Преступление и наказание

Идут годы. Министр запрещает Буагильберу публиковать его новые сочинения, и тот до поры до времени ждет, надеясь на практическое осуществление своих идей. В 1705 г. Буагильбер наконец получает округ в Орлеан­ской провинции для «экономического эксперимента». Не совсем ясно, как и в каких условиях проводился этот опыт. Во всяком случае, он уже в следующем году закончился провалом: в небольшом изолированном округе и при про­тиводействии влиятельных сил он и не мог закончиться иначе.

Теперь уж ничто не останавливает Буагильбера. В на­чале 1707 г. публикует он два тома своих сочинений. На­ряду с теоретическими трактатами там есть и резкие политические выпады против правительства, суровые обви­нения и грозные предупреждения. Ответ не заставляет себя долго ждать: книгу запрещают, автора ссылают в провинцию. Но и тут упрямец не замолкает! Из ссылки он вновь обращается с письмом к Шамильяру и получает гру­бый ответ.

Буагильберу уже 61 год. Дела его расстроены, у него большая семья: пятеро детей. Родные уговаривают его утихомириться. Младший брат, добропорядочный советник парламента (провинциального суда) в Руане, хлопочет за своего старшего брата. Заступников у него хватает, да и Шамильяр понимает нелепость наказания. Но неистовый прожектер должен смириться! Стиснув зубы, Буагильбер соглашается: бессмысленно дальше биться головой о стену. Ему позволяют вернуться в Руан. Как сообщает мемуа­рист той эпохи герцог Сен-Симон[54], которому мы обязаны многими деталями этой истории, горожане встретили его с почетом и радостью.

Буагильбер больше не подвергался прямым репрессиям. Он выпустил еще три издания своих сочинений, опустив, правда, иные самые острые места. Но морально он был уже сломлен. В 1708 г. Шамильяра на посту генерального контролера сменил племянник Кольбера, умный и дель­ный Демаре. Он хорошо относился к опальному Буагиль­беру и даже пытался привлечь его к управлению финан­сами. Но было уже поздно: и Буагильбер был не тот, и финансы быстро катились в пропасть, готовя почву для эксперимента Джона Ло. Буагильбер умер в Руане в октяб­ре 1714г.

Цельная и сильная личность Буагильбера выступает из его сочинений, писем и немногих свидетельств совре­менников. И в делах, и в личном общении он не был, види­мо, легким человеком: его характерными чертами были напористость, настойчивость, упрямство. Сен-Симон ко­ротко замечает, что «его живой характер был единствен­ным в своем роде». Видно, однако, что он испытывал к Буагильберу уважение, граничащее с изумлением. Артур Буалиль, обнаруживший и опубликовавший переписку Буагильбера, говорит о нем на основе изучения докумен­тов: «Буагильбер непрестанно затевал конфликты, вступал в споры и борьбу, и всюду проявлялся его беспокойный, неугомонный, непримиримый характер».

Неуживчивость его имела под собой принципиальную основу: свои принципы он яростно отстаивал и в больших, и в малых делах. А так как принципы эти были для того времени, мягко говоря, необычны, то столкновения стано­вились неизбежными. 20 лет вел скромный судья из Руана свою трудную борьбу, жертвуя покоем, благополучием и своими материальными интересами (Шамильяр за упрям­ство облагал его своеобразными штрафами, заставляя вновь и вновь оплачивать ранее купленные должности). Мини­стры не любили его, но при этом слегка (а может быть, и не слегка) побаивались: преимущество руанца состояло в бесстрашной прямоте и убежденности, с которой он от­стаивал свои идеи и принципы.

Теоретик

Как и все ранние экономисты, Буагильбер подчинял свои теоретические построения практике, обоснованию предлагавшейся им по­литики. Его роль как одного из основателей экономической науки определяется тем, что в основу своих реформ он положил цельную и глубокую для того времени систему теоретических взглядов. Ход мыслей Буагильбера был, ве­роятно, схож с логикой Петти. Он задался вопросом о том, чем определяется экономический рост страны; Буа­гильбера конкретно волновали причины застоя и упадка французской экономики. Отсюда он перешел к более обще­му теоретическому вопросу: какие закономерности дейст­вуют в народном хозяйстве и обеспечивают его развитие?

Выше уже приводилась мысль Ленина: стремление найти закон образования и изменения цен проходит через всю экономическую теорию, начиная с Аристотеля. Буагильбер сделал в этот многовековой поиск своеобразный вклад. Он подошел к задаче с позиций, как мы сказали бы теперь, «оптимального ценообразования». Он писал, что важнейшим условием экономического равновесия и про­гресса являются пропорциональные или нормальные цены.

Что это за цены? Прежде всего, это цены, обеспечиваю­щие в среднем в каждой отрасли покрытие издержек про­изводства и известную прибыль, чистый доход. Далее, это цены, при которых будет бесперебойно совершаться про­цесс реализации товаров, при которых будет поддержи­ваться устойчивый потребительский спрос. Наконец, это такие цены, при которых деньги «знают свое место», об­служивают платежный оборот и не приобретают тираниче­ской власти над людьми.

Понимание закона цен, т. е., в сущности, закона стои­мости, как выражения пропорциональности народного хо­зяйства было совершенно новой и смелой мыслью. С этим связаны другие основные теоретические идеи Буагильбера. При указанной трактовке цен, естественно, вставал вопрос: каким образом могут быть обеспечены «оптимальные цены» в экономике? По мнению Буагипьбера, такая струк­тура цен будет складываться стихийно в условиях свободы конкуренции.

Он видел главное нарушение свободы конкуренции конкретно в установлении максимальных цен на зерно. Буагильбер считал, что с отменой максимальных цен ры­ночные цены на зерно повысятся, это увеличит доходы крестьян и их спрос на промышленные изделия, далее возрастет производство этих изделий и т. д. Такая цепная реакция обеспечит одновременно и всеобщее установление «пропорциональных цен» и процветание хозяйства.

До сих пор существует спор о том, кому принадлежит знаменитая фраза: .«Laissez faire, laissez passer»[55], ставшая позже лозунгом свободы торговли и невмешательства го­сударства в экономику и тем самым принципом классиче­ской школы в политической экономии. Фразу приписывают, полностью или по частям, то крупному купцу време­ни Людовика XIV Франсуа Лежандру, то маркизу д'Аржансону (30-е годы XVIII в.), то другу Тюрго интенданту торговли Венсану Гурнэ. Но если Буагильбер и не при­думал это выражение, то он четко выразил заключаю­щуюся в нем идею. Он писал: «Надо лишь предоставить действовать природе...»

Как отмечал Маркс, у Буагильбера в понятие laissez faire, laissez passer еще не вкладывается тот эгоистический индивидуализм капиталиста-предпринимателя, какой в него стали вкладывать позже. У него «это учение имеет еще нечто человечное и значительное. Человечное в про­тивоположность хозяйству старого государства, которое стремилось пополнить свою кассу неестественными сред­ствами, значительное как первая попытка освободить буржуазную жизнь. Ее надо было освободить, чтобы пока­зать, что она собой представляет» [56].

Вместе с тем Буагильбер не отрицал экономических функций государства; это было немыслимо для такого реалиста и практика, каким он был. Он полагал, что госу­дарство, особенно с помощью разумной налоговой поли­тики, может способствовать высокому уровню потребления и спроса в стране. Буагильбер понимал, что сбыт и произ­водство товаров неизбежно застопорится, если замедлится поток потребительских расходов. Оп не замедлится, если бедняки будут больше зарабатывать и меньше отдавать в виде налогов, так как они склонны быстро тратить свой доход. Богачи же, напротив, склонны сберегать доход и тем самым обостряют трудности сбыта продукции.

Этот ход рассуждений Буагильбера важен с точки зре­ния развития экономической мысли в последующие сто­летия. Исторически в буржуазной политической экономии сложились две принципиальные позиции по вопросу о глав­ных факторах роста производства и богатства в капитали­стическом обществе. Первая позиция сводилась к тому, что рост производства определяется исключительно разме­рами накопления (т. е. сбережений и капиталовложений). Что касается платежеспособного спроса, то это, так сказать, «само приложится». Далее эта концепция логически вела к отрицанию возможности экономических кризисов общего перепроизводства. Другая позиция делала упор на потребительский спрос как на фактор поддержания высо­ких темпов роста производства. Ее предшественником в известном смысле был Буагильбер. Такая трактовка, на­против, закономерно вела к проблеме экономических кри­зисов.

Правда, Буагильбер связывал «кризисы» (вернее, яв­ления, подобные кризисам, характерным лишь для более поздней стадии развития капитализма) не столько с внут­ренними закономерностями хозяйства, сколько с плохой государственной политикой. Его можно понять и так, что при хорошей политике недостатка спроса и кризисов мож­но избежать[57]. Как бы то ни было, в своей главной теоретической работе — «Рассуждение о природе богатства, денег и податей» Буагильбер ярко и образно показал, что происходит при экономическом кризисе. Люди могут уми­рать не только от недостатка, но и от избытка благ! Пред­ставьте себе, говорил он, 10 или 12 человек, прикованных цепями на расстоянии друг от друга. У одного много пи­щи, но нет ничего больше; у другого избыток одежды, у третьего — напитков и т. д. Но обменяться между собой они не могут: цепи — это внешние, непонятные людям эко­номические силы, вызывающие кризисы. Эта картина гибели при изобилии вызывает в памяти картины XX в.: молоко, выливаемое в море, и кукурузу, сжигаемую в топ­ках паровозов,— и это среди безработицы и нищеты.

Как в теории, так и в политике позиция Буагильбера отличается от взглядов меркантилистов и во многом на­правлена против них. Он пытался искать экономические закономерности не в сфере обращения, а в сфере производ­ства, считая первоосновой экономики сельское хозяйство. Он отказывался видеть богатство страны в деньгах и стре­мился развенчать их, противопоставляя деньгам реальное богатство в виде массы товаров. Наконец, выступление Буагильбера за экономическую свободу также означало прямой разрыв с меркантилизмом.

Поиск по сайту: