Этнические общности тех эпох истории человечества, когда существовали антагонистические классы, принципиально отличались от племен и их родственных групп двумя основными признаками: во-первых, тем, что общности эти состояли из людей, связанных друг с другом не кровным родством, но хозяйственно-культурными отношениями территориально-соседского типа и, во-вторых, тем, что они всегда включали эксплуататорские и эксплуатируемые классы, между которыми существовали значительные различия в социально-экономическом положении и культурно-бытовых особенностях. Весь огромный период истории от возникновения в IV тыс. до н. э. первых классовых обществ в Передней Азии и Северной , Африке до Великой Октябрьской социалистической революции, открывшей человечеству дорогу к коммунизму, был периодом жестокой борьбы между антагонистическими классами, которые не только противостояли друг другу в процессе общественного производства, но и имели совершенно различный образ жизни, хотя и могли принадлежать к одному и тому же народу. Этническая специфика культуры и быта в классовом обществе перестала совпадать со спецификой социальной.
В рабовладельческих обществах Дальнего Востока и античного мира большинство населения составляли, как правило, свободные общинники, главным образом, земледельцы. Основной же эксплуатируемый класс — рабы — отличался, по крайней мере на первых порах, от рабовладельцев и свободных общинников своей этнической принадлежностью. Рабы первоначально не входили в этнос других классов общества и только медленно и, можно сказать, очень болезненно включались в его состав. Так, например, в Римской империи большинство рабов происходило из различных народов, с которыми римляне вели завоевательные войны. В рабское состояние были обращены тысячи военнопленных фракийцев, иллирийцев, галлов (кельтов), германцев, славян и многих других народов, земли которых были полностью или частично захвачены римскими войсками в Европе, Северной Африке и Западной Азии. Вождь самого крупного восстания рабов в I в. до н. э. Спартак по происхождению был фракийцем, но под его руководством вели борьбу за свое освобождение тысячи рабов, принадлежавших к различным народам. В первых веках новой эры, когда экономическая и военная мощь Рима начала постепенно ослабевать, многие более дальновидные римские рабовладельцы стали сажать своих рабов на землю, снабжать их орудиями производства, разрешали им жениться и обзаводиться семьей. Очевидно, что потомки этих рабов входили в состав тех народов, в окружении которых они жили. Кроме того, в конце существования Римской империи большое число рабов выкупалось или просто отпускалось на свободу. Немало таких вольноотпущенников были богатыми людьми; некоторые из них играли значительную роль в хозяйственной, культурной и общественно-политической жизни Рима и даже занимали высокие государственные должности.
В феодальном обществе, в отличие от рабовладельческого, эксплуатируемые группы населения — крепостное крестьянство и трудящиеся города — всегда составляли основу этноса и именно их культурные особенности выступали в качестве характерных этнографических признаков всего народа. Что же касается социальной верхушки этого периода — помещиков-крепостников всех рангов, то по мере развития феодализма в ней все сильнее становилась тенденция своего рода космополитизма, и по своему культурно-бытовому укладу и самосознанию она в значительной степени отрывалась от широких трудящихся масс. Именно в это время среди феодальной знати появляется стремление противопоставить себя народу, кичиться своим происхождением от древних, часто легендарных, князьков, различного рода завоевателей и захватчиков. В области идеологии стремление это находит свое отражение в реакционных представлениях об изначальном делении всех людей на белую и черную «кость», на прирожденных господ и бесправную «чернь», которой сам бог повелел «трудиться в поте лица своего».
Приведем несколько конкретных примеров, иллюстрирующих эти общие положения. Так, в раннефеодальную эпоху все только что описанные процессы были очень характерны для многих стран Северной Африки, где параллельно с их исламизацией местная социальная верхушка отрывалась от народной культуры и вступала иа путь арабизации. В позднефеодальное время, в особенности в XVII—XVIII вв. н. э., в большинстве стран Европы феодальная знать, почти полностью оторвавшись по образу жизни от народа, говорила на французском языке и всячески подражала нравам и обычаям, сложившимся у французской знати. Такое подражание после реформ Петра Первого широко распространилось и среди верхушки русского дворянства. В феодальную же эпоху наиболее часто возникали общества, где в результате завоеваний почти совпадали основные линии классовых и этнических различий. Так, например, в Латвии и Эстонии, еще в XIII в. захваченных немецкими крестоносцами, крепостными крестьянами было коренное латышское, эстонское и литовское население, а помещики-феодалы принадлежали к иноземцам — немцам, датчанам, шведам, отчасти к полякам. Подобно этому в средневековой Ирландии крепостными были ирландцы, долгое время, сохранявшие кельтский язык, а помещиками — в большинстве случаев англичане, говорившие на своем языке. В Индонезии вплоть до XV в. высшая знать многих феодальных государств, частично происходившая из Индии, пользовалась санскритом и другими индийскими языками, в то время как закрепощенное крестьянство говорило на различных языках индонезийской группы.
В советской политической и научной литературе для обозначения этносов рабовладельческого и феодального периодов обычно употребляется один и тот же термин — «народность». Надо, однако, иметь в виду, что в каждой новой социально-экономической формации (в том числе и в феодальной) наряду с характерными именно для нее типами этнических общностей продолжают существовать также общности, сложившиеся в предыдущие эпохи. Так, например, в состав русского феодального государства XV—XVIII вв. входили самые различные группы племен, расселенные на огромных пространствах от Поволжья до Тихого океана. Когда русские люди, перевалив через Уральские горы, начали освоение Сибири, они встретились там с многочисленными народами, которые по своей этнической структуре в большинстве случаев представляли собой группы родственных племен. Такими были манси (вогулы) и ханты (остяки) Зауралья и Западной Сибири, различные группы самодийских и тунгусских племен, а также уже знакомые нам палеоазиаты, эскимосы и алеуты. Аналогичные процессы включения в состав феодальных государств пародов, сохранивших многие особенности первобытнообщинного строя, наблюдались и во многих других странах. Так, в Индии, Южном Китае, Индокитае, Индонезии и на Филиппинах крупные народности с развитыми феодальными отношениями заселяли главным образом плодородные долины больших рек и морские побережья, в то время как в горных районах жили небольшие этносы, до последнего времени полностью или частично сохранившие племенную структуру.
Очень характерно для феодальной эпохи также существование этнических общностей различных порядков и тесно связанное с этим многоступенчатое этническое самосознание, которое было обусловлено натуральным хозяйством и политической раздробленностью этого периода истории, когда каждая отдельная экономически почти замкнутая сельская община считалась в первую очередь принадлежащей к своему княжеству, возглавлявшемуся «своими» феодалами. У многих народов, особенно кочевых, это локальное самосознание сочеталось еще с пережитками сознания племенного и даже родового. Наряду с ними существовало, однако, и ясное сознание принадлежности к более крупным территориальным общностям, к населению «своей», родной земли, которой владел хотя бы формально верховный феодал — великий князь, царь или король.
Русские люди всегда сознавали неразрывную связь с родной Русью, французы с Францией, немцы с Германией. Но в период феодальной раздробленности XIII— XV вв. отдельные местные группы русского народа, оставаясь русскими по своему этническому самосознанию высшего порядка, в то же время чувствовали себя москвичами, тверичами, рязанцами, новгородцами, псковичами и т. п. Точно так же французы в средние века осознавали себя не только французами, но и гасконцами, савоярами, лотарингцами, нормандцами, а немцы — не только немцами, но и баварцами, саксонцами, вестфальцами, голштинцами и т. п. Локальное самосознание постепенно уступает своё место общенародному.