Подход Д. Тибо и Г. Келли

Чаще всего позиция Тибо и Келли фигурирует под названием «теория взаимодействия исходов». Сами же авторы подчеркивают, что их подход правильнее квалифицировать как точку зрения, или «frame of reference», а не как теорию. Основное внимание Тибо и Келли уделяют фактору «взаимного обмена вознаграждениями и наказаниями» в контексте интеракции (взаимодействия). Суть под­хода состоит в следующем. Всякое межличностное отношение — это взаимодействие. Для анализа первоначально бралось взаимо­действие в диаде. «Диадическое взаимодействие наиболее вероятно будет продолжаться и позитивно оцениваться, если участники такого взаимодействия «выгадывают» от него» [Shaw, Costanzo, 1970, p. 69]. Эту основную посылку нужно понимать следующим образом. Во-первых, авторы объясняют социальное взаимодействие в тер­минах «исходов» — вознаграждений и потерь (издержек) каждого из участников взаимодействия. Исход всякого взаимодействия рас­сматривается как некий шаг, резюмирующий получаемые вознаг­раждения и понесенные потери. Во-вторых, по их мнению, интер­акция будет продолжаться, повторяться, только если ее участники подкрепляются, имея позитивные исходы, т.е. если вознагражде­ния превосходят потери. Авторы предполагают, что взаимодейству­ющие стороны зависят друг от друга в достижении позитивных исходов. «В качестве независимых переменных выступают возмож­ности взаимного контроля, которыми обладают члены коллектива. Считается, что контроль опосредуется способностью влиять на исходы другого (такие, как вознаграждения, платежи, подкрепле­ния и полезности)» [Kelley, Thibaut, 1959, p. 4]. В качестве зависи­мых переменных выступают продукты взаимозависимых отноше­ний — нормы, роли, власть. Позитивные платежи в социальной интеракции могут быть материальными или же психологическими (выигрыш в статусе, власти и т.д.).

Получаемые участниками в итоге взаимодействия вознаграж­дения или понесенные потери детерминируются, по мнению Тибо и Келли, факторами, внутренними или внешними этому взаимо­действию. Последние составляют категорию так называемых экзо­генных детерминант. Они включают индивидуальные потребности и способности участников, сходство или различие в их установ­ках, ценностях, ситуационный контекст их межличностного кон­такта. Как отмечают авторы, во многих случаях это факторы, кор­релирующие с социометрическим выбором. В самом общем плане способных партнеров во взаимодействии отличает то обстоятель­ство, что они, полагают Тибо и Келли, обладают большим потен­циалом для вознаграждения другого участника. В результате в отно­шениях с более способным партнером более вероятен общий по­зитивный исход.

В зарубежной социальной психологии проведено много иссле­дований, показывающих, что индивиды, имеющие похожие ус­тановки, склонны выбирать друг друга в качестве друзей, партне­ров по взаимодействию. Обычно эти данные определенным обра­зом интерпретируются с позиций когнитивистской ориентации. С точки зрения Тибо и Келли, они могут быть интерпретированыв рамках их подхода. «Если мы допустим, что во многих сферах ценностей индивид нуждается в социальной поддержке своих мне­ний и установок, то соглашающийся с ним другой служит для него вознаграждением... Таким образом, два человека, имеющие аналогичные ценности, могут представлять друг для друга вознаг­раждения просто экспликацией своих ценностей» [Kelley, Thibaut, 1959, p. 43]. Тибо и Келли полагают, что сходство между сторона­ми диады облегчит им обоим достижение позитивных исходов во взаимодействии.

К экзогенным детерминантам вознаграждений и издержек в социальных отношениях Тибо и Келли относят такую их характе­ристику, как дистантность. Диада на расстоянии представляет мень­ше возможностей участникам для позитивных исходов, поскольку для сформирования и поддержания физически дистантных отно­шений требуется больше усилий и, следовательно, больше издер­жек, чем в противоположном случае.

Еще одна рассматриваемая авторами экзогенная переменная — комплементарность, или дополнительность. Они полагают, что образование диады облегчается сторонами, которые способны воз­награждать друг друга ценой низких издержек для себя. В компле­ментарном отношении каждый может обеспечить то, в чем нужда­ется другой, но сам это обеспечить не может. В таких отношениях вознаграждения для обоих участников высоки, а издержки низ­кие, и, таким образом, исходы позитивны для обоих.

Другая категория детерминант вознаграждений и потерь — эн­догенные факторы. Они возникают в ходе взаимодействия и как его продукт. Если экзогенные детерминанты определяют пределы достижения позитивных исходов, то эндогенные определяют, бу­дут ли действительно эти исходы достигнуты. Эндогенные помехи или содействия реализации оптимальных возможностей в отноше­нии издержек-вознаграждений проистекают из «комбинаций пос­ледовательностей поведения членов диады». Сочетание поведений может оказаться взаимно несовместимым, как, например, в ситу­ации, когда один из братьев желает заниматься в кабинете, а дру­гой в это же время — играть на музыкальном инструменте. Подоб­ное сочетание мешает сторонам максимизировать их вознагражде­ния ценой минимальных издержек. Облегчит максимизацию лишь изменение одной из сторон своего поведения. Тибо и Келли пола­гают, что несовместимые, соперничающие тенденции увеличи­вают оптимальные издержки в форме раздражения, смущения, тревоги или необходимости приложить большие усилия для соот­ветствующих реакций. Они формулируют следующую гипотезу: из­держки, вызываемые интерференцией, пропорциональны конф­ликту, порождаемому несовместимой ситуацией.

Важным моментом в подходе Тибо и Келли являются вводи­мые ими понятия «уровень сравнения» и «уровень сравнения аль­тернатив». Согласно авторам, ценность, которую личность при­писывает исходу взаимодействия, не может быть определена на основании ее абсолютной величины. Она определяется на основе сравнения с двумя вышеназванными стандартами. Уровень срав­нения индивида — это средняя величина позитивных исходов, которые он имел в своих предшествующих отношениях с другими. То есть, оценивая ценность исхода для себя, личность ориентиру­ется на этот средний уровень. Исход благоприятен, если он выше среднего уровня, и чем выше, тем благоприятнее. Данное поня­тие используется как некая естественная точка отсчета на шкале удовлетворения. Посредством этой мерки индивид оценивает при­влекательность межличностного отношения для себя. Уровень срав­нения может варьировать в зависимости от личности и ситуации. Во многом он определяется тем, как воспринимает индивид соб­ственные возможности в достижении благоприятных исходов. Чем к более высоким исходам привык индивид, тем более высоким будет его уровень сравнения в последующих отношениях. Иногда, правда, обстоятельства могут изменить эту тенденцию.

Второй стандарт, на основе которого личность оценивает свои исходы, — уровень сравнения альтернатив. Посредством этого кри­терия индивид решает, будет ли он оставаться в данном социаль­ном отношении или выйдет из него. Предполагается, что личность не останется, например, на удовлетворяющей ее работе, если она имеет возможность получить еще более привлекательную работу, и что она не покинет даже вызывающее неудовлетворение поло­жение, если единственная имеющаяся альтернатива еще хуже. Та­ким образом, данный стандарт представляет собой наилучший исход, который личность может получить в свете наилучшей воз­можной для него альтернативы. Как видим из вышеизложенного, идея авторов весьма проста: при альтернативе личность всегда стре­мится сделать выбор в пользу более благоприятного для себя ре­шения. Так, можно отметить, что Тибо и Келли в трактовке поня­тия исходов подчеркивают относительность их оценки участника­ми. Интересно, что этот момент смыкает авторов с представителямигештальтпсихологии, для которых характерен акцент на относи­тельности восприятия.

Основным техническим приемом, используемым Тибо и Келли в анализе, является матрица исходов. Представление социаль­ного взаимодействия в форме матрицы заимствовано социальной психологией из теории игр — сравнительно молодой области ма­тематического знания. Оно показало свою эффективность в каче­стве полезного средства для описания различных типов социаль­ной взаимозависимости в абстрактной форме и как средство, «сти­мулирующее исследование». Матрица исхода составляется таким образом, что в таблицу заносится весь возможный репертуар пове­дения каждого участника взаимодействия. Например, по горизон­тали размещается поведенческий репертуар участника В, по вер­тикали — то же самое для участника А (рис. 1).

В клетках матрицы представлены все соответствующие издержки и вознаграждения, релевантные для данного взаимодействия. Чита­ется матрица таким образом: если участник А избирает во взаимо­действии линию поведения A_v а участник В— B_v то А получает, например, шесть единиц позитивного исхода, а В— две единицы, т.е. в данном случае имеются позитивные исходы у обеих сторон.

Тибо и Келли делают следующие допущения относительно природы матрицы:

1) в ее клетках содержатся все возможности вознаграждений и издержек в данном взаимодействии;

2) в матрице представлены все возможные линии поведения участников;

3) ценности издержек и вознаграждений исхода варьируют с течением времени благодаря воздействию многих факторов (например, насыщение, утомление и т.д.); 4) матрица не известна участникам до взаимодействия. По мере прогресса взаимодействия они непрерывно делают откры­тия относительно возможных исходов и поведенческого репертуара своего партнера.

Особое значение приобретает последний, четвертый, пункт. Тибо и Келли утверждают, что в момент вступления в социальное взаимодействие стороны сталкиваются с большой степенью нео­пределенности в отношении исходов, которые могут быть достиг­нуты. Личность может иметь недостаточно знаний, чтобы ожидать что-то определенное, либо она может иметь ошибочные представ­ления. Поскольку до самого факта взаимодействия трудно вынести окончательные суждения, постольку в самом начале формирова­ния отношения есть период проб, сравнения (sampling), когда уча­стники пытаются реально оценить потенциально возможные в та­ком отношении исходы. Восприятие исходов на ранней стадии вза­имодействия помогает определить, продолжать отношение или выйти из него.

Оцениваются исходы первичного контакта по двум рассмот­ренным выше критериям (уровень сравнения и уровень сравнения альтернатив). Индивиды будут формировать и поддерживать те от­ношения, которые обещают дать наилучший из возможных исхо­дов. Кроме того, для участников важно предвидеть, останутся ли выявленные позитивные исходы стабильными со временем. По­добное исследование матрицы возможных исходов оказывается весьма важным, когда в стадию формирования вступают долго­временные отношения типа супружества.

Среди многочисленных аспектов социального взаимодействия, к которым считается приложимым этот подход, особое внимание уделяется отношениям власти, взаимозависимости и межличнос­тной аккомодации (приспособлению). По мнению Тибо и Келли, матрица исходов оказывает большую помощь в оценке образцов взаимозависимости членов диады, а также в оценке процессов, посредством которых участники влияют друг на друга и друг друга контролируют. Возможность власти одного участника над другим, на которую указывает матрица, состоит в способности контроли­ровать исходы другого, т.е. его вознаграждения-издержки. Тибо и Келли определяют власть в диаде как функцию способности одного участника влиять на качество исходов, достигаемых другим. Критерий «уровень сравнения альтернатив» оказывается очень важным показателем стабильности власти и отношений зависи­мости в диаде. «Если средние исходы данного отношения ниже средних исходов, имеющихся в наилучшем альтернативном отно­шении, основы власти и зависимости в таком диадическом отно­шении будут слабы, и со временем эта диада распадется» [Kelley, Thibaut, 1959, p. 101].

Тибо и Келли выделяют два типа контроля, который одна лич­ность может иметь по отношению к исходам другой, — фатальный и поведенческий. Суть фатального контроля состоит в том, что один участник полностью определяет исход для другого независи­мо от того, что предпримет этот другой. Ситуация фатального кон­троля иллюстрируется следующими двумя матрицами (рис. 2):

Первая матрица (рис. 2, 1) иллюстрирует факт фатального кон­троля А над В (обратное неверно). В этом случае для участника В все зависит от того, какую линию поведения выберет А. Если он выбе­рет A_v то, что бы ни делал В (выбрал В₁ или В₂), все равно его выигрыш будет +5. Если же А выбирает А₂, то, что бы ни делал В, его выигрыш будет +1. Таким образом, В не имеет контроля над уровнем исхода, получаемого им, в этом отношении он полнос­тью зависит от А, то есть, согласно Тибо и Келли, это означает, что А обладает властью над В.

Вторая матрица (рис. 2, 2) иллюстрирует случай взаимного фатального контроля. А фатально контролирует В (мы уже разъяс­нили эту ситуацию); справедливо и обратное: В фатально контро­лирует А. Если А выбирает A_v то В всегда получает максимальный выигрыш независимо от того, что он делает сам; если В выбирает В_х, то А всегда имеет максимальный выигрыш независимо от того, что он делает.

Тибо и Келли полагают, что в ситуации, когда личность не имеет прямого контроля над собственным исходом, она может воспользоваться своей способностью влиять на исход другого и таким образом повлиять на свой исход косвенно. Они предполага­ют, что в самом общем плане для каждого участника в данном типе взаимодействия стратегия, которая наиболее вероятно ведет к стабильному взаимному вознаграждению, состоит в том, чтобы изменять свое поведение после получения наказания (издержек) и сохранять то же самое поведение, если достигнуто вознагражде­ние. В частности, в рассмотренной второй матрице, если оба уча­стника придерживаются такой стратегии и если А выберет А₂и В выберет B_v В будет неудовлетворен своим исходом и вынужден в следующий раз изменить свой выбор на В₂, в то время как А про­должит выбирать А₂. Сочетание А₂В₂ приведет обоих участников к наименее предпочитаемым исходам. Это обстоятельство заставит каждого в следующем туре изменить свой выбор, и тогда комби­нация А₁В₁ даст исход, предпочитаемый обоими, что приведет обоих к сохранению выборов в следующем туре; это, в свою оче­редь, приведет к повторению и т.д., поскольку участники оказы­ваются в устойчивой взаимовыгодной ситуации.

Здесь уместно отметить, что в американской социальной пси­хологии уделяется много внимания экспериментальному изуче­нию так называемой минимальной социальной ситуации, кото­рая понимается именно как случай взаимного фатального конт­роля. Каждый участник диады имеет альтернативу: дать другому вознаграждение или наказать его. Принимаемое исследователями допущение таково: эффект вознаграждения должен вести субъек­та к повторению успешной реакции, в противном же случае — к ее изменению.

Поведенческий контроль одного участника диады над другим имеет место в том случае, когда каждый из них не может полно­стью определить исход для другого, но имеет средства (в виде своих стратегий) влиять на эти исходы. Согласно Тибо и Келли, в ситуации поведенческого контроля исходы участника не изменя­ются как функция его поведения или поведения другого. Здесь для определения исхода каждого необходимо знать решения (выбо­ры) обоих членов диады. Две приводимые ниже матрицы иллюс­трируют ситуации взаимного поведенческого контроля.

В первой матрице (рис. 3, 1), если А выберет А_х, то он тем самым весьма повлияет на исход для В— для него уже исключена возможность исхода +4, он может иметь либо +2, либо —1. В этом и состоит поведенческий контроль, а лучше сказать, влияние А на В. Аналогично и В может влиять на исходы для А: если В выбирает В₂, то для А исключается исход +4, и он может получить либо +2, либо — 1. Чтобы более конкретно представить себе данную ситуа­цию, обычно приведенная матрица получает следующую услов­ную содержательную интерпретацию. Муж (А) и жена (В) хотели бы вместе провести вечер, причем муж предпочитает, чтобы они вместе пошли в кино (A_v BJ, а жена — чтобы они вместе пошли на концерт (А₂, В₂). Пойти порознь для них хуже, чем идти на нежела­емое, но вдвоем. Если оба отправляются в кино, то для А это хоро­шо (+4): он любит кино, да к тому же они идут вместе. Для В это сулит меньший исход (+2): она не любит кино, но все-таки они идут туда вдвоем.Если А идет в кино, а В— на концерт, это испор­тит настроение обоим (А = — 1, В = -1) — они не выносят разлуки. Если оба посещают концерт, это благоприятствует В (+4): она любит концерты, к тому же они будут вдвоем. Для А этот вариант не­сколько хуже (+2): ему не нравятся концерты, разве что они будут здесь оба. Если А — на концерте, а В — в кино, то они опять оказы­ваются порознь, и это для них плохо (А = — I, В = — 1).

Ясно, что в ситуации поведенческого контроля стратегии не приведут к стабильной взаимной выгоде до тех пор, пока один или оба участника не согласятся на исходы, меньшие, чем наибо­лее желательные. Рассмотренная матрица относится к категории ситуаций торга. Здесь, как и в большинстве случаев торга, положе­ние участников будет лучше, если они придут к согласию. Однако проблема как раз состоит в достижении соглашения. В нашем кон­кретном примере — это решение вопроса о том, куда все-таки пойти вместе: муж (А) предпочитает, чтобы оба выбрали пойти в кино, а жена (В) будет предпочитать, чтобы они оба пошли на концерт.

Ситуация, представленная второй матрицей (рис. 3, 2), в лите­ратуре по теории игр получила условное название «дилемма узни­ка» («prisoner's dilemma»). В содержательном плане ее иллюстриру­ют следующим образом.

Двух заключенных подозревают в совместном преступлении. Они помещены в отдельные камеры. Каждый из них имеет выбор — признаться или не признаться в совершенном преступлении. Уз­никам известно, что, если оба не признаются, их обоих освободят (А = +1, В = +1); если оба признаются, оба получат одинаковое незначительное наказание (А = — 1, В = —1); если один признает­ся, в то время как другой — нет, признавшийся будет не только освобожден, но и вознагражден, а непризнавшийся получит суро­вое наказание (если А не признается, а В признается, то А сурово накажут (А = -2), В же получит не только свободу, но и вознаг­раждение (В = +2); если А признается, а В нет, то В будет серьезно наказан (В = —2) и А отпущен с наградой (А = +2)).

Анализ матрицы показывает, что, выбирая признание, каж­дый участник может получить самое большое, на что он может рассчитывать в данной ситуации (+2),—понести наименьшую по­терю из возможных (—2). Однако если каждый участник'выберет признание, оба окажутся в проигрыше (А = — 1, В = —1).

Совершенно определенно, что в ситуации «дилемма узника» выбор участников зависит от того, насколько каждый из них уве­рен в мотивах другого, и от того, в какой мере каждый уверен, что другой ему доверяет.

«Дилемма узника», как и первая рассмотренная нами ситуа­ция, служит примером взаимного поведенческого контроля чле­нов диады. Но она далеко не только этим интересна. Эксперимен­тально-лабораторное проигрывание ситуации «дилемма узника» стало темой целой ветви исследований в зарубежной социальной психологии. В этом русле работает достаточно много авторов. В час­тности, М. Дойч, А. Рапопорт использовали данную схему, изучая различные аспекты взаимодействия. Обычно участников знакомят с матрицей, прежде чем их просят сделать выборы. Затем от них требуется сделать выборы одновременно: в одних случаях — не всту-

пая в коммуникацию друг с другом (классический вариант), в других случаях изучается именно воздействие коммуникации на поведение. Игра может проигрываться многократно, и после каж­дого тура игрокам сообщаются исходы обоих. Иногда в роли игрока выступает не один человек, а команда с лидером. В исследованиях варьировали пол, возраст, интеллектуальный уровень участников и др. — все это с целью эмпирического поиска психологических факторов, влияющих на выбор стратегий участниками данного конфликтного взаимодействия. За последние тридцать лет в этой области накоплен богатый эмпирический материал, представля­ющий несомненный интерес.

Что касается подхода Тибо и Келли к взаимодействию, то он содержит еще целый ряд аспектов, выходящих за пределы осве­щенных здесь принципов. Однако для общей оценки их ориента­ции необходимо прежде всего сделать акцент на исходных предпо­сылках этой позиции. Такая оценка может быть проведена, конеч­но, как бы изнутри данного подхода, т.е. не подвергая сомнению сам исходный принцип интерпретации межличностного взаимо­действия авторами. Можно оценить, насколько последовательно он проведен, есть ли противоречия в его реализации и если есть, то какие, и т.д. Именно такой характер носит анализ позиции Тибо и Келли со стороны их американских коллег. Однако такого рода замечания, на наш взгляд, должны следовать после оценки право­мерности самого принципа вознаграждения-издержек как основы трактовки всей сферы межличностных отношений. Именно этот принципиальный момент заслуживает анализа в первую очередь.

На наш взгляд, в качестве важнейшего упрека в адрес пред­ставленной позиции можно выдвинуть то, что авторы пытаются анализировать межличностный контакт как протекающий в вакуу­ме, никак не связывая его с окружающим социальным контек­стом. Имплицитно подразумевается, что сформулированный ими принцип построения межличностных отношений является универ­сальным, вневременным. Однако в действительности авторам не удается элиминировать из своей теории реальный социальный кон­текст: легко видеть, что теория Тибо и Келли является достаточно адекватной моделью многих аспектов диадического взаимодействия в условиях рыночных отношений, где принцип выгоды пронизы­вает все уровни контакта, в том числе социально-психологичес­кие отношения. В силу указанного обстоятельства эта теория не может, вероятно, претендовать на всеобщность.

Вряд ли правомерно подвергать сомнению идею Тибо и Келли о том, что социальное взаимодействие включает, предполагает взаимозависимость участников. Все дело в том, какой характер принимает взаимная зависимость. А это ближайшим образом оп­ределяется содержательными характеристиками социальной сис­темы, в рамках которой протекает межличностное взаимодействие. Конечно, невозможно элиминировать вовсе из межличностных отношений соображения выгоды, полезности. Речь идет не об этом. Вопрос состоит в том, делает ли общий социальный контекст этот принцип основополагающим регулятором сферы межличностных отношений, определяющим всю «социальную психологию групп», или ему отводится иное, например, гораздо более скромное, мес­то. В рассмотренной теории авторы отражают, концептуализируют вполне определенную социальную, в том числе социально-психо­логическую, реальность, однако воспринимают ее по существу как единственно возможную и универсальную. С этим связана непра­вомерная, на наш взгляд, универсализация вычлененного ими та­кого регулятора межличностных отношений, как принцип вознаграждения-издержек.

Что же касается оценки характера реализации авторами исход­ного принципа, то, несомненно, им удалось построить достаточ­но разветвленную систему представлений о природе межличност­ных отношений. Зарубежные авторы справедливо отмечают, что подход Тибо и Келли «содержит много проницательных суждений о процессах и детерминантах социального взаимодействия...» [Deutsch, Krauss, 1965, p. 123].

Еще один момент, обычно отмечаемый в качестве упрека по­зиции Тибо и Келли, в определенной степени обусловлен обра­щением авторов к теоретико-игровым представлениям. Дело в том, что «их теоретический анализ социального взаимодействия трак­тует его так, как если бы это было взаимодействие между личнос­тями, которые преследуют свои интересы механистично, без вся­кой психологической реакции на осведомленность относительно того, что они думают друг о друге и как пытаются предсказать поведение друг друга. Их анализ часто обнаруживает допущение, что не делается различий между личностями и вещами, которые не могут сознавать самое себя и факт взаимодействия. Как след­ствие этого, их книга в большой степени игнорирует роль комму­никации в социальном взаимодействии, как если бы возможность обсудить проблемы не имела значения для социального поведе­ния» [Deutsch, Krauss, 1965, p. 123-124].Весь приведенный перечень допущений, вызывающих неудов­летворение психолога, отчасти связан с использованием языка матриц в анализе авторов. Этот заимствованный из математичес­кой теории игр способ описания взаимодействия действительно предполагает участников, которые разумны, т.е. стремятся к мак­симальному выигрышу. Причем теория игр имеет в виду, что сто­роны разумны в равной мере. Предполагается, что ситуации, в которых принцип максимизации выигрышей нарушается, теория не рассматривает. Кроме того, из анализа, по сути, опускаются действия игроков в рефлексивном плане. Таким образом, допуще­ния теории игр минимизируют психологические характеристики участников. Поэтому, не отрицая полезности, необходимости ис­пользования теоретико-игровых методов в психологическом ис­следовании, многие психологи подчеркивают, что математичес­кие методы не могут заменить психологический анализ или под­вергнуть сомнению его решающую роль в исследовании.

Можно указать также на большую трудность использования языка матриц для описания ситуации реального взаимодействия. Сложным делом оказывается и дать исчерпывающий перечень ли­ний поведения участников (их стратегий), и численно представить исходы взаимодействия (выигрыши, платежи участников). В лабо­раторных экспериментах эти вопросы решаются сравнительно про­сто. В частности, исходы обычно выражаются в очках или деньгах. Но в этом случае во весь рост встанет проблема отношения добы­тых в эксперименте сведений к реальным ситуациям.

В целом зарубежные авторы отмечают, что теория Тибо и Келли не получила «тотального подтверждения», и квалифицируют эмпирические исследования, проведенные в рамках данного под­хода, как «умеренно поддерживающие» [Shaw, Costanzo, 1970, p. 103]. Особенно много исследований в русле гипотез Тибо и Келли посвящено изучению ситуаций торга, что не случайно, ибо предлагаемый авторами исходный принцип как аналитическое сред­ство наиболее адекватен именно данному классу ситуаций. У них же обнаруживается неоправданная тенденция построить всю со­циальную психологию на этой основе.

Подход Дж. Хоманса

Весьма близкой к позиции Тибо и Келли является теория «эле­ментарного социального поведения» американского исследовате­ля Хоманса [Homans, 1961]. Если Тибо и Келли формально не связывают себя с бихевиористской ориентацией, то Хоманс в по­исках объяснительных принципов прямо апеллирует к скиннеровской парадигме научения как основному источнику.

В центре внимания Хоманса — взаимный обмен вознагражде­ниями (позитивными подкреплениями) и издержками (негатив­ными подкреплениями), который имеет место в диадическом кон­такте лицом к лицу. По его мнению, прямой и непосредственный обмен между участниками взаимодействия вознаграждениями и наказаниями составляет существо «элементарного социального поведения». Вслед за «поведенческой психологией» и «элементар­ной экономикой» он представляет человеческое поведение как «функцию его платежей».

Хоманс дедуцирует положения, релевантные анализу процесса социального обмена, из принципов, сформулированных бихевиористами на основе изучения оперантного поведения животных. В наборе категорий Хоманса основными оказываются следующие: «деятельность» («activity»), «сентимент» («sentiment»), «интерак­ция». Первый термин выступает равнозначным скиннеровскому| термину «оперант». Сентименты составляют особый класс деятельностей, они «являются знаками аттитюдов и чувств, которые человек имеет по отношению к другому человеку или к другим людям» [Homans, 1961, р. 33]. Таковы, например, кивок, поцелуй, рукопожатие. Таким образом, сентименты не являются внутрен­ним состоянием индивида, это виды открытого поведения. Подоб­но всякому поведению, сентиментами можно обмениваться, и в этом процессе обмена они подкрепляют, позитивно или негатив­но, поведение партнера по взаимодействию. Интеракция, по мне­нию Хоманса, состоит как раз в обмене оперантами (в его терми­нологии — деятельностями) и сентиментами, представляющими особый класс деятельностей.

Хоманс формулирует пять положений, способных, как он по­лагает, объяснить эмпирические данные социальной психологии. Первые четыре положения являются по сути переформулировкой скиннеровского представления о взаимосвязанном влиянии на поведение лишения или насыщения, а также частоты и качества подкрепления. Например, положение второе гласит: «Чем более часто в пределах данного временного периода деятельность чело­века вознаграждает деятельность другого, тем более часто этот дру­гой будет инициировать деятельность» [Homans, 1961, р. 54]. Из предпосылки о том, что человек будет включаться в деятельностьтем больше, чем более он вознаграждается за нее, Хоманс извле­кает ряд суждений о социальном взаимодействии. Например, чем чаще один человек благодарит другого за помощь, тем пропор­ционально чаще этот другой будет оказывать помощь первому.

В основу последнего, пятого, положения Хоманс кладет так называемое правило «распределенной справедливости» («distributive justice»), согласно которому каждый участник социального отно­шения, т.е. отношения обмена, по Хомансу, ожидает пропорцио­нальности между получаемым выигрышем и понесенными издерж­ками, иначе говоря, ожидает справедливого обмена издержек и вознаграждения. Возможные последствия нарушений данного пра­вила как раз и представлены Хомансом в положении пятом: чем с большим ущербом для личности нарушается указанное правило, тем с большей вероятностью она «должна обнаруживать эмоцио­нальное поведение, которое мы называем гневом» [Homans, 1961, р. 75]. С другой стороны, получение вознаграждения, непропорци­онального вкладу, приводит к возникновению у участника взаи­модействия чувства вины. С точки зрения Хоманса, оценка сторо­нами меры возврата своего вклада основывается на прошлом опы­те социального обмена. Именно прошлый опыт формирует ожидания своеобразной «нормы обмена». Представление Хоманса об индивидуально дифференцированных на основе прошлого опыта ожиданиях справедливого вознаграждения весьма похоже на по­нятие «уровень сравнения» у Тибо и Келли. Может оказаться, что одного опыт приучил к малым вознаграждениям за большие вкла­ды, а другого — наоборот. Когда во взаимодействие вступают но­сители конфликтующих, а не взаимно дополняющих друг друга норм справедливого обмена, выдвинутое Хомансом правило не в состоянии определять ход взаимодействия. В этой ситуации наибо­лее вероятно прекращение взаимодействия.

Таково вкратце существо теории социального обмена Хоманса. Как справедливо отмечают Шоу и Костанцо, этот социально-пси­хологический подход, как, впрочем, и подход Тибо и Келли, ос­новывается на модифицированном законе эффекта Торндайка. Вза­имодействие продолжается только в случае удовлетворяющих сто­роны исходов, в противном случае оно прерывается. Различие между удовлетворяющими и неудовлетворяющими ситуациями проводится в чисто экономическом смысле: первые обеспечивают участнику выгоду, вторые приводят к потерям.

Можно выделить два подхода к оценке изложенной теорети­ческой концепции. В комментариях американских авторов обычно отмечается ее логическая стройность, интересная попытка реинтерпретировать на ее основе существующие исследования по кон­формности, власти, социальному влиянию и т.д. В то же время подчеркивается ряд внутренних трудностей этой теории, обус­ловивших, в частности, достаточно скромную практику эмпири­ческих исследований в ее русле. В первую очередь это относится к неудовлетворительному концептуальному и операциональному определению некоторых базовых понятий. В отсутствие строгих оп­ределений многие из используемых Хомансом понятий оказы­ваются, скорее, метафорами, а не научными терминами. Отмеча­ется также известная непоследовательность теории в реализации принципов скиннеровской психологии. Хоманс заимствует эти принципы выборочно, игнорируя, например, такой важнейший момент скиннеровского подхода, как влияния различных схем под­крепления. Указанные нестрогость и неполнота теории Хоманса, по мнению Дойча и Краусса, характерны ей не в большей мере, чем другим теориям американской социальной психологии, ни одна из которых не является теорией «в смысле теорий в физичес­ких науках». Легко заметить, что приведенные оценки подхода Хоманса следуют как бы изнутри данного подхода, не подвергая сомнению сам принцип интерпретации социального взаимодей­ствия.

Другое направление критики пытается оценить сам этот под­ход. Во-первых, он рассматривается как современный образец пси­хологического редукционизма в социальной психологии и социо­логии [Tajfel, Israel, 1972]. Хоманс считает необходимым в объяс­нении феноменов социального взаимодействия апеллировать к постулатам психологии, игнорируя социальные предпосылки.

Принципы, объясняющие «элементарное социальное поведе­ние», Хоманс дедуцирует из скиннеровской психологии. В резуль­тате «социальное» поведение строится в соответствии с той же матрицей выигрышей и потерь, как и «несоциальное» поведение; в этой матрице другие люди служат в качестве средства, с помо­щью которого получаются эти выигрыши или предотвращаются потери. Именно в этом смысле они являются «стимулами», кото­рые оказываются «социальными».

Попытки Хоманса дать интерпретацию социальных феноме­нов с позиций «поведенческих предпосылок» прямо приводят к искажению этих феноменов. Так случилось, например, с положе­нием о «распределенной справедливости», которое он рассматривает как психологический закон. Формулирует его Хоманс на основе аналогии, по существу приравнивая гнев человека к реак­ции голубя на ситуацию, когда психолог, регулярно подкрепляв­ший его при определенных условиях, внезапно прекращает пода­чу пищевого подкрепления в этих же условиях.

Исходя из подобной редукционистской модели, невозможно решить задачи объяснения и предсказания, которые ставит перед собой всякая теория, — в этом суть второго возражения против исходного принципа Хоманса. Объяснения оказываются тавтоло­гичными или ложными. «Отправляясь от них, мы не можем ни понять, ни предсказать поведение кого-либо, кто не исполняет наши ожидания или не разделяет наши оценки, основанные на нашем общем опыте универсальной матрицы вознаграждений — наказаний; более того, маловероятно, что мы сможем понять или предсказать те аспекты собственного поведения, которые внезап­но, по причинам, недоступным прямо нашему опыту, принима­ют новый поворот, ведущий к неожиданным «вознаграждениям» или «наказаниям» [Craig, Clarizio, 1975, p. 113].

Наконец, третье возражение можно адресовать тенденции Хо­манса рассматривать свою теорию как некую абстрактную, уни­версальную модель социального взаимодействия. Он убежден, что ориентация на поиск выгоды является атрибутом индивида, «ко­торый обнаруживается во всех обстоятельствах, т.е. независимо от общества» [Tajfel, Israel, 1972, p. 268]. В действительности, однако, претензию на построение абстрактной модели отношений обмена следует признать несостоявшейся. Обмен кажется свободным, «лишь поскольку он абстрагируется от существующих социальных усло­вий и отношений, которые в реальности детерминируют прини­маемую обменом форму» [Lindzey, Aronson, 1968, p. 288]. Теория Хоманса имеет своим источником вполне определенный соци­альный контекст — условия капиталистического общества. Суще­ство теории во многом обусловлено тем обстоятельством, что она основана на аналогии. Как отмечают Дойч и Краусс, в качестве аналога диадического взаимодействия берется рыночная торговая сделка [Deutsch, Krauss, 1965, p. 116]. Образ рынка достаточно адек­ватно передает характер отношений в современном обществе. В этом смысле теория Хоманса схватывает отдельные аспекты диадичес­кого взаимодействия по типу рыночного обмена. «Обмениваемая деятельность рассматривается главным образом с точки зрения ее полезности другим, — пишет Я. Яноушек, — тогда как ход этой деятельности и ее структура считаются менее важными» [Tajfel, Israel, 1972, p. 288]. Далее Яноушек отмечает характерное для дан­ного подхода малое внимание процессам принятия аттитюдов и ролей партнера, а также процессу самовыражения.

Эти аргументы весьма напоминают критические замечания, высказываемые в адрес рассмотренной выше теории Тибо и Келли, что лишний раз свидетельствует о родственности теорий. К ним обеим в равной мере можно отнести и положения из комментария С. Московичи. Он оценивает подход Тибо и Келли как «попытку конструировать теорию коллективных процессов на основе инди­видуалистической теории» [Tajfel, Israel, 1972, p. 26]. Кроме того, он указывает на исключение данным подходом важнейшего для области групповой динамики вопроса о том, каким образом «группа является продуктом собственной деятельности. Группы не просто адаптируются к своему окружению; некоторым образом они со­здают это окружение» [Tajfel, Israel, 1972, p. 26—27]. С точки зрения Московичи, рассматриваемый подход в изучении групповой ди­намики «парадоксально не обнаруживает интерес к генезису групп», к человеческой творческой деятельности, проявляющей­ся, в частности, в том, что группы «создают себя». Использование же принципов функционирования рынка в качестве основы об­щей социально-психологической теории, по мнению Московичи, неоправданно, поскольку «рынок—это специальный социальный институт, характерный для определенного исторического перио­да» [Tajfel, Israel, 1972, p. 26].

Все приведенные критические аргументы являются, на наш взгляд, весьма уместными в отношении рассмотренных теорий. К ним можно добавить следующее. В обоих случаях авторы, как правило, не учитывают такой характеристики исследуемой диа­ды, как состоит ли она из случайных людей, т.е. является диффуз­ным образованием, или участники диады имеют определенный опыт взаимодействия, общения между собой в ходе совместной деятельности. Неучет подобного аспекта в анализе социального взаимодействия является серьезным упущением. Для авторов ха­рактерно также отвлечение в анализе от содержания той деятель­ности, которой обмениваются взаимодействующие стороны. По­добная ориентация на изучение преимущественно абстрактных форм и механизмов взаимодействия весьма обедняет социально-психологический анализ.

* * *

Кроме рассмотренных теорий, более или менее систематичес­ки реализующих принципы необихевиористской ориентации, сле­дует упомянуть случаи вкрапления отдельных положений необихе­виоризма в различные исследования, выполненные в целом с иных теоретических позиций. Как уже отмечалось, подобная практика является достаточно типичной для современной зарубежной со­циальной психологи. С подобным переплетением позиций мы стал­киваемся, например, в исследовании феномена аттракции. В час­тности, Т. Ньюком, работы которого в основном могут быть отне­сены к когнитивистской ориентации, в подходе к вопросам аттракции явно апеллирует к необихевиористскому принципу под­крепления, предполагая, что аттракция между индивидами — это функция степени, в которой во взаимодействии представлены вза­имные вознаграждения. Можно упомянуть область социально-пси­хологического тренинга, базирующегося в основном на принци­пах научения, как они представлены в современной бихевиорист­ской ориентации. В частности, Т. Сарбин включает вариант теории подкрепления в свой общий подход к ролевому поведению и ро­левому научению. Весьма освоенной областью для необихевиорист­ской ориентации является проблематика социальной установки (аттитюда). Здесь обращает на себя внимание большой объем экс­периментальных исследований, представленных прежде всего в трудах авторов Йельской школы. Правда, относительно меры вли­яния необихевиоризма на эти работы высказываются различные суждения. Дело в том, что в данном случае мы сталкиваемся, с одной стороны, с достаточно четкой формулировкой исходных принципов исследования — и для них как раз характерен бихеви­ористский крен. С другой стороны, в ряде случаев эксперименты выводят авторов за рамки исходных теоретических положений. Обнаруживается, что они используют и более феноменологически ориентированные понятия теории личности и групповой динами­ки. Таким образом, это еще одна иллюстрация характерного для современной американской социальной психологии совмещения различных теоретических позиций в подходе к отдельным пробле­мам. Завершая рассмотрение необихевиористской ориентации в целом, можно сказать, что основные исследовательские успехи в рамках данной ориентации связаны с изучением аспектов адап­тивного поведения.

Эксплицитным либо имплицитным лейтмотивом всех иссле­дований оказывается идея о том, что основной задачей всякого организма, включая человека, является его пассивная адаптация к существующим условиям. Что же касается преобразующей чело­веческой деятельности, то данная сфера — в силу природы исход­ных предпосылок — из анализа исключена. Ж. Пиаже и Б. Инелдер пишут по этому поводу следующее: «Сооружение электронной машины или спутника обогащает не только наше знание о дей­ствительности, но и саму действительность, в которой еще не было таких объектов. Эта творческая природа действия существенна. Бихевиористы изучают поведение, таким образом, действия, но слишком часто забывают «активную» и преобразующую характе­ристику действия» [Koester, Smythies, 1969, p. 128]. Взаимодей­ствие человека с окружением приводит к изменению этого его окружения, которое поэтому не может рассматриваться в виде некоторой константы.

В плане межличностного взаимодействия в данной ориента­ции исходным по существу оказывается представление о детер­минации социально-психологических феноменов в диаде харак­теристиками индивида. Подобного рода «методологический инди­видуализм» ведет к редукционистским представлениям, которые препятствуют широкому освоению проблематики групп в необи­хевиористской ориентации.

В целом же следует отметить большую динамичность необихе­виористской ориентации, проявляющуюся и в активной модифи­кации изначальных исходных предпосылок (казалось бы, парадок­сальном срастании с когнитивными тенденциями), и в особенно­сти в освоении большого поля прикладных разработок. Например, известны многочисленные успешные программы массового оздо­ровления американского населения, выполненные в русле подхо­да Бандуры.

Наряду с психоанализом бихевиоризм — это то, с чего начина­лось становление психологии как науки. Все дальнейшие направ­ления ее развития всегда так или иначе соотносились с ним, и в этом отношении было много критического пафоса. На наш взгляд, богатство психологической реальности составляют и ее глубинные пласты, и их поверхностные, внешние проявления. Соответствен­но и богатство психологической науки складывается из разнонап­равленных осмыслений этой многообразной, многоуровневой ре­альности.

Поиск по сайту: