кладбище. Видеть его в таком состоянии и ничего не делать было просто пыткой. Но он - Гарри, и какая-то часть его всегда будет тайной, покрытой мраком. Не нужно заставлять его говорить, это лишь заставит его закрыться еще больше. Поэтому я просто ждал, держа его так крепко, как мог. Я целовал его висок и молча просил его нарушить тишину. Он это и сделал.

- Ты думаешь, что у меня получится?

Он едва прошептал, но это было намного громче любого крика. К глазам начали подступать слёзы, и сердце сжалось.

- Я верю в тебя.

Ведь даже если я не знал, что он имел в виду, я верю в него. Я верю в него так, как не верил ни в кого ранее. Он поднял голову, чтобы посмотреть мне в глаза, и я заметил, что он плачет. Он тихо плакал в моих руках, и это было настолько больно, что я не знаю, как у меня получилось не заплакать самому.

- Ты веришь в меня?

Я медленно вытер большим пальцем слезу с его щеки.

- Я верю, что у тебя получится всё, что ты захочешь.

- Но что, если у меня недостаточно сил?

Он выглядел как ребёнок. Ребёнок, который давно умел ходить, но никак не хотел вставать на ноги, потому что боялся упасть.

- У тебя достаточно сил для чего угодно.

- А если у меня не получится?

- Я помогу тебе подняться.

И это был один из самых тяжёлых разговоров, который у нас был. Он долго смотрел на меня, после чего обратно положил голову на мою грудь и облегчённо вздохнул.

- Я хочу, чтобы у меня получилось.

Его голос был настолько сломлен, что я лишь крепче обнял его и дал одинокой слезе скатиться по моей щеке.

Тем утром я дал самому себе обещание. В тот момент я точно решил, что помогу ему выбраться, чего бы мне это не стоило. Я смогу вернуть ему то счастье, которое у него отняли. Пусть мы и самая странная пара в мире. Плевать. Мы будем идти вперёд, пусть и на костылях или в инвалидной коляске, но мы не остановимся. Я хочу любить его так, как он этого заслуживает, потому что я верю в него. Я верю в нас.

Фотография:

Сегодня пятница; каникулы закончатся уже в понедельник. Мы почти закончили его комнату, остались только некоторые детали, но сегодня мы отдыхаем. То есть, «отдыхаем, крася стены», а не просто «отдыхаем». Он провёл день в ветеринарной клинике, а я - с парнями. Сегодня была первая футбольная тренировка, и тренер нас ни капли не жалел. Он посчитал, что мы стали какими-то вялыми, так что задержал до десяти вечера. После небольшой ссоры между Лиамом и Джошем в раздевалке (ничего важного, просто Джош всё такой же урод, а Лиам всё такой же… Лиам). Около одиннадцати я НАКОНЕЦ-ТО приезжаю к Гарри. Не чувствую ни ног, ни рук, у меня все болит, и я даже не успел сходить в душ. Закрываю стеклянную дверь и, сняв кроссовки, быстро иду в гардеробную. Останавливаюсь при входе, хмуря брови. Он сидит перед компьютером, со Сволочью в ногах и… бутылкой водки в руке. В комнате играет музыка, и когда он замечает меня, то уныло поднимает взгляд. Падаю на матрац возле него и прижимаюсь как можно ближе.

- Что случилось?

Он качает головой и делает глоток.

- Джои не выжила.

Оу… Я не знаю, что сказать. Это… Почему меня так это задело? Джои была просто маленьким котёнком, которого я видел всего раз. Но… Это ведь Джои. Она должна была быть нашим котёнком. Нашим.

- Мне очень жаль.

Он снова качает головой и целует меня в висок.

- Это ничего.

И я знаю, что он врёт. Это не «ничего». Особенно для него.

- Что произошло?

- Она была слишком слабой.

Он непрерывно смотрит на экран своего ноутбука, а я целую его в подбородок, обводя шею руками. Он скачивает какие-то фильмы, и, положив бутылку в сторону, медленно гладит мои волосы. Мы минут десять сидим так. Я не знаю, что сказать. Не думал, что смерть Джои меня настолько потрясёт, я даже начинаю злиться на всех людей, которые хоть как-то вредят животным. Джои была такой маленькой, такой милой и очаровательной. Какого чёрта она не выжила? Если мне так паршиво, то я боюсь представить, каково Гарри, ведь он привязался к ней куда больше, чем я.

- Ты...

Он вытаскивает меня из мыслей, поднимаю на него взгляд.

- Я?

- От тебя плохо пахнет.

Не могу сдержать еле слышный смешок, толкая его в плечо.

- Всё, понял. Я пошёл в душ.

Он кивает и невесомо целует меня в губы. Он прав: от меня воняет. Последний раз смотрю на него, прежде чем выйти из гардеробной. Он снова хватает бутылку и устремляет взгляд на экран. Сердце сжимается. Не люблю, когда он такой.

Ладно, душ был и правда необходим. Трава была даже в боксерах. Я давно принёс сюда сумку со своей одеждой, не каждый же раз брать у него. Хотя… Всё равно выбираю его спортивные штаны. Мне нравится пахнуть им. Полчаса душа меня полностью вымотали.

Иллюстрация: Песня: Daniela Andrade & New Height – Just give me a reason


Захожу в гардеробную, вытирая волосы полотенцем. Стою у двери и, только заметив его взгляд, понимаю, что на мне нет футболки. Он не двигается, время как будто остановилось, и я в который раз теряюсь в его взгляде. Во взгляде, выражающим… восхищение. Кажется. Его глаза перебегают от моего лица к телу, и я ещё никогда в жизни не чувствовал себя таким желанным. Мое сердце начинает биться с бешеной скоростью, и я не могу отвести от него взгляд. Он уже видел меня без футболки раньше, даже в нижнем белье, но сейчас все иначе.

- Я… - он медленно поднимает на меня глаза, и я пытаюсь не забыть, как дышать. - Я могу надеть футболку, если хоч…

- Нет, - его голос ниже и более хриплый, чем обычно. Я ещё никогда его таким не слышал. - Иди сюда.

Он отставляет компьютер и полупустую бутылку в сторону, поднимая одеяло. Кладу полотенце на землю и ложусь на матрац, ни на секунду не прекращая смотреть ему в глаза. Поднимаюсь к нему, он укрывает нас одеялом и ложится на бок. Пока в комнате ремонт, у нас нет звездного потолка, только гирлянды. Они освещают его лицо: его глаза сегодня серые, и он настолько красив, что у меня перехватывает дыхание. Прядь волос спадает ему на лоб, и я каждую секунду люблю его ещё больше.

- Прикоснись ко мне.

Его лицо так близко, что я чувствую его дыхание на своих губах. Этот запах мяты со спиртом. В моей вселенной больше не существует ничего, кроме его глаз. Ничего, кроме него. Он стал центром моего мира. Знаю, я должен бояться любить кого-то так сильно, так сильно нуждаться в ком-то, но я не хочу. Я не хочу бояться, потому что мне это нравится. Он прикасается к моему бедру, и я начинаю дрожать. Эта смесь восхищения и желания в его глазах просто сводит с ума. Кажется, он тоже дрожит. Его пальцы гладят мою кожу, и по всему телу пробегают мурашки. Он обводит линию возле пупка, поднимается к груди, и моя кожа буквально горит. Гарри как будто пытается узнать каждую часть меня. Это настолько мягко и нежно, что я понимаю, насколько же жалкой была моя сексуальная жизнь. Такого ещё никогда не было. Это не похоже на царапины Элеанор, на резкие движения всех тех девушек, с которыми я спал. Его пальцы поднимаются по моей шее, и я опрокидываю голову. Мое сердце бьётся настолько сильно, что мне трудно дышать.

- Ты прекрасен.

Открываю глаза и вижу, как он гладит моё плечо, прожигая меня взглядом. В нём нет ничего пошлого. Только любовь. Любовь в чистом виде, и я кладу руку ему на щеку, гладя его губы большим пальцем.

- Позволь мне прикоснуться к тебе.

Его рука падает на матрац, и он виновато опускает глаза.

- Луи…

Его голос сломлен. Я не хочу, чтобы он говорил мое имя таким голосом. Он не должен чувствовать боль, произнося его.

- Пожалуйста.

Как же я хочу наконец-то разрушить эту чёртову преграду. Хочу убрать ткань, скрывающую то, чего он стыдится. Я не хочу, чтобы он стыдился меня. Он может стыдиться своих порезов с кем угодно, но только не со мной. Я не дам такой чепухе встать между нами. Мне нужно, чтобы он открылся мне так же, как я открылся ему.
Он несколько секунд молча смотрит в пол. Боюсь представить, что творится у него в голове. Волосы закрывают его лицо, и я просто жду. Я буду ждать столько, сколько потребуется. Вижу, как он пытается найти смелость, но…

- Я не могу.

Его ответ настолько правдивый, но и одновременно лживый, что моё сердце сжимается.

- Гарри…

Медленно перекачиваюсь на него. Он кладёт руки мне на спину и вырисовывает круги на моей коже. Мое лицо всего в нескольких сантиметрах от его, и я намеренно игнорирую эту боль в его глазах. Я устал от боли.

- Я боюсь.

Провожу рукой по его волосам, и понимаю, что он ещё не готов. А я ни за что не заставлю его это сделать. Если он ещё не готов показать мне его тело - я подожду. Щекочу его губы своими, и провожу рукой по его щеке.

- Всё в порядке, у нас полно времени.

Как бы я хотел успокоить его, сказать, что ничто не заставит меня разлюбить его, но он может плохо на это отреагировать. Он закрывает глаза и тяжело вздыхает. Отпускает мою талию и начинает поднимать край своей футболки. Немного привстаю, растерянно на него смотря. Его глаза все ещё закрыты, и я чувствую, как он дрожит.

- Что ты дел.. - он медленно поднимает ткань, и когда я понимаю, что он собирается сделать, то тоже начинаю дрожать. - Ты.. Ты не обязан этого дела…

Я замолкаю при виде его живота. Сердце прекращает биться, и я привстаю до такой степени, что просто сижу на его бёдрах. Не могу отвести глаз от кожи, которую впервые вижу так близко. Он стягивает футболку через голову и мягко падает на подушку. Открывает глаза. Они блестят. Черт, как же он напуган. Кладёт руки на мои бёдра и сжимает так сильно, что мне почти больно. Мы оба дрожим. Мои глаза бегают по его торсу, и дышать становится практически невозможно. Как он может творить такое с собой. Кажется, я ошибался. Я не совсем готов увидеть всю эту боль.

- Прости.

Он тяжело шепчет и снова берет футболку в руки. Только я не позволяю ему этого сделать. Накрываю его руку своей и переплетаю наши пальцы.

- Нет. Пожалуйста.

По глазам вижу, что в его голове сейчас просто нечеловеческая борьба. Что ему хочется только одеться и убежать, как можно дальше. Но он отпускает ткань и сжимает мои пальцы в ответ. Он никогда не поймёт, как же я им горжусь. Не знаю, помог ли ему в этом алкоголь, но я ещё никогда так не восхищался им. Кладу руку на его сердце.

- Я люблю твоё тело.

Он отводит взгляд.

- Я ненавижу его.

Слышать, как он говорит это, очень больно. Но ещё больнее осознавать, как же сильно он ненавидит себя.

- Тогда позволь мне любить его за нас обоих.

Он медленно поворачивается ко мне и смотрит прямо в глаза. Я люблю тебя. Эти слова рвутся наружу, я уже готов сказать их, но он меня опережает.

- Ты - весь мой мир, Луи, - в его голосе так много страха, искренности и любви, что у меня отнимает дар речи. Это всё нереально. Человек не способен чувствовать столько всего. Так сильно. Так по-настоящему. – Я так боюсь тебя потерять…

- Никогда.

Никогда. Он никогда меня не потеряет. Я никогда его не брошу.

- Поцелуй меня.

Наклоняюсь вперёд и прикасаюсь к его губам. Они мягкие, он нежный, его язык такой приятный. Чёртова мята. Я впервые чувствую его кожу. Его грудь под своей. Он тёплый, его сердце бьётся вместе с моим. Нет никакой футболки, только он. Это настолько сильно, что я практически задыхаюсь. В жизни не чувствовал ничего приятнее.

Лежа в его руках, я положил голову ему на плечо, пока его пальцы играют с моими волосами. Вырисовываю контур каждой его татуировки. Никогда не мог подумать, что у него их так много. Я как будто читаю его секреты, не понимая их смысла. Мы находимся в каком-то пузыре и меньше всего хотим выходить отсюда. Его тело ещё немного дрожит, но он бросил свою футболку далеко в угол. У него получилось открыться мне. Да, он всё так же ненавидит себя. Да, он лучше заново посмотрит все части «Пилы», нежели на свой живот, но мы сделали огромный шаг вперёд. Я смотрю на каждый его порез и даю самому себе ещё одно обещание. Однажды все эти порезы будут просто шрамами. Вся его боль будет просто старым, не очень красивым, но давно зажившим шрамом. А я всегда держу свои обещания.

Поворачиваю голову и беру кусок ткани, лежащий возле матраца. Он даёт мне свою руку, я целую её и переплетаю наши пальцы. Обвожу всего два раза, сильно не затягивая. Так ему будет легче её снять, если он захочет уйти. Его кожа тёплая, и мы ещё никогда не чувствовали себя так спокойно и уютно. Он всё ещё гладит мои волосы, и усталость понемногу берет своё. Я почти сплю, когда он шепчет:

- Она с Самантой.

- Кто?

- Джои. Она теперь среди ангелов.

Закрываю глаза и зарываюсь ему в шею. Он обнимает меня, и я медленно засыпаю. Его кожа, соприкасающаяся с моей, его руки, греющие мои, его сердце, бьющееся возле моего. Да, они среди ангелов. Мы - здесь.

«Я люблю тебя». (с) Гарри

Я верю в нас (2)

Фотография: Песня: Carolina Liar – Done Stealin'

Воскресенье, после обеда. Его комната наконец-то закончена. То есть, не совсем. Она будет закончена только тогда, когда я доделаю то, что делаю.

- Да ради всего святого! Залезь ты туда!

Позвольте мне сказать, что делать ремонт в такой огромной комнате чертовски сложно. Но ещё сложнее красить стены. Да, возможно, сам процесс покраски довольно лёгкий, но когда у тебя под ногами бегает эта грёбаная огромная собака, то это чуть-чуть усложняет ситуацию. Мы мыли Сволочь три раза. ТРИ РАЗА. У этого идиота какой-то фетиш на свежую краску. Он переворачивает банку и лежит в белой жидкости. Нет, серьёзно, если бы мы его не оттащили, то он бы провалялся там часами. Больная собака. Её бы к психологу сводить. И, чёрт возьми, мыть хаски тяжелее, чем все двенадцать подвигов Геракла вместе взятых. Мы с Гарри каждый раз намокали куда больше него, и ему это казалось очень забавным. Вчера я вообще упал в ванну. Буквально. Сволочь выпрыгнул из неё, обошёл меня и толкнул внутрь. Понимаете? Я уже набрал в лёгкие воздуха, чтобы начать орать, как Гарри вдруг засмеялся. По-настоящему. Это был такой искренний смех, такой сильный, что дыхание перехватывает. Его смех прекрасен. Он намок с головы до ног, Сволочь, как придурок, бегал вокруг него, а он смеялся. И это было так сильно, что вместо того, чтобы начать орать, я потянул его на себя. Схватил его за воротник футболки, чтобы он тоже упал в воду, и поцеловал. Целовал до потери памяти. Целовал ровно до того момента, пока Сволочь не решил к нам присоединиться и наконец-то помыться. Засранец.

- Да блин!

Этот проклятый гвоздь никак не хочет забиваться. Я слишком маленький и не достаю до нужной высоты. Скоро с ума сойду. В список моих проклятых врагов можно с уверенностью добавить гвозди и маленький рост - они составят отличную компанию Сволочи. Я не мог быть хоть чуточку выше? Ну нет, конечно же, нет, я должен быть Лилипутом.

- Луи?

Подпрыгиваю и едва не ударяю молотком по пальцу. На Гарри нужно колокольчик повесить. Он стоит в дверях, ведущих в остальную часть дома. Чёрт, он не должен был так рано вернуться из ветеринарной клиники. Когда его нет, и я безумно скучаю, то он приходит домой как можно позже, а когда я не хочу, чтобы он возвращался - он тут как тут. Понятно, в кого его собака такая сволочь. Продолжаю забивать гвоздь.

- Что ты делаешь?

- Пытаюсь справиться с неожиданным приступом ревности.

Потому что да, именно это и происходит. У меня приступ ревности, и я нашёл самый глупый способ, чтобы справиться с ним. Пока его не было дома, я измерил рамку с фотографиями Саманты, чтобы найти в точности такую же и ПОПЫТАТЬСЯ повесить её рядом. Понятия не имею, что стукнуло мне в голову, но, наверное, часть меня всё же хочет занимать больше места, чем Саманта. Но я не знаю, как сказать ему об этом, поэтому просто продолжаю стучать молотком. Когда мы закончили красить стены, он спросил, не буду ли я против, если он повесит рамку с её фотографиями обратно. Я сказал, что не против, потому что это правда. Я бы сам попросил его это сделать, если бы он не захотел. Я не Саманта-заменитель, я не хочу, чтобы он забывал её. Он любил её с десяти лет, она спрыгнула с моста, думаю, она заслужила, чтобы о ней помнили. Я просто хочу, чтобы в его сердце нашлось место ещё и для меня. У него есть рамка с фотографиями Саманты, поэтому я хочу, чтобы у нас тоже была такая. Наша. Но я боюсь, что он плохо это воспримет. Вдруг он решит, что... Да я даже не подумал о том, что он об этом скажет. Лишь бы он не разозлился. Ну и, конечно же, мои руки начинают дрожать, а этот гвоздь вообще решил стать кривым.

- Можешь перестать смотреть и просто помочь мне?

- Помочь тебе ревновать?

Ха-ха, да он прям шутник.

- Помочь мне повесить рамку.

Это ведь несложно. Гвоздик, молоточек, дырочка. Но нет, для меня это невыполнимая миссия.

- Давай.

И он встаёт сзади меня. Прислоняется торсом к моей спине и просто протягивает руки, чтобы выхватить у меня молоток. А я, между прочим, стою на носочках. Да-да, я понял, что ты куда выше меня, молодец, возьми конфетку. Я стою, положив руки вдоль тела и не двигаясь. От него вкусно пахнет. Он рядом. И его реакция мне безусловно нравится.

Когда он заканчивает забивать гвоздь. Одну. Минуту. Спустя. То начинает рыться в ящиках своего нового комода. Хмурю брови, когда вижу его со старым Поляроидом. Я даже не знал, что такие ещё существуют. Он снова встаёт сзади меня и кладет голову мне на плечо, протягивая фотоаппарат вперёд.

- Что ты делаешь?

- Заполняю рамку.

И он нас фотографирует. Просто так. Через мгновение появляется фотография, и он приклеивает её на стену.

Фотография: Он стоит возле меня, и я буквально замираю. Смотрю на эту одинокую фотографию. Я там похож на неадекватного влюбленного, но мне плевать, потому что я и есть неадекватный влюбленный. Когда я пытался повесить эту рамку, и он вошёл в комнату, я честно думал, что он начнёт меня ругать и... Не знаю. Я ожидал всего, но только не этого. Наша первая совместная фотография в его новой комнате, одна, посреди огромной рамки, прямо возле Саманты. И он на ней прекрасен. Он улыбается.

- Не нужно, Луи.

А? Я прослушал всё, что он мне сказал. Он берёт меня за руку, и я поворачиваюсь к нему.

- Что не нужно?

- Не нужно ревновать меня к Саманте.

- Я не ревную.

- Не ври.

Он прав. Я ревную. Тяжело вздыхаю, понимая, что невозможно сказать то, что творится у меня в голове.

- Я не ревную, просто...

- Просто тебе кажется, что я никогда не буду любить тебя так, как любил её.

Ну конечно же. Каждый чёртов раз, когда я не знаю, как сформулировать мои мысли, он делает это за меня. Причём в самой жёсткой форме.

- Да.

Он отпускает мои руки и обнимает за талию, притягивая к себе.

- Ты не Саманта, и я никогда не буду любить вас одинаково.

Слышать эти слова слишком больно, и я больше не могу смотреть ему в глаза. Опускаю взгляд, но он приподнимает мой подбородок. Закрываю глаза, ещё раз тяжело вздыхая.

- Знаю, но...

- Я люблю тебя, Луи. Люблю так, как никогда не любил Саманту, и я любил её так, как никогда не буду любить тебя. Эти чувства совершенно разные, но... Я люблю её, Луи, и какая-то часть меня всегда будет. Это не может просто исчезнуть, понимаешь? Но я люблю её как воспоминание. Тебя же я люблю сильнее с каждым днём. Поэтому не смей думать, что Саманта важнее тебя. Ни секунды не смей так думать, потому что она - моё прошлое. А ты тот, ради кого я собираюсь строить будущее.

Я всегда гадал, когда моё сердце разорвётся окончательно. Так вот, этот момент настал. Да, я знал, что он когда-то мне это скажет. Я всей душой надеялся на это. Но даже в самых смелых мечтах не мог представить, что он сделает это... так. Так искренне, так невозвратно. А самое главное - он навсегда уничтожил мой страх. Страх того, что я всегда буду на втором месте. И дело не в том, что я столкну кого-то с пьедестала. Просто первых мест оказалось несколько. И я стою здесь, в его руках, со слезами на глазах, и совершенно не знаю, что сказать. Кажется, моё молчание начинает его пугать. Это видно по глазам.

- Скажи... Пожалуйста, скажи хоть что-то. Что-нибудь, - но я не могу выдавить ни слова. Во мне сейчас столько эмоций, столько чувств, что я не могу и пошевелиться. Даже дышать не могу. А он с каждой секундой волнуется ещё больше. - Луи?

- Займись со мной любовью.

Я ещё никогда не был настолько уверен в себе. Ещё никогда в жизни не хотел чего-то так сильно, как сейчас. Он выглядит совершенно растерянно.

- Ч-что?

- Займись со мной любовью, Гарри. Сейчас же.

Раньше я даже не думал о нашем первом разе. Я не думал о том, кто будет его инициатором и кто будет доминировать. Всегда считал, что в первый раз это буду я. Но я стою сейчас здесь, прося его сделать это, потому что ни одни слова в мире не смогут передать мои чувства. Потому что мне нужно, чтобы он показал, что любит меня и что нуждается во мне. Потому что всё, что он мне сказал, перевернуло все мои мысли. Потому что моё сердце уже давно любит его, и тело тоже хочет это сделать. Он неуверенно смотрит на меня, его глаза блестят. И сейчас, впервые за всё это время, слов нет у него. Он кладёт ладонь мне на щеку и целует. Целует так мягко и нежно, что я практически слышу, как он кричит «Да».

Фотография:
Песня: Tenth Avenue North – Beloved

Думаю, у нас был самый катастрофический раз, который только можно представить. Движения были неуверенными, мы не знали, что делать и как. Мне было больно, и он злился на себя. В моих мечтах это было не так больно. В них всё вообще не сильно отличалось от того, к чему я привык. Но это совершенно не похоже на то, что было у меня раньше. Для нас обоих это в первый раз. С парнем, я имею в виду. У нас не было опыта. Мы не знали, что нас ждёт.

В нашей жизни определённо ничего не происходит как в фильмах. Потому что всё, что мы переживаем, - реально. Потому что при первом разе с парнем это безумно больно. Это так, и не нужно это приукрашивать. Но я не сожалел ни секунды. И если бы можно было вернуться назад и сделать всё заново, я бы не изменил ничего. Ни одно прикосновение, ни один взгляд. Ведь несмотря на то, что это была полная катастрофа, я ещё никогда не чувствовал себя настолько любимым за всю свою жизнь. Ведь несмотря на то, что в физическом плане мы всё провалили, в эмоциональном мы побили все рекорды.

Потому что мы занимались любовью. Мы не трахались. Мы не переспали.

Наши тела любили друг друга так, как сердца любят уже давно.

И это было сильно, больно, идеально.

Этим вечером я понял одну очень важную вещь. Я думал, что мы с Гарри сделали всё наоборот. Что наша история написана в полном беспорядке, но это не так. У любви нет правил, нет сценария. Её невозможно написать заранее.

Сегодня он сказал, что любит меня. Но самое важное в его словах было совсем не «Я люблю тебя». Потому что на них мне плевать, я знал это. Он уже давно сказал мне это с помощью своих прикосновений, поцелуев, взглядов.

Самое важное то, что он сказал, что он любит меня сильнее с каждым днём. И ключевые слова тут «с каждым днём», потому что это значит, что они будут. Дни. У нас впереди много дней, много времени, чтобы научиться любить друг друга. А всё это время и есть жизнь.

Он хочет жить. Он хочет любить. А я хочу, чтобы он жил и любил.

Я держу его в своих руках, пока он крепко спит, положив голову мне на плечо, пока его голое тело всё ещё блестит в ночном свете. Медленно убираю спавшую ему на лоб прядь волос, целуя в лоб и чувствуя, как бьётся моё сердце.

Ведь, в конце концов, что такое любовь?

Это непреодолимый страх его потерять.

Это узнавать, проигрывать, падать, но вместе вставать на ноги. Ведь протянуть руку в пустоту - значит надеяться, что к ней кто-то прикоснётся.

Учиться доверять друг другу, учиться понимать, прощать.

Учиться любить друг друга каждый день.

Учиться вместе.

Любить - это знать, что твоё сердце бьётся не для тебя одного.

Так что сейчас, смотря на него, я чувствую своё сердце. Оно бьётся сильно, и я спрашиваю себя, как я вообще мог столько времени жить, зная, что оно бьётся в пустоту.

Вот что такое любовь. И это нельзя понять, посмотрев какой-то пушистый фильм.

Фотография: Потому что самое прекрасное, что можно сделать с любовной историей, - это пережить её.

Потому что самое прекрасное, что можно сделать с любовью, - это почувствовать её.

И послать к чёрту все сценарии.

***

«Он - моя сила». (с) Гарри

Я не уйду

Песня: Counting Crows – Colorblind

- Займись со мной любовью, Гарри.

- Ты уверен?

- Больше, чем когда-либо.

Прокручиваю у себя в голове события прошлой ночи, и они выглядят такими нереальными. Ветер дует мне в лицо, и я всё ещё чувствую его руки на своём теле. Всё ещё чувствую дрожь от его прикосновений.

Солнце едва пробивается сквозь толстые шторы на стеклянных дверях. Оно греет его кожу и отражается в глазах, которые ещё никогда не были такими светлыми. Он лежит на мне, опираясь на локти, чтобы не раздавить, и его взгляд сейчас куда горячее любого солнца. Мои руки на его торсе, они вырисовывают контуры двух ласточек, так невесомо, как будто он может в любой момент испариться. Я так боюсь его повредить, испортить, словно он хрупкая фарфоровая кукла. Его губы находят мои и спускаются вниз по шее. Выгибаюсь в спине, когда он целует мой живот. И как только я понимаю, что он собирается сделать, моё сердце начинает биться так сильно, что дышать становится невозможно. Пытаюсь оттолкнуть его, еле слышно шепча.

- Нет…

Он поднимает голову и, когда наши взгляды сталкиваются, я понимаю, что никогда не забуду этот момент. Время как будто остановилось, а Земля уже давно взяла в привычку останавливать своё вращение ради нас.

Фотография:
- Пожалуйста.

И когда он шепчет эти слова, у меня не остаётся никаких сил. Убираю руки с его плеч и хватаюсь за простыни. Когда его губы обхватывают меня, всё тело как будто обжигает огнём. Он действует неуверенно. Ему далеко до умения Элеанор и других девушек, с которыми я спал раньше. Но он всё равно превосходит их всех. Своей неловкостью, своей любовью, своей нежностью он затмевает их всех так, будто они никогда и не существовали.

Тело подрагивает, пальцы сжимают простыни, Земля всё ещё стоит на месте. Выгибаюсь в спине. Его волосы щекочут мне живот при каждом движении.

- Ты...ще...щекотно...

И я чувствую, как он улыбается мне в кожу.

Вспоминая это, по телу проходят мурашки. Открываю глаза, смотрю на экран телефона. Восемь часов утра. Ещё час назад мы спали в его комнате, и ему позвонили из ветеринарной клиники, так что ему пришлось срочно уйти, а мне… А мне почему-то захотелось прийти сюда. Не знаю почему. Поправляю воротник пальто и ступаю вперёд. Кладу руки на перила, глубоко вдыхаю. Закрываю глаза, потому что знаю, что как только посмотрю на автотрассу, то увижу его, стоящего на краю и прыгающего в пропасть. Сильнее сжимаю кулаки, но перед глазами только воспоминания о прошлой ночи: ни крови, ни его раскинутых рук, ни страха, что он может вернуться сюда. Только мы, только любовь.

- Я…

Он прикусывает губу и краснеет, протягивая руки к прикроватной тумбочке. Сидя между моих ног, он крутит в руках синий тюбик. Кажется, я тоже краснею. Это глупо, так вести себя с человеком, которого любишь, но... Мне нравится эта неловкость. Она доказывает, что для нас это впервые.

[…]

Вот он. Этот момент. Он лежит на мне, я обхватываю ногами его бёдра. Его губы щекочут мои, и нам чертовски страшно.

- Я боюсь…

- Я тоже.

И, не отводя от меня глаз, он медленно входит. Это так больно, что я до синяков сжимаю его плечи и чувствую, как в глазах стоят слёзы.

- Я… - он резко останавливается, дрожа. – Боже, прости, мне так жаль.

Он гладит мою щеку, начиная отдаляться, но я качаю головой.

- Нет, стой, всё хорошо.

Я не хочу. Не нужно останавливаться. Чёрт возьми, я готов вытерпеть немного боли. Ещё сильнее хватаюсь за его плечи и зарываюсь в шею, шепча на ухо.

- Только медленно…

Он целует мою ключицу, и я задерживаю дыхание. Ему, похоже, тоже больно, потому что я ещё никогда так сильно не сжимал кулаки. Но он ничего не говорит. Я ведь не специально… Но есть чувство сильнее боли. Это он. Мы. Мы – одно целое. Он во мне. Во мне. Вздыхаю, пытаясь расслабиться, и падаю на подушки. Опираясь на локти, он не решается пошевелиться. Большими пальцами вытирает выступившие у меня слёзы.

- Луи, ты в порядке?

Снова качаю головой, потому что он опять собирается всё прекратить. Да ради всего святого, я не хрустальный! Вижу по его глазам, что он винит себя, что ему страшно, но я не хочу, чтобы он отдалялся. Всё ещё не хочу.

[…]

Он медленно берёт меня за руку, я даже не заметил, что положил её на его разорванное бедро.

- Прости.

Он целует мою ладонь и переплетает наши пальцы.

- Сжимай мою руку. Крепко.

Я всегда думал, что в сексуальных отношениях между двумя парнями есть доминант. Тот, кто сверху, и тот, кто снизу. Но я ошибался. Может, мы исключение, но я ни секунды не почувствовал, чтобы он надо мной доминировал. Я не чувствовал себя слабее. Наоборот. Это я вёл его, потому что он так боялся сделать мне больно, что и движения не делал без моего разрешения.

Наши губы невесомо соприкасаются, дыхание смешивается, глаза не покидают друг друга. Пальцы переплетаются, мы сжимаем друг друга как можно крепче. Он всё ещё лежит на мне, практически не двигаясь. Движения его бёдер медленные. Жесты нежные, поцелуи приятные. Всё это понемногу затмевает боль. Но сильнее всего её затмевает то, что я впервые за всю жизнь чувствую, как по-настоящему принадлежу кому-то.

[…]

Его зелёные глаза непрерывно смотрят на меня, мои руки зарылись в его волосы, и он дрожит. Правда, дрожит, будто от холода. Его сердце сейчас взорвётся, я чувствую, как оно бьётся. В его взгляде всё ещё есть доля страха, движения становятся чуточку быстрее. Кладу руку на его щеку и вытираю капельки пота, стекающие по его виску. Он наклоняется и целует меня в губы, ему трудно дышать. И я знаю, что он сейчас сдерживается только потому, что мне всё ещё больно и не так приятно, как ему. И сам факт того, что он любит меня до такой степени, заставляет меня ещё крепче обнять его, гладя спину. Он целует мою шею, она, должно быть, солёная. Прикасаюсь к мочке его уха.

- Давай.

Я всё ещё слышу его немой стон. Чувствую, как дрожит его кожа. Его сбитое дыхание на моей шее. Помню слова, которые он произнёс, прежде чем уснуть. Его голова лежала на моей груди, и я гладил его волосы.

- Я хочу, чтобы в следующий раз это сделал ты.

Он поднимает на меня взгляд, невесомо целуя в губы. Сердце пропускает несколько ударов.

- Сейчас?

- Нет, конечно. Я спать хочу.

Минуту спустя он уже тихо посапывал у меня на руках. Он уснул быстро, без борьбы, не боясь следующего дня. Он просто закрыл глаза и… уснул. Как будто больше не боялся проснуться.

***

Фотография:

Я соврал. Когда сказал, что не знал, зачем вернулся сюда, я соврал. Я прекрасно знаю почему я здесь, иначе я бы не принёс с собой маркер. В моей голове этот мост символизирует его смерть. Воспоминания о том вечер

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.