Юный царь – избранник по сердцу Божию

«Вознесох избранного от людей Моих!»

В начале февраля 1613 года в Москву собирались выборные люди со всех городов Русской земли. Здесь ожидало их великое дело. Общим дружным усилием всех русских людей Москва была очищена от поляков и литовцев; но русская земля оставалась без царя. А без царя "Московскому государству стоять нельзя, печься об нем и людьми Божьими промышлять некому", — так говорили бояре и воеводы в грамоте, приглашавшей лучших и разумных людей для земского совета и государева избрания. Горьким опытом смутного времени научились русские люди ценить крепкую власть царскую, — сколько натерпелись они всяких бед в это тяжкое время и от чужих врагов и от своих воров — изменников, того и пересказать нельзя! (кратко о сем читай в листке N 127). И вот теперь собрались они, чтоб избрать царя для осиротевшей земли, собрались и назначили трехдневный пост и молитву, чтобы призвать на свое великое дело Божие благословение. На первом же соборном совещании решено было единогласно: — "Иных немецких вер никого не выбирать, а выбирать своего природного русского". Стали выбирать своего; одни указывали на одного боярина, другие — на другого; долго согласия не было. Однажды какой-то дворянин из Галича подал письменное мнение, что ближе всех по родству с прежними царями Михаил Феодорович Романов, — его и надобно избрать в цари. Послышались было голоса недовольных, но тут вышел донской атаман и подал также письменное мнение "о природном царе Михаиле Феодоровиче". Одинаковое мнение, поданное дворянином и донским казаком решило дело: Михаил Феодорович был провозглашен царем. Но не все еще выборные тогда прибыли в Москву, не было и знатнейших бояр, и дело отложено на две недели. Наконец собрались все двадцать первого февраля в неделю Православия и общим голосом утвердили сие избрание. Тогда Рязанский архиепископ Феодорит, Троицкий келарь Авраамий Палицын и боярин Морозов вышли на лобное место и спросили у народа, наполнявшего Красную площадь: кого они хотят в цари? И народ единогласно воскликнул: "Михаила Феодоровича Романова!" Собор назначил архиепископа Феодорита, Авраамия Палицына, трех архимандритов, и нескольких именитых бояр ехать к новоизбранному царю, чтобы объявить ему об избрании и просить его пожаловать в Москву на свой царский престол.

Михаил Феодорович находился в то время в Костромском Ипатьевском монастыре. С ним неразлучна была и его мать, "великая старица" Марфа Иоанновна. Они ничего не знали о том, что происходило на Московском земском соборе; юному Михаилу и на мысль не приходило, чтобы на него мог пасть жребий великого царского служения, и можно ли было ему, шестнадцатилетнему юноше, мечтать о царском венце, когда было много именитых и знатных бояр, с честью послуживших отечеству в тяжкую годину великих народных бедствий? Скорбные думы Михаила в это время невольно уносились совсем в другую сторону, — туда, в литовскую землю, где томился в тяжком плену его возлюбленный родитель, ростовский митрополит Филарет Никитич Романов. Понятно, что те же мысли и чувства разделяла с ним и его благочестивая мать. Между тем, тринадцатого марта в Кострому прибыли соборные посланцы. На другой день, — в достопамятный день четырнадцатого марта, — с раннего утра улицы Костромы были уже покрыты многочисленными толпами народа. С крестным ходом шли послы соборные в Ипатьевский монастырь, к юному избраннику, на коем покоились теперь все надежды многострадальной родной земли. Там, где река Кострома впадает в Волгу, к крестному ходу присоединилось Костромское духовенство с чудотворною Феодоровскою иконою Богоматери. Когда торжественное шествие приблизилось к вратам святой обители, оттуда скромно вышел на встречу ему Михаил Феодорович со своею старицею — матерью. Шествие остановилось. Низко поклонились московские посланцы будущему государю и объявили ему, зачем они присланы. Смутился смиренный юноша. "С великим огорчением и слезами", как говорит летописец, он отвечал послам, что государем быть он не хочет, а мать его Марфа прибавила, что она не даст сыну на то родительского своего благословения. Тут оба они хотели удалиться в свои палаты, и немалого труда стоило послам упросить их войти с ними в соборную церковь Пресвятой Троицы. Здесь подали им грамоты от собора и стали бить челом Михаилу "сжалиться над остатком рода христианского, не презреть всенародного слезного рыдания, принять многорасхищенное от врагов царство Российское под свою государеву десницу высокую и пожаловать на свой царский престол в стольный град Москву". — Но юный Михаил и слышать о том не хотел; а мать его говорила послам, что "сын ее еще в несовершенных летах, а русские всяких чинов люди по грехам измалодушествовались, и прежним государям не прямо служили: тут и прирожденному государю трудно с ними справиться, а что будет делать с ними ее сын — несовершеннолетний юноша?" Указывала Марфа и на то, что "Московское государство теперь в конец разорено, что будущему царю нечем будет и своих служилых людей пожаловать, и против своих недругов стоять. Да к тому же и отец его, Михаилов, митрополит Филарет, теперь в плену у короля в Литве, в большом утеснении, и как сведает король, что сын его на Москве государем стал, то сейчас же над ним велит сделать какое-нибудь зло". — Долго говорила старица Марфа; со слезами на глазах послы ее слушали, а когда она умолкла, стали снова бить челом Михаилу Феодоровичу, умоляя его, чтоб "соборного моленья всей русской земли он не презрел, что выбрали его по Божию изволенью, а не по его желанью, что так положил Бог на сердце всем от мала до велика на Москве и во всех городах". — Целых шесть часов стояли соборные посланцы пред Михаилом и молили его, чтобы "воли Божией он не снимал"; Михаил все не соглашался. Наконец, старейший из послов, архиепископ Феодорит сказал ему решительно: "Не противься, государь, воле Божией; не мы предприняли сей подвиг, Сама Пречистая Матерь Божия возлюбила тебя, — устыдись Ее пришествия", — и при этих словах архипастырь указал на чудотворный лик Царицы Небесной на иконе, именуемой Феодоровскою. Тут и сама старица — мать Михаилова сказала своему смиренному сыну: "Видно дело сие — Божие, чадо мое; надобно поклониться воле Всевышнего!" — Тогда Михаил с рыданием повергся пред иконою Богоматери и обливаясь слезами произнес: "Аще есть на то воля Твоя — я Твой раб; спаси и соблюди меня!.." Никто не в силах был удержаться от слез в эту торжественную минуту; плакал архиепископ, плакали послы, плакали все, кто только был в соборе тогда. — Нареченный царь встал, обратился к послам и сказал: "Аще на сие есть воля Божия — буди тако!" — С этой священной минуты, когда юный Михаил всецело предал себя в волю Божию, он стал Великим государем и царем всей Русской Земли. Благочестивая старица Марфа взяла своего царственного сына за руку и вместе с ним благоговейно преклонила колена пред благодатным ликом Царицы Небесной и тихо сказала: "В Твои пречистые руце предаю чадо мое; настави его на путь истины, устрой ему полезная, а с ним и всему православному Христианству!" — Так благословила Марфа своего любимца на великий подвиг служения царского; так совершилось воцарение Михаила Феодоровича, спасителя веры и царства — так благословил наконец Господь, Царь царствующих, многострадальную землю Русскую, дарованием ей царя по сердцу Своему, — благословенного родоначальника Дома Романовых! — "И бысть, говорит летописец, в той день на Костроме радость велия, и составиша праздник чудотворной иконе Феодоровской". — И не на одной Костроме была тогда радость велия: ликовала с Костромою и Москва, и вся Русская Земля! Наконец-то пережила она свое горе лютое, наконец-то взошло ее солнце красное, без которого некому было обогреть ее, многоскорбную, некому было о ней позаботиться! И свободно вздохнули тогда русские люди, измученные невзгодами междуцарствия.

Второго мая 1613 года юный царь Михаил торжественно вступал в Москву, благословляемый молитвами народа...

170. Не обижайте сирот!

«Тебе оставлен есть нищий, сиру ты буди помощник» (Пс. 9; 35).

Бесприютное, безродное дитя! Беспомощный малютка — круглый сирота! Сколько жалости ты возбуждаешь одним видом своим! Казалось бы, чье сердце не тронется несчастьем твоим? Какая душа христианская не поболит о тебе? Подумать бы только: сколько горя выпадает на долю твою! Сколько слез ты прольешь, одному Богу видимых! Сколько и голода, и холода, и всякой нужды натерпишься ты!..

Да, друзья мои, тяжел крест нищеты: но нищий еще может добыть себе хлеба кусок; если он в силах — он поработает, — не в силах — он знает, у кого и где и что выпросить. А безродный малютка-сирота трудиться не может, просить не умеет, и томимый голодом лишь плачет где-нибудь за чужим углом! У нищего есть хоть темный и грязный, но свой уголок, там в пору ночную он голову склонит и отдых найдет; а бесприютный малютка-сирота иногда не знает даже, где отогреть окоченевшие члены свои!.. Но если бы и был у него дом родительский, что он стал бы делать с ним без добрых людей? Неприветно смотрели бы на него опустевшие стены, — некому приласкать его, бедного, некому обогреть, накормить, позаботиться... Всем он чужд, никому не нужный, для всех — лишний человек! Видал я, говорит один писатель, дряхлых стариков, покрытых сединами; они измучены были бедностью, у них не было иного друга и сподвижника на грустном пути жизненном, кроме нищенского посоха, но и эти бедные люди утешали себя хотя бы тем, что говорили: "Что делать? Нам не долго уже остается на свете жить! Там — отдохнем, когда Бог грешные кости приберет"... А несчастный малютка-сирота еще только жить начинает, — он не может иметь и такого жалкого утешения! Одно — одно у него утешение: плакать, обнимая дорогую могилу, сокрывающую прах милых его сердцу родителей, — но кто пожелает себе такого утешения?!..

Правду говорит пословица: в сиротстве жить — слезы лить; нет такого дружка, как родная матушка; все на свете можно купить, кроме отца с матерью! Как на солнце тепло, так при отце с матерью хорошо, и что пчелки без матки, то малые безродные сиротки без родителей! Нет у них заступника между людьми: кому вздумалось, тот и может обидеть их, если только Господа Бога не побоится... Не правда ли, друзья мои: ведь часто так и бывает в жизни?.. Кто ж не знает, что иной раз даже те, кому ближе всего бы позаботиться о сиротах бесприютных, — покидают их?.. Но что говорю — покидают? Прежде оберут у них все их сиротское достояние, а потом и выбросят их самих на улицу!... О, Господи — Господи! Как больно думать, что это делается среди нас, христиан православных, слову Твоему верующих! Ты заповедуешь нам во святом слове Твоем: «всякие вдовы и сироты не озлобите» (Исх. 22; 22), а мы и рады тому, что заступиться за сироту некому; Ты говоришь: «буди сирым яко отец (Сир. 4; 10), «в стяжание сирот не вниди» (Притч. 23; 10), — а мы готовы обобрать сироту до нитки, — благо он не сумеет пожаловаться!... Но нет, друзья мои! Ошибается тот, кто думает, что за безродного сироту заступиться некому; есть у каждого сироты заступник посильнее нас грешных; и если мы не хотим принять к сердцу его несчастие, приласкать его скорбного, помочь ему беспомощному, защитить его — беззащитного, то этот Помощник и Покровитель возьмет его под Свою защиту всесильную! Бог — Сам Господь Бог есть «отец сирых и судия вдовиц» (Пс. 67; 6). Ему «оставлен есть нищий, Он — сиру помощник» (Пс. 9; 35), — Он никогда «не презрит молитвы сирого!» (Сир. 35; 14). Сироты — дети Божьи; сирый да вдовый плачут, говорит пословица, а за них Сам Бог на страже стоит! Слышите ли Его слово грозное: «прииду к вам с судом, и буду свидетель скор» на того, кто обижает вдов и сирот! (Мал. 3; 5). «Аще злобою озлобите я, и возстенавше возопиют ко Мне, слухом услышу глас их, и разгневаюся яростью, и побию вы мечем, — и будут жены ваши вдовы, и чада ваша сироты!» (Исх. 22; 22-24)... О, как страшен суд Твой, Господи! И не мимо идет слово Его, возлюбленные! Вот, например, что рассказывает святитель Симон, епископ Владимирский, в Киево-Печерском Патерике:

"Были два человека из знатных граждан Киева — Иоанн и Сергий. Были они друзья между собой и заключили союз духовного братства. Спустя много лет разболелся Иоанн; а у него оставался пятилетний сын, Захария. Вот больной призвал игумена и отдал ему все свое имущество для раздачи маломощным; а сыновнюю часть, тысячу гривен серебра и сто гривен золота, дал Сергию, и самого малолетнего сына своего, Захарию, отдал на попечение другу своему, как брату верному, и завещал ему: "Когда возмужает сын мой, отдай ему золото и серебро". Когда стало Захарию 15 лет, захотел он взять у Сергия золото и серебро отца своего. Сергий же, уязвленный диаволом, задумал приобрести богатство, и жизнь с душою погубил. Он сказал юноше: "Отец твой все имение отдал Богу. У Него проси своего золота и серебра: Он тебе должен; может быть и помилует. А я ни твоему отцу, ни тебе не должен ни одной златницы. Вот что сделал с тобой отец твой своим безумием! Все свое имущество роздал в милостыню, а тебя оставил нищим и убогим". Выслушав это, юноша-сирота стал тужить о своем лишении и послал молить Сергия, чтобы он хотя бы половину отдал ему, а другую пусть бы себе оставил. Сергий же жестокими словами укорял отца его и его самого. Захария просил третьей части, даже десятой. Наконец, видя, что он лишен всего, сказал Сергию: "Приди, поклянись мне в Печерской церкви, перед чудотворной иконой Богородицыной, где ты вступил в братство с отцом моим". Тот обещался. И поклялся он, что не брал тысячи гривен серебра и ста гривен золота, хотел поцеловать икону и не мог приблизиться к ней; пошел к двери и вдруг стал кричать: "Святые Антоний и Феодосии, не велите убивать меня этому немилостивому, и молитесь госпоже Пресвятой Богородице, чтобы Она отогнала от меня это множество бесов, которым я предан. Пусть берут золото и серебро: оно запечатано в моей клети"... И страх напал на всех. Послали в дом к Сергию, взяли сосуд запечатанный, и нашли в нем две тысячи гривен серебра и двести — золота: так удвоил Господь подателям милостивым. Захария же отдал все деньги игумену Иоанну, чтобы употребил их, как хочет; сам же постригся в Печерском монастыре, где и жизнь кончил".

Что было потом с несчастным Сергием, остался ли он жив или умер тут же, святитель Симон не говорит; да и нет нужды нам знать о том. Напечатлеем лучше в своем сердце урок, какой преподает эта история. Сама Царица Небесная — а ведь Она матерь милосердия, усердная заступница всех грешников — не потерпела, чтобы обидчик сироты остался без наказания! Она отвратила лицо свое от жестокосердного клятвопреступника, и вот его окружили полки демонские... Не обижайте же сирот! Сироты — дети Божьи! Сам Господь «отец сирых» поручает сирот нашему попечению, нашей любви: «буди сирым яко отец» (Сир. 4; 10), говорит Он, — значит, за них мы будем отвечать так же, как за наших собственных детей. Приютим сироту бесприютного, приласкаем, обогреем, накормим безродного, будем ему вместо отца и матери, и Господь благословит нас благословением небесным за это великое дело любви христианской. Апостол говорит: «аще кто о своих, паче же о присных, — о присных в вере» (Гал. 6; 10), «не промышляет, веры отверглся есть, и неверного горший есть» (1 Тим. 5; 8), то есть: кто о близких по вере не заботится, тот хуже неверного! А кто из ближних наших нуждается в нашей помощи и попечении больше малютки — круглого сироты? Не даром и наша пословица говорит: не строй церкви —пристрой сироту, —не подавай за ворота, коли в доме есть сирота! И церковь построить, и нищему подать —дело хорошее, но если уж не под силу тебе в одно и то же время и на церковь пожертвовать, и милостыню подавать, и сироте помогать, — то лучше оставь и церковь и милостыню твою, — и помоги сироте бесприютному!

Поиск по сайту: