Интересно проследить за ходом его рассуждений.

С острым чутьем человека новой, буржуазной эпохи он сразу, в сущности, ставит вопрос о прибавочной стоимо­сти: «...мы должны попытаться объяснить таинственную природу как денежной ренты, называемой процентом (usury), так и ренты с земель и домов»[34]. В XVII в. земля еще основной объект приложения человеческого труда. Поэтому для Петти прибавочная стоимость выступает ис­ключительно в форме земельной ренты, в которой скры­вается и промышленная прибыль. Процент он далее так­же выводит из ренты. Торговая прибыль мало интересует Петти, что резко отличает его от толпы современников-меркантилистов. Примечательно и выражение о таинст­венной природе ренты. Петти чувствует, что он стоит перед большой научной проблемой, что внешность явления здесь отличается от сущности.

Далее идет знаменитое, неизменно цитируемое место. Предположим, что некто (этот некто будет далее не только героем арифметических задачников, но и экономических трактатов!) занимается производством зерна. Часть про­изведенного им продукта вновь пойдет на семена, часть будет потрачена на удовлетворение собственных потреб­ностей (в том числе путем обмена), а «остаток хлеба со­ставляет естественную и истинную земельную ренту». Здесь намечено деление продукта, а следовательно, создающего его труда и стоимости на три основные части: 1) часть, представляющую возмещение затраченных средств произ­водства, в данном случае семян[35]; 2) часть, необходимую для поддержания жизни работника и его семьи, и 3) из­быток, или чистый доход. Эта последняя часть соответствует введенным Марксом понятиям прибавочного продукта и прибавочной стоимости.

Далее Петти ставит вопрос: «...какому количеству анг­лийских денег может равняться по своей стоимости этот хлеб или эта рента? Я отвечаю: такому количеству денег, которое в течение одинакового времени приобретает за вычетом своих издержек производства кто-нибудь другой, если он всецело отдается производству денег, т. е. предположим, что кто-нибудь другой отправляется в страну серебра, добывая там этот металл, очищает его, доставляет его на место производства хлеба первым, чеканит тут из этого серебра монету и т. д. Предположим далее, что этот индивидуум в течение того времени, которое он посвящает добыванию серебра, .приобретает также средства, нужные для своего пропитания, одежды и т. д. Тогда серебро одно­го должно быть равно по своей стоимости хлебу другого;
если первого имеется, например, 20 унций, а последнего 20 бушелей, то унция серебра будет представлять собой цену бушеля хлеба»[36].

В последнее время в экономику прочно вошло понятие модели, распространяется метод экономического моделиро­вания. Модель — это мыслимая картина экономических связей, содержащая некие исходные условия и предполо­жения. Может быть, описанная Петти ситуация — одна из первых экономических моделей в истории науки.

Очевидно, что приравнивание по стоимости частей зерна и серебра, представляющих собой прибавочный про­дукт, равносильно приравниванию всего валового продук­та. Ведь эти последние 20 бушелей зерна ничем не отли­чаются от остальных, скажем, 30 бушелей, которые возме­щают семена и составляют пропитание земледельца. Это же относится и к 20 унциям серебра, о которых выше идет речь. В другом месте Петти выражает идею трудовой стои­мости в чистом виде: «Если кто-нибудь может добыть из перуанской почвы и доставить в Лондон одну унцию се­ребра в то же самое время, в течение которого он в состоя­нии произвести один бушель хлеба, то первая представляет собою естественную цену другого...»[37].

Итак, Петти, по существу, формулирует закон стоимо­сти. Он понимает, что этот закон действует крайне сложным образом, лишь как общая тенденция. Это выра­жается в следующих поистине удивительных фразах: «Я утверждаю, что именно в этом состоит основа сравне­ния и сопоставления стоимостей. Но я признаю, что раз­вивающаяся на этой основе надстройка (superstructure) очень разнообразна и сложна»[38].

Между меновой стоимостью, величина которой опреде­ляется затратами труда, и реальной рыночной ценой — множество посредствующих звеньев, которые безмерно ус­ложняют процесс ценообразования. С этим, кстати сказать, постоянно сталкиваемся и мы, стремясь использовать закон стоимости для конкретных целей ценообразования. Более того, с необычайной прозорливостью Петти называет некоторые ценообразующие факторы, с которыми приходится считаться современным экономистам и плановикам: влияние товаров-заменителей, товаров-новинок, мод, подражания, традиций потребления.

Петти делает первые шаги на пути анализа самого тру­да, создающего стоимость. Ведь каждый конкретный вид труда создает только конкретное благо, потребительную стоимость: труд земледельца — зерно, труд ткача — по­лотно и т. д. Но как уже говорилось, в любом виде труда есть что-то общее, делающее все виды труда сравнимыми, а эти блага — товарами, меновыми стоимостями: затрата рабочего времени, как такового, затрата производитель­ной энергии работника вообще.

Петти был в истории экономической науки первым, кто стал прокладывать путь к идее абстрактного труда, кото­рая легла в основу марксовой теории стоимости.

Было бы странно искать у зачинателя и первооткрыва­теля какую-то стройную и законченную экономическую теорию. Опутанный меркантилистскими представлениями, он еще не может отделаться от иллюзии, что труд в добы­че драгоценных металлов — это все же какой-то особен­ный труд, наиболее непосредственно создающий стои­мость. Петти не может отделить меновую стоимость, кото­рая наиболее наглядно воплощается в этих металлах, от самой субстанции стоимости — затрат всеобщего человеческого абстрактного труда. У него нет сколько-нибудь яс­ного понятия о том, что величина стоимости определяется затратами общественно необходимого труда, типичными и средними для данного уровня развития хозяйства. Затраты труда, превышающие общественно необходимые, пропадают даром, не создают стоимость. Многое с точки зрения последующего развития науки можно признать у Петти слабым и прямо ошибочным. Но разве это главное? Глав­ное в том, что Петти твердо стоит на избранной им пози­ции — трудовой теории стоимости — и успешно применяет ее ко многим конкретным проблемам.

Мы уже видели, как он понимал природу прибавочного продукта. Но там речь шла о простом товаропроизводите­ле, который сам присваивает произведенный им же приба­вочный продукт. Петти не мог не видеть, что в его время значительная часть производства велась уже на капиталистических началах, с применением наемного труда.

Он должен был прийти к мысли, что прибавочный про­дукт производится не только и не столько для себя, сколь­ко для владельцев земли и капитала. О том, что он при­шел к этой мысли, свидетельствуют его соображения о заработной плате. Заработная плата работника определяется и должна определяться, по его мнению, только необходи­мым минимумом средств существования. Он должен полу­чать не более, чем необходимо, «чтобы жить, трудиться и размножаться». Петти понимает в то же время, что стои­мость, создаваемая трудом этого работника,— это совер­шенно иная величина, и, как правило, значительно боль­шая. Эта разница и является источником прибавочной стоимости, которая у него выступает в виде ренты.

Хотя и в неразвитой форме, Петти выразил основное научное положение классической политической экономии: в цене товара, определяемой в конечном счете затратами труда, заработная плата и прибавочная стоимость (рента, прибыль, процент) находятся в обратной зависимости. По­вышение заработной платы при одном и том же уровне производства может происходить лишь за счет прибавоч­ной стоимости, и наоборот. Отсюда один шаг до признания принципиальной противоположности классовых интересов рабочих, с одной стороны, и землевладельцев и капитали­стов — с другой. Таков последний вывод, который сделает классическая политическая экономия в лице Рикардо. Петти ближе всего подходит к такому взгляду, пожалуй, не в «Трактате», а в написанной в 70-х годах знаменитой «Политической арифметике», хотя и там мысль эта имеет­ся лишь в зародыше.

Но в целом увлечение политической арифметикой как-то помешало Петти углубить свою экономическую теорию, понимание коренных закономерностей капиталистической экономики. Многие гениальные догадки «Трактата» оста­лись неразвитыми. Цифры теперь увлекали его, они каза­лись ключом ко всему. Еще в «Трактате» есть характерная фраза: «Первое, что необходимо сделать,— это подсчи­тать...» Она становится девизом Петти, каким-то заклинанием: надо подсчитать, и все станет ясно. Создатели статистики страдали несколько наивной верой в ее силу.

Конечно, содержание главных экономических сочине­ний Петти не исчерпывается сказанным. Оно гораздо бо­гаче. Сумма его идей — это мировоззрение прогрессивной буржуазии. Петти впервые исследует само капиталистиче­ское производство и расценивает экономические явления с точки зрения производства. В этом его решительное преимущество перед меркантилистами. Отсюда его крити­ческое отношение к непроизводительным слоям населе­ния, из которых он особо выделяет священников, адвока­тов, чиновников. Он полагает, что можно было бы значи­тельно уменьшить число купцов и лавочников, которые тоже «не доставляют никакого продукта». Эта традиция критического отношения к непроизводительным группам населения войдет в плоть и кровь классической политиче­ской экономии.

Стиль — это человек, как гласит старое французское изречение. Литературный стиль Петти необычайно свеж и оригинален, даже симпатичен. И не потому, что он вла­дел какими-то литературными красотами и тонкостями. Наоборот, Петти лаконичен, прям и строг. Смелые мысли он выражает в смелой, безоговорочной форме. Он всегда говорит только главное и простыми словами. Самая объ­емистая его работа не занимает в русском переводе и 80 книжных страниц.

Устав Королевского общества, одним из членов-учре­дителей которого был Петти, требовал, чтобы «во всех отчетах об опытах... излагалась только суть дела, без всяких предисловий, оправданий или риторических украшений». Это великолепное правило Петти считал применимым не только к естественным, но и к общественным наукам и стремился следовать ему. Многие его работы и напоми­нают «отчеты об опытах». Правило это не мешало бы, впрочем, знать и руководствоваться им также современ­ным экономистам и представителям других общественных наук.

Простота не мешает видеть за строчками сочинений Петти его яркую личность, неуемный темперамент, поли­тическую страстность. Этот богатый помещик, с его огром­ным напудренным париком и в роскошном шелковом каф­тане (таков сэр Уильям на одном из поздних портретов), во многом оставался грубоватым простолюдином и слегка склонным к цинизму медиком. При всем своем богатстве и титулах, Петти всегда неустанно работал — не только умственно, но даже физически. Его страстью было кораб­лестроение, и он без конца проектировал и строил необыч­ные суда. В чертах его личности отчасти заключается объяснение его антипатий: он нутром ненавидел бездель­ников и паразитов. К самой королевской власти Петти от­носился строго. Заискивая перед двором, оп в то же время писал вещи, которые никак не могли понравиться королю и правительству: короли склонны к агрессивным войнам, и самый лучший способ удержать их от этого — не давать им денег для ведения войн.

Поиск по сайту: