Гриан смотрит на бегущие по экрану энцефалофона рубиновые строки. Стихотворение это он написал тысячу двести лет назад

В глаза любимые смотреть,

И взгляд увидеть отрешенный

И отчужденно напряженный.

И обнявшись, сидеть двоим,

Как с одиночеством своим…

Как молод он был тогда! Как свежо и ярко цвел мир вокруг! И Миэла… Он жила и могла бы жить еще тысячи лет…

Любить – и тут же остывать,

И с каждым разом – все сильнее,

Встречаться реже, холоднее…

И думать, думать, думать, думать!

И уходить, и возвращаться,

Так ничего и не придумав.

И вымученно улыбаться.

Нет, мир тот же. Изменилось его собственное восприятие. Состарилось. Или помудрело? И будет мудреть, практически, бесконечно…

Устать от чувств и от обид,

И ревностью переболеть смертельной,

И вдруг опять – любить, любить!

Любить любовью беспредельной!...

Гриан снова и снова вчитывается в давно забытые. но всплывшие почему-то сегодня в памяти слова. С тех пор, как погибла Миэла, он не написал ни строки. Что-то с ним произошло необратимое. «Необратимость»… Понятие, которое в их цивилизации существовать уже не должно. Тем не менее, способность писать стихи пропала. Или метеоритный дождь он принял за звездный час?

Неоднажды он погибал и его восстанавливали по «энергии памяти» и нескольким эталонным белковым клеткам. Да, дважды его приходилось материализовывать из Прошлого, но способность творить эмоционально-чувственно к нему так и не вернулось. И лишь иногда, очень редко, обычно перед каким-нибудь грандиозным событием или катастрофой, его охватывало вот такое, как сегодняшнее, размягченное интуитивно-вдохновенное состояние. И тогда он вспоминал. А вспомнить было что. Хотя, чем дольше он жил, тем больше собственное прошлое казалось ласковым розовым вымыслом. Но разве мало он совершил полезного, даже такого, чего до него не делал никто?

«Спеши делать то, что можешь сделать только ты!» - одна из главных заповедей профессионалов-мгновенников.

И он спешил. Туда, где был необходим младшим братьям по разуму: приобщить, научить, помочь, спасти… Много раз приходилось жить ему как в микро, так и в макро мирах, то растворяясь в бесконечной делимости «элементарных» частиц, то вливаясь в раскаленную до миллиардов градусов плазму мощного ядра скоплений галактик.

И личная жизнь… Да, она была богатой во всех перевоплощениях. Но настоящей и единственной для него всегда оставалась Миэла. Ну почему, почему одни доживают до великих открытий, а другие нет?! Ее не вернешь из Прошлого, не восстановишь по «энергии памяти»…

Что-то должно произойти. Интуиция тревожит его, размягчает. Эти слезы по прошлому… Он не стыдится их. Да и может ли он чего-либо стыдиться? Ему ли себя стесняться, познающего ежесекундно относительность миров и пространств, бесчисленную вариацию психических законов разумных существ?

Тысячи раз его психологическая сущность взрывалась, разлетаясь в куски, оставалось лишь микроскопическое зернышко его постоянства. Оно обрастало свежей, неведомой ему ранее массой и наступало перерождение. Вместе с новым обликом Гриан изменялся почти полностью и внутренне. То, что в одном мире считалось невозможным, в другом являлось необходимостью. Когда-то в молодости, он не раз пытался вернуться «к себе», к истокам, разобраться – где же он настоящий. Но вскоре понял бесполезность подобного занятия. Разве не был он самим собой во всех перевоплощениях? Он становился в иных мирах тем, кем единственно мог стать, чтобы выжить и вступить в контакт с другим, столь отличным от его, разумом…

Официально считалось, что все чужое бесследно таяло в нем и он превращался в самого себя при возвращении в свою галактику.

Сейчас, по инструкции, он должен проверить интуицию, включив интуиограф. Прибор усилит сигналы его мозга и передаст бортовому суперкомпьютеру – Анализатору. Тот предскажет будущее. Если впереди что-то серьезное – корабль вернется в Прошлое и через некоторое время продолжит путь по новому маршруту. Но как показала и практика, и теория, неизвестное и страшное ОНО вылезет все равно где-нибудь в другом месте. «То, что будет – будет», - так говорили мгновенники и не пытались уклониться от будущего.

«Что-то сегодня произойдет. Сегодня… Смешно, невероятно, однако, не выходит за рамки объективной мировой реальности. Что такое «сегодня», «завтра», «вчера»? Что такое я сам и мой корабль, за стенами которого в одну секунду моего времени успевают родиться и умереть миллиарды галактик вместе с цивилизациями, не достигшими высшего уровня развития? Кто я? Призрак? Или призрачен тот, внешний мир за бортом? Для них я не существую, потому что для них меня просто нет. Странна материя… Чем призрачней, тем реальнее и научнее».

Обычно Гриан не позволял себе задумываться над относительностью миров, времен и пространств. Инструкция в подобных случаях рекомендовала переключать мышление различными, разработанными для таких депрессивных моментов, способами. Но сегодня Гриан разрешил себе все. Слезы текли из его глаз, ему было грустно и хорошо. Что-то знакомое появилось в ощущениях. Так у него уже случалось когда-то… Да-да! Ему разрешили тогда первый выход в Большой макро-мир. Двести лет он простоял на планете, поросшей гигантскими мыслящими деревьями. Гриан тоже был деревом. Он решал сложнейшие логические задачи, которые были так дороги и понятны ему, дереву, и которые он так и не смог впоследствии осмыслить, вернувшись к себе. Каждый его листок нес свою определенную и важную функцию. Все вместе они исполняли прекрасные гениальные симфонии, поддерживающие величайший постоянный потенциал вдохновения. Ствол же подтачивали хищные мыслящие жуки. Гриану было больно, прияно, сладостно от этих мазохистских, узаконенных на планете мук. Да, ему было больно, приятно, сладостно, грустно и янтарные капли источали поры его коры, как сейчас источают слезы его глаза…

Корабль Гриана – элементарная частица бион, с отрицательной массой и почти бесконечной скоростью неслась в Полосе – дорожке из «ничего», шириной в десять в минус тридцать восьмой степени сантиметра.

«Что-то должно сегодня случиться», – думает Гриан и вдруг осознает, что все уже случилось! Гриан почувствовал, что теряет сознание, но тут же очнулся и решил, что это ему лишь показалось. Однако, каждой клеткой своего тела он ощутил новое для себя состояние. Он осязал Время – так, как если бы он осязал его вне Полосы. Гриан взглянул на цифровой экран. Там, где только что зависали неподвижные нули, сейчас счетчик мельтешил, отсчитывая секунды и минуты. Всего же местного времени было около шести миллиардов лет.

– Что произошло? – обратился мгновенник к Анализатору.

– Мы сошли с трассы… Столкнулись со встречным бионом. Он шел из антимира. Нас выбросило в пространство Среднего макро-мира. Бион, как тебе известно, при выходе из Полосы, обретает положительную массу и энергию. Взорвавшись, он образовал звезду третьей величины. Сейчас вокруг нее вращаются двенадцать планет, на одной есть разумная жизнь по типу нашей цивилизации. С момента взрыва прошло пять миллиардов, девятьсот двадцать миллионов, сто пятьдесят шесть тысяч лет…

Итак, произошло невероятное совпадение! В одной Полосе оказались два биона, несущиеся навстречу друг другу! Гриан летел в чье-то прошлое, которое относительно Гриана и его цивилизации должно быть далеким будущим. А оттуда мчался посланец чужого мира к прошлому Гриана, но к будущему относительно себя. Бионы столкнулись и разлетелись, словно бильярдные шары, навсегда покинув Полосу.

«Берегись того, чего еще никогда не было, потому что оно обязательно будет», −так сказал Нгирд, один из опытнейших мгновенников.

− Ты хочешь сказать, что с момента нашей катастрофы прошло почти шесть миллиардов лет? – спросил Гриан, начиная в полной мере осознавать всю трагичность ситуации. «Вот и отстранствовался, мгновенник. Прощай, бессмертие…»

– Да. Саморазвертывающаяся программа спасения корабля и мгновенника рассчитана именно на такой срок. Наши атомы, рассеянные на миллионы световых лет, концентрировались Черным ящиком столько времени, сколько нужно было для развития порожденной нами цивилизации. В программе спасения есть параграф, который не исключает помощи извне. Имеется ввиду поиск Полосы и возвращение на нее. Но эти разумные существа…

– Стоп. С ними я разберусь сам. Пусть это будет моя последняя работа…

…………………………………………………………………………………..

– Давайте конкретнее, – Политик обвел всех присутствующих на приеме взглядом, наполненным, как когда-то, жесткой силой, энергией и верой в свое право творить историю. И все собравшиеся в этом зале на какое-то время вдруг забылись, поверили в свои прежние возможности. Слово взял Физик.

– Гигантские размеры корабля, а также неизвестный нам принцип передвижения его в пространстве – приборы не смогли зафиксировать момент его появления, корабль материализовался на орбите нашего Светила мгновенно, словно бы ниоткуда, так вот, все эти признаки позволяют судить о том, что мы имеем дело со сверхразвитой цивилизацией. Разумеется, общение с ней было бы нам, людям… − при этом последнем, нечаянно произнесенном Физиком слове, в зале раздался непроизвольный общий тягостный вздох. – Э-э… Нам… было бы невероятно интересным и полезным… – Физик, чувствуя, что концовка его речи скомкалась, сел.

– Что добавит Философ? – спросил Политик, не вставая из кресла и выискивая взглядом в массе присутствующих нужное ему лицо.

– Вечность объемлет противоположности, но противоположности не всегда желают с этой реалью считаться, – Философ начал таким тоном, что все почувствовали – он будет говорить долго, умно и нудно. – Что мы можем противопоставить или предложить пришельцам? Только мысли! А наши мысли, как вы знаете, материальней нас самих. Душа – это то место, где она находится. К сожалению, такого места у нас, фактически, нет. Но душа у нас, к счастью, есть! И пусть вся наша квинтэссенция в псевдо квиетизме…

– Прекрасно, Философ, но ваш регламент истек, - бесцеремонно перебил оратора Политик. – Что скажет Писатель?

– Думаю, мы сейчас не нуждаемся в громких словах. Наслушались мы их за наше с вами существование достаточно… Буду краток. Много веков люди мечтали о встрече с иным разумом. Подобным себе или нет – необязательно. Ибо встреча эта – прежде всего подтверждение не случайности Разума вообще, не зряшности нашей вечной суеты сует… Людям… Людям не суждено было осуществить свои мечты. Ну, а мы? Да, мы вращаемся в замкнутом круге. Круге своих очень ограниченных возможностей. Но мы обязаны, обязаны вступить в контакт! Мы все-таки не заброшенные заводные игрушки! Хотя… Конечно, именно подобными игрушками мы, в конце концов, и предстанем перед глазами пришельцев… Но мы должны вступить в контакт и приложить все усилия… Может быть, это наш долг перед несостоявшимся будущим. Пусть наш Город бурлит жизнью! Да, жизнью, на которую мы способны!..

……………………………………………………………………………………

Гриан идет по незнакомому городу незнакомой планеты. Он любит свою профессию мгновенника – вечного странника в бесконечности. Но если бы его спросили – за что конкретно, он бы не задумываясь ответил – прежде всего вот за эти первые робкие и волнующие шаги по неизвестности, за предвкушение встречи с НОВЫМ. Сегодня, к знакомому острому ощущению первооткрывателя примешивалось и еще многое другое. Утеряна связь с Полосой, а с ней и возможность вернуться на родину. Утеряно бессмертие, нереальное без Полосы. Там, на Фелии, его уже не восстановят. Пропавших без вести не восстанавливают – чтоб не случилось дубликата…

«Раствориться среди жителей этой планеты, существовать их заботами и умереть когда-нибудь. Трудно жить вечно! Разум устает от познания самого себя».

Ствол колонны с каннелюрами… Архитрав, разделенный на три фасции и увенчанный киматием… Фронтонные скульптуры…» - сознание Гриана непрерывно фиксирует и впитывает в себя новые и новые подробности чужой жизни. «Я знаю этот город. Я бывал в нем!» - с удивлением думает Гриан.

Поиск по сайту: