Значение Вашингтонских соглашений для формирования региональной подсистемы международных отношений

Однако в целом положение в регионе опровергает прогнозы апокалиптического толка, которые регулярно выдвигались с начала 90-х годов. В последнее время здесь происходят обнадеживающие сдвиги. Отход от централизованной системы жизнеобеспечения населения, сохранение основ демократического правления, прекращение гражданской войны в Таджикистане являются существенными позитивными моментами с точки зрения современного положения и перспектив развития ситуации в Центральной Азии.
Позитивным моментом консолидации национальной государственности стран региона стало их полноправное вхождение в круг членов мирового сообщества. Новые государства Центральной Азии являются членами ООН, ОБСЕ, Организации Исламская конференция, Организации экономического сотрудничества (в нее входят также Иран, Пакистан, Турция, Азербайджан и Афганистан). Налажены связи с Всемирным банком, МВФ, ЕБРР, Азиатским банком, Исламским банком развития, другими международными финансовыми институтами. В 1999 г. Кыргызстан первым из стран СНГ стал членом ВТО. Современная международная среда — источник дополнительных ресурсов, необходимых для развития центрально-азиатских обществ, но ее влияние достаточно неоднозначно.
Среди приоритетных направлений внешней политики центрально-азиатских стран все более весомую роль играют отношения с высокоразвитыми странами Запада, прежде всего США. Встречная заинтересованность этих внерегиональных центров силы в сотрудничестве с центрально-азиатскими государствами стала важным фактором формирования новой системы международных отношений в юго-восточной зоне постсоветского пространства.
Формирование американской политики в Центральной Азии проходило достаточно динамично, однако власти США не сразу «вышли» на ее нынешние контуры. Республиканская администрация дж. Буша (старшего) первоначально демонстрировала свою незаинтересованность в распаде СССР, и у нее не было явно сформулированной стратегии по отношению к ближнему окружению России. В первые годы администрации
У. Клинтона США также формально «почти не интересовались» Центральной Азией. Их относительно сдержанный интерес первой половины 90-х годов в официальных источниках и научных публикациях обычно увязывался с соображениями «борьбы с иранской угрозой», «страхом перед тем, что иранский фундаментализм начнет распространяться на север». Этим объяснялось также и быстрое установление Соединенными Штатами полномасштабных дипломатических отношений со странами региона, активное сотрудничество с Турцией в проведении региональной политики в 1992—1993 годах. Однако одновременно с установкой на особые партнерские отношения с Турцией С[[IА стали проводить линию на расширение своей непосредственной вовлеченности в формирование источников финансирования национальных экономических систем бывших союзных республик. С 1992 г. начали осуществляться некоторые программы технической помощи, энергетические программы, программы помощи в разработке и добыче полезных ископаемых, приватизационные и конверсионные проекты. В 1993 г. при активном посредничестве этой миссии состоялось подписание контракта на разработку Тенгизского нефтяного месторождения в Казахстане между правительством Казахстана и компанией «Шеврон».
В середине 90-х годов к участию в формулированию американской политики в Центральной Азии подключился Конгресс, что произошло не только вследствие интереса законодателей США к региону, но и под влиянием «нефтяного лобби». Республиканская оппозиция стала критиковать правительство за то, что оно не стремилось изменить пророссийскую ориентацию стран региона, в том числе и путем ослабления их транспортной зависимости от северных маршрутов. Вторым инициатором активизации политики США в регионе стал Пентагон. Его интерес был обусловлен стратегическим значением Центральной Азии и возможностями расширения технических границ зоны ведомственной ответственности с соответствующими финансовыми «оргвыводами’>. В результате — опять же не без нефтяного лоббистского давления — стремление к усилению роли США в юго-восточном сегменте СНГ начала демонстрировать и вся исполнительная ветвь американской власти. Особенно важную роль в административном аппарате при формулировании подходов к Центральной Азии сыграл бывший посол США в Казахстане и Грузии В. Кортни, возглавлявший впоследствии отдел России, Украины и Евразии в Совете национальной безопасности (СНБ).В дальнейшем вопросы Центральной Азии и Кавказа в СНБ курировал Дж. Элкайнд, пришедший на эту должность из аппарата вице-президента США А. Гора.
Таким образом, современная политика С[[IА в Центрально-Азиатском регионе является сплавом целого спектра корпоративных, ведомственных и государственных внешнеполитичес ких интересов, которые периодически достаточно ощутимо конкурируют между собой. Отражением этой конкуренции и одновременно источником ее информационной подпитки являются материалы, с которыми постоянно выступают представители, как политических, так и общественных кругов США, их оценки перспектив демократического процесса, обеспечения стабильности, возможности противодействия религиозному экстремизму и другим проблемам развития Центрально-азиатских стран. В этой связи повышенный критицизм американских СМИ в отношении технологии избирательных кампаний, в том числе и президентских, которыми были отмечены публикации 1998—2000 гг., выражает не только определенный ценностный подход к принципам общественного устройства, но и конкретные интересы в области расширения возможностей американского регионального присутствия в его различных формах.
Современные центрально-азиатские приоритеты США постепенно складываются в стратегию формирования региональной системы, ориентированной, по крайней мере, в первом приближении по оси магистральных трубопроводов углеводородного сырья. Временные рамки создания главной несущей конструкции этого стратегического проекта, по-видимому, зафиксированы в стамбульском (ноябрь 1999 г.) соглашении по Основному экспортному нефтепроводу и транскаспийскому газопроводу (ОЭТ): 2004—2005 годы.
Согласно содержанию специального заявления Госдепартамента США, распространенного в день подписания ОЭТ государствам и -участниками (Азербайджан, Турция, Грузия, Казахстан и Туркменистан), развитие прикаспийских энергоресурсов призвано решать не только чисто коммерческие, но и крупные политические задачи: укрепление суверенитета новых независимых государств Каспийского региона, создание дополнительных перспектив коммерческой деятельности, формирование и восстановление экономических связей между новыми независимыми государствами. Хочется думать, что сторонники решения центрально-азиатских проблем на основе плана столь масштабного строительства, как ОЭТ, учитывают не только его видимые достоинства, но и весь комплекс реальных и не зависящих от чьей бы то ни было воли издержек.
Нефтяные интересы играют важную, но не единственную роль в формировании американской политики в Центральной Азии. США и их союзники расширяют контакты с государствами региона по военно-политической линии, в том числе в рамках программы НАТО «Партнерство ради мира», которая включает содействие в обучении военных кадров и подготовке центрально-азиатского миротворческого батальона (в нем участвуют воинские подразделения из Казахстана, Кыргызстана и Узбекистана).
Первым документом, где военно-политические вопросы были тесно взаимоувязаны, была подписанная США и Казахстаном «Хартия о демократическом партнерстве» (Вашинггон, 1994 г.). Обе стороны, как зафиксировано в .том документе, «намерены развивать взаимовыгодное сотрудничество в области обороны и проводить регулярные консультации по вопросам безопасности». Кроме того, осуществляется наблюдение за функционированием предприятий по производству расщепляющихся материалов, деятельностью испытательных полигонов, исследовательских центров и объектов ракетно-космической инфраструктуры, сохраняюшимися на территории Казахстана.
Расширяя военную привязку новых государств Центральной Азии к западным блоковым структурам, в 1999 г. США подписали с Узбекистаном план сотрудничества между министерствами обороны двух стран и соглашение о сотрудничестве в области демилитаризации объектов, относящихся к химическому вооружению и предотвращения распространения технологий химического вооружения. Одновременно Вашингтон заявил о поддержке участия Узбекистана в программе «Партнерство ради мира».
Несмотря на эти знаковые договоренности, в конце 90-х годов интерес США к Центрально-Азиатскому региону заметно ослаб. В фокусе внимания официальных кругов оказался вопрос о строительстве основного отрезка кавказского трубопровода Баку—Тбилиси—Джейхан, а фоном к смещению акцентов стали претензии к Казахстану и Узбекистану в области защиты прав человека. В последнее время объектом аналогичной американской критики стал и Киргизстан.
Новая республиканской администрации определила свой интерес к Центрально-Азиатскому региону только в самом общем виде. США, которые с 1992 г. предоставили централь- но-азиатским странам помощь на сумму около 1 млрд долл., заявляют о готовности продолжать поддержку проведению там демократических и рыночных реформ. Одновременно в Белом доме считают подходы своих предшественников в отношении Каспийского региона «инертными» и неудачными и намерены «предоставить полную поддержку реализации нефтепровода Баку—Тбилиси-—Джейхан и транскаспийского трубопровода из Туркменистана в Турцию, поскольку поддержка данных трубопроводов закрепляет американские интересы в регионе».
Таким образом, американская стратегия в Центральной Азии в будущем, как и в 90-е годы, будет сочетать элементы идеологизированных и прагматических подходов к региональной системе международных отношений.
В целом политика западноевропейских стран в Центральной Азии развивается в направлениях, аналогичных направлениям политики США. Интерес Западной Европы к энергетическим ресурсам огромен, но сдерживается отсутствием инфраструктуры и общей региональной нестабильностью. Экономическое проникновение западных стран происходит в русле общей стратегии «расширения сообщества демократических государств с рыночной экономикой» по нескольким направлениям, в частности, внедрения совместных предприятий с доминированием в них западного менеджмента, создания фондов поддержки частного предпринимательства, оказание гуманитарной ПОМОЩИ.
По объему внешнеторгового оборота на первом месте среди европейских стран-партнеров Центральной Азии стоит Великобритания. При этом, если в начале 90-х годов основной интерес западных инвесторов был прикован в основном к Казахстану и Узбекистану, то к конце истекшего десятилетия «новыми фаворитами» стали Туркмения, Кыргызстан и Таджикистан Хотя имеются разные оценки общего объема иностранных капиталовложений в эти республики: в Туркмении их объем составил около 5,2 млрд долл., в Кргызстане около 1 млрд долл., а в Таджикистане 150—200 млн долл. Благодаря во многом этим инвестициям, Туркмения, в которой западные инвестиции растут особенно быстро, сумела открыть железнодорожную магистраль в иранский город Мешхед, протяженностью около 300 км, воложив начало функционированию по территории Центральной Азии международного транспортного коридора Европа—Кавказ—Азия, а Кыргызстан получил возможность начать реформировать национальную производственную базу и адаптироваться к участию в ВТО.
Для индустриальных стран Запада политика в Центральной Азии представляет собой часть глобальной экономической стратегии и больше зависит от ее изменений, чем от текущих нужд этих стран. Она носит во многом перспективный характер, что нередко ведет к «разночтениям» в понимании иерархии приоритетов, которые существуют в Центрально-Азиатском регионе. Отсутствие всего сцектра элементов демократии вызывает демонстрации недовольства со стороны США и Западной Европы, что приводит к ответным публичным демаршам центрально-азиатских лидеров. Вместе с тем, и США, и Западная Европа показали свою реальную заинтересованность в развитии внешнеполитических и внешнеэкономических связей с Центральной Азией, а руководители центрально-азиатских стран, в свою очередь, заявили о том, что развитые индустриальные страны являются в регионе желанными и долговременными партнерами. Однако процесс взаимной адаптации глобальных и региональных субъектов международных отношений в Центральной Азии далеко не завершен.
Расширению связей центрально-азиатских государств с западными индустриально развитыми странами способствует обоюдная заинтересованность в освоении природных богатств региона и создании инфраструктуры для их доставки на мировые рынки. Но общая картина внешнеполитического взаимодействия выстраивается намного сложнее, поскольку активную роль во всех региональных процессах играют ближайшие соседи центрально-азиатских государств, прежде всего Турция, Иран и Пакистан, а военно-политическая ситуация в Афганистане постоянно вынуждает всех внешнеполитических акторов вносить коррективы в уже достигнутые договоренности.
Роль новых региональных партнеров в формировании международной среды по периметру постсоюзного пространства не менее противоречива, чем последствия усиления присутствия западных держав. Согласно З. Бзежинскому, стратегия и влияние таких крупных соседних государств, как Турция и Иран являются дополнительным дестабилизирующим общую обстановку фактором, поскольку «они имеют с исторической точки зрения имперский, культурный, религиозный и экономический интерес к региону, но сами проявляют непостоянство геополитической ориентации и потенциально уязвимы во внутреннем плане». Однако необходимо учитывать, что политика каждого из ближайших соседей постсоветской Центральной Азии, хотя и отмечена противоречиями в среде их правящих кругов, испытывает на себе большое влияние глобальных тенденций мирового развития, которые ориентируют всех членов мирового сообщества на конструктивные государственные решения в сфере международных отношений. Под этим углом зрения целесообразно анализировать и политику Турции, Ирана, Пакистана, некоторых других стран, которые на протяжении истекшего десятилетия оказались участниками формирования региональной системы международных отношений в новой Центральной Азии.
Вовлеченность новых региональных партнеров в центрально-азиатские процессы начала активно развиваться с 1992 г. и на начальных этапах была отмечена элементами конкуренции Турции и Ирана. Хотя практика показал, что многие описания этой конкуренции оказалась преувеличенными, различия в походах двух стран к центрально-азиатским процессам достаточно очевидны. «Особенности отношений Ирана и Турции с глобальными участниками международной системы привели к тому, что с самого начала появления самостоятельных государств в Центральной Азии отношения в этом регионе склонились к своеобразному противостоянию и соперничеству. Это соперничество в основном сводилось к трем моментам: противостояние эталонов (идеология), противостояние ролей (геополитическая сторона), экономическая конкуренция.
В первой половине 90-х годов турецкая сторона сделала ставку на форсированное присутствие во всех сферах жизни центрально-азиатских обществ, причем большинство турецких политиков склонилось к интерпретации целей этого политического курса в духе пантюркизма. Акцентируя идеологические моменты в пропаганде новой региональной политики, Турция стремилась не только надежно «закрепить» за собой региональный рынок, но и повысить собственную значимость во взаимодействии с европейскими странами, создать имидж представиная политика в отношении тюркоязычных стран СНГ времен президентства С. Демиреля. В правящих кругах Турции все более заметными становятся голоса тех, кто считает, что в первой половине 90-х годов Турция впала в неоправданную эйфорию и что она пока не готова к полноценной конкуренции с Россией в Центральной Азии. Однако эти политики прагматично полагают, что экономическая польза от сотрудничества, а не конкуренции с Россией может в значительной степени компенсировать Турции ущерб от несостоявшейся роли «покровителя тюркских республик».
Важным этапом по восстановлению турецкого влияния в Центральной Азии стал официальный визит осенью 2000 г. нового турецкого президента Неджета Сезера. Но в Туркмении и Узбекистане турецкого лидера встретили сдержанно. Относительно более результативными были встречи турецкого президента в Астане и Бишкеке. Президенты Казахстана и Турции
Н. Назарбаев и А. Неджет Сезер подписали в Астане совместную декларацию о сотрудничестве в деле борьбы с терроризмом, торговлей наркотиками, религиозным и политическим экстремизмом. Указан, что в России утверждается фаза долговременного политического курса и Казахстан считает сотрудничество с Россией приоритетным, президент Назарбаев подтвердил казахстанскую поддержку в отношении проекта трубопровода Баку-Джейхан.
Свое намерение укреплять сотрудничество подтвердили также и президенты Турции и Кыргызстана. По словам турецкого президента, его страна будет оказывать Кыргызстану военно-техническую поддержку в борьбе с бандами, которые пытаются дестабилизировать обстановку в регионе.
Таким образом, для того чтобы сохранить эффективность своего регионального присутствия в Центральной Азии, турецкой стороне понадобится внести существенные коррективы в формы и методы обеспечения своих национальных интересов, а в области двустороннего сотрудничества в значительно большей степени, чем это было раньше, ориентироваться на систему приоритетов, выдвигаемых центрально-азиатскими странами. Таков общий смысл и итогов дискуссии участников саммита руководителей стран Центральной Азии и Турции, состоявшемся в январе 2001 г. в Анкаре.
Иран, в отличие от Турции, занял в начале 90-х годов по отношению к Центральной Азии достаточно сдержанную позицию. В этот период он стремился скорее подготовить почву для более основательной вовлеченности, исходя как из чистотактических, так и стратегических установок по расширению участия в региональных процессах. Помимо серьезных внутриполитических причин сдержанность иранской стороны была обусловлена несовпадением культурно-религиозных стереотипов традиционалистского толка, определяющих общественную жизнь Ирана и политическую культуру постсоветских стран Центральной Азии. Общее состояние внешнеполитической среды также ограничивало многие иранские инициативы, повышало вероятность превращения его региональной политики в сугубо затратную сферу деятельности.
Распад биполярного мира вызвал к жизни широкий спектр разнообразных моделей будущей сети трансконтинентальных коммуникаций Центральной Азии. Но один из самых перспективных маршрутов центрально-азиатской нефти к иранским портам неизменно жестко отвергался и продолжает отвергаться США. «Упущенная транзитная выгода» в несколько миллиардов долларов является предметом серьезной озабоченности иранских руководителей. Но, несмотря на периодически мелькавшие в СМИ сообщения о вероятном пересмотре американских установок, главный материальный интерес Ирана на центрально-азиатском направлении до настоящего времени остается нереализованным. В 90-е годы Иран постоянно подчеркивал отсутствие в современной Центральной Азии системы безопасности, и формирование в регионе взрывоопасной обстановки, которая может быть стабилизирована только путем многостороннего политического диалога с иранским участием.
В целом же для Ирана на протяжении всего истекшего десятилетия было характерно стремление наладить региональное сотрудничество в Центральной Азии не только на двусторонней, но и на трехсторонней — с участием России — основе. Иран активно работал по установлению взаимопонимания и взаимодействия с Россией, с тем чтобы не допустить двойной изоляции на международной арене — со стороны США и со стороны восточного направления, где относительно возрастала роль «проамериканской» Турции.
Выстраивая свои отношения со странами Центральной Азии, Иран также, как и Турция, не избежал идеологических акцентов. Но он сделал их не на критике «идеологического конкурента», как поступила турецкая внешнеполитическая пропаганда, а на популяризации идеи диалога цивилизаций в зоне соприкосновения различных традиционных культур, религий, ислама суннитского и шиитского толка. «Иран считает, что возобновление и развитие отношений с исламскими обществами южной зоны бывшего СССР является естественным продолжением глубоких исторических и культурных связей народов и цивилизаций. Избегая любого идеологического столкновения в регионе, он неизменно подтверждает исламскую личность его населения. Не поддерживая, по крайней мере открыто исламские оппозиционные движения в регионе и другую оппозицию центральным правительствам, старается в межгосударственных отношениях защитить личность и права мусульман. Стараясь не входить в конфликт с турецкой и западной идеологией, Иран противопоставляет эталону секуляризации исламские достояния в личности мусульманских народов Центральной Азии и Кавказа».
В основе современных тактических ориентиров иранского подхода к сотрудничеству с Центрально-азиатскими государствами лежат прежде всего прагматические интересы. Иранское руководство считает, что наиболее перспективной сферой сотрудничества Ирана со средне-азиатскими республиками является добыча, переработка и транспортировка энергоносителей Поэтому главной целью Тегерана является доступ к новым проектам по разработке газовых и нефтяных месторождений и разворот основного экспортного потока энергоносителей из Центральной Азии через Иран. Предусматривается также возможность поставок газа и нефти через иранскую территорию в обход России на Украину и в страны Европы.
В среднесрочной перспективе Иран скорее всего будет стремиться подкрепить свою политическую роль в Центральной Азии постепенным расширением помощи и инвестиций странам региона. «Несмотря на все неудобные условия, экономические усилия Ирана продолжают очень медленно двигаться по региону». На современном этапе у Тегерана достаточно прочные позиции в Туркмении, с которой имеется ряд взаимовыгодных экономических, энергетических и транспортных проектов, а также с Казахстаном.
Действуя прежде всего на туркменском направлении, иранские политики стремятся создать в Центральной Азии своего рода «газовый ОПЕК»,но они всячески избегают демонстрации стремлений к региональному лидерству. Одновременно в среде иранских экспертов растет понимание того, что «выполнение политических обязательств в значительной степени зависит от экономической мощи», другими словами Центрально-азиатское направление видится ими, по крайней мере в перовом приближении, как дополнительный стимул модернизации иранской экономики со всеми вытекающими внутриполитическими последствиями.
Особое значение в планах усиления экономической завязки центрально-азиатских государств Тегеран придает Организации экономического сотрудничества (ОЭС). Еще один канал, через который Иран оказывает воздействие на ситуацию в Центральной Азии, проходит через Афганистан. Действовавшая там в 90-е годы шиитская проиранская группировка «Партия исламского единства Афганистана)> пыталась играть активную роль не только в самом Афганистане, но и в некоторых Центрально-азиатских республиках. Но контакты с центрально-азиатской оппозицией не занимали в политике Ирана столь значительного места, как в политике Турции, а победа движения Талибан в Афганистане пока исключает активизацию флангового иранского влияния на Центральную Азию.
В целом же главную ставку в продвижении своих интересов в регионе Иран сделал на сочетании двустороннего сотрудничества с центрально-азиатскими государствами с активизацией внешнеполитического взаимодействия с Россией.
Турция и Иран стали первыми новыми региональными акторами, активно включившимися в формирование системы международных отношений в постсоюзной Центральной Азии. Их участие в центрально-азиатских внешнеполитических процессах постепенно приобретало в 90-е годы все более весомый характер, а заинтересованность в конструктивном сотрудничестве стала подкрепляться реальным прагматизмом.
Одновременно к концу 90-х годов Иран и Турция пришли к осознанию ущерба от взаимной конкуренции в центрально-азиатском регионе и постепенно стали стремиться к сочетанию соперничества и сотрудничества в своей центрально-азиатской политике. Конкуренция двух региональных акторов вряд ли обострится и в перспективе. Как Турция, так и Иран испытывают очень серьезные внутриполитические проблемы, существенное расширение внешнеполитической активности на востоке для них относительно невыгодно.
В этой связи два ведущих новых региональных партнера центрально-азиатских государств выступают на современном этапе уже далеко не в том «взрывоопасном качестве», как это предсказывал З. Бжезинский.
Помимо Турции и Ирана к активному участию в региональных международных отношениях в Центральной Азии стремятся и другие государства Среднего и Ближнего Востока. С одной стороны, они выступают спонсорами ряда экономических проектов по линии ОЭС, некоторые из которых, кстати, распространяются и на Афганистан. Однако исламское зарубежье в той или иной степени поддерживает идею широкого политического объединения мусульманских государств Центральной Азии и Закавказья. Этому способствуют, в первую очередь, действия как радикальных религиозно-политических партий Пакистана и Афганистана, так и достаточно влиятельных представителей правящих кругов Иордании и Саудовской Аравии. Но в целом усилия по включению Центрально-Азиатского региона в зону внешнеполитического сотрудничества, окрашенного «в исламские тона», остаются скорее затратными, чем результативными. Практически все новые партнеры центрально-азиатских государств вынуждены так или иначе переходить к более прагматическому курсу.
Примером является Пакистан, наращивающий экономическое и религиозное проникновение в центрально-азиатские страны. До конца 90-х годов его вовлечение в региональные процессы носило косвенный характер и ограничивалось посылкой религиозных проповедников и деятельностью разведывательных служб. С середины 90-х годов, по мере усиления пакистанского влияния в Афганистане, Пакистан стал выступать все более самостоятельным участником политической борьбы вокруг проектов трансконтинентальных коммуникаций. Ориентировочные маршруты наземного и трубопроводного транспорта рассматривались руководством Пакистана через призму конкуренции собственных олигархических группировок. Другими словами, подходя к перспективам включения внутренних районов Азии в глобальную инфраструктуру, правящие круги Пакистана стремились создать систему баланса внутриполитических, региональных и внерегиональных сил, направленную на сдерживание индийского влияния в Кашмире и за его пределами, обеспечить выгодные условия сотрудничества с Ираном, Турцией и Китаем, укрепить лидирующие позиции представителей суннитского большинства в среде этнополитической элиты страны.
Все эти часто весьма противоречивые и разнопорядковые цели крайне негативно сказались на развитие обстановки по периметру Центральной Азии и на интересах самого Пакистана. На современном этапе Пакистан стал одним из основных каналов проникновения международных террористов в Центрально-Азиатский регион. С территории Пакистана осуществляется поставка оружия исламским экстремистам и подготовка боевиков для оппозиционных исламских партий и движений. Но это все же не является доминирующим при общей оценке роли Пакистана в системе региональных международных отношений. Пакистан входит в так называемую группу «шесть + два>, включающую Россию, США и шесть соседних с Афганистаном стран. Как показали итоги январского 2001 г. визита министра иностранных дел Узбекистана в Исламабад, этой стране также, как и пяти центрально-азиатским соседям Афганистана, предстоит активизировать поиск путей урегулирования афганского конфликта. В противном случае, волна афганской нестабильности может приобрести не только «северные», но и «восточные» векторы.
Рост вовлеченности ведущих стран Запада и мусульманского мира в Центральной Азии в 90-е годы стал важным, но не единственным фактором формирования региональной системы международных отношений. Среди новых направлений в политике центрально-азиатских республик особую роль играют отношения с Китаем. Это особенно характерно для непосредственных соседей азиатского гиганта (протяженность границы Казахстана, Таджикистана и Кыргызстана с КНРсоставляет более 3300 км). Особые опасения в Центральной Азии еще недавно вызывало то, что у Китая существовали территориальные претензии к Казахстану, Кыргызстану и Таджикистану, которые выдвигались в период существования СССР. К концу 90-х годов острота проблемы была снята.
В ходе Шанхайской встречи глав государств России, Китая, Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана (апрель 1996 г.) было подгiисано соглашение, в соответствии с которым все стороны договорились о взаимном ненападении, о запрещении военных маневров, направленных против какой-либо договаривающейся стороны, об ограничениях, налагаемых на любые военные маневры в приграничных районах, и о необходимости информировать заинтересованные страны о маневрах, проходящих в пределах 100 км от границы. В ходе следующей встречи «пятерки» в Москве (апрель 1997 г.) было подписано Соглашение о взаимном сокращении вооруженных сил в районе границы СНГ и Китая, в соответствии с которым создавалась демилитаризованная зона в пределах 100 км от границы, откуда должны быть выведены все войска, за исключением пограничных. В 1999 г. был окончательно решен наиболее сложный вопрос о китайско-казахстанской границе.
Деятельность «шанхайской пятерки», в последствии получившей название Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), стала одним из наиболее ярких положительных примеров роли Китая в Центральной Азии и его стратегического партнерства с РФ. Встречи участников форума стали проводиться ежегодно. К настоящему времени многосторонние усилия привели к расширению как спектра обсуждаемых коллективно вопросов, так и круга их участников. Завершилось превращение форума из механизма встреч, на которых рассматривались исключительно проблемы, связанные с мерами военного доверия и вопросами сокращения вооруженных сил в зоне совместной границы, в механизм налаживания сотрудничества между странами-участницами по политической, дипломатической, военной линиям, а также в вопросах безопасности и экономического сотрудничества. Июль 2000 г. принес новые моменты — в качестве наблюдателя к ШОС присоединился Узбекистан. Президент Узбекистана предпочел пятый саммит форума в Душанбе встрече с генсеком НАТО, а Цзян Цзэминь из Душанбе нанес визит в Ашхабад. Китай обозначил серьезность своего интереса к развитию газодобычи и трубопроводного транспорта Туркменистана. Восточный маршрут доставки центрально-азиатских энергоносителей на мировые рынки становится столь же реальным, как и западный. Но при этом важно, что Китай полностью понимает, уважает и поддерживает усилия России по развитию традиционных отношений с государствами Центральной Азии.
Параллельно с укреплением многостороннего политического сотрудничества Китая в Центральной Азии произошло повышение значения экономического компонента двусторонних отношений. Китай заинтересован в росте своего экономического влияния в регионе и закреплении рынков сбыта продукции северо-западного Китая. В 90-е годы произошло резкое увеличение торгового оборота КНР со странами региона. Хотя доля Китая в экспорте и импорте Туркменистана и Таджикистана сравнительно невелика, то для Казахстана, Кыргызстана и в какой-то степени для Узбекистана Китай — очень важный торговый партнер.
Существуют и другие перспективные направления экономического сотрудничества. Наиболее приоритетным для всех участников к концу истекшего десятилетия стало расширения транспортного сообщения и особенно развитие топливно-сырьевой сферы. Наиболее крупный проект с участием китайской стороны в сфере железнодорожного строительства — расширение второй трансконтинентальной евроазиатской дороги порт Ляньюньган (побережье Желтого моря) — Сиань — Ланьчжоу — Урумчи (столица СУАР) — Дружба (казахстанокитайская граница) — Астана — Брянск — Варшава — Ротгердам (общая протяженность 10800 км). Существуют планы соединения магистрали с железнодорожной сетью Ирана и Турции, что даст Китаю выход в Персидский залив, Черное и Средиземное моря.
Развивается сотрудничество Китая со странами региона и в топливно-сырьевой сфере. В октябре 1997 г. было подписано китайско-казахстанское соглашение о сотрудничестве в области нефти и газа. Китайская сторона взяла обязательство построить нефтепровод из Западного Казахстана в Китай (до Карамая, Синьпзян-Уйгурский автономный район) протяженностью в 2600 км и нефтепровод от Узеня до границы с Туркменистаном. Не менее активен Китай и в Туркменистане. Он принимает
участие в реабилитации нефтяного месторождения Котудерп. С 1994 г. активно обсуждается план строительства крупнейшего
газопровода Туркменистан — Китай — Япония протяженностью около 8 тыс, км. Стоимость строительства оценивается в
10 млрд долл., а продолжительность в 5 лет.
Итак, в 90-е годы отношения Китая с центрально-азиатскими странами развивались очень успешно. Китай обеспечил долговременные условия своего участия в региональных процессах на двусторонней и многосторонней основе. Он оказывает политическую поддержку совместным усилиям центрально-азиатских государств и России в отражении угрозы религиозного экстремизма й международного терроризма. Активное участие Китая в ШОС создает благоприятные условия системы безопасности России, Центральной и Северо-Восточной Азии. Как показывает опыт многостороннего сотрудничества, сложившегося в русле ШОС, на современном этапе в Центральной Азии реально существует также и возможность расширения международного взаимодействия с участием Индии. Но пока внешнеполитические усилия Индии в Центральной Азии в основном мотивированы стремлением к сдерживанию активности Исламабада. В ходе двусторонних переговоров с центрально-азиатскими государствами Индия стремится заручиться обещаниями противодействия росту фундаменталистских настроений в регионе. Важным фактором формирования международных отношений в Центральной Азии является конструктивная позиция Индии в отношении борьбы с международным терроризмом и религиозным экстремизмом.
Картина формирования новой системы международных отношений в Центральной Азии была бы неполной без учета ее экономической среды. Непосредственное влияние экономики на политику хотя и остается дискуссионным, его нельзя не учитывать в современных условиях взаимодействия государственных и негосударственных акторов принятия внешнеполитических решений. Необходимо отметить рост экономического влияния в Центрально-Азиатском регионе стран АТР. Они стали третьими по значимости внешнеторговыми партнерами Центральной Азии после России и Европы. Объемы торговли с АТР заметно превосходят товарооборот центрально-азиатской пятерки с такими соседними странами, как Турция и Иран. Лишь дня Туркмении экономические связи с Турцией более значимы, чем торговля с АТР.
Хотя разворот в сторону такого мощного центра экономического притяжения, как АТР, затормозил азиатский финансовый кризис, это направление не только перспективно, но уже формирует новые оси внешнеполитического взаимодействия в Центрально-Азиатском регионе. Заинтересованность и западных, и восточных партнеров центрально-азиатских государств в торговле и доступе к природным ресурсам, как и встречная заинтересованность в доставке сырья на мировые рынки, дала толчок появлению ряда крупных международных проектов в области инфраструктуры.
Растущую популярность приобретает идея «Шелкового пути ХХI века», реализация которой поможет преодолеть географическую изоляцию центрально-азиатских государств. В современных условиях «Шелковый путь», в отличие от древних караванных путей, предполагается построить на трех опорах:
энергетике, трансконтинентальной транспортной системе и телекоммуникациях. Стержнем этого проекта должна стать разработка природных ресурсов региона, в первую очередь, крупных месторождений нефти и газа Прикаспийской зоны. Но для его реализации необходима достаточно серьезная проработка, аккумулирующая глобальные, региональные и локальные интересы. Отчасти эта проблема уже решается в рамках конференций и экспертных совещаний, посвященных строительству магистрали ТРАСЕКА. Предполагается, что ТРАСЕКА создаст международный трансконтинентальный коридор и свяжет Европу, Центральную Азию и АТР сквозными железнодорожными и шоссейными путями.
В идеале использование сырьевого потенциала Центральной Азии на основе комплекса ТРАСЕКА позволит придать динамизм местным экономикам, а крупным импортерам энергоносителей — обеспечит стабильные поставки сырья. Это стимулирует интеграцию региона в глобальные системы транспортных и информационных коммуникаций. Однако основная часть самого проекта пока находится на стадии предварительной разработки.
Появление суверенных субъектов международных отношений в Центральной Азии и расширение их взаимодействия с новыми региональными и внерегиональными партнерами часто оценивается как ослабление позиций России и даже ее необратимое отступление. Однако вряд ли сложившуюся ситуацию можно рассматривать как «игру с нулевой суммой». Самостоятельность и многовекторность внешней политики постсоюзных центрально-азиатских государств является объективной потребностью их общественного развития, а неизбежно возникающие противоречия могут и будут решаться на основе суверенного равенства и взаимного уважения интересов всех сторон.
Новые направления внешний политики Центральной Азии заставили по-новому подойти к проблемам, которые возникали на повестке дня уже в советский период: «горизонтальные» экономические связи между бывшими союзными республиками, двусторонние отношения в условиях новой государственности, укрепление региональной безопасности. Но, как показала практика, без тесной взаимной координации внешнеполитической стратегии страны Центральной Азии не смогут обеспечить свою национальную безопасность и экономические интересы.
В истекшем десятилетии отношения между странами Центральной Азии развивались очень динамично. Они прошли ряд взаимосвязанных и дополняющих друг друга этапов сотрудничества, включающих установление двусторонних отношений как независимых государств в начале 90-х годов, попытки создания экономической интеграции на основе возрождения хозяйственных связей советского периода в середине десятилетия и установление системы координации борьбы с международным терроризмом в начале третьего тысячелетия. Эта эволюция определялась внутриполитической обстановкой в каждой из стран, спецификой избранных ими моделей построения демократического общества, потребностями экономики, субъективными характеристиками отдельных лидеров, изменениями международной среды. Она отражалась в сложной динамике процессов интеграции и дезинтеграции в новой Центральной Азии.
Первой после распада СССР крупной межрегиональной политической группировкой в Центральной Азии стало СНГ, созданное 30.12.1991. Вторым, но уже субрегиональным блоком, возникшим на постсоюзном пространстве Центральной Азии, был Центрально-Азиатский союз, учрежденный в 1994 г. в составе Казахстана, Кыргызстана и Узбекистана с целью координации внешнеполитической и экономической деятельности государств-членов, их финансового сотрудничества, решения миграционных проблем. К настоящему времени между членам Центрально-Азиатского союза (ЦАС) заключен Договор о едином экономическом пространстве, к которому в 1998 г. присоединилась Республика Таджикистан. В 1995 г. участниками союза был создан комитет обороны трех государств, который осуществляет деятельность по разработке конкретных предложений о военном сотрудничестве. Важным этапом развития интеграционных процессов на основе ЦАС стало подписание в 1997 г. Договора о вечной дружбе между Кыргызской Республикой, Республикой Казахстан и Республикой Узбекистан.
Однако, несмотря на широкие интеграционные возможности, которые открывала концепция и документы ЦАС, они не были реализованы. Так, если Казахстан и Кыргызстан проявляли заинтересованность в углублении интеграции по линии СНГ, Узбекистан придерживался дифференцированной политики в построении схем межгосударственного сотрудничества и отрицательно относился к многосторонним объединениям, наделенным политическими функциями. Все это отразилось на развитии многостороннего взаимодействия стран Центральной Азии во второй половины 90-х годов.
В марте 1996 г. между Россией, Белоруссией, Казахстаном и Кыргызстаном в рамках СНГ подписано соглашение о более тесной экономической интеграции в рамках Таможенного союза. Но Узбекистан и Таджикистан не стали членами объединения. Наряду с этим усиливалось кризисное состояние СНГ в целом, в том числе и на центрально-азиатском направлении. Оно особенно остро проявилось на Кишиневском (октябрь 1997 г.) и Московском (апрель 1998 г.) саммитах, а также на январской 1998 г. встрече в Ашгабаде глав государств-членов Центрально-Азиатского союза.
Отражением кризисных тенденций, традиционно ориентированных интеграционных процессов как трансрегионального, так и внутрирегионального масштаба, явилось заключенное в 1999 г. четырехстороннее соглашение Узбекистана, Туркмениистана, Грузии и Азербайджана (ГУУАМ), направленное на обеспечение транспортировки нефти и газа из прикаспийской зоны, минуя российскую территорию.
Таким образом, период 1998—1999 гг. оказался критическим с точки зрения перспектив комплексного многостороннего сотрудничества постсоюзньтх государств в Центрально-Азиатском регионе. Со всей очевидностью встала проблема конкретизации интеграционных проектов и придание им большей оперативной гибкости. Представляется, что эти проблемы будут достаточно успешно решаться в рамках подписанного 10 октября 2000 г. в Астане Договора об образовании Евразийского экономического сообщества в составе Беларуси, Казахстана, Кыргызстана, России и Таджикистана, которое предполагает совместное поэтапное движение государств-членов Таможенного союза в сторону единого экономического пространства.
Однако перспективы интеграционньих процессов в Центральной Азии нельзя переоценивать. Сегодня достаточно интенсивные торговые связи заметны между Россией и Казахстаном, между Казахстаном и Кыргызстаном, Узбекистаном и Таджикистаном. Минимальным остается пока уровень «завязки» между наиболее промышленно развитыми странами региона — Казахстаном и Узбекистаном, не говоря уже о «горизонтальных связях» Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана. Для всех государств важным партнером является Россия. Тем не менее все центральные страны имеют интенсивные торговые связи и за пределами СНГ.Поэтому интеграционные начинания в рамках центрально-азиатского сообщества еще малорезультативньи. Пока вырабатываются только контуры будущих межгосударственных отношений при большом разбросе политйческих и экономических интересов государств.
Вместе с тем тенденция укрепления многосторонних отношений в регионе стала особенно заметной после июньского 2000 г. саммита глав государств СНГ в Москве, за которым последовало большое число двусторонних контактов на высшем уровне. На московском саммите были подписаны соглашения о зоне свободной торговли и о создании Антитеррористического центра СНГ.
На начальных этапах становления системы международных отношений в Центральной Азии предполагалось, что на внутрирегиональном уровне она будет складываться прежде всего для Казахстана в СНГ значение имеют поставки в Узбекистан (5,3%), а для Кыргызстана очень значим Узбекистан — 29,7% кыргизского экспорта в СНГ. для Таджикистана ведущий партнер — Узбекистан (64,4%). Анологичная ситуация наблюдается и в импортньих операциях. Таким образом, за рамками региона оказались многие важные для центрально-азиатских стран партнеры по внешнеэкономической деятельности, даже среди других членов СНГ на основе интеграционных структур. Но на практике ее формирование во второй половине 90-х годов все больше определялось характером двусторонних отношений постсоюзных государств.
Пионером в этом выступил Узбекистан. Сохраняя, в целом, многосторонние внутрирегиональные связи, прежде всего экономические, эта страна постепенно стала переносить центр тяжести на двусторонние отношения. Одновременно, опираясь на свой демографический и экономический потенциал, Узбекистан попытался взять на себя роль регионального лидера. В первой половине 90-х годов республика поддерживала экономику своих соседей благодаря льготным ценам за поставляемый в Казахстан и Кыргызстан газ, а также переоформление государственного долга Таджикистана (200 млн долл.).
Однако в середине 90-х годов отношения между Узбекистаном, с одной стороны, Туркменистаном и Таджикистаном, с другой, значительно ухудшились. В известной степени трения были обусловлены нерешенными трансграничными проблемами, а также претензиями Узбекистана на право единолично формулировать общую позицию центрально-азиатских государств по проблемам противодействия исламскому экстремизму и таджикского урегулирования.
Более ровно развивались узбекско-кыргызские отношения. Но Бишкек занимает весьма твердую позицию по вопросу распределения водных ресурсов в приграничных с Узбекистаном районах. К тому же Кыргызстан, заявляя о приверженности политике государственного нейтралитета и диверсификации международного сотрудничества в регионе (создание безъядерной зоны, культурные инициативы), в большей степени, нежели Узбекистан, ориентировался на взаимодействие с глобальной международной средой. Формой адоптации к этой среде стало и подтверждение 12 декабря 1995 г. Генеральной Ассамблеей ООН статуса постоянного нейтралитета Туркменистана.
К началу 2001 г. ряд наиболее острых разногласий между Узбекистаном и его региональными соседями были сняты с повестки дня: подписаны Договор между Республикой Таджикистан и Республикой Узбекистан, Меморандум о делимитации госграницы между Республикой Таджикистан и Республикой Узбекистан, Договор о вечной дружбе между Кыргызстаном и Узбекистаном, а также Договор о делимитации границы между Узбекистаном и Туркменистаном (2001 г.).
Внутрирегиональные отношения в Центральной Азии в 90-е годы самым существенным образом определялись и политикой Казахстана, который выступал не только последовательным сторонником интеграционных процессов, но и активно развивал двусторонние отношения с Кыргызстаном, Таджикистаном и Туркменистаном. Однако в отношениях между ним и Узбекистаном в этот период нарастали экономические противоречия. Во второй половине 90-х годов Казахстан инициировал строгий таможенный контроль на границе с Узбекистаном и не раз критиковал соседнюю страну за подходы к валютному регулированию в рамках ЦЭС. Кроме экономических противоречий в отношениях между Казахстаном и Узбекистаном существовали и другие сложности. Основные разногласия сводятся к проблемам делимитации границы, неудовлетворенности каждой из сторон положением своих этнических диаспор, различиям экономических стратегий. Все более важным становится и то, что обе страны конкурируют за привлечение зарубежных, в первую очередь западных, инвестиций. По ряду оценок, долг Узбекистана международным финансовым институтам сегодня составляет 8 млрд долл., внешний долг Казахстана достигает б млрд долл., что начинает сказываться на возможностях привлечения новых капиталовложений.
В этой связи перспективы дальнейшего развития двусторонних отношений между странами Центральной Азии, и прежде всего Казахстаном и Узбекистаном, во многом зависят от личной воли лидеров, от позиции их внешнеполитических партнеров, но и в значительной степени от стабильности в среде правящих кругов, от рационального сочетания корпоративных интересов в среде национальных элит.
Оценки развития многосторонних и двусторонних отношений стран Центрально-Азиатского региона были бы неполны без учета совместных усилий государств по созданию системы региональной стабильности и безопасности, укрепления возможностей отражения угрозы терроризма, прикрывающегося исламскими лозунгами. Эти усилия предпринимались в период урегулирования конфликта в Таджикистане, но особенно интенсифицировались в 2000 году.
Вопрос безопасности остается крайне болезненным для стран региона, поскольку все они уязвимы по отношению к внешнему воздействию. Военное строительство в Центральной Азии началось в 1992 г., но поиск оптимальных форм сочетания национальной и коллективной безопасности продолжается.
В начале 90-х годов на Центрально-Азиатский регион распространились договоренности о единой системе ПВО и военно-техническом сотрудничестве в рамках СНГ. Но попытки создания постоянных коллективных миротворческих сил в регионе под эгидой СНГ оказались малорезультативными. В 1998 г. из состава коллективных миротворческих сил в Таджикистане были выведены узбекские и киргизские части. После истечения в апреле 1999 г. договора о коллективной безопасности СНГ (Ташкентский договор 1993 г.) Узбекистан решил не продлевать свое участие в нем. То, что в этот же период начался вывод российских пограничников из Туркмении и Кыргызстан объективно создало новое измерение проблемы региональной безопасности.
С одной стороны, усилилось давление исламских экстремистов, направленное прежде всего на Узбекистан, что предполагало ответные силовые акции. Но одновременно стала очевидна необходимость пересмотра самого понятия безопасность, смещения приоритетов в сторону превентивной дипломатии, миротворчества, решения вопросов экономической и социальной стабильности, более динамичной адаптации к новым вызовам в лице международного терроризма.
Динамика реальных событий в краткосрочной перспективе заставила сделать акцент скорее на традиционных, нежели обновленных подходах к обеспечению региональной безопасности. Осенью 1999 г. крупное бандформирование исламских бое- ников вторглось на территорию Республики Кыргызстан, пройдя из Афганистана по таджикской территории. Целью боевиков была Ферганская долина, причем угроза переноса афганской войны в Центральную Азию стала как никогда реальной. С этого момента начался активный поиск новых форм координации действий центрально-азиатских государств в области безопасности. Опыт совместной операции против боевиков, прорывавшихся в Ферганскую долину осенью 1999 г., показал не только необходимость коллективных действий, но и их эффективность. Проведенные дважды за полгода военные маневры «Южный шит Содружества» (октябрь 1999 г. в Кыргызстане и в апреле 2000 г. в Таджикистане и Узбекистане) подтвердили, что вооруженные силы России, Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана и Узбекистана вполне в состоянии действовать совместно в случае обострения ситуации на южном фланге СНГ.
Важным этапам строительства системы региональной безопасности в Центральной Азии стал октябрьский 2000 г. саммит глав государств — участниц Договора о коллективной безопасности СНГ (Армения, Белоруссия, Казахстан, Кыргызстан, Россия, Таджикистан) в Бишкеке. По результатам этого саммита было подписано соглашение «О статусе формирований сил и средств систем коллективной безопасности», предусматривающее возможности оказания странами взаимной военной помощи для совместного отражения внешней военной агрессии, проведения совместных антитеррористических операций, а также командно-штабных и войсковых учений. Фактически речь идет о создании коллективных вооруженных сил регионального базирования.
Необходимость Бишкекской встречи и принятия совместных документов была продиктована резким осложнением обстановки в регионе в связи с событиями в Афганистане, угрозой проникновения на территории государств СНГ Центрально-Азиатского региона бандформирований и террористических групп. Основным источником нестабильности в регионе, как было отмечено главами государств, стал непрекрашающийся конфликт в Афганистане, который превратился в один из мировых центров международного терроризма и распространения наркотиков.
Участники саммита в Бишкеке сочли необходимым призвать мировое сообщество активизировать процесс урегулирования ситуации в Афганистане и тем самым содействовать укреплению стабильности и безопасности в Центральной Азии. Для этого было предложено провести специальное заседание Совета безопасности ООН с целью выработки конкретных мер по урегулированию афганской проблемы с участием всех сторон, вовлеченных в конфликт. Одновременно продолжается и поиск тактических региональных решений, в котором наиболее активно участвуют Туркменистан, Узбекистан и Казахстан.
Особенности политических процессов в юго-восточной зоне постсоветского пространства ставят перед Россией беспрецедентное число сложных военно-политических, экономических и гуманитарных проблем. Специфика ситуации заключается также и в том, что РФ приходится решать эти проблемы, действуя одновременно по всем азимутам двусторонних и многосторонних отношений. Не претендуя на роль, безусловно, доминирующей в регионе силы, Россия, тем не менее, стремится обеспечить свои внешнеполитические и экономические интересы, которые формировались в течение длительного исторического периода. Для России очень важно, чтобы прилегающий к ее национальной территории Центрально-Азиатский регион являлся зоной стабильности и динамичного развития, был открыт для взаимовыгодного международного сотрудничества с ее эффективным участием. Эти стратегические интересы проводятся в жизнь в разных формах и по различным направлениям.
В 90-е годы формирование региональной системы международных отношений в Центральной Азии было отмечено как не вполне отвечавшими российским интересам тенденциями, так и факторами, позволяющими оценивать ситуацию достаточно оптимистично. В ходе конструктивного диалога преодолевались расхождения по проблемам правового статуса Каспия, межтаджикского урегулирования, многостороннего сотрудничества в области трубопроводной инфраструктуры и некоторым другим.
Позитивным моментом взаимодействия России с ее центрально-азиатскими партнерами выступает большое число межгосударственных соглашений и договоренностей, которые постепенно воплощаются в жизнь. Конструктивную основу участия РФ в региональных процессах составляют такие документы, как российско-казахстанский Договор о дружбе и сотрудничестве (1992) и Декларация о расширении и углублении российско-казахстанского сотрудничества (1995), российско-узбекский Договор об основах межгосударственных отношений, дружбе и сотрудничестве (1992), Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между Республикой Таджикистан и Российской Федерацией (1993), Договор о союзничестве и партнерстве между Кыргызской Республикой и Российской Федерацией (20

Поиск по сайту: