Выбор и изменение ситуаций

«Корректно» составленные сценарии исследований, посвященных изучению личности, призваны устранять причины поведенческой согласованности, имеющие ситуационный характер, а также отражающие естественное взаимодействие между диспозиционными и ситуационными влияниями. При реальных обстоятельствах людям не только «случается» сталкиваться с ситуациями, оказывающими стимулирующее и ограничивающее (257:) воздействие на их поведение. Они также активно выбирают многие из ситуаций, в которые попадают. Кроме того, они способны также изменять ситуации, в которых им случается оказаться. (Для более подробного знакомства с дискуссиями по проблеме взаимодействия человека и ситуации см.: Endler, 1983; Kenrick & Funder, 1988; Pervin, 1977; Snyder, 1981; Swann, 1984.) В частности, люди играют активную роль в расширении возможностей для развития, а затем и для проявления именно тех своих характеристик, которые делают их отличающимися от других. И вновь наиболее явные примеры подобного взаимодействия человека и ситуации, а также его влияния на согласованность и предсказуемость поведения вряд ли вызовут серьезные возражения. Врачи, религиозные деятели, предприниматели и рок-звезды — все начинали когда-то с выбора, отражавшего их личные предпочтения и возможности. Вследствие этого выбора они оказывались вовлеченными в социальный контекст, позволявший, если не вынуждавший их, дальше развивать и проявлять упомянутые предпочтения и возможности.

Данный «эффект взаимодействия», включающий в себя личностные диспозиции и ситуации, может быть наиболее ясно виден на примере людей, именуемых «интеллектуалами». Благодаря выбору предметов для изучения и области занятий, благодаря людям, с которыми они поддерживают дружеские отношения, благодаря определенной литературе, которую они покупают (а возможно, даже благодаря решению оборвать провод телеантенны, поскольку искушение, связанное с подобным ситуационным влиянием, преодолеть трудно), интеллектуалы создают свою собственную среду. Причем создаваемая ими среда сравнительно благоприятна для проявления и роста интеллектуальности и относительно свободна от стимулов, рождающих поведение, с интеллектуальностью не согласующееся. (Несмотря на это, необходимо еще раз подчеркнуть, что в целом поведение отдельно взятого интеллектуала менее внутренне согласованно, чем это предполагают люди, относящиеся к его традиционной аудитории.)

Конечно же, люди не просто «выбирают» ситуации; они трансформируют их своим присутствием, своими манерами, своим поведением. Преподобный Флетчер вне сомнения избегает оргий и опиумных притонов, а его аудитория, несомненно, учитывает это, модифицируя среду в предвкушении его благостного присутствия (и программа развлечений, и список гостей должны (258:) быть в чем-то более изысканными, если в списке приглашенных значится преподобный Флетчер). Мы предполагаем, что и сам преподобный Флетчер тоже предпримет активные шаги, чтобы трансформировать опиумный притон или оргию, окажись он там случайно. (Впрочем, делая подобное предсказание, нам не следовало бы быть слишком уверенными, поскольку чреватые сильными искушениями нестандартные ситуации могут изменять людей до неузнаваемости — даже тех, чьи личностные диспозиции хорошо, как мы считаем, известны нам из прошлых наблюдений.)

Способность людей делать выбор, отражающий их диспозиции и одновременно изменяющий ситуацию в направлении, благоприятном для проявления этих диспозиций, является, пожалуй, очевидной, когда речь идет о выборе профессии, хобби, добровольной организации или даже друзей и соседей. Однако ту же самую способность можно наблюдать и в контексте строго контролируемого лабораторного исследования.

Особенно красиво это иллюстрирует знаменитый эксперимент Келли и Стахельского (Kelley & Stahelski, 1970), в котором была использована парадигма «дилемма узника». В ходе этого исследования двое испытуемых, которые не могли видеть друг друга и общаться, должны были выбирать между готовностью к сотрудничеству или отказом от него, демонстрируя свои реакции в ходе нескольких последовательных испытаний. Испытуемым была предложена соответствующая «платежная матрица». Когда оба испытуемых выбирали сотрудничество, они получали умеренное вознаграждение. Если один из них предпочитал сотрудничество, а другой — отказ от него, то второй получал высокое вознаграждение, а первый нес значительные убытки. Если же оба предпочитали отказ от сотрудничества, то оба терпели умеренные убытки.

Различные испытуемые интерпретировали ситуацию по-разному. Некоторым из них было очевидно, что разумная стратегия заключается в демонстрации готовности к сотрудничеству, с тем чтобы получать умеренный выигрыш вместе с партнером. Эти испытуемые (как и можно было ожидать ввиду склонности людей предполагать, что другие разделяют их видение ситуаций, а значит, и вести себя будут так же) чаще всего полагали, что другой испытуемый будет видеть цель игры в том же свете и в результате проявит сотрудничество. Другим испытуемым было настолько же очевидно, что в данной ситуации отказ вознаграждается выше, чем сотрудничество, в соответствии с чем они и действовали, предполагая, что и их партнеру все будет представляться в том же свете.

Интерактивные последствия подобных интерпретаций не заставили себя долго ждать. Испытуемые, избравшие стратегию сотрудничества, были склонны делать это с первых же попыток, с тем чтобы побудить своих партнеров продолжить сотрудничество. Тем самым их предположения оправдывались. Действительно, предпочитая сотрудничество, они не только создавали ситуацию, в которой их партнеры могли сравнительно легко ответить им тем же (и которая не вызывала у партнеров большого искушения переключиться на отказ от сотрудничества), — эта ситуация поощряла к сотрудничеству и их самих, поскольку сознательно поддерживаемое сотрудничество позволяло обоим быть вполне довольными происходящим.

Испытуемые, решившие отказаться от сотрудничества и сделавшие такой выбор при первой же попытке, также получали подтверждение своим пророчествам. Подобное поведение лишало их партнеров, решивших поначалу сотрудничать, желания продолжать в том же духе (что означало бы позволить использовать себя и далее) и едва ли давало повод потенциальным «эксплуататорам» перейти к сотрудничеству (если только они сами не желали подвергнуться почти неизбежной эксплуатации). Поэтому предсказания тех, кто предпочел отказаться от сотрудничества с самого начала, тоже подтвердились. Более важным здесь, однако, представляется то, что «отказники» создавали таким образом среду, поощрявшую и даже обязывавшую их продолжать отказываться от сотрудничества. Ибо они могли ожидать (и при том совершенно справедливо), что переключение на режим сотрудничества сделает их уязвимыми для эксплуататорской стратегии другого участника эксперимента — стратегии, использование которой было вызвано или даже спровоцировано их же собственными предшествующими попытками эксплуатации, а также их страхом сделаться ее объектом.

Вряд ли отыщется множество более ясных примеров, которые показывали бы, как восприятие и предположения действующих лиц (основанные изначально на глубоких личных убеждениях или проистекающие из относительно случайных различий в интерпретации ситуации) диктуют реакции, изменяющие среду таким образом, чтобы заставить эти реакции стать, кроме того, и ситуационно детерминированными. Келли и Стахельский наглядно продемонстрировали нам еще одну «личностную притчу», которая, возможно, менее известна, но не менее поучительна, чем описанные в главе 2 ситуационистские притчи.

Поиск по сайту: