Потому что он - другой 2 страница

Нет, больше всего меня беспокоит прошлая ночь. То, что произошло. Мои желания. Чёрт возьми, два раза. ДВА РАЗА. Я чувствую себя очень, очень странно. А самое страшное - это то, что мне понравилось. Мне понравилось представлять его и...

- Привет, чувак. – я подпрыгиваю на месте. Лиам меня напугал. Я потерялся в своих мыслях и не увидел, как он подошёл. – Воу, спокойно, это просто я.

Он бросает сумку на пол и садится напротив меня, откусывая яблоко, к которому я не прикоснулся. Я, похоже, вообще ничего не съел.

- Главное не стесняйся.

- И не думал.

Он подмигивает мне, хитро улыбаясь. Хмурю брови.

- Ты, похоже, в хорошем настроении. Это странно.

- У меня есть повод. Мой лучший друг, НАКОНЕЦ-ТО решил присоединиться к цивилизации.

Он прав. Между всем тем, что случилось, у меня совершенно не было времени на встречи с Лиамом. Пожимаю плечами. Он показывает на мою шину, приподнимая брови.

- Что это?

- Шина.

- Ах-ах, что, серьезно? Что случилось?

- Я вывернул палец.

- Как?

Снова пожимаю плечами. У меня нет особого желания говорить ему, что я настолько тупой, что забыл нормально сжать кулак, прежде, чем ударить парня, у которого вместо торса – плитки бетона. Я уже достаточно опозорился. И если я расскажу ему это, он спросит меня, кто этот парень. А если я расскажу ему, что этот парень – Гарри, он спросит меня, почему я его ударил. А я не хочу говорить ему о том, что Гарри хотел покончить с собой.

- Луи? – только представив его на этом мосте, я чувствую, как во мне что-то обрывается. – Хей, ты слышишь меня? – это слишком тяжело, я не могу вспоминать этот вечер, не чувствуя боли. – Ау, Луи? Всё в порядке?

Лиам снова вытаскивает меня из моих мыслей. Поднимаю на него голову и понимаю, что нет. Ничего не в порядке. Я размыто вижу из-за подходящих слёз.

- Нет.

И не сказав больше ничего, я быстро выхожу из кафетерия. Вдыхаю свежий воздух. Сажусь на лавочку, хватаясь руками за голову. Лиам присоединяется ко мне через минуту, садится рядом.

- Так, что происходит?

Я не отвечаю. Не потому, что не хочу с ним говорить. Я просто не знаю, что сказать. Не могу рассказать ему всей правды, даже не смотря на то, что он - мой лучший друг, и я доверяю ему. Это касается личной жизни Гарри. Это не его дело.

- Луи, я не шучу. Скажи мне, что происходит. Ты исчезаешь на две недели. Возвращаешься с шиной на пальце, отказываешься сказать мне, откуда она, и практически плачешь. Чёрт возьми, что произошло? Предупреждаю, тебе лучше начать говорить, потому что я не отстану.

Спасибо, я знаком с ним уже 22 года, поэтому, как никто другой знаю, что он не отстанет. И думаю, мне тоже нужно выговориться. Проблема в том, что я не знаю с чего начать, и есть некоторые моменты, которые я бы хотел упустить. Откидываюсь на спинку, вздыхая.

- Не знаю, с чего начать.

- С начала.

Вдруг понимаю, что должен с ним поговорить. Я слишком много держал в себе, и если я кому-то не расскажу это, то взорвусь. Я чуть не разревелся посреди кафетерия. Это не похоже на меня, слёзы и все такое – это не моё. Лиам - мой лучший друг, и я доверяю ему. Даже не рассказывая всего, я могу хотя бы чем-то поделиться. Мне это поможет. Надеюсь. Ещё раз вдыхаю, набираясь смелости.

- Это Гарри.

- Гарри?

- Стайлс.

- Я так и думал.

- Почему?

- Из-за прошлого раза, когда мы говорили о бале. Это он сломал тебе палец? Нет, потому что если этот больной сделал это, то я убью его прежде, чем он...

- Не называй его больным, и нет, это не он. То есть, не совсем он.

- Как это, «не совсем»?

- Я ударил его, и не рассчитал силы.

- Не рассчитал силы?

- Да! Ладно! Я ударил его, а этот парень твёрже бетона! Блять, Лиам, не смейся так!

- Прости, но... Хорошо, прости. Почему ты ударил его?

- Я не могу этого сказать.

- Тогда разговора у нас не получится.

И я опять вздыхаю. Знаю, он прав, но я не могу. Не могу рассказать ему не только потому, что это - личная жизнь Гарри. Я просто ещё не готов. Не хочу говорить о том, что произошло на мосту. Ни с кем, даже с Лиамом, потому что если я буду говорить об этом, если я скажу это вслух – всё станет слишком реальным. Слишком много вещей станут реальными, и это только усилит мой страх. А я не выношу страх. Не хочу всё время жить с этим страхом. Он здесь, в моей голове, но я стараюсь засунуть его в самый дальний угол и никогда не вспоминать, поэтому и не хочу говорить об этом. У меня нет сил.

- Забудь. Я больше не хочу разговаривать.

- Ты дорожишь им, да?

- Да.

- Но?

- Но всё слишком сложно.

- Потому что он – парень?

- Нет. То есть, да. Нет.

Нет. Мне плевать, что он парень, и даже если то, что случилось ночью, всё ещё беспокоит меня - это не самое главное. Самое главное, что я дорожу им. И вот мы снова вернулись к этому страху, от которого я стараюсь избавиться. Безуспешно. Я стараюсь не думать об этом, но всё равно боюсь, что он снова выкинет какую-нибудь глупость. Но я не могу сказать это Лиаму, потому что я не хочу, чтобы он думал, что Гарри... самоубий... Блять, я не могу признать этого даже в своей голове! Но ведь это правда. Нет. Это слово слишком тяжёлое. Это слишком личное, и я хочу сохранить это в секрете. У всех в кампусе неверное представление о нём, и я единственный, знаю его настоящего. Не знаю почему, но благодаря этому я чувствую себя особенным. Как будто нахожусь отдельно от группы придурков, которые видят в нём только больного психопата. Я так же не могу рассказать Лиаму про Анонима, хоть это уже и не секрет, поскольку Профессор в курсе.

Мы продолжили говорить, и, слава Богу, мне попался понятливый лучший друг, который не давил на меня. В конце концов, я практически ничего ему не рассказал. Он знает только то, что я дорожу им, и что я волнуюсь за него. Только вот, я не сказал ему, что думал о Гарри во время секса с Элеанор. Я лучше умру. Это слишком странно. Пусть мы с Лиамом раньше всё время говорили друг другу о своих похождениях... но нет. Это уж СЛИШКОМ странно. Я не могу.

- Хочешь узнать, что для меня страннее всего?

- Раз мы уже задели эту тему.

- Для меня странно даже не то, что Стайлс – парень, а то, что ты впервые по-настоящему привязался к кому-то.

И после этой фразы, после этих слов, все мои вопросы, все мои сомнения и все теории разрушились в ту же секунду. Будь я натуралом, бисексуалом, геем. Будь мы парой, или нет. Это не имеет значения, потому что я только сейчас понимаю, что я просто +Гарри. И думаю, мне нравится быть просто +Гарри. Я не хочу быть одним из тех парней, которые прикидываются брутальными, но скрывают своё настоящее лицо, чтобы не показать, что кем-то дорожат. Которые говорят что-то вроде «Да мне похуй на эту тёлку», а сами всю ночь отправляют ей сообщения. Гарри дорог мне, и я не стыжусь этого. Я впервые в жизни привязываюсь к кому-то, и даже не смотря на то, что это меня пугает – мне нравится. Это приятно. Приятно быть только +Гарри. И думаю, я хочу, чтобы он тоже был только +Луи.

***

- Я знаю. Мне жаль. Шину снимут через несколько дней, и я снова смогу играть.

- Тебе жаль?! Капитан моей команды исчезает на две недели и...

И я его больше не слушаю. Я предугадал, что что-то такое случится, и не ошибся. Тренер орёт на меня уже двадцать минут, мы стоим на краю поля, пока другие парни тренируются. Я не протестую. Я это заслужил, даже не смотря на то, что у меня были веские причины (о которых я не собираюсь ему говорить), я всё равно бросил команду. Тренер очень жесток с нами, не принимает никаких оправданий, но это благодаря ему мы все в такой хорошей форме, поэтому я принимаю все претензии молча. Он терпеть не может прогулы. Даже если у тебя две ноги в гипсе – это всё равно не достаточно для того, чтобы пропустить тренировку. Нужно прийти, хотя бы просто для того, чтобы посмотреть. Так что, когда я сказал, что пропустил две недели из-за шины на пальце (которая и была-то не с самого начала), он меня, практически, с землёй сровнял. Я пропустил 6 тренировок и матч, который был на этих выходных, ничего не объяснив. Ясное дело, что для капитана команды – это не самое лучшее поведение. Поэтому, да, я стою здесь и даю ему возможность выкричаться, потому что заслуживаю этого. Спрашиваю себя, устанет ли он когда-то. Как видно, нет. Чтобы не закатить глаза, поворачиваю голову, и моё сердце пропускает удар. Он здесь. Я не видел его уже семь дней, а он здесь. Сидит на трибунах, в тридцати метрах от нас. Смотрит на меня и незаметно машет рукой. Он пришёл ради меня.

- Эй, Томлинсон, ты меня слушаешь?

Нет, ни капли. Голос тренера приводит меня в себя, и я поворачиваюсь к нему.

- Простите.

- Могу ли я узнать, почему ты улыбаешься, как идиот?! - а я что, улыбаюсь? Всё ещё хуже, чем я думал. Смотрю на него краем глаза и даже отсюда вижу, что он тоже улыбается. Прикусываю губу, чтобы снова не расплыться в улыбке. – Тебя веселит то, что я рассказываю?

Стараюсь взять себя в руки и снова слушаю, как он орёт. Снова и снова. Но, думаю, мои мысли совсем о другом. Они о нём. О трибунах, где он сидит. Прилагаю нечеловеческие усилия, чтобы не смотреть на него каждые 2 секунды, иначе тренер закатит истерику. Хотя, он уже её закатил. Когда я всё-таки решаюсь взглянуть туда, он направляется к выходу. Снова машет рукой, прежде, чем исчезнуть. На меня кричат ещё 20 минут, пока тренировка НАКОНЕЦ-ТО не заканчивается. Поскольку сегодня пятница, мы с парнями решили пойти выпить. Мне приятно снова начать общаться с ними, спустя две недели. Они не задавали много вопросов, а даже, если бы и задавали – я бы всё равно не ответил. Им не нужно этого знать. Вечер прошёл хорошо. Я нуждался в таком.

***

Фотография:

«8»

«Ты не хочешь смотреть со мной фильм?»

Нет, я хочу смотреть с ним фильм. Но не через экран. Я хочу посмотреть фильм именно с ним, а не с компьютером. Нет, вообще-то, мне плевать на фильм, я просто хочу увидеть его. После того, как я заметил его вчера на тренировке, мне ещё больше хочется увидеть его. Я думал, что он придет на занятия, но его не было. Я хочу увидеть его. Знаю, до этого момента мы никогда не смешивали наши интернет-разговоры с реальностью, у меня даже его номера-то нет. Но я очень хочуувидеть его, поэтому, у меня нет выбора. Потому что я очень этого хочу.

«Хочу, но не через экран. Я хочу посмотреть фильм рядом с тобой.»

«Хорошо.»

Хорошо? Это всё? Всё настолько просто? Мне нужно просто сказать, что я хочу его увидеть, чтобы на самом деле увидеть его? Иногда я должен воевать, чтобы вытащить из него два слова, когда он не хочет разговаривать. Как вчера, к примеру. А 24 часа спустя, мне нужно просто сказать, что я хочу увидеть его, чтобы увидеть его. Это окончательно – я никогда его не пойму.

Уже десять минут жду на парковке Университета. Я предложил ему встретиться у меня в комнате, но он захотел, чтобы мы пошли к нему домой. А поскольку, у меня всё ещё шина на пальце – я не могу водить, поэтому и жду, чтобы он за мной приехал. Мне не очень нравится эта идея. Пойти к нему домой. Я не хочу наткнуться на его отца, или мать... Но ведь скоро полночь, так что я надеюсь, что они уже спят, и мы не пересечёмся. И это может быть глупо, но я хочу увидеть его комнату. Комната – это личное. И пригласить меня туда – значит дать мне войти в его личную жизнь. В его мир. И я хочу войти в его мир. Поправляю воротник своего пальто, выдыхая белый дым. Здесь, должно быть, -45 градусов. Я заледенел. Жаль, что холод не может заморозить мой мозг, потому что я очень волнуюсь. Я так хочу его видеть. Какой же я идиот. Чувствую себя девочкой-подростком, которая идёт на своё первое свидание. Всё лучше и лучше. Я боюсь, что не буду знать, что сказать. Боюсь неловкого молчания. Не хватало только того, чтобы я начал хихикать над его шутками – и мне можно было бы смело дать звание самого девчачьего идиота планеты. Слава Богу, он не из тех типов, которые шутят, потому что если я начну хихикать перед ним, то, наверное, перееду жить на Аляску от стыда. НЕТ, НЕ НА АЛЯСКУ. Там холодно. Я поеду в Мексику. Мексика – это хорошо. В Мексике тепло. Чёрт возьми, как холодно! Я дрожу, и скоро превращусь в снежного человека, если он не приедет. Правда. Когда его чёрная 4х4 наконец-то подъезжает ко мне, несколько минут спустя, я настолько замёрз, что забываю всё волнение. Открываю дверцу и сажусь внутрь без капли смущения. Я потираю руки, или, скорее, не руки, а шину.

- Чёрт, как холодно.

- Почему ты не подождал меня внутри? Я бы пришёл за тобой.

Я не подумал об этом, потому что слишком хотел тебя увидеть, поэтому я 20 минут стоял на улице, как будто ты из-за этого приехал бы быстрее.

- Я только вышел.

Он улыбается и подкручивает печку.

- У тебя красный нос.

И он заводит машину. Мой нос всегда краснеет, когда мне холодно. Это не смешно. Он сконцентрирован на дороге, а я потихоньку согреваюсь. Хмурю брови из-за играющей песни (Adam Tyler - Turning Tables).

- Разве это не песня Адель?

- Да, её.

- Тебе не нравится оригинал?

Он пожимает плечами.

- Я предпочитаю эту версию.

Я тоже. И я вспоминаю его песню, ту, которую нашёл на флэшке. Мне бы хотелось, чтобы он спел для меня. Однажды.

Когда мы поднимаемся по большой, заставленной деревьями аллее, которая ведёт к нему домой, я начинаю нервничать. Знаю, глупо, но я реально боюсь его отца. Когда мы подъезжаем к дому, включается автоматический свет, но вместо того, чтобы заехать к центральному входу, он объезжает его и паркуется на заднем дворе. Ну мне так кажется, потому что здесь нет светильников. Он вытаскивает ключи, и мы выходим. Крыша дома закрывает луну, и я практически ничего не вижу, поскольку натянул плащ до самого носа. Он берёт меня за руку, показывая дорогу, и я молча следую за ним. Мы поднимаемся по каменной лестнице, которая ведёт к какому-то балкону. И, конечно же, такой идиот, как я, не может не споткнутся об ступеньку. Если бы он не держал меня за руку, я бы свалился оттуда.

- Осторожнее. Всё в порядке?

- Да, спасибо.

Он открывает большие стеклянные двери, давая мне зайти первым, и тут... Шок. Он отпускает мою руку, и я вхожу в комнату с расширенными от удивления глазами, опуская свой воротник. Не знаю, чего я ожидал, но точно не такого. Его комната огромная. Она должна быть такого же размера, как и гостиная моих родителей. Стены – белые, а паркет - светло бежевый. Целая стена заполнена поднимающимися до потолка полками, на которых идеально разложены книги и пластинки. Это захватывает дыхание. Три акустические гитары стоят рядом, в углу комнаты. Огромный стеклянный стол со стоящим на нём Мас последней модели. Ещё шире раскрываю глаза, при виде его кровати. Она огромная. Правда, огромная. Занимает, практически, пол стены, и на ней с лёгкостью могли бы поместиться человек шесть. Ещё пол комнаты занимает ковёр из штучной кремовой кожи. У меня галлюцинации? Такое чувство, что я попал на одну из страниц каталогов по дизайну интерьера. Он стоит сзади меня. Молча, даёт мне осмотреться. Нет никаких настенных декораций, кроме одной огромной чёрно-белой фотографии ночного Лондона, которая висит над его кроватью. Комнату освещает только один огромный, хотя здесь всё огромное, светильник, который прогрессивно меняет цвет, придавая комнате очень успокаивающую атмосферу. Никакого бардака, ничего нигде не валяется. Это меня, практически, пугает, потому что я самый неряшливый человек в мире. Я и сам, иногда, могу потеряться в своём бардаке, поэтому, я.просто.в.шоке. Такое ощущения, будто я ненужное пятно в этой прекрасной картине.

Я ошибся. Есть ещё одна фотография, которая висит на противоположной от меня стене. Обхожу кровать, чтобы рассмотреть её, и сердце сжимается. Чёрная рамка, которая должна быть не меньше полтора метра в высоту и двух метров в ширину. Это коллаж чёрно-белых фотографий его и Саманты. Или просто, Саманты. Узнаю некоторые из них, которые были на флэшке, а некоторые вижу впервые. Фотографии приклеены друг на друга в хаотичном порядке, и нет ни одного свободного места. Стараюсь рассмотреть их всех одновременно. Они были такими красивыми вместе, и моё сердце снова сжимается. Это единственная по настоящему личная вещь, в его комнате.

Чувствую, как он двигается сзади меня. Это и приводит меня в себя. Могу наконец-то отвести взгляд от фотографии, и поворачиваюсь к нему.

- Твоя комната просто... вау.

У меня, на самом деле, нет слов. Он пожимает плечами.

- Сними пальто, тебе будет жарко.

И не оставив мне времени сделать это самому, он подходит ко мне и медленно снимает его, чтобы не задеть шину на пальце.

- Спасибо.

Мы разуваемся, он берёт наши вещи и относит их в другую комнату. Я не обратил внимания, что кроме стеклянного эркера, здесь есть ещё три двери. Одна, скорее всего, ведёт к остальной части дома. А насчёт двух остальных – я не знаю. Наверное, к ванной комнате и гардеробной. Ещё раз смотрю вокруг. Его комната, на самом деле... Не знаю. Я не врал, у меня, правда, нет слов. Вау. Только вау. И даже не смотря на такой идеальный порядок, мне в ней уютно. Поглощённый мыслями, я ни на что не обращаю внимания, и подпрыгиваю, когда что-то трётся об мои ноги. Опускаю голову, чтобы наткнуться на огромную, похожу на волка, собаку.

- ААА!

Резко отодвигаюсь назад. Блять, что это за монстр?! Он меня съест. Или нет. Стоит передо мной, смотрит, махая хвостом. Не смотря на его размеры, он не выглядит злым, но я всё равно не решаюсь двигаться. Ну, а вдруг. Рассматриваю его, и мне требуется больше минуты, чтобы понять, что я его знаю. Сердце пропускает удар. Да что там удар, все десять ударов. Глаза раскрыты ещё шире, чем когда я вошёл сюда, а челюсть упала где-то в Китае, наверное. Чёрт, этого не может быть... Гарри вернулся. Он опирается об дверной проём, в который недавно вышел. Я в таком шоке, что с трудом разговариваю.

- Это...

- Да, это он.

Это... Это тот пёс, которого я сбил несколько месяцев назад. И он совершенно не похож на дворнягу. Но ведь он был мокрый в тот вечер, так что меня можно понять. Он вырос и стал просто великолепным. Похож на хаски, хотя я плохо в этом разбираюсь. Не могу поверить...

- Значит... Значит, это ты приютил его?

- Да.

Он издает какой-то звук, и собака подбегает к нему, менее чем за две секунды. Переворачивается и виляет хвостом, чтобы Гарри почесал ей голову. Они близки, и если судить по тому, как он улыбается, глядя на неё, эта собака очень ему дорога. Я просто в шоке, и слабо понимаю, что происходит. Правда. Не могу поверить, что это он его приютил.

- Как его зовут?

- Сволочь.

- Прошу прощения?

- Его зовут Сволочь.

Смотрю на него, с широко раскрытыми глазами. Ну всё. Менее, чем за полчаса, я побил рекорд удивления за целый год.

- Это шутка?

- Нет, а что?

А что? Даже не знаю. Возможно, потому что ты приютил собаку, которую сбил Я, и которую ты назвал Сволочь? Я снова совершенно ничего не понимаю. Это ведь, не самая банальная история! Только он, похоже, не замечает моего шока. Он ложится на кровать, хлопает по одеялу, и собака тут же присоединяется к нему. Я теперь лучше понимаю, почему его кровать огромная, если такая большая собака спит с ним, то нужно, как можно больше места.

- Иди сюда.

Он рукой зовёт меня подойти ближе, но я не совсем уверен... Сволочь - огромный, и даже не смотря на то, что он ещё щенок, он меня пугает. А я не хочу быть съеденным. Гарри лежит на боку, придерживает голову одной рукой, а другой, играет с собакой. Он, должно быть, заметил мою неуверенность.

- Не бойся, он тебя не укусит. Он не злой, даже наоборот, очень трусливый.

- Я слабо в это верю.

- Похлопай в ладоши.

- Что?

- Похлопай в ладоши, и сам увидишь.

Я хмурю брови, но делаю, что он мне сказал. Хлопаю в ладоши и вижу, как пёс, поджав уши, резко поднимает голову на меня, прежде, чем буквально наброситься на Гарри, тихо скуля. Гарри падает на спину, смеясь.

- Всё хорошо, Сволочь, успокойся. - снова ложится на бок, всё ещё гладя собаку. - Вот видишь? Он ничего тебе не сделает. Этот пёс боится всего в этом мире.

- То есть, у тебя есть похожая на монстра собака, которая на самом деле, просто трус?

- В общем-то, да. Давай, иди сюда. – медленно подхожу к кровати. – Луи, с тобой ничего не случится. – Кхм, кхм, я не каждый день вижу таких огромных собак. Я, вашу мать, не привык такое видеть. – Поверь мне.

Ну, конечно, если он смотрит на меня такими зелёными глазами, я долго не продержусь. Осторожно ложусь на кровать, в ту же позу, что и он. Между нами лежит собака, но ей, похоже, плевать на моё присутствие. Она слишком занята тем, что пытается поймать руку Гарри. Слава Богу, он меня не игнорирует. Наоборот. Смотрит мне прямо в глаза, я спрашиваю себя, что он думает.

- Почему ты его приютил?

- Потому что ты его сбил.

Знаю, что должен был уже привыкнуть к таким ответам, но они всё время выводят меня из равновесия. Знаю также, что должен довольствоваться этим, но не в этот раз. Могу ли я хотя бы раз в этой жизни что-то понять? Я хочу знать.

- Но почему? Он прекрасен, много людей могли бы приютить его.

Кажется, я был слишком резок, потому что он опускает глаза и не отвечает. Блять. Молча ругаю себя. Он снова берётся гладить собаку, и я понимаю насколько он – Аноним. Такое чувство, что он закрывается у меня перед глазами, как Аноним всегда делал. Я не хочу, чтобы он закрывался. Не сейчас, не так.

- Почему ты назвал его Сволочью?

- Потому что я думал, что ты ею являлся.

Он пожимает плечами, продолжая его гладить. Я должен обидеться, потому что «сволочь» - это оскорбление, но не вижу в этом смысла. Даже, если я всё ещё не привык к его ответам, я начинаю их понимать. Это, кстати, единственная вещь, которую я в нём понимаю. То, как он разговаривает. Если бы эти слова сказал другой человек, то сделал бы это для того, чтобы обидеть. Он же, говорит то, что думает. Он честен. Он не строит иллюзий, и называет вещи своими именами. Он считал меня сволочью, поэтому назвал так собаку. Вот и всё. Нет никакого подтекста. В его голосе нет никакой злобы. А страннее всего то, что я считаю это трогательным. Он приютил собаку, которую я сбил, потому что она напоминает ему обо мне. Он назвал её Сволочью, потому что думал, что я – сволочь. Он говорил в прошедшем времени, значит сейчас он так больше не думает. Я тронут тем, что никто раньше ещё не делал ничего подобного для меня. Никто раньше не заводил собак, чтобы думать обо мне. И сейчас, смотря ему в глаза, лёжа на кровати рядом с огромной собакой, которая занимает, практически, всё место, я понимаю, насколько он – Аноним. Насколько это один и тот же человек. Я чувствую тоже самое, разговаривая с ним. Чувствую себя другим, особенным. Важным для кого-то.

- Ты дорожишь им?

- Очень.

Он ответил спустя некоторое время, и даже если он не поднял на меня глаза, мы оба знаем, что речь шла не только о Сволочи.

Иллюстрация:

Он поднимает на меня голову, и когда наши взгляды сталкиваются – вечность снова возвращается. Она снова окутывает нас, и у меня такое чувство, что я горю изнутри. Его глаза... Он читает меня, как открытую книгу, а я не сопротивляюсь. Я хочу, чтобы он понял, что я тоже дорожу им. Не знаю, является ли этому виной освящающая его лицо лампа, или же меняющий свет светильник, но его глаза почти серые. Время остановилось, и я хочу, чтобы этот момент длился вечно, но похоже Сволочь решил по-другому. Он резко встает и уходит с кровати. Мы оба подпрыгиваем, зрительный контакт разрывается, пузырь лопается, и мы снова в реальном мире. Прокашливаюсь. Нам обоим немножко неловко.

- Хочешь посмотреть фильм?

Он поворачивается, чтобы взять что-то с прикроватной тумбочки. И, кстати, да, мне правда неловко, потому что мы лежим на кровати, и нас больше не разъединяет огромная собака. Его кровать слишком большая, я слишком далеко от него, но не решаюсь придвинуться.

- Луи? – он отвлекает меня от мыслей. – Хочешь посмотреть фильм?

И он, в отличии от меня, не задаёт много вопросов. Решив, что мы слишком далеко, он ложится возле меня, ставит руку мне на плечи, прижимая ближе к себе. Мне нужно меньше думать, когда я рядом с ним, потому что я усложняю простые вещи. Как оказалось, неловко было только мне одному. Он захотел, чтобы я был в его руках – и он обнимает меня. С ним всё просто, и мне это нравится.

*

- Я тебя предупреждаю, если у меня будет психическая травма, я буду винить тебя в этом всю твою жизнь.

Не знаю как, но ему удалось убедить меня, посмотреть «Техасскую резню бензопилой». А мне совершенно не нравится эта затея. Совершенно не нравится. Со-вер-шен-но.

- Я здесь, чтобы защитить тебя.

Мда... Он, конечно, сильный, но против бензопилы шансов у него немного. Его разрежет на маленькие кусочки. Он сидит, оперевшись об спинку кровати, и обхватив меня за талию. Ставлю голову ему на плечо. Он держит пульт, и когда жмёт на кнопку, огромный экран появляется на противоположной от нас стене. Снова широко раскрываю глаза.

- У тебя ретро-прожектор в комнате?!

- Да.

Он пожимает плечами, пока список фильмов дефилирует на экране. По всей видимости, эта штука подключена к компьютеру. Найдя нужный фильм, он выключает свет с помощью пульта.

- Нет, нет, нет, и ещё раз нет.

Смотреть ужастик – ладно, можно попробовать. Но смотреть ужастик в темноте – никогда. Я ведь не такой мазохист. Стараюсь встать, но он сильнее прижимает к себе.

- Подожди, сейчас увидишь.

Он нажимает на другую кнопку и через несколько секунд на потолке начинают светиться тысячи маленьких звёзд. Вау... У меня буквально дыхание перехватывает. Я никогда не видел ничего подобного.

- Это прекрасно.

- Так, я никогда не сижу в темноте.

И я вспоминаю, как Аноним сказал мне «Я боюсь темноты». Он нажимает на другую кнопку (окей, этот пульт контролирует всю его комнату), и сзади нас начинают светиться повешенные вокруг фотографии Лондона гирлянды. Я, правда, заворожён.

- Твоя комната просто...

У меня опять не хватает слов.

- Мне хорошо в моей комнате.

Я его понимаю. Потому что менее, чем за час, мне тоже в ней хорошо. А ведь я ненавижу ходить в гости. Но здесь мне, правда, уютно. Возможно, потому что я с ним. Скорее всего, да. Но мне, правда, очень хорошо. Перевожу взгляд от гирлянд к нему.

- Мне тоже хорошо в твоей комнате.

И в твоих руках.

*

- Блять!

Я подпрыгиваю и зарываюсь в его шею. Забудем про гордость. Я похож на трусливую мокрую курицу, но мне плевать. Фильм начался двадцать минут назад, а я уже не могу его смотреть. Когда девушке начинают резать мозг – мне становится плохо. Да ещё и Сволочь лежит у наших ног, и я вздрагиваю каждый раз, когда он двигается. Вывод: я ненавижу фильмы ужасов. Гарри крепче обнимает меня и жмёт на паузу.

- Хочешь, мы можем прекратить?

- Нет.

Только этого не хватало. Я и так опозорился. Если я согласился его смотреть (что было самой большой ошибкой в моей жизни) – то должен досмотреть до конца.

- Ты уверен?

- Да.

- Хорошо, тогда иди сюда.

Он немного привстаёт и накрывает меня одеялом. Я ложусь между его ног, прижимаясь спиной к торсу, а он обхватывает меня руками. Мы оба поджимаем ноги, он обводит мои своими, и я чувствую себя в безопасности. Сейчас, со мной ничего не может случиться. Он снова включает фильм, крепче обнимая меня, каждый раз, когда я вздрагиваю. Поскольку у меня на руке шина - я не могу закрывать себе глаза, поэтому он делает это вместо меня. Он знает этот фильм, и перед каждой страшной сценой, прикрывает мои глаза ладонями, шепча на ухо, что происходит на экране. И мне не приходится смотреть пугающие меня моменты. А когда его руки не на моих глазах, он переплетает наши пальцы под одеялом и гладит мою ладонь. Поправка: я обожаю фильмы ужасов. Хочу смотреть их с ним каждый день. И мне нравится, что он не смеётся надо мной. Сволочь лежит на наших ногах, и смотрит на меня, наклонив голову. Что? Я такой же трус, как и ты, и мне тоже нужны его объятья. Одолжи мне его. Я тоже люблю быть в его руках.

*

Когда фильм НАКОНЕЦ-ТО закончился, я облегчённо вздыхаю. Не так из-за конца, как из-за того, что он меня не отпускает. Ну и ещё из-за того, что я выжил. Мы разогнули ноги, и после того, как Сволочь час лежал на них, он решил перебраться к коленям. Он совершенно не стесняется. Он спит. Пальцы Гарри играют с моими.

- Прости, он занимает много места.

Откидываю голову назад, ставя её ему на плечо. Смотрю на него.

- Он мне нравится.

- Ты его больше не боишься?

- Нет, но он скоро меня раздавит.

Он улыбается и толкает собаку ногой, чтобы она подвинулась, но... Вместо того, чтобы проснуться и уйти, Сволочь решил скрутиться в клубочек и ещё больше нас давить. Не могу сдержать смех.

- Оставь его в покое, или он вылезет нам на голову.

- Он тебе не мешает?

- Нет.

Ну ладно, он очень тяжелый, и я почти не чувствую ног, но не думаю что он мне мешает. Не мешает, потому что я понял, что Гарри дорожит этой собакой, и если она важна для него – то важна и для меня. Он поворачивается ко мне, и я снова теряюсь в его зелёных глазах. Гирлянды освещают его лицо, и я понимаю, насколько он прекрасен.

Поиск по сайту: