Главная задача данного параграфа — обрисовать некоторые существенные черты сознания, психологии бюрократа, описать его как определенный личностный тип, порожденный и поддерживаемый социальными условиями и общественной практикой. Поскольку за деятельность таких бюрократических личностей обществу порой приходится расплачиваться очень дорогой ценой, "узнаваемый" психологический портрет бюрократа представляет отнюдь не только академический интерес.
В конце второго параграфа были перечислены основные социально-правовые характеристики госслужащего, определяющие его объективный статус. Но человек, как известно, во многом живет в мире своих субъективных представлений об объективной реальности. Поэтому перечисленные там объективные характеристики служат лишь основой для субъективного осознания служащим своего положения. В результате вырабатываются некоторые специфические черты морали и психологии, присущие государственным служащим, своего рода "корпоративная этика", стимулирующая развитие как положительных, так и отрицательных личностных качеств. К положительным можно отнести чувство повышенной социальной ответственности за свои действия, перспективное мышление, стремление к анализу и учету возможно более широкого круга факторов и последствий принимаемых решений, энергичность, деловитость и т.п. Но на этой же самой основе возникают и развиваются бюрократические деформации профессионального сознания служащих. Тому есть много причин: и дефекты системы управления, и давление макро- и микросреды. и индивидуальные дефекты морального сознания части работников. При этом наличие необходимых для работы деловых качеств отнюдь не компенсирует, скажем, личную нечестность или непорядочность чиновника и не исключает бюрократизма, а скорее даже делает его более изощренным и потому более опасным.
Итак, черты бюрократической личности. Пожалуй, лучше всего они видны, если посмотреть на них через две разные, но взаимодополняющие социально-психологические "линзы" — через установки сознания и через его стереотипы.
Установки бюрократической личности
На уровне социальных установок личности бюрократическому сознанию присущи:
1. Безразличие к социальному смыслу, назначению и последствиям своей служебной деятельности. Это проявляется в "переворачивании" проблемы формы и содержания с приданием форме преувеличенного, а порой и самодовлеющего значения. Данное явление подробно изучается наукой "социология организации". Впервые же его описал молодой К. Маркс, отметив, что бюрократия выдает "формальное за содержание, а содержание — за нечто формальное. Государственные задачи превращаются в канцелярские задачи или канцелярские задачи — в государственные" [1].
2. Подмена (чаше всего непроизвольная, но от этого не менее опасная) общих, государственных интересов частными, ведомственными или корпоративными (аппаратными), а порой и личными. Обратимся еще раз к Марксу, антибюрократическая критика которого действительно очень точна и во многом имеет универсальное значение, хотя непосредственный объект его наблюдений, как мы уже отмечали, был весьма ограниченным — прусская бюрократия первой половины XIX века. Он писал в связи с рассматриваемой установкой: "Бюрократия должна... защищать МНИМУЮ всеобщность особого интереса, корпоративный дух, чтобы спасти МНИМУЮ особенность всеобщего интереса, свой собственный дух" |2]. На языке, более приближенном к реалиям госаппарата, это означает обуженное, зашоренное ведомственными и иными перегородками понимание бюрократом государственного и общественного интереса, а то и сознательное возведение групповых интересов бюрократической прослойки в ранг интересов всеобщих. К сожалению, последние годы принесли нам немало свежих и весьма болезненных для общества фактов такого подчинения интересов общественных интересам групповым, бюрократическим. Здесь и псевдоприватизация, во многом проведенная в интересах бюрократов, т.е. распорядителей бывшей госсобственности, и беззастенчивое "выжимание" сильными ведомствами гигантских бюджетных субсидий и экспортных привилегий, за что в конечном счете платит все общество, и взвинчивание цен "естественными монополистами" топливно-энергетического и транспортного комплексов... Очень часто мы сталкиваемся и с вполне сознательной, в том числе криминальной, подменой интересов.
3. Отношение к служебной иерархии не как к фактору рациональной организации, но как к самостоятельной и даже самодовлеющей ценности, что зачастую влияет не только на образ действий и конкретный выбор работником того или иного варианта действий, исходя из принципа "что понравится начальнику", но и на сам образ его мыслей, когда чиновник вольно или невольно старается думать и рассуждать, как бы имитируя логику своего начальника, согласно известному принципу "начальству виднее".
4. Консерватизм — ориентация на неизменность, устойчивость положения и максимальную подконтрольность каждого нижестоящего на лестнице должностей вышестоящему, на исключение всякого риска и неопределенности. Объективно такая ориентация служила и служит питательной средой для застоя, ибо любое развитие, особенно в современных условиях, невозможно без увеличения у исполнителя "степеней свободы" (разумеется, в пределах закона), без творчества и инициативы и, следовательно, без увеличения элементов неопределенности и риска.
Одно из следствий господства названных установок — внутренняя аппаратная шкала оценок работников, заметно расходившаяся с тем, что объективно требовалось обществу от госаппарата. Ценились (и соответственно продвигались) не ищущие, инициативные и самостоятельные люди, от которых, как известно, можно ждать всяческого "беспокойства", а прилежные и послушные исполнители, умеющие подладиться под любого начальника, не "высовывающиеся", поддакивающие и считающие педантичное следование правилам канцелярской рутины главной управленческой добродетелью. Подобно трудолюбивым паучкам они стараются спеленать любую идею и инициативу, угрожающую, по их мнению, заведенному бюрократическому "порядку". Порядок в делах, разумеется, необходим, и качества педанта очень ценны и даже незаменимы, особенно на технических должностях. Однако они отнюдь не достаточны (а зачастую и просто излишни) для исполнения ответственных и тем более руководящих функций. Одна из драм нашего управления как раз и была в том, что служебные карьеры, порой головокружительные, делали именно такие "паучки". Люди с психологией начальника канцелярии занимали министерские, а то и более высокие кресла, определяли политику целых отраслей, а порой и всей страны.
Анализ бюрократа на уровне психологических установок личности позволяет увидеть, что такие атрибуты бюрократического поведения, как формализм, волокита, склонность к бумаготворчеству, бездушное отношение к людям и другие проявления канцеляризма, к которым обычно сводят бюрократизм в его дежурных изображениях, являются отнюдь не определяющими его чертами, а лишь вторичными, производными, симптоматическими признаками. Думается, аналогичным образом можно отнестись и к попыткам классифицировать бюрократов по внешним типам их поведения: рутинеры, активные противники перемен, карьеристы, перестраховщики, "неумышленные" бюрократы... Можно также делить бюрократов на откровенных чинуш и грубиянов — типы, высмеивавшиеся несчетное число раз в литературе, с эстрады и т.п. — замаскированных внешним лоском хороших манер, "культурности", псевдодоброжелательности, "деловитости". Однако представляется, что перечисленные типы поведения — не более чем конкретные ситуативные и личностные вариации более общих стереотипов и деформаций бюрократического сознания, психологии бюрократа.
Каковы же эти стереотипы бюрократического сознания?
1. Функционерское сознание. Оно предполагает отключение гражданских чувств и нравственных принципов при выполнении служебных обязанностей или даже их полную атрофию. В своих действиях подобный чинуша руководствуется лишь формальными указаниями и карьерными соображениями. Требования жизни, не укладывающиеся в инструкцию, не отражаются на его служебных действиях.
В философской литературе есть яркий образ подобного функционера: «Бюрократический "шеф" есть индивидуальное воплощение отчужденной силы безличного вещного порядка — "Дела". Это как бы большая пружина, вращающая кабинетами, бумагой, машинистками и даже самим шефом. От человека тут только биология; на месте сознания — средоточие типовых решений и сведений. Он совершенно исчерпывается готовой вещной ролью, но именно поэтому неисчерпаемо самодоволен, самоуверен и оптимистичен в своей единственной возможной "правильности"» [3]. Было бы, однако, неверным видеть за этим образом некое роботоподобное существо, живой автомат. Вне своих служебных ролей бюрократ отнюдь не чужд ничему человеческому. Но подобный разрыв служебного и личного, социального и индивидуального неизбежно ведет к духовному обеднению личности. Ведь в современном обществе большинство людей реализуют и развивают свою личность прежде всего в труде. Поэтому и за пределами служебных дел такой бюрократ-функционер чаще всего тоже оказывается довольно примитивной личностью с потребностями, в основном направленными на потребительские блага и удовлетворение тщеславия посредством служебной карьеры.
При этом такой, по выражению Маркса, "частичный индивид" не только неполноценен нравственно, но по большому счету неэффективен и как работник, даже если добросовестно и напряженно трудится, поскольку его ограниченность неизбежно снижает уровень понимания им своих задач и смысла работы в целом. А учитывая меру социальной ответственности государственного служащего, ему, может быть, больше, чем кому-либо другому, необходимо гражданское самосознание. Но у функционера его нет, как говорится, по определению.
2. Бюрократические корпоративные этика и психология. Они включают ряд компонентов: бюрократический псевдоколлективизм, предполагающий растворение ответственности и своего рода "круговую поруку" аппарата; псевдоактивность (имитацию бурной деятельности) в сочетании с доведенной до совершенства техникой "спихивания" неприятных или невыгодных дел и забот; неприятие и отторжение (либо блокирование) как чужеродных элементов "возмутителей спокойствия" и вообще неординарных людей, могущих составить угрозу любезному сердцу бюрократа рутинному, идущему по раз и навсегда заведенному шаблону порядку вещей; стремление к келейному решению вопросов в рамках закрытых "кабинетных" процедур, к монополизации информации, порой переходящее даже в патологическую склонность к "самозасекречиванию", чтобы придать себе ложную значительность и получить возможности для разного рода манипуляций; использование особых речевых клише, элементов некоего языка для "посвященных". Можно в этой связи вспомнить пресловутое "есть мнение" или манеру придавать некоторым словам и выражениям смысл, отличный от общепринятого (например, характеристика работника как "молодого", во всяком случае в советские времена, содержала оттенок уничижительности, намек на его "незрелость", а клише типа "плохой товарищ", "неуживчивый" обозначали человека, не склонного следовать названным нормам корпоративной этики. Думается, многие из нас, исходя из своего личного опыта и наблюдений, могут внести вклад в составление такого рода бюрократического "антисловаря".
3. Доминирование консервативных, "охранительных" стереотипов поведения, таких как перестраховка (в том числе, под масками бдительности и добросовестности, основательности); склонность к отрыву от реальной жизни в пользу превращенных, канцелярских форм деятельности; предпочтение и даже ритуализация привычного порядка, боязнь перемен, особенно тех, которые направлены на сокращение подконтрольных бюрократу сфер деятельности, поскольку это ограничивает меру его влиятельности. При этом бюрократический консерватизм вполне сочетается с показной гибкостью и уже реальной способностью адаптироваться к разным ситуациям и изменениям в политике посредством достаточно искусной социальной мимикрии. Мы были свидетелями таких массовых бюрократических маскарадов и во времена перестройки и позже, когда те же брежневские чиновники разыгрывали новые роли.
Один из охранительных стереотипов — очковтирательство, приукрашивание истинного положения дел. При этом любопытно, что подобный бюрократический "оптимизм" увеличивается в размерах по мере продвижения вверх по административной лестнице: чем ближе к высшему начальству, тем радужней звучат рапорты. Правда, в нынешние времена в моде и "негативное очковтирательство", когда стремятся изобразить положение дел в максимально катастрофическом свете, дабы получить дополнительные ресурсы либо скрыть собственные доходы и пр. За любое очковтирательство чиновников в конечном счете расплачивается общество.
4. Преувеличение своей служебной роли и перенесение части ее атрибутов на собственную персону. Наиболее злостная форма — бюрократическое "барство" и хамство. Они присущи как начальственному, "сановному", так и исполнительскому бюрократизму. Причем можно по-разному оценивать сравнительный вред от того и другого: у лица, занимающего ответственный пост, есть разные возможности продемонстрировать свою значимость (в том числе и положительно разрешить не решенный никем другим вопрос), тогда как у мелкого бюрократа единственный способ заявить о себе — это что-либо запретить. Ведь до тех пор пока подобный "вахтер от бюрократии" ничему не препятствует, его никто не замечает. Если же он начинает артачиться и создавать другим трудности в работе, то сразу становится заметным. И пусть его не любят те, кому он мешает работать, пусть это идет во вред делу. Ведь главное для него — не дело, а возможность заявить о себе. Я называю подобное явление "синдром вахтера".
К этому же стереотипу относится и ложное сознание собственной незаменимости, на котором базируется, в частности, стремление любыми средствами сохранить свое "кресло". При потере служебного положения оно обнаруживает себя утратой жизненных ориентиров, неспособностью найти новое место в жизни, а подчас и психическими расстройствами, получившими у психиатров даже специальное название "синдром детронизации".
Положение осложняется тем субъективным обстоятельством, что чаще всего бюрократ искренне считает себя "честным стражем порядка", "блюстителем государственных интересов" и т.п. Но понимает он их при этом очень узко, в лучшем случае с ведомственных позиций, а то и с позиций интересов своего начальника или своих личных. В этом ему помогают так называемые защитные механизмы сознания — психологическая "цензура", т.е. отключение сознания от нежелательной информации, подмена одной информации другой, а также искаженная шкала социальных значений, сверяясь с которой он фактически расценивает себя не как слугу демократического общества, а как "винтик" установленного административного порядка и исполнителя воли своих руководителей.
В массе своей бюрократ — не своекорыстный злоумышленник, а чаще всего субъективно честный человек, но с сознанием, деформированным общими социальными условиями, социальной практикой, способствующими развитию черт бюрократической личности. Но, разумеется, сказанное никоим образом не означает примирительного отношения к бюрократизму, самая решительная борьба с которым является одной из важнейших предпосылок успешного решения стоящих перед обществом задач.
Примечания
1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 1. С. 271.
2. Там же. С. 270.
3. Батищев Г.С. Деятельностная сущность человека как философский принципу/Проблема человека в современной философии. М., 1969. С.130—131.