Лосева В., Акуньков А. Свобода от тела — свобода от мысли?

Улыбающийся супермен с рекламного плаката, выполненного в стиле голландской живописи и изображающего стол с огромным количеством вся­ких яств, утверждает, что может съесть все это за один раз, не испытывая тяжести в желудке. А все потому, что он регулярно принимает препарат X, сделанный исключительно из природных компо­нентов, который позволяет избежать неприятных ощущений при переедании. "Примите X и отправ­ляйтесь на вечеринку" — советует супермен.

Итак, последовав его совету, любой может стать свободным от "ограничений" собственной телесно­сти. А став столь свободным и неподконтрольным в своей телесности, можно, чего доброго, что-то и перепутать. Например, посчитать изделие У пи­щевым продуктом, ведь про него с экрана говорят: "Невозможно съесть только один кусочек — чем больше ешь, тем больше хочется". Хотя даже кош­ке понятно, что продукт, не утоляющий естествен­ного чувства голода, в пищу не годится. Но так считает примитивное животное, а не индивид, по­бедивший ограничения своей телесной природы. Последний, по-видимому, может перепутать чувство удовлетворения с чувством ненасытимого влечения к пище (булимии). А все потому, что потеряв кон­такт с естественными телесными ощущениями, он неминуемо попадает в пространство языковых сим­волов, где критерии индивидуальной пользы не столь очевидны.

Это легко объяснить, вспомнив, что наше тело принадлежит лично нам, а слова и символы находятся в общественной собственности, откуда мы их и заимствуем. Кому-то это идет на пользу, а кому-то — во вред.

Конечно, и в языково-символическом простран­стве могут быть найдены критерии индивидуаль­ного блага и индивидуального неблагополучия. Но для этого нужна работа собственной мысли. А это не всегда привлекает, ведь отсутствие своей мыс­ли в современном мире часто облегчает жизнь, не угрожая личной безопасности, а, напротив, облегчая "совпадение" с господствующими взглядами и принося "успокоение". Разумеется, до поры до вре­мени, пока человеческая телесность не проявит себя в форму бунта, выражающегося в соматичес­ком симптоме.

Но и тут индивид оказывается не одинок. Ци­вилизация позаботится о нем, так же как раньше она позаботилась о создании симптома. Она опять предложит что-нибудь съесть, и опять же создан­ное из природных компонентов. Так замыкается круг, центром которого является убеждение, что другие ("специалисты") лучше меня знают, в чем состоит источник блага для меня. И тогда внима­ние к собственным телесным ощущениям стано­вится вовсе уже излишним, ведь существуют при­боры, которые лучше меня определят, как я себя чувствую.

Индивид, несколько раз пройдя по этому замк­нутому кругу, может заподозрить, что здесь что-то не так, и у него может возникнуть запрос к специ­алистам другого жанра, ориентирующих на иной образ жизни, холистическое понимание здоровья, более этичное отношение к своей телесности, вы­явление связи между стереотипами мышления, поведения, чувствования и возникающей симпто­матикой.

Но и .здесь он может попасть в ловушку благо­разумного компромисса, выражающегося в идее гармоничного совмещения "традиционных" и "не­традиционных", физиологических и психологичес­ких методов воздействия на свое тело. Можно, конечно, совместить различных специалистов под крышей одного здания, но совмещение противо­положных подходов и взаимно исключающих иде­ологий в отдельно взятой голове может привести лишь к новому симптому или неврозу. То, что эти подходы противоречат друг другу, обнаружить до­вольно трудно, ведь во многих книгах по холисти­ческой медицине приговаривается, что эти методы не отменяют и не заменяют традиционных мето­дов лечения.

В таком случае можно было бы ожидать, что в книгах по традиционным методам лечения содер­жались бы аналогичные приговоры, а именно: что традиционные методы не отменяют и не заменяют нетрадиционных. Но этого, как говорится, не на­блюдается... А то, что наблюдается, а именно: при­стройка снизу холистических подходов к челове­ческой телесности к официальной медицине, может быть объяснено трудно скрываемым чувством вины и страха наказания у людей, разделяющих холис­тические взгляды, а также элементарным распре­делением власти над вашей телесностью, сложив­шимся в социально-санкционированных сферах медицины.

Концептуальная несовместимость этих подходов становится наиболее очевидной, если мы заметим, что представление о человеческой телесности в современных духовных практиках нерасторжимо связано с личным психологическим и телесным опытом человека, с системой его ценностей. В рам­ках так понятого монистического подхода не су­ществует никакой психофизиологической пробле­мы как проблемы взаимодействия психического и физиологического, душевного и телесного.

В отдельно взятом живом индивиде нет двух разнонаправленных волнений, одно из которых при­надлежит психике, а другое — физиологии, "орга­низму". Физиология, "организм" являются лишь реализаторами душевно-психологических волнений индивида, которые могут быть как сознательны­ми, так и бессознательными.

Биологически-ориентированная медицина исхо­дит из понятия организма, живущего своей отдель­ной от психики жизнью и напоминающей гигантс­кий компьютер, который программирует неизвестно кто. Для слежения за деятельностью этого неизве­стного разрабатывается гигантская аппаратурная диагностика, которая тоже должна освободить че­ловека от внимания к своему телесному опыту, сделав его ненужным. Такая медицина основное внимание уделяет механизмам развития патологи­ческих процессов и неявно пропагандирует идею о беспомощности и слабости человеческой телесно­сти, будто бы не обладающей способностью к есте­ственному самоисцелению.

Материальным воплощением этого страха перед беспомощностью человеческого тела и неверия в его ресурсы является громадный рост медицинс­кой технологии. Невинный вопрос студентам-стар­шекурсникам медицинского института — "Расска­жите, как это заболевание проходит само?" — обычно ставит их в тупик. Многие из них вообще не верят, что какое-либо заболевание может пройти само. Это и неудивительно, ведь обычная под­готовка медиков не включает в себя изучение ме­ханизмов естественного самоисцеления.

Надо сказать, что эта способность зафиксирова­на в медицинской практике как так называемый "плацебо-эффект", часто неправильно толкуемый как эффект "пустышки". По нашему мнению, этот эффект является универсальным источником ис­целения. Если человек выздоровел, то сработал плацебо-эффект, независимо от того, лечим чело­века, или заболевание прошло само. Но у кого и как этот эффект "запускается" — остается боль­шой тайной. Как говорится, "по вере вашей дается вам". Для кого-то это могут быть традиционные методы, для кого-то — нетрадиционные. Но заме­тим, что конечный эффект обусловлен готовнос­тью человека изменить свою жизнь к лучшему, а не вернуться к известному состоянию "до болез­ни". И тогда оказывается, что в чем-то студенты-медики правы. Ведь они наблюдают, что улучше­ние резко возникает "само" у тех людей, которые хотят мыслить, чувствовать, действовать как "до болезни", и при этом чувствовать себя хорошо.

Кстати, обратите внимание на самый смысл вы­ражений "чувствовать себя хорошо" и "чувствовать себя плохо". Первое означает хорошо себя пони­мать, видеть причины и следствия своих состоя­ний и действий. Второе означает нечто прямо про­тивоположное. Именно это имеется в виду, когда говорят, что кто-то "хорошо чувствует свою маши­ну" или материал, с которым работает.

Хорошее самопонимание всегда включает в себя работу мысли, т.к. телесные ощущения часто нуж­даются в интерпретации. Поэтому бегство от теле­сного опыта санкционирует отказ от работы ума.

Это легко понять, если вспомнить, что во взрос­лом состоянии мы уже во многом отрезаны от вос­приятия приятного и неприятного, отождествлен­ного в раннем детстве и у животных с ощущением полезного и вредного. Далее, в ходе социализа­ции, эти пары расщепляются и удаляются друг от друга, замещаясь культурно-принятыми стереоти­пами, так что человеку уже трудно доверять своим "естественным" ощущениям, давно уже ставшим ис­кусственными. При возникновении симптоматики или по другим, более "возвышенным" причинам, человек стремится вернуться к естественности про­стых и здоровых ощущений детства (как говорил один дзэнский мастер, "когда я голоден — я ем, когда я хочу спать — я сплю"). И человеку прихо­дится заново переучиваться, вновь научаясь лю­бить, например, простую пищу или другой образ жизни.

Часто причиной телесных разрушений в психо­соматически-ориентированной медицине считают так называемую "алекситимию", т.е. неспособность адекватно выразить свои эмоции в словах. Тем са­мым, по этой логике, тело берет на себя функцию речевого выражения эмоций, создавая симптом, "устроенный" по аналогии с речевым сообщением. Например, при невозможности рационально раз­решить ситуацию у человека начинает болеть го­лова. Или при страхе и нежелании услышать о себе нечто отрицательное начинает страдать функ­ция слуха.

Общим радикалом в данных примерах является эмоция страха и соответствующее ей нереализо­ванное поведение избегания. Тогда закономерно было бы предположить, что если человек окажет­ся в состоянии беспрепятственно рассказывать окружающим о своих страхах, встречая у них под­держку и понимание, то симптом у него пройдет. Но в реальности это часто не наблюдается.

Как осознание вытесненных переживаний, так и сообщение о них могут и не привести к улучше­нию состояния, если не будут совершены умствен­ные или физические действия, направленные на улучшение жизненной ситуации.

Постольку поскольку человеческое тело явля­ется не только органом восприятия мира, но и дей­ствия в нем, оно не может удовлетвориться реше­нием половины задачи. Поэтому типичным запросом пациента к психотерапевту является не только вопрос "Почему это случилось со мной?", но и "Что мне теперь делать, когда я это все по­нял?"

Кроме того, эмоции человека не являются ис­точниками первичной информации, а выступают в качестве результата когнитивной переработки си­туации. Те или иные стереотипы эмоционального реагирования являются результатом социализации и научения. Эмоциональные реакции детей на раз­личные стимулы похожи друг на друга по знаку, но только в раннем детстве. Например, громкий неожиданный звук ни у кого из младенцев вос­торга не вызывает.

Когда у взрослых возникает необходимость в переучивании и приобретении новых жизненных навыков, они начинают с перестройки мыслитель­ных и поведенческих стереотипов, а не с ожида­ния новых эмоций на прежние стимулы. Они зна­ют, что эмоции не задержатся при успехе перестройки мышления и поведения.

Если критерии эмоционального реагирования уже искажены, то открытие вербального канала для выражения этих эмоций, а также поддержка окружающих в этом, может лишь закрепить и уси­лить эти искаженные критерии. Все дело в когни­тивной переработке прежних критериев и выра­ботке новых.

И тогда симптом выполняет позитивно-защит­ную роль, побуждая человека думать о нем, чув­ствовать себя, а не закреплять в межличностном общении устаревшие формы реагирования.

Конечно, у людей со сходными симптомами на­блюдаются близкие психологические проблемы. Это позволяет создавать словари, где каждому сим­птому приписывается определенная психологичес­кая проблематика. Например, бронхиальная астма соответствует субъективной невозможности най­ти выход из удушающей ситуации. Эти книги при­носят определенную пользу, поскольку развивают у читателей интуицию и способность к понима­нию посланий своего тела.

Однако, как сказано выше, одного понимания недостаточно просто потому, что если человеку неясно, что делать с этой субъективной невозмож­ностью и удушающей ситуацией, и он не осуще­ствит выбора новых поступков, то его тело будет продолжать подсказывать человеку, выступая в качестве последней инстанции истины (духа), что он является не только субъектом переживания, но и субъектом действия в своем жизненном мире.

Значит ли это, что хорошо себя чувствуют толь­ко духовно-развитые и "нравственные" люди? Нет, не значит, и примеры хорошо себя чувствующих хамов, хулиганов и психопатов может привести каждый. Для иллюстрации этого феномена можем предложить следующий условный график.

По оси Y отложим заболеваемость (физическое неблагополучие). Поскольку этот процесс являет­ся массовым, то он должен подчиняться закону нормального распределения.

Из графика следует, что существуют две катего­рии лиц с низкой заболеваемостью. Причем пара­метр X для первой категории будет иметь низкие значения, а для второй — высокие. Что же это за параметр X ?

По нашему мнению, этот параметр описывает соотношение между действием и его осознанием.

Для первой категории людей (0 — XI) харак­терно множество импульсивных ("непосредствен­ных") действий с малой степенью их осознания.

Для второй категории (Х2 — Г ), характерно небольшое количество действий и глубокое самоосознание.

К первой категории как раз и относятся физи­ческие здоровые хамы, хулиганы и психопаты, не обременяющие себя осознанием своих поступков и проблемами нравственного выбора.

Ко второй — мудрые люди, независимо от пола и возраста.

Большинство же населения не могут быть отне­сены в своей повседневной жизни ни к первым, ни ко вторым и находятся в средней части графи­ка. Они либо не доделывают дела, которые долж­ны сделать, либо не доводят до конца мысли, ко­торые нужно додумать.

Драматизм ситуации состоит в том, что, попав в среднюю часть графика, человек уже не имеет возможности безнаказанно вернуться в варварство. У него это уже не получится даже при сильном желании и ежедневном избивании подушки в ка­бинете у психолога. Остается путь только вперед — в заканчивании незавершенного и в осмыслении непонятого.

ГЛАВА 3

Методики

3.1. Баскаков В. Танатотерапия — искус­ство жизни и смерти

Танатотерапия является, прежде всего, психотера­певтическим методом воздействия на весь круг про­блем человека и затрагивает все виды телесности: индивидуальное тело, семью, организацию и госу­дарство как тело (2) В ее основе — целительные биологические реакции, организующие и коррек­тирующие энергетический баланс в теле человека. Танатотерапия (от греч. thanatos смерть и therapia — уход, забота, лечение) — область уста­новления человеком максимально полного контакта с процессами умирания и смерти (1) и терапия в данном случае заключается в оказании соответству­ющей помощи в установлении такого контакта. Ут­рата культуры т.н. правильного, естественного уми­рания и смерти (6), выражающейся в подготовке к смерти при жизни, ясном понимании наличия про­цессов умирания и смерти в каждодневных жиз­ненных актах, отсутствие примеров такой смерти в настоящий момент — сформировало образ смер­ти-монстра, мучительной агонии Даже слово смерть превратилось в табу.

В обычной же жизни человек ежедневно стал­кивается с различными аналогами процесса уми­рания и смерти.

Расслабление как смерть. Только в первые минуты смерти тело человека максимально расслаб­ляется, сверхконтроль сознания покидает тело и пос­леднее становится объектом предметом (сравни, "покойник","вечный покой"). В силу этой причи­ны многие техники релаксации в качестве идеально­го, т.е. максимально расслабленного объекта исполь­зуют образ тела умершего человека (сравни, «позу мертвого человека» из йоги).

Сон как смерть. Наилучшим образом это про­слежено в сказочной традиции (ожившие персо­нажи произносят традиционное «как долго я спал»). Большинство молитв «на сон грядущий» и «заутренних» по сути описывают акт покидания душой тела (смерть) и ее возвращение (воскреше­ние). Механизм целительности сновидений ана­логичен механизму целительности танатотера-пии: в момент расслабления во сне происходит активизация целительных («утро вечера мудре­нее») бессознательных структур, активизация энер­гии, которая не приводит к привычному ее подав­лению и удержанию (к примеру, удержанию чувств в «Русском теле» (2) или, наоборот,- отреагированию, а позволяет максимально полно ее принять («заземлить»), что способствует ее разблокирова­нию и гармонизации.

Любое окончание, завершение как смерть. Это и deadline приема заявок на конференции и сим­позиумы, и слова песни «расставанье — малень­кая смерть». В архаических и ряде современных культур любой возрастной переход (взросление мальчиков, выход замуж девушек), взлеты и па­дения в статусе взрослых людей обычно иниции­руются через смерть, что смягчает, устраняет вре­менной разрыв (9,11).

Оргазм, рассматриваемый на Востоке как «ма­ленькая смерть» В момент оргазма колоссальный энергетический взрыв (такой же, как в момент образования зиготы при зачатии и такой же, как в момент смерти — при разделении души и тела) сопровождается страхом потери собственного Я / Self/Эго, что приводит к максимизации контакта с сексуальным партнером (уже описанный механизм «заземления» энергии чувств)

Вышесказанное позволяет положительно оценить роль смерти в жизни человека и позитивно отнестись к имеющемуся опыту работы с процес­сами умирания и смерти (отец П Флоренский, Р Моуди, С Гроф, Э Кюблер-Росс и др )

Танатотерапия, в отличие от имитационных практик, моделирует процесс правильного естественного умирания В ее основе - характеристики тела человека, умершего таким видом смерти (тотальное расслабление, остановка контроля сознания, предметность объектность тела, т. н. биологическое дыхание и др ) Каждый те тесный прием охватывает целую область работы с телом человека и оформ­ляется через своеобразный принцип Мы приведем лишь некоторые из приемов танатотерапии

Поиск по сайту: