Благовестие Архангела отцу Предтечеву

Как благовременно настал настоящий праздник, принесший радость всему миру! Я разумею явление Архангела Гавриила и священнодействие Захарии. Вы слышали, как евангелист Лука повествует, что случилось с Захарией: как он вошел в храм Господень для каждения, а все множество народа молилось на дворе храма во время каждения; тогда явился ему Ангел Господень, стоя по правую сторону жертвенника кадильного, на таком месте, которое доказывало, что явление истинно, а не обманчивое привидение. Захария, увидев его, смутился, и страх напал на него. И сам Ангел, удаляя страх, сказал: "Не бойся, Захарие, ибо услышана молитва твоя, и жена твоя Елисавета родит сына тебе, и наречешь ему имя Иоанн!" О, преславного таинства й ужасного чудесе! Справедливо Захария усомнился и противоречил Ангелу: он об одном просил, а другое получает; он о людях молился, а называется отцом будущего младенца; он о прощении согрешений умолял, а приемлет обетование разрешения бесплодной утробы! Поистине, он естественно смутился, так как человек был, хотя и облеченный священническим достоинством. Он помышлял в душе своей: "Что это за странное и удивительное видение мужа! Что за странное обещание его глаголов! Кто сей, дерзновенной ногой вошедший во святой храм и ставший одесную алтаря кадильного, как будто ни единому греху непричастный? Кто сей, изумительный по виду, блистающий лицом и устрашающий мою душу? Никогда я не видел более ужасного! Что же это значит? Недоумеваю; думаю, что это какой-нибудь соглядатай, мешающий моей службе. Там — множество людей молящихся ожидает меня, как служителя Небесного Царя; а сей задерживает меня здесь. Через меня люди вознесли молитвы Царю Небесному, испрашивая прощения согрешений своих; а сей является, принося мне новую весть. Отойди, наконец, ты, устрашающий меня! Если бы ты был от Бога посланный Ангел, ты был бы сотрудником моего дела, ты помог бы моей молитве и сжалился бы над теми, что стоят там со слезными мольбами. Отойди отсюда, устрашающий меня! У меня и мысли нет о дитяти, которого ты мне обещаешь. И что приобретет народ, если я буду иметь сына? Какая польза будет людям, если Елисавета воспитает младенца? Какая кому будет выгода, если я оставлю наследника своему дому? Мы с женой устарели уже, прошло время брака, от старости угасла теплота плотская, и чего юность не произвела, как проведет то старость?"

Так размышлял в душе своей Захария. Ангел же говорит ему: "Не бойся, Захарие, не смущайся помыслами: я — Ангел света, а не тьмы, я — Гавриил, один из вождей Царя Небесного, я Его повеление приношу, а не своею властию повелеваю; я послан благовестить тебе, а не устрашить; не для устрашения тебя явился в этом образе, но чтобы не поразить тебя подлинным существом ангельским, ибо не может плотяный видеть бесплотного, и Пославший меня к тебе щадит твою жизнь. Не бойся, Захарие, я послан принести тебе добрую весть, а не повергнуть тебя в страх и сомнение. Ты ссылаешься на старость и на бесплодное ваше сожитие, и на заматарелую утробу. Но кто своею волею раждает? Чадородие есть Божий дар, а не человеческое изобретение. Или ты не слышал Господа глаголющего: «Аз есмь творяй человека и созидаяй дух человека в нем» (Зах. 12; 1)? Или ты не веришь тому, как создан Адам, как создана Ева? Вспомни, Авраам получил обетование и поверил, и не обманулся в надежде; а ты, священник, не веруешь! Ты выставляешь естественную немощь и не даешь значения Божиему слову! Ты просил малого, а приемлешь великое, и возражаешь, как будто обманутый. Ты лишь об Израиле молился, и я благовествую тебе то, что всему человечеству будет во спасение".

Выслушав это, Захария в смущении возразил Ангелу, говоря: "Что ты вещаешь мне, Ангел Божий? Жена моя родит, да разве я об этом молился? Ради сего ли я приношу кадильницу и фимиам трачу? Совершая служение свое, я прошу оставления грехов людям, а не разрешения своему неплодствию. Я народу облегчения желаю, а не Елисавете зачатия и беременности. Что ты вещаешь мне, Ангел Божий? Жена моя родит, какая же от этого польза молящимся со мною? Услышав об этом, не побьют ли они меня камнями, восклицая, что я молюсь не о них, а о себе самом, и что я испросил не им милость от Бога, а себе чадородие. Но у меня нет никакого желания к чадородию. Да не будет этого! Не хочу!

Мы не можем ходить без жезла, а ты говоришь нам о супружеском долге. Я прошу спасения людям и благоденствия народу нашему, а не младенческого плача и пелен и повивания. Как я могу быть отцом родному сыну, когда я едва хожу! Ты видишь, что мы оба состарились и к земле склоняемся, и уже ничего другого не ожидаем, как только серпа смертного... Если же, о Ангел Божий, ты истину вещаешь, дай мне в залог какое-нибудь знамение, чтобы я поверил обещанию. Дай знамение, чтобы не посмеялась надо мной Елисавета, как некогда Сарра. Иначе, как мне убедиться в твоих словах? Ты нарекаешь имя младенцу, ты исчисляешь добродетели еще нерожденного, — покажи же мне что-либо вышеественное, чтоб я поверил рождению вышеестественному!"

Ангел отвечал Захарии: "Ты не веришь Богу всемогущему и Божие обетование считаешь несильным; ты говоришь, как убедиться тебе; говоришь, что Бог выше законов природы ничего не творит. Скажи же мне, чем поддерживается тягота земная? На чем укреплен свод небесный? Где облака имеют свое хранилище? Где собираются капли дождя? Где раздробляются снежные тучи? Кто дает быстроту течению солнечному? Кто полагает предел лунному росту или ущербу? Кто исчисляет все множество звезд? Как удерживается песком свирепеющее море? Как во утробе матерней зарождается человек и душа, Богом созданная, как вдруг является в зачатом младенце? Как тебе убедиться, говоришь... Неужели ты не веришь, что всякое создание покорно своему Создателю? И если захочет Бог, природа производит и то, что выше ее сил. Если ты не веришь, что неплодная может родить, то что скажешь, когда услышишь, что непорочная Дева чудесно раждает? Если же ты знамения просишь, чтоб поверить словам моим, то вот тебе знамение: ты онемеешь и не скажешь ни слова, пока не исполнится то, что я сказал".

Какое человеколюбивое наказание! Только голос, выразивший неверие, связывается Ангелом! Только язык, дерзнувший противоречить Ангелу, обуздывается. Захария сделался нем! Его молчание ожидало звука новорожденного; Захария ожидал Иоанна, старец — младенца, священник — пророка. Ожидал молча, по властному слову Ангела: ты будешь молчать и не скажешь ни слова до тех пор, пока не сбудется сказанное мною! Услышав слова эти, Захария вышел из церкви, пораженный немотой за свое неверие. О, какое странное чудо! Он пришел, было, во храм, чтобы других освободить от грехов и суда, а исходит сам осужденный, как согрешивший. Люди ожидали его, надеясь благословение услышать от него; а он только помавал (кивал), и этим помаванием давал понять, чтобы никто не подходил к нему и не расспрашивал ни о чем...

О, дивные явления! Захария молчит смущенный, а Елисавета веселится. Язык связывается, а утроба обременяется. Красноречивые уста бессильны сказать слово, а неплодная — становится матерью... Захария молчит, а Иоанн во чреве матери играет. Ибо чуть увидела непраздная Елисавета пришедшую к ней Пречистую Деву, вдруг взыгрался радостно Иоанн в утробе матери и своим движением как будто говорит: "Почему не исхожу я отсюда на свет? Я — Предтеча Владыки, я узнаю Его, предпославшего меня, чтоб я шел пред лицем Его, уготовить Ему путь". О, дивные явления! То, чего еще не знали Ангелы на небесах, то узнал Иоанн, носимый во чреве! От небесных сил утаилась тайна Божия, а Иоанну во утробе матерней открылась!

Наконец, Елисавете настало время родить, и она родила сына. И услышали соседи и родственники ее, и радовались с ней, что по природе и выше природы она зачала и родила: как жена — она зачала по природе, а как престарелая — она явилась выше природы. Рождение Иоанна совершилось не столько от плотских родителей, сколько от благодати Святаго Духа, ибо Иоанн нужен был не столько родителям, сколько Божию Слову. И родившийся младенец приял благодать Божию от самой матерней утробы: едва он родился — и голос отцу подает. Когда собравшиеся спрашивали знаками у Захарии, как бы он хотел назвать новорожденного, он потребовал дощечку и написал: Иоанн имя ему. И тот, кто не поверил словам Ангела, теперь принужден был писанием открыть бывшее ему видение и, дав младенцу имя, вдруг получил дар слова! И все удивились, ибо в ту же минуту разрешились уста его, освободился язык его, и он стал говорить, благословляя Бога... О, новое и удивительное чудо! Имя младенцу пишется, и доселе немые уста отца его являются вещающими и пророчествующими, нарекается имя — "Иоанн", — и нарекающего язык получает свободу; одно имя праведного разрешает немоту, и доселе неподвижный язык движется и благословляет Бога!

Так родился святой Предтеча Господень.

Так появился на свет Глас, которому предстояло вопиять в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему. О, чудо! Слово приходит, и голос предвещает Его пришествие; Владыка грядет, и раб предпосылается; Царь приближается, и воин впереди идет.

Да возрадуемся все и возвеселимся, что Елисавета родила, и Захария заговорил, что Предтеча родился, и мир весь возрадовался. Воскликнем же и мы с Захарией: "Благословен Господь Бог Израилев, что посетил народ Своей и сотворил избавление ему". Богу единому подобает всякая слава, честь и держава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

(Слово святаго отца нашего Иоанна Златоуста)

687. "Немощи немощных носити" (Рим. 15; 1,2)

«Должны есмы мы сильнии немощы немощных носящи, и не себе угождати. Кийждо же вас ближнему да угождает во благое к созиданию» (Рим. 15; 1,2)

Такими словами приглашает святой апостол Павел всех тех, которые сильны верой, наукой, разумом, здоровьем, достатком и прочими благами, чтобы они во всем помогали ближним своим в их немощах и недостатках, исправляли бы их и во всем братски заступались за них. Иной думает: "Я делаю свое дело, забочусь о нем, а до соседа — что мне за дело? Я хожу каждый праздник, каждое воскресенье в церковь, я посылаю своих детей в школу, я не жалею для них денег на разные полезные книжки, учу их послушанию, приучаю к труду и всему, что для жизни полезно; я не пьянствую, не ссорюсь, не трачу напрасно своих трудовых грошей, не вхожу в долги; а как там живет мой сосед — мне какое до того дело? Может быть, он вовсе не ходит в церковь, не говеет, худо живет со своей женой, не приучает детей ни к церкви, ни к школе, пьянствует, любит чужим пользоваться, бранится и дерется — что мне до того? Разве я за него буду отвечать пред Господом Богом? Каждый сам ответит за себя". — Не хорошо, не по-христиански так рассуждать, братие мои. Если Господь сподобил тебя, человече, исповедовать святую веру Православную, если ты чтишь свой закон и живешь по-христиански, да если при этом ты видишь, что сосед твой нарушает закон, сошел с прямой дороги, то обязан исправить его и научить добру. Представь, что дом соседа горит. Хотя бы ты и не боялся, что огонь перейдет на твой дом, однако же — ужели ты не пойдешь гасить огонь и скажешь: "Пусть его горит"?! А если душа соседа погибает, а с ней гибнут и души всей его семьи, — разве эта беда не хуже пожара? Разве ты не обязан позаботиться, чтобы эти бедные души не впали во власть диавола и не погибли навеки? Вот почему и пишет святой апостол Павел: должны есмы мы сильнии немощи немощных носити, и не себе угождати. Не из милости только ты должен слабому помогать, невежду наставлять, грешника исправлять: нет, это — твой долг, твоя святая обязанность!

Когда видишь, что твой сосед не любит в церковь ходить в праздники, то пойди к нему и скажи ему: "Пойдем, сосед, вместе Богу помолимся!" Когда видишь, что твой сосед не посылает детей своих в науку, скажи ему: "Грех тебе будет, сосед, за деток твоих, что растут они у тебя без науки, не будут знать грамоты. Посылай-ка их, пусть ходят и в церковь, и в школу вместе с моими!" Если видишь, что в избе у твоего соседа идет ссора, что один другому не уступает, или, сохрани Бог, началась драка, — пойди туда, скажи им разумное христианское слово, с братской любовью укажи на то, что они тяжкий грех на душу берут, что привлекают на себя гнев Божий. Вот если так будешь поступать, то будешь делать доброе дело: ты, более их сильный верой, будешь помогать слабому верой ближнему твоему. И если он тебя послушается и исправится, то это будет твоя великая заслуга пред Господом Богом, и Бог простит тебе какой-либо твой грех за то, что ты избавил от греха душу ближнего твоего, что ты его просветил, вывел на правый путь. А если дал тебе Господь Бог силу в достатках, то и достатком твоим помогай слабым, бедным братиям и ближним твоим. Это не значит, чтобы ты был обязан раздать все твое имущество бедным, а сам остаться ни с чем; это значит только, чтобы ты не отказывал в помощи такому ближнему, который дошел до нужды не по своей вине, не чрез пьянство, леность и распутство, а от недобрых людей или по какому-нибудь несчастному обстоятельству. Вот такому человеку помоги в нужде, если можешь, дай ему в долг без процентов, а Бог заплатит тебе за него таким процентом, какого ты и не ожидаешь. Вот что значит: немощи немощных носити. Если заболеет твой сосед, не говори: "Чем я ему помогу?" — Нет, ты пойди к нему, утешь его, разговори, послужи ему, как умеешь. К нему беда пришла, его нива не вспахана, не засеяна, это тревожит его. Ах, как он обрадуется, когда ты придешь к нему и скажешь: "Не тужи, соседушка, будем живы-здоровы и вспашем, и засеем твою ниву!" И такое доброе, ласковое слово твое будет для него лучшим лекарством. Когда он выздоровеет, он не забудет твоей услуги и, может быть, отплатит тебе такой услугой, а если и умрет — о, как приятно будет сердцу твоему подумать, что ты его вдове и детям-сиротам хлебушка припас! Велика будет тебе награда на небе у Бога!

Вот если ты будешь так о ближних твоих заботиться, будешь их добру учить, от греха отводить, в нужде им помогать, то ты исполнишь волю Господа Бога и будешь справедливо называться христианином. Ибо и Христос не Себе угоди, — говорит святой апостол Павел, — но якоже есть писано, поношения поносящих тебе нападоша на мя. Христос Спаситель пришел на нашу землю не для того, чтобы Себе угождать, не затем, чтобы господствовать, хотя и мог господствовать, если бы захотел, — но Он терпел поругания и муки для нас всех. Поэтому и мы — не должны ли идти по следам Иисуса Христа и везде, во всем оказывать любовь к ближним нашим? Да если бы пришлось и нам лишиться чего-нибудь, только бы послужить в нужде ближнему нашему, разве мы не обязаны были бы это сделать? Разве мы не должны заботиться о благе ближних наших всеми силами души нашей? Но так ли бывает у нас? И прежде всего, — помогаем ли мы друг другу по-христиански в общежитии? Большей частью бывает у нас так: я — темный человек, — будь и ты темный. Я живу худо, и ты живи так же. А кто любит в церковь ходить, над тем иногда смеются, называют его богомолом. А вот апостол Павел не тому учит: кийждо, — говорит он, — ближнему да угождает к созиданию. Каждый старайся послужить ближнему, научить его уму-разуму, показать ему добрый пример. А у нас что бывает? Идешь полем, видишь: скотина зашла в рожь или пшеницу, затоптала целую полосу, а ее усталый хозяин уснул на меже. Рядом пашет его сосед, он будто не видит ничего. Говоришь ему: "Послушай, любезный, что же ты не сгонишь скотину с нивы? Видишь, что она наделала!" — А он отвечает: "Это не моя скотина". — "Хотя и не твоя, а все ее согнать надобно". — "А что мне, — говорит, — за охота чужой скот пасти? Чего хозяин-то спит?" — Вот как у нас умеют немощи немощных носити! Он не только не хочет оказать услугу своему соседу, — он еще злорадствует, что у того беда приключилась!

Бывает грех, когда в душе радуются, если сосед обеднел, если в долги вошел, если стал пьянствовать... Иной радуется, что вот, когда соседу есть будет нечего, то он возьмет с него втридорога, отберет у него хлеб на корню за целый год вперед, оберет его кругом — вот вам и любовь к ближнему, вот как помогают ему в беде, несут немощи его, подают ему добрый пример! И все это оттого, други мои, что мы мало знаем веру свою христианскую, что мы только называемся христианами, а вовсе не думаем исполнять закон Христов! Стыдно сказать: жид жиду охотно помогает; немец неправославный выручает из беды своего соседа-немца, — а у нас находятся люди хуже их, хуже всякого неверующего в Бога язычника! Не так было во времена апостольские. В том же Послании, из которого мы привели слова апостола Павла "немощи немощных носите ", — он пишет Римлянам, что рад бы придти к ним, но еще не имеет свободного времени: вот, — говорит, — когда пойду в Испанию, то по дороге и к вам зайду, а теперь должен идти в Иерусалим, послужить святым, то есть тамошним христианам: Благоволиша бо Македония и Ахаия общение некое сотворити к нищим святым живущим в Иерусалиме. Это значит, что в Македонии и Ахаии христиане сделали сбор на бедных христиан, живущих в Иерусалиме, а святой Апостол взялся отнести собранные пожертвования в святой град. Где Иерусалим? Где Македония и Ахаия? Это страны, отдаленные одна от другой, народы — разные; в Македонии и Ахаии жили греки, а в Иерусалиме — иудеи, а вот все любили друг друга по-братски и помогали друг другу, как родным. Славу Богу, еще не оскудела совсем эта чистая, святая любовь христианская и ныне; и теперь, во дни скорби и нужды, как, например, было во время голода в некоторых местах России, собирали немалые суммы и посылали голодающим. Собирают, добрые люди не отказывают жертвовать на нужды веры Православной и в далеких странах, как, например, в Японии, в Сибири для новокрещенных, и дай Бог, чтобы эта любовь никогда не оскудевала, ибо если она оскудеет, то погаснет в нас и самая вера! Братие! Будем любить друг друга по-христиански, в любви найдем свое счастие здесь, на земле, и вечное спасение на небе! Аминь.

(Из книги о. Иоанна (Наумовича) "Наука")

Сергиев день

«Поминайте наставники ваша, ...их же взирающе на скончание жительства, подражайте вере их» (Евр. 13; 7)

Давно ли мы светло праздновали 500-летие блаженной кончины преподобного отца нашего Сергия? А вот уже гол прошел; пройдут и еще годы, пройдут сотни, тысячи лет, а память праведника пребудет с похвалами, потому что сказано: в память вечную будет праведник (Пс. 111; 6). Как счастливы мы, православные, что Святая Церковь наша празднует памяти святых Божиих! И всегда близки к нам угодники Божии, но мы-то бываем от них далеки. И вот, настает день, посвященный памяти того или другого угодника Божия, и он восстает пред нашими духовными взорами как бы живой: мы созерцаем все его духовные совершенства, мы славим Бога, прославляющего тех, которые славили Его своей святой жизнью, и чрез то, незаметно для самих себя, сами становимся лучше, приближаясь в молитвенном общении к святым Божиим, а чрез них — и к Богу Самому... Кто из нас, иноков, обитающих под благодатным покровом преподобного отца нашего Сергия, не носит святого имени его в своем благодарном сердце, кто хоть раз в день не возносит к нему вздоха молитвенного? Но и в обители иноков бывает немало суеты житейской, которая заслоняет от нас светлый облик нашего небесного игумена, и вот, настает день — преимущественно Сергиеев: все Богослужение посвящается прославлению его дивных подвигов, храмы Божии наполняются благоговейными чтителями его священной памяти; среди всенощного Богослужения читается житие его, и тогда — что за дивный образ великого в своем смирении старца-подвижника является пред нами во всей своей неземной красоте!

Вот он, еще 20-летний юноша Варфоломей, покидает мир и уходит с родным своим братом Стефаном в непроходимую чащу лесную, с одним заветным желанием — укрыться навсегда от мира так, чтобы мир не мог найти его и совсем бы забыл об отшельнике, чтобы быть ему наедине с единым Богом, непрестанно молиться, неустанно трудиться и очищать свое сердце от греховных страстей при помощи Божией благодати. Вот, братья построили церквицу, и, с благословения святительского, на ней нарекается имя Живоначальныя Троицы. Вот, старший брат покидает младшего и уходит в столицу: не вынес он скорбей пустынного жития, и юный Варфоломей остается одиноким отшельником в глухом, непроходимом лесу. Вот он приемлет от руки некоего игумена Митрофана ангельский образ и весь отдается подвигу иноческому. Возможно ли в кратком слове изобразить сей дивный подвиг его уединенного в пустыне пребывания? — "Кто изочтет его теплые слезы и воздыхания к Богу, его стенания молитвенные и плач сердечный, его бдения и ночи бессонные, продолжительные стояния и повержения себя пред Господом? Кто сочтет его коленопреклонения и земные поклоны, кто расскажет о его алкании и жажде, о скудости и недостатках во всем, об искушениях от врага и страхованиях пустынных?" — Так говорит о своем учителе его достойный ученик, преподобный Епифаний, списатель жития его, кто же лучше и ближе мог оценить подвиги своего возлюбленного аввы?

Но вот, изволением Божиим, настает время мужественному подвижнику послужить своим опытом духовным к спасению ближних. К нему идут за советом и утешением, у него ищут руководства и наставления в жизни духовной. Ведь с таким наставником все можно понести, всякую скорбь вытерпеть: только открой ему с Детской простотой все сердце твое, поведай, что томит тебя, пожалуйся ему на себя самого, как дитя жалуется нежной матери на своего обидчика, и верь: он скажет тебе в утешение иногда только два-три слова, но зато какие это чудные, теплые, благодатные слова! Они прольют мир в смущенную душу твою, согреют ее такой любовью, какой только мать согревает свое грудное дитя, — и все пройдет, как рукой снимет, и станет на душе так тихо, ясно и тепло...

И вот, проходят годы, и множится число учеников Сергиевых. Его имя с благоговением произносится во всех концах Русской земли и становится известным на православном востоке. Его словом дорожат князья и вельможи, его совета ищут первосвятители Русской земли, а он, уже игумен, уже убеленный сединами старец, — он по-прежнему ходит в одежде, ушитой заплатами, по-прежнему служит братии, как раб купленный: он для нее и повар, и пекарь, и мельник, и дровокол, и плотник, и портной... Чем более восходит он от силы в силу, преуспевая в духовном просветлении и приближаясь к Богу, тем более нисходит он во глубину смирения. Глубокое смирение и детская простота — вот два прекрасных свойства его святой души, которые мы видим во всех его действиях, с его раннего детства до глубокой старости. Эти две святые добродетели составляют основные черты его нравственного облика; они, так сказать, окрашивают в свой цвет все прочие его добродетели: его благостное ко всем отношение, его голубиное незлобие, все его великие подвиги. В соединении с духовным рассуждением, как плодом опыта духовного, оне образуют в нем тот цельный нравственный характер, красота которого невольно влечет к себе человеческое сердце. Когда ближе всматриваешься в святолепный образ сего дивного старца Божия, то сердце переполняется каким-то неземным чувством красоты, и душа рвется в умилении упасть к стопам угодника Божия! О, священная главо, преподобие отче наш Сергие! Вот мы и припадаем к стопам твоим, как любящие дети, — припадаем наипаче сегодня, в твой нареченный и святый день, и радуемся, и веселимся духовно, ибо веруем, что ты присно с нами, а наипаче ныне с высоты небесной призираешь на нас, грешных, во славу Божию тебе празднующих, и благословляешь, и озаряешь нас тихим светом твоей славы небесной!

Но, возлюбленные братие, одна ли чистая радость чувствуется в сердце в то время, когда нашей душе предносится святолепный образ великого подвижника Божия? Не смею судить о других по себе. Может быть, есть немало среди вас таких чистых душ, которые радуются ныне полной, светлой радостью во славу Божию и в честь угодника Божия. Но, думаю, что у многих, подобных мне грешников, к чувству радости в сей день примешивается некое чувство грусти, — не той безотрадной, томительной грусти, которая гнетет душу тоской и подрывает духовные силы, а той спасительной грусти, с которой начинается печаль яже по Бозе, печаль спасительного покаяния, жажда нравственного очищения, скорбь души о потерянной чистоте, о разлуке с Богом... Невольно думается: вот каковы были наши духовные предки — истинные последователи Христова учения! А мы — что? Господи, какая пропасть отделяет нас, плотяных, от них — одухотворенных, нас, оземлянившихся рабов греха, от них — святых, чистых, свободных граждан горнего Иерусалима! Удивляться ли после этого, что у нас на Руси находят себе последователей разные безбожные лжеучения, что охлаждается любовь к ближнему, и растет самолюбие, что умножаются пороки и беззакония, и распространяются ереси и отступления от Матери — Церкви? И кто же тому виной, братие, мои? Кто, кроме нас самих?! Не помним мы своих предков духовных, забываем их заветы священные, и вот — сами становимся хуже и хуже... А ведь святые Божии такие же люди были, что и мы, той же плотью были облечены, те же немощи имели, те же скорби несли; значит, и нам никто не помешал бы такими же стать, какими они были, если б только сами мы пожелали, — да пожелали всем сердцем, всей душой, всем помышлением своим!

Поминайте наставники ваша, — заповедует Апостол Христов, — их же взирающе на скончание жительства, подражайте вере их (Евр. 13; 7). Во исполнение этой заповеди апостольской сегодня мы и творим память великого наставника нашего, преподобного Сергия. Но не сегодня только, а и всегда мы должны взирать на скончание жительства и подражать вере святых Божиих. Каждый день Святая Церковь чтит память того или другого угодника Божия. Будем же чаще всматриваться в дивные образы их, недаром ведь сказано в Писании: с преподобным и сам преподобен будеши, с благодатным и сам облагоухаешься ароматом благодати, исходящей от одеяния души его! Аминь.

(Слово в день Преподобного отца нашего Сергия, произнесенное 25 сентября в Троицкой Сергиевой Лавре)

Поиск по сайту: