С радиацией не связано

Георгий Лепин

Чернобыльская

Мозаика

Г.Минск, 2003г.

Книга представляет собой запись фактов, событий, воспоминаний и размышлений, навеянных работой в чернобыльской зоне и многочисленными встречами с участниками этих работ. Книга может оказаться интересной любому читателю, желающему получить информацию о происходившем в чернобыльской зоне, что называется, из первых рук. Автор, конечно же, не претендует на всеобъемлющее описание всей чернобыльской эпопеи. В книге изложено лишь то, с чем довелось непосредственно столкнуться автору.

Предисловие

Чернобыль – это не просто катастрофа, коснувшаяся многих миллионов людей. Это не просто авария, затронувшая множество стран мира. Чернобыль – это глобальное и многогранное явление, понять и оценить которое до сих пор никому не удалось. Тот факт, что произошло это на территории бывшего Советского Союза, придал последствиям этой катастрофы целый ряд особенностей и оттенков. Здесь оказались завязанными в один клубок не только проблемы технического порядка, но и принципиальное пренебрежение человеческими жизнями, социальными и медицинскими потребностями как участников работ в Чернобыле, так и пострадавшего населения. Политические интересы оказались несравнимо выше соображений гуманности. Во всем этом сполна проявились «достоинства» социалистической системы. У меня не возникает ни малейших сомнений в том, что, произойди это в любой иной, цивилизованной и несоциалистической стране, о столь безалаберных и судорожных действиях в ходе преодоления последствий аварии не могло бы быть и речи. И, уж конечно, ни одна страна мира не допустила бы столь громадных и ничем не обоснованных жертв среди своих граждан.

Во множестве уже вышедших книг, статей и различных радио и телевизионных передач их авторы делают попытки отобразить суть чернобыльских событий. Все это делается в рамках информированности и личного понимания событий каждым из авторов. В связи с этим никто из них не может рассчитывать на всеобъемлющую оценку происходившего и происходящего в Чернобыле. Это же в полной мере относится и к книге, предлагаемой вашему вниманию.

Но во всей чернобыльской литературе есть одна важная особенность. Каждый автор, исходя из собственного понимания чернобыльских событий, как бы заполняет ту или иную «клеточку» того «полотна», которое призвано стать «Чернобыльской панорамой». Исключением являются лишь те «работы», авторы которых, исходя из общеполитических, узковедомственных, клановых или личных интересов, стараются исказить суть происходивших событий, завуалировать множество явных просчетов и откровенно преступных деяний государственной системы, организаций и различных конкретных деятелей. Они пытаются нанести поверх постепенно проступающего рисунка Панорамы свои «мазки», призванные скрыть или исказить истинную картину событий. Хотелось бы, чтобы читатели всего того, что уже написано о Чернобыле, оказались в состоянии отличить фальшивые «мазки» на полотне от уже формирующейся картины «Чернобыльской панорамы».

Автор предлагаемой вашему вниманию книги исходит из этих же представлений. Книга не предполагает раскрыть читателю все то, что происходило в Чернобыле. И прежде всего это связано с тем, что каждому довелось участвовать или быть свидетелем далеко не всех событий и работ, проходивших в Чернобыле. Мне же хотелось рассказать вам лишь о том, что мне известно совершенно достоверно. Большой объем весьма интересной и, уверен, достоверной информации о других фактах и событиях не вошел в книгу, так как он не подтвержден моим личным участием в них.

Представление об общей картине «Чернобыльской панорамы», как о полотне, строящемся из отдельных, вроде бы и не четко связанных друг с другом фрагментов, наводит на мысль о некоей мозаике, из элементов которой все более четко должна быть воспроизведена указанная картина. Предлагая вашему вниманию серию зарисовок и аналитических размышлений, навеянных длительным пребыванием в чернобыльской зоне и участием во многих проводившихся там работах, автор не ставил своей целью связать их воедино некоей литературной канвой. Связь между ними создается лишь фактической достоверностью событий, времен и мест, а также имен участников повествований. Мозаичность представленного материала и привела к выбору названия книги «Чернобыльская мозаика».

Считаю необходимым выразить здесь и свою позицию по вопросам атомной энергетики. Длительная работа в чернобыльской зоне, в ее центральной части, а также работа по созданию общественной организации – Союз «Чернобыль», призванной защищать тех, кого наказал Чернобыль, заставили задуматься о самой возможности сосуществования Человечества и атомной энергетики. После ознакомления с множеством фактических материалов, касающихся состояния атомной энергетики и отношения к ней народов мира, моя убежденность во вредности атомной энергетики для планеты Земля и в несомненной опасности ее для Человечества окрепла и превратилась в убежденность противника АЭС. По-видимому, эта убежденность придала и соответствующий оттенок всему содержанию книги.

Имена многих людей, с которыми меня свел Чернобыль, в тех фрагментах, которые прямо связаны с ними, не упомянуты. Увы, память не надежна, а регулярных записей я, к сожалению, не вел. Убедительная просьба простить меня за это. И напомнить письмом о себе.

Очень хотелось бы надеяться, что люди, обнаружившие в представленной книге знакомые места, события и имена, напишут о себе и о своих чернобыльских делах, размышлениях и переживаниях, а также о судьбах тех ребят, с которыми их свел Чернобыль. Заранее благодарю их за это. Надеюсь и дальше продолжить работу над этой темой, и ваши письма могут оказать в этом неоценимую помощь.

Есть о чем задуматься

Что есть Чернобыль?

Сказать о Чернобыле несколькими словами нельзя. И не только потому, что и сегодня о нем известна лишь небольшая часть. И не только потому, что ложь о Чернобыле при многократном повторении и тиражировании уже давно превратилась в «подобие правды». И не только потому, что у каждого человека, прошедшего через Чернобыль, своя правда о нем.

Чернобыль – это многоликое существо, где каждая голова защищает лишь то, что выгодно ей, но все вместе они стремятся защитить ту «правду», которую только и можно знать народу. И, побеспокоив любую из этих голов, ты рискуешь быть съеденным всеми головами вместе.

Чернобыль – это не только беда, Великая беда, но это еще и Великое счастье, Великое везение для многих из тех, кто устанавливал свои порядки в чернобыльской зоне и на всех тех территориях, до которых дотянулся взорванный реактор.

Чернобыль объединил в себе все пороки нашего общества, и в таком «коктейле» их количество перешло в новое качество. Нет в русском и, думаю, в любом другом языке, столь емкого слова, которым можно было бы определить то, что представляет собой происходившее до аварии, во время аварии и после аварии в чернобыльской зоне и далеко за ее пределами. Я не нашел бы для этого более подходящего слова, чем слово «чернобыльщина».

Чего только не напичкано в это слово:

n это и всеобъемлющие, всеохватывающие обман и ложь;

n это и стремление любыми силами, любой ценой спасти свою шкуру и «честь» своего мундира, не считаясь с любыми жертвами (не своими, конечно же);

n это и яркое проявление добросовестности, самоотверженности огромного количества людей, поверивших призывам государства (и обещаниям тоже);

n это и безжалостность и даже жестокость в отношении к людям, «призванным» в Чернобыль не по своей воле и прибывшим в зону бедствия по велению своих сердец;

n это и полнейшее пренебрежение судьбами прошедших через Чернобыль людей, большинство из которых или влачат жалкое существование, или превратились в молодых пенсионеров с мизерными пенсиями, или уже покинули сей мир, оставив на попечение неблагодарного и безжалостного государства своих малолетних детей, свои семьи;

n это и симбиоз нашей обычной бесхозяйственности, полнейшей бесконтрольности, вседозволенности и безответственности;

n это и полнейшая неготовность государства к «встрече» с серьезными авариями и катастрофами, полнейшее отсутствие технических средств для устранения их последствий, для защиты людей от них.

n это и уже «привычный» для нас принцип: «мы за ценой не постоим».

Чернобыль – это величайшая в истории человечества техногенная катастрофа. Но техногенной она может именоваться лишь постольку, поскольку она действительно «построена» на мощном техническом фундаменте. Но само «здание» этой катастрофы «сооружено» самими людьми, сделавшими все, зависящее от них, чтобы взорвать этот реактор. И в этом смысле чернобыльская катастрофа является несомненно рукотворной.

Является ли чернобыльская катастрофа частным случаем, случайностью в море событий? Ответ несомненно отрицательный. Чернобыль ярко высветил комплекс далеко не лучших черт нашего «национального характера». Многое из того, что происходило, произошло и сегодня происходит в Чернобыле и вокруг него, категорически не свойственно цивилизованным отношениям и принципам. К сожалению, чернобыльщина – это яркое проявление нашей психологии. Не избавившись от нее, не перестроив ее, мы не имеем права претендовать на использование столь сложных и опасных технологий, как атомная энергетика.

И наша полнейшая моральная неготовность к использованию столь сложных и опасных для огромного количества людей технологий является одной из основных причин, по которым атомная энергетика оказывается совершенно неприемлемой для нас.

Второй, не менее важной причиной, вынуждающей нас отказаться от использования атомной энергетики, является ее техническая ненадежность и экономическая нерентабельность.

В-третьих, можно ли вести речь об использовании атомной энергетики, если до сих пор ни в одной стране мира не разработаны и не приняты законы, которые обеспечили бы достойную компенсацию людям ущерба, наносимого всеми видами атомных производств (и не только в случае аварий!). Чернобыльская ситуация в этом плане является лишь «одной из» и далеко не единственной в мире.

Четвертой причиной должна стать наша ответственность перед поколениями Будущего, которым атомная энергетика оставляет в сотне- и тысячелетнее наследство огромное количество вреднейших для человека и самой Природы радиоактивных отходов, безвозвратно испоганенных земель, лесов, озер и рек и мрачных памятников в виде выведенных из эксплуатации и остающихся опасными атомных станций.

Большинство стран мира уже смогли объективно оценить «достоинства» и пороки атомной энергетики. В этих странах прекращено строительство новых АЭС и все более набирает силу процесс выведения из эксплуатации ранее построенных станций.

Очень надеюсь на то, что вы, уважаемые читатели, задумаетесь над этим и из всего прочитанного ранее и извлеченного из предлагаемой книги сделаете выводы, способные защитить наш мир и нас самих в нем от неминуемых бед, которые несет нам использование атомной энергетики.

Трусофобия

Как-то внезапно навалилась на мое сознание лавина воспоминаний. Гулкие импульсы почему-то трансформировались в голове в назойливую и нескончаемую цепь ударов: радио-фобия-радио-фобия-радио-фобия... С каждым ударом мелькали перед глазами все новые и новые газетные статейки и книжонки, со страниц которых словно вываливались в большую кучу бесформенные предметы с обрывками слова «ра-ди-о-фо-би-я». И что-то очень неприятное ассоциировалось с этим зрелищем, с этими звуками: словно по чьей-то злой воле сыпался скрежещущий поток. Хотелось закрыть уши, спрятать голову.

Звуки ударов медленно удалялись, в сознании постепенно восстанавливался порядок. И вот все затихло. Осталась лишь куча странных бесформенных предметов.

...Несколько ребят в форме, напоминающей солдатскую, копаются в куче. Что-то вытаскивают, примеряют к себе. Наконец, найдя подходящий для себя вариант, начинают приспосабливать «это» к себе. Бесформенные, на первый взгляд, куски вырезанные из тонкого листового свинца, облегают фигуры солдат, превращаясь в нечто подобное рыцарским одеждам, состоящим из жесткой коробки-жилета и не менее жестких плавок. Вспомнилось описание пластичных плавок, прошитых свинцовыми нитями, в которые облачался «Фантом» перед выходом на кровлю третьего блока, соседствующего с взорванным четвертым реактором. Устами писателя В.С. Губарева, видимо, руководила логика: нечто подобное и должно было быть придумано для облачения работающих в зонах сверхвысоких уровней излучения. Но, увы, как говорится,-- при отсутствии гербовой пишут на простой. Похоже на то, что и это придумано самими солдатами: дело спасения утопающего есть дело рук самого утопающего.

Не торопясь, подгоняют они к себе эти куски свинца. Видочек что надо -- как у полураздетого рыцаря, основательно помятого в стычке с разбушевавшимся противником. Но это бы уж ладно: не для вида же наряжаются они. Нарядились -- и ходят, словно аршин проглотив,-- ни согнуться, ни повернуться. Поверх этих лат надевают еще длинный «смокинг» из просвинцованной резины. Туалет дополняют лягушечьего цвета сапоги-бахилы, стеганый шлем, очки и рукавицы. А перед самым выходом «на дело» -- еще и респиратор. С этим рылом-намордником, закрывающим всю оставшуюся часть лица, человек похож на какого-то инопланетянина, и движения у него становятся какими-то странными, словно в шарнирах что-то заедает. Их тут и окрестили «биороботами». В шутку, конечно, но много сарказма в этой шутке. Не только работать, но и ходить в таком наряде очень трудно. А люди часами бродят по помещениям, ожидая своей очереди. Обстановка привычная: всю жизнь где-то, куда-то, за чем-то стоим в очередях. А эта очередь за чем?

В слабо освещенном помещении, прямо под той самой полосатой вентиляционной трубой у экранов телемониторов -- руководители работ по очистке кровли. С помощью телекамер, установленных на крыше и на площадках трубы, просматриваются все рабочие места. Идут работы по очистке кровли от радиоактивного мусора, выброшенного из взорванного реактора. При осмотре площадок в поле зрения камеры иногда попадают истинные, механические роботы, застрявшие на крыше. Вот этот, большой, напоминающий танк -- робот из ФРГ «джоккер». Он застрял еще в самом начале: система управления не выдержала столь мощных полей излучения. А это -- робот ТРГ, разработанный в Ленинградском политехническом институте. Стоит он здесь недавно, с середины ноября. Ему только и удалось -- от места посадки обойти трубу: гусеницы намотали на себя троса, разбросанные по площадке, и он застрял у самого саркофага.

Увы, не люди ждут помощи от роботов, а роботы -- от людей. А людям не на кого переложить свои проблемы -- приходится выкручиваться самим. Вот и сейчас очередная группа «солдат-партизан», как их здесь называют, занята загрузкой контейнера мусором, который предшествующие группы сгребли в кучу. Сгребали лопатами, совками, волокушами, скребками, сделанными из обычных топоров, метлами, как у дворников... И загружают тоже -- обычными лопатами. Но кто же не знает, что лопатой удобно грузить песок, щебень -- уже потруднее, а мусор, в котором есть все, включая куски пленки, обрезки арматуры, обломки графита и бетона,-- совсем неудобно. На экране хорошо видно, какую горстку мусора удается сбросить в контейнер за один раз. А таких раз за отпущенную минуту набирается всего 4—5...

Звучит сирена: «Все в укрытие!» …Вот и отработал солдат свою долю. Если же набранная им доза еще не достигла (по мнению контролирующего дозиметриста) предельно допустимой, он еще раз появится на кровле, бросит еще 4—5 лопат мусора, вернее, не лопат, а тех горсток, которые удалось захватить. И все -- на этом его миссия завершается: больше он не имеет права появляться в зоне с высокими мощностями излучения. Не слишком ли дорого обходится килограмм радиоактивного мусора? Ведь это ради него сорвали с работы человека, оторвали от семьи, привезли, обеспечили обмундированием, жильем, питанием, спецодеждой, транспортом, платят ему зарплату и по месту работы, и здесь, в Чернобыле. И ради этого килограмма мусора человек за считанные минуты набирает дозу, во много раз превышающую ту, что допускается для профессионалов-атомщиков за целый год...

Количество людей, прошедших через Чернобыль, измеряется, я так думаю, не менее чем шестизначной цифрой. Вот с этого-то и начинается «секретность» всей чернобыльской эпопеи -- страшно же говорить такую правду! Страшно говорить, что почти все работы в районе аварийного блока и на примыкающем к нему третьем блоке выполнялись с широчайшим применением примитивнейшего ручного труда, при огромной численности привлеченных к этому людей!

«Возмутительно! Как можно такое говорить? Разве можно не учитывать сложность обстановки того периода? Легче всего критиковать после того, когда дело уже сделано!» Все это много раз приходилось слышать. Но вот ведь что характерно: такие грозные окрики исходят не от тех. кто своими руками выполнял самые грязные и самые опасные работы, а от тех, кто их туда посылал,-- тысячами посылал, чтобы быстрее отрапортовать о выполненных заданиях...

Однако была ли вообще альтернатива ручному труду при выполнении работ в наиболее опасных зонах? Ничуть не сомневаюсь -- была. Хотя, конечно, ссылки на низкий ypoвень имевшейся техники, в том числе и роботов, вполне обоснованны. Но это не могло явиться основанием и не могло никому дать права заменить технику в очень опасных местах массами людей. Нет ни малейших сомнений в том, что разумное использование имевшейся в тот момент техники могло снизить облучение работавших людей и их количество по крайней мере в десятки раз. Это -- не пустые слова: многое удалось, хотя и с большим опозданием, опробовать или реализовать на той же кровле третьего блока.

Я твердо убежден в том, что Чернобыль, словно в фокусе, собрал в себе очень многие «грехи» сегодняшнего нашего общества. И только те, кому претит его перестройка, могут так самоотверженно ограждать Чернобыль от обложивших его со всех сторон Честности, Гласности, Принципиальности, Открытости и Демократичности.

Огромная численность прошедших через Чернобыль людей, по-видимому, резко превысила все предварительные прикидки. И страшно стало! Как же теперь об этом сказать? Вот тут-то и появился спасательный круг -- «радиофобия». Теперь по любой попытке объективно представить происходившее в Чернобыле, оценить опасность, которой подвергались там люди, можно решительно «врезать» «радиофобией», и так «врезать», чтобы другим неповадно было. Но уже сама необходимость применения столь своеобразного «спасательного круга» наводит на определенные размышления.

Значит поныне что-то у нас неладно, значит поныне тонем мы в чем-то? Читая сегодня многие статьи в периодической и непериодической печати, начинаешь сомневаться в том, а был ли вообще Чернобыль, не придумали ли мы его сами. Бравурная, массированная операция «закрытия» Чернобыля дает определенные результаты. Уже многих удалось убедить, что Чернобыль -- это сильно преувеличенный миф. Вот только тех, кто видел все это своими глазами, кто прошел через все это, никак не удается убедить в этих, мягко выражаясь, инсинуациях.

Думаю, что категорическим диагнозом «радиофобии» кому-то очень хотелось прикрыть куда более опасную и распространенную болезнь: «трусофобию» -- «правдобоязнь» (от английского слова «truth» -- «правда»). Не от лучших времен нашей истории досталась нам эта болезнь. Вот ее-то и нужно лечить в первую очередь.

А самые радикальные лекарства от нее -- Честность и Гласность! И в неограниченных дозах!

Тем же, у кого «трусофобия» приобрела хронические формы, самое время убраться на «заслуженный отдых».

ЧАЭС, декабрь 1986г.

С радиацией не связано

Стремление показать всему миру, что Чернобыль – это нечто не очень серьезное, не заслуживающее особого внимания, проявилось с первых же дней после аварии. И в первую очередь в этом «преуспели» медики. Чего только не предпринимали они, чтобы убедить, что медицинские последствия Чернобыля совсем мизерны. Так, директор Института Радиационной медицины в Киеве профессор Бебешко заявлял в интервью журналистам, что кроме погибших сразу же после аварии 28 человек больше никаких жертв «даже в отдаленном будущем не предвидится». И это говорилось тогда, когда уже многие сотни участников работ в Чернобыле покинули сей мир. Итог Чернобылю этими деятелями был подведен в первые же месяцы после аварии, и болеть дальше из-за Чернобыля было «запрещено»!

Что же «позволяло» титулованным медикам твердить об отсутствии тяжелых последствий, зная, что эти последствия уже давно наступили? Их «выдающимся изобретением» стало клеймо, которого удостаивался каждый, кто имел неосторожность заболеть после Чернобыля. Это клеймо именовалось весьма категорично – «С радиацией не связано». С самого начала медицинское руководство отнесло к чернобыльским заболеваниям только лучевую болезнь и лучевой ожог. Все же остальное – собственная инициатива самих болеющих.

Или, еще интереснее, придумали еще один ярлык: «радиофобия», то есть боязнь радиации. Вот из-за нее, говорят, люди и болеют! По этому поводу был у меня один весьма своеобразный сюжет. Как-то в кабинете того самого профессора Бебешко собралось несколько ведущих профессоров-медиков из Москвы. И возник интересный спор. Меня пытались убедить в том, что Чернобыль не имеет никакого отношения к тому множеству болезней, которыми болеют люди (имелось в виду – после аварии). Разве что, твердили нам, радиофобия может сказаться, но не радиация. Так что Чернобыль тут ни при чем. Эта логика меня очень заинтересовала, и я начал им подыгрывать. Как это, мол, радиофобия связана с различными болезнями? И начали они доказывать мне, что именно радиофобия и вызванные ею стрессы могут явиться причиной большинства заболеваний. Я упорно сопротивлялся, а они еще более упорно доказывали мне свою правоту. Наверное в споре они уже забыли, с чего начался разговор. Делаю вид, что вынужден согласиться с их позицией. Значит именно радиофобия приводит к таким тяжелым болезням? Да, конечно! Ну хорошо, согласен с вами. Но я не понимаю, откуда берется эта радиофобия? Как не понимаете? Ведь люди боятся радиации, тем более, что увидеть ее или почувствовать сразу человек не может. Опять начался спор, в котором меня убеждали, что чернобыльская авария напугала людей.

Наконец, я согласился и с этим: значит радиофобия рождена Чернобылем? Конечно же! Ясно. Значит радиофобия – из-за Чернобыля, а болезни – из-за радиофобии? Отсюда логическое следствие: эти болезни связаны с Чернобылем! Не так ли?

Наступила немая сцена. Мне показалось, что они почувствовали себя загнанными в угол. И так бывало не один раз. Похоже на то, что медики чувствовали свою неправоту, но какие-то силы держали их в узде. Поэтому многие из них в разных ситуациях говорили совершенно разные вещи, зачастую взаимно противоположные. К основным давителям правды о медицинских последствиях Чернобыля я бы отнес академика Ильина и профессоров Гуськову (6-я клиника, г.Москва) и Бебешко. Но и они, чувствуя слабость своих позиций, постепенно переходили сначала к обороне, а затем и к поэтапному отступлению.

Первым этапом было расширение списка болезней, которые могли быть связаны с Чернобылем. Но … И тут нашли лазейку, способную закрыть дверь перед самым носом больного человека! Учредили так называемые Межведомственные экспертные советы и поставили перед ними задачу не связывать болезни людей с последствиями аварии. А в этом случае ни о какой социальной защите людей не могло быть и речи. Клеймо «с радиацией не связано» добивало и без того пострадавших и беспомощных людей. И эти «советы» отрабатывали свой хлеб: обычно из 100 человек, подавших заявления, связь с радиацией устанавливалась лишь у 5-7.

Но борьба продолжалась. Интересный сюжет возник в феврале 1990 года во время голодовки ликвидаторов в Клинике радиационной медицины в Пуще-Водице под Киевом. Перед самой голодовкой на заседании «совета» из почти что ста человек связь с радиацией установили лишь у шести человек. Голодовка же всерьез перепугала власти, и … Уже во время голодовки на очередном заседании «совета» из такого же числа людей лишь у шести (!) такую связь не установили. Как вам нравится «потрясающая принципиальность» наших медиков?!

Увы, и это еще не было решением. Сама процедура прохождения через «совет» оставалась крайне унизительной. Человек, пострадавший не по своей вине и находящийся в тяжелейшем положении, вынужден был доказывать клеркам от медицины, что он «не верблюд». Но ведь и без «совета» было очевидно, что человек, совершенно здоровый до Чернобыля, и ставший больным или инвалидом после него, пострадал из-за Чернобыля. Какие еще требовались доказательства?

В Проект чернобыльского Закона, разработанного самими чернобыльцами и в самом Чернобыле, была включена статья 2.4 о признании Государством любых заболеваний граждан, прошедших через Чернобыль, последствием ядерной катастрофы.

Принятие этого Закона в первой же Республике – в Белоруссии оказалось ужасно сложным «Боевые действия» разгорались почти по каждой статье. И особенно ожесточенный отпор вызвала как раз статья 18, в которой предлагалось признавать связь заболеваний и инвалидности тех, кто прошел через Чернобыль в 1986-87 годах, без всяких «советов». Как это ни странно, но именно те, кто громче всех кричали, что они за народ, больше всех мешали принятию Закона.

Одним из главных «ударников» по закону оказался Министр здравоохранения Белоруссии Казаков Василий Степанович. А «выталкивал» его на трибуну Верховного Совета ни кто иной, как сам чернобыльский Министр Кеник Иван Альбинович. Доходило до того, что на вопрос депутатов «Можно ли установить, чем вызвана болезнь, радиацией или нет?», наш высокочтимый Министр здравоохранения Казаков Василий Степанович категорично заявил: «Да, можно». Вот это здорово! Никто в мире не может это сделать, а Василий Степанович, оказывается, может. Это же, как минимум, на Нобелевскую премию тянет! Что же вы, Василий Степанович, скромничаете, такой шанс упускаете? Василий Степанович и впоследствии еще не раз «отличался», … пока не сняли. Но сейчас не о нем речь.

Была в Верховном Совете серьезная сила, именовавшаяся фракцией Белорусского Народного Фронта (БНФ). Много труда приложили они под руководством Зенона Позняка к тому, чтобы завалить или, хотя бы, основательно потрепать чернобыльский Закон. И им многое удалось. Вот и по статье 18 именно ту, самую гуманную ее часть с их активной помощью удалось завалить. Но тут произошло нечто неординарное.

На заседании Верховного Совета присутствовал и наш коллега из Киева Юрченко Александр Серафимович. Кстати, он является одним из соавторов Проекта чернобыльского Закона, разработанного в Чернобыле, и активным участником проведения его в Верховном Совете Белоруссии. По поводу указанной статьи мне дали возможность выступить на сессии Совета. Но говорить там можно было лишь очень деликатно и выдержанно. Поэтому большая часть того, что хотелось сказать, осталась, как говорится, за кадром.

И тут объявили перерыв. Выходили мы, бурно обсуждая с Александром Серафимовичем произошедшее. На нашем пути оказался один депутат из БНФ. Он мирно беседовал с кем-то. Но нас уже нельзя было остановить. На этот раз нормы дипломатического этикета были явно нарушены. Этот товарищ молча слушал нас и, похоже, смысл содеянного до него постепенно доходил. Нечем было возразить, и он лишь пригласил нас в тот же день вечером на заседание своей фракции. Мы, естественно, приглашение приняли.

Заседание вел Зенон Позняк: «Что у вас за вопросы к нам?» Мы популярно обрисовали суть возникшей ситуации. Длительное молчание. Видимо, свою ошибку они поняли, но не знают, как теперь выходить из положения. Дело в том, что для изменения уже принятой статьи необходимо набрать «конституционное большинство», то есть 2/3 от списочной численности Верховного Совета. А это совершенно не реально. Решили воспользоваться хитрым приемом.

На следующий день БНФ заявило, что при рассмотрении статьи 18 Закона Комиссия доложила материалы по ней очень невнятно, депутаты ничего не поняли и, поэтому, проголосовали не правильно. Комиссия, конечно же, понимала необоснованность оценки ее работы, но ради дела возмущаться не стала. Депутаты БНФ долго шумели и, наконец, добились согласия на продолжение обсуждения этой статьи. Полностью восстановить первоначальный смысл статьи не удалось, но она стала существенно лучше.

Интересный сюжет имел место и при обсуждении чернобыльского Закона на Верховном Совете СССР в первой декаде мая 1991 года. Всю оргработу по этому Закону возглавлял там Министр по чрезвычайным ситуациям Догужиев Виталий Хусейнович, помогал ему Возняк Василий Яковлевич. Перед обсуждением каждой спорной статьи все участники «компании» собирались в вестибюле вокруг Виталия Хусейновича. Особенно накалилась обстановка, когда подошла очередь статьи о злополучных «экспертных советах». Догужиев соглашался с белорусской (половинчатой) формулировкой, но отказывался двигаться дальше. В последний перерыв перед рассмотрением этой статьи все собрались вокруг Виталия Хусейновича и основательно «насели» на него. Он долго и мужественно отбивался, но в последний момент, перед самым концом перерыва сдался: «Пусть кто-то из депутатов представит этот вариант Верховному Совету».

Ура! Но где взять нужного депутата, который бы разбирался в этом вопросе? Бросились искать. Повезло, попался Щербак Юрий Николаевич, писатель, депутат от Украины. Документы в руки и … спокойненько на свои места. Довольны, что все идет, как по маслу. И вдруг! Подбегает к нам Юрий Николаевич, говорит, что его куда-то срочно вызвали, на заседании он не будет. Бумаги опять у нас в руках. Но времени уже совсем нет, в зале уже почти все депутаты на месте. Опять поиск. И вдруг, везет же, на глаза попадается Гуренко Станислав Иванович, секретарь ЦК Компартии Украины, много времени проведший в Чернобыле и хорошо знающий проблему. Уговаривать его не пришлось: «Давайте бумаги!»

Выступление Станислава Ивановича было настолько убедительным, слушали его с таким вниманием, что нас это просто умилило. Голосовали почти единогласно. Столь важная для всех чернобыльцев статья была принята. И теперь множество ребят, прошедших через чернобыльские злоключения, лишены «удовольствия» получить от медицинских чиновников клеймо «с радиацией не связано».

Чернобыль - Минск – Москва, 1991 год.

Жить то как?

Семь раз звучали призывы: «Врача! Врача!». Дважды потребовалась скорая помощь. И это фактически за два дня работы Конференции в городе Киеве. Нет в этом случайности: чернобыльцев, собравшихся на свой Всесоюзный форум, это, увы, ничуть не удивило. Это лишь еще раз подтвердило чрезвычайную серьезность проблемы чернобыльцев. А ведь к тому времени минуло ровно три с половиной года после аварии.

Того, о чем говорили и что услышали делегаты Конференции, не встретишь в нашей печати. Вернее, почти не встретишь. Редкие, очень редкие всплески правды без марафетной обработки то в одной, то в другой газете проскальзывают. И опять … тишина. Долгая тишина – до следующего всплеска. Очень уж мала частота этих всплесков, никак не сольются они в единый поток правды о Чернобыле.

Сейчас уже можно частенько услышать: «Чернобыль! Чернобыль! Да сколько же можно говорить и писать об этом?» А я вот думаю, что Чернобыль все еще ждет своего Солженицина, который бы сказал о нем правду.

Для человека стороннего, привыкшего, к тому же, «направлять» и «управлять», Конференция могла показаться очень уж однотонной: «Что это они как сговорились, все об одном и том же?» Но прислушайтесь внимательно к каждому выступающему, попытайтесь понять именно его. И вас потрясет именно эта трагедия. Что там говорить, пытаться подыскать более мягкие, более привычные слова. Трагедия, именно Трагедия!

Жил человек; нелегкой жизнью жил. Но все равно радовался ей. Радовался солнцу, лесу, воде, радовался малым детям, верил в лучшую, чем у него жизнь, радовался своему здоровью, верил, что хватит у него сил принести счастье своей семье, своим близким. А тут случилось что-то в каком-то безвестном Чернобыле. Сказали, что и его помощь требуется. И побыл-то там совсем немного. Может на каких-то пару минут вышел на какую-то «грязную» крышу или в другое «грязноватое» место. И какой же он патриот! Как благодарит его Родина за самоотверженность и героизм! Конечно же, не забудет о нем Родина, она уже готова заботиться о нем, ее верном сыне. Она не даст ему споткнуться о сложные изгибы жизни. Хором и в розницу клянутся ему в верности (естественно, от имени Родины) его непосредственные и повыше начальники. А чтобы уже совсем сомнения развеять, и письменный документ вручат (жалко что ли) с печатями, подписями и номерами «защитных грамот». Живи мол, радуйся жизни, все еще у тебя впереди.

А ведь и впрямь – чудесная штука – жизнь! Неприятности и временные неудобства, вроде чернобыльского, проходят. И снова солнце, дети, друзья, жизненные проблемы и планы – жизнь продолжается!

Кольнуло где-то, что-то совсем незнакомое прижало. Стоит ли на мелочи реагировать. Все пройдет. С каждым разом все больше чувствуешь, что и впрямь все проходит. С начало прошла уверенность в своем здоровье, потом прошла вера в то, что твои проблемы, и твое здоровье тоже, хоть кого-то кроме тебя самого и твоих близких, беспокоят. Прошла надежда на те «защитные грамоты» и на тех, кто их так щедро выдавал. Прошло все, что радовало в «довоенный» (дочернобыльский) период жизни. Прошла вера в жизнь и ее справедливость.

А в жизнь вошло многое доселе неизвестное. Как же трудно, оказывается, подняться на свой этаж без лифта (вот уж не задумывался раньше об этом!). Трудно валяться в больницах (где чаще: дома или там?). И как же трудно делить свою нищенскую пенсию на то, что раньше казалось совершенно естественным. Но труднее всего смотреть на свою семью, своих детей, жену, родителей, которые вместе с тобой теряют веру в жизнь, в ее справедливость.

Годы проходят, жизнь, разрубленная Чернобылем на «до» и «после»; катастрофически буксует и сползает куда-то под откос.

Осталось лишь вписать фамилию только что сошедшего с трибуны, совсем молодого парня, и его «жизнеописание» готово. Но вот поднялся на трибуну следующий парень. Совсем не похожий на того, совсем другие слова. Другие места и даты. А ведь говорит о том же самом «до» и «после». Нет, это совершенно разные истории, но что-то в них очень уж общее. Так может фамилию этого парня вписать в то «жизнеописание»?

На трибуне женщина, рассказывает о своем муже. Сам он о себе рассказать уже не может. Опять ловишь себя на мысли, что эта человеческая трагедия тебе уже знакома, много раз слышал или читал о ней. Только финал у этой трагедии иной – нет уже этой жизни. Увы и такой финал для чернобыльских парней – далеко не исключение.

Совсем не молодой человек смотрит на нас с трибуны почти невидящими глазами. В далекие времена был и он таким же, как и многие в зале, молодым, верившим в жизнь и ее справедливость. Но атомный гриб, выросший совсем недалеко от его солдатского укрытия, также разрубил все на жизнь и ожесточенную борьбу за жизнь. Не его ли имя должно быть вписано в то «жизнеописание»?

А сколько судеб людей с семипалатинских мест Казахстана ну прямо вписываются в эту историю! Не потому ли выступления с трибуны и молодого казаха Алмаза Астекова, и солдата 1954 года Владимира Яковлевича Бенцианова, и солдата 1986 года Игоря Макеева словно бы слились в единый поток человеческой боли?

… Страшная это боль, жестоко покорежила она жизни и судьбы многих тысяч людей. И не проходит она, время не лечит ее. Вот уже и конец февраля, скоро завершиться четвертый год. И снова звучат крики: «Врача! Врача!». Но теперь звучат они там, где все призвано лечить, спасать.

Голодовка в главной радиологической клинике страны, в Пуще Водице, курортном пригороде Киева. Голодают шахтеры и горняки. Опасность и риск -- их профессия. Но риск Чернобыля в мае-июне 1986г. стал последним в их молодых жизнях. Этих парней, как и множество тысяч других чернобыльцев, загнали в тупик, в котором никаких просветов и не предвидится. Вот и прорвалось все, что копилось в них, увы, многие годы. Чернобыль лишь проявил то, чем жили эти парни еще задолго до него. Пожар Чернобыля помог высветить те закоулки нашей системы, которых мы так долго старались не замечать, о которых мы лишь стыдливо помалкивали. И от мифа о том, как гордо в нашей стране звучит слово Гражданин, вмиг остался только пепел.

«Врача! Врача!» Уже к третьему дню голодовки пятый раз прозвучал этот призыв. Одного парня увезла скорая помощь, один – попал в реанимацию, остальных отхаживали тут же на месте.

То, что голодовка смертельно опасна для ребят, ни у кого сомнения не вызывало. Какими же издевательствами над их человеческим достоинством, над их судьбами и самими жизнями можно было привести их к такому решению! И чего же они этим добились? Увы, лишь небольших просветов в том тупике безысходности. Совсем малости от того, чем должен обладать человек в любом гуманном и цивилизованном обществе.

Главного же добиться так и не удалось. До сих пор остается в силе антигуманный подход к пострадавшим от чернобыльской аварии. Изначально здоровые люди становятся больными, теряют трудоспособность или умирают после Чернобыля. А Правительство прикладывает все силы не к их спасению, а к «защите» Государства от этих людей, честно выполнявших свой гражданский долг, по зову того же Государства рисковавших своим здоровьем и самой жизнью. Трудно назвать такую политику по отношению к жертвам чернобыльской трагедии достойной уважающего себя Государства.

Но жить так дальше нельзя. Недостойно это Гражданина любой страны. А значит -- опять борьба. Борьба за жизнь, борьба за здоровье, борьба за самое элементарное уважение к Человеку и Гражданину.

Во что же эта борьба может вылиться? Думаю, что это, в конечном итоге, будет зависеть от того, станет ли для нас именно Человек центром всей Вселенной, вокруг которого отныне и навсегда будет вращаться все, все, все, включая и те самые правительственные и иные «надчеловеческие» образования!

Киев, Пуще-Водица, 1990г.

Поиск по сайту: