Не делай добра напоказ, — иначе оно не будет иметь цены в очах Божиих: вот закон христианского доброделания. Но добро — то же, что миро благовонное, что цветок благоухающий: как ни укрывай миро или душистый цветок, люди узнают о нем по запаху; как ни укрывайся от очей людских праведник, — добродетель его привлечет к нему сердца людей, добро любящих; ведь душа человеческая по природе своей любит добро, и если она еще не совсем огрубела в пороке, — она ищет добра, рвется к нему как пчела к цветку, на котором надеется собрать хоть одну каплю сладкого меду... Припомнить только: сколько раз Христос Спаситель запрещал разглашать о чудесных Его деяниях, и однако же каждое Его чудо делалось всем известным, и чем больше Он, по Божественному смирению Своему, запрещал говорить о таких делах, тем больше молва прославляла Его, и все это обращалось во славу Божию: и все, говорит Евангелист, славили Бога, «глаголюще, яко пророк велий воста в нас, ияко посети Бог людей Своих» (Лк. 7; 16). То же самое мы видим в истории Святых Апостолов, то же — в житиях всех святых угодников Божиих. «Не может град укрытися верху горы стоя»: не всегда может и добродетель христианская укрыться совершенно от очей людских, хотя бы того и желали люди добродетельные — так пусть же она в таких случаях будет во славу Божию: да святится же в нас и чрез нас всесвятое и достопоклоняемое имя Божие! «Тако да просветится свет ваш пред человеки», говорит Господь наш, тако да просветится, пусть сам светит, ярко сияет свет вашей добродетельной жизни по заповедям Божиим, «яко да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего, Иже на небесех» (Мф. 5; 16). И всегда сиял сей дивный свет благочестия среди нечестия людского, и взирали на него души, грехом помраченные, и невольно привлекал их к себе этот дивный свет, и сколько грешников обратилось на путь покаяния только потому, что видели пред собою дивные образцы христианских добродетелей!..
Из бесчисленных примеров такого обращения вот один, рассказанный преподобным Ефремом Сириным. В окрестностях того города, близ коего подвизался в затворе преподобный Аврамий, находилось селение, в котором жители — все до одного — были идолопоклонники. Сколько ни посылал туда епископ проповедников слова Божия — все они, не стерпев оскорблений, возвращались без успеха. Наконец Бог внушил епископу рукоположить преподобного Аврамия во пресвитера и послать в это селение. Нелегко было склонить смиренного затворника на этот подвиг; долго Аврамий отказывался: "Прости меня, отче святый, — говорил он, — позволь мне оплакивать свои грехи, а такое дело мне не по силам". Но епископ настаивал на своем: "Вот, — говорил святитель: — ты и мир оставил, и все мирское возненавидел, и все добродетели исправил, а послушания не имеешь... Рассуди сам: затворившись в келлии, ты спасаешь себя одного, а там, при помощи Божией, обратишь многих ко Господу и спасешь их". — Аврамий заплакал... "И кто я, пес умерший, что ты так высоко думаешь обо мне?! — сказал он епископу. —Но если так Богу угодно, то за послушание иду". — Тогда епископ посвятил его в сан иерея и отпустил в упомянутое селение. Горько было преподобному видеть, как его пасомые преклоняли колена пред идолами! "Единый безгрешный Боже, — так со слезами молился он, — не презри Твоих созданий!" Немедленно приступил он к построению храма Божия на средства, оставшиеся после его родителей. Скоро храм был отстроен и благолепно украшен. При освящении церкви преподобный пролил пред Господом слезную молитву о своей заблуждающейся пастве: "Собери, Господи, рассеянных людей Твоих, введи их в сей храм Твой и просвети их душевные очи к познанию Тебя, единого истинного Бога". — Окончив молитву, он пошел в языческое капище, разбил там всех идолов, а жертвенники их разорил. С этой минуты начинается воистину страдальческая жизнь преподобного. Как дикие звери бросились на него жители, когда увидели поругание своих богов, и бичами выгнали его из селения. Ночью возвратился Аврамий в город, вошел в свою церковь и с плачем стал умолять Бога о спасении заблуждающихся. Не ожидали этого жители, и очень были удивлены, когда наутро нашли его в церкви. Блаженный стал убеждать их, чтобы познали истинного Бога; но ожесточенные идолопоклонники опять бросились на него с палками, избили и полумертвого выбросили в поле. В полночь пришел Аврамий в себя: он глубоко вздохнул и со слезами стал изливать скорбь свою пред Господом... "Почто, Владыко мой, презрел Ты слезы мои? Почто отвратил лицо Свое от Своего создания? Призри на раба Твоего, услышь молитву мою, освободи из плена диавольского Твоих рабов, да познают Тебя — единого Господа!" Преподобный опять вернулся в селение, опять вошел в церковь и стал на молитву. И снова нашли его тут безжалостные жители, и снова принялись терзать и мучить его, и оцепив веревкою, вытащили вон из селения... Три года страдал так блаженный; три года его всячески оскорбляли, мучили, томили голодом и жаждою, побивали камнями. А ведь так легко было избавиться от всех этих истязаний: стоило уйти из селения — и все мучения кончились бы; но слава имени Божия, спасение ближнего для преподобного были дороже самой жизни, и он все терпел благодушно, и только с любовью умолял, увещевал, упрашивал — старых — как отцов, молодых — как братьев, детей — как любимых сынов — пожалеть себя, одуматься, обратиться к Господу. И святое терпение подвижника победило упорство язычников: луч благодати Божией разогнал наконец тьму заблуждения и коснулся животворным прикосновением их сердец; идолослужители невольно задумались, смотря на угодника Божия... "За что он так любит нас? — рассуждали они. — А он действительно любит: уже чего мы не делали, чтобы прогнать его от себя? Как его не мучили? Как не оскорбляли? А он и слова худого в целых три года нам не промолвил... Разве стал бы он все это терпеть так благодушно, если бы не было ни рая, ни ада, ни суда, ни воздаяния? Видно его Бог — есть истинный Бог, — не то, что наши бездушные идолы, видно он — истинный Божий слуга; пойдемте же к нему все и станем веровать в Бога, Которого он проповедует!" — И пошли к нему всем селением, и приняли от него святое крещение — в один раз до тысячи душ! Нет нужды говорить, какою радостью преисполнилось тогда сердце угодника Божия, — как он горячо благодарил и прославлял Господа, благословившего его терпение спасением стольких душ! — Прибавим только, что преподобный, утвердив в вере новообращенную паству свою, чрез год удалился снова в свой затвор и стал подвизаться по-прежнему.
Вот, друзья мои, что может сделать добродетель христианская! Будем же и мы жить так, чтобы и другие брали с нас добрый пример, чтобы и евреи, и татары, и идолопоклонники (есть еще и идолопоклонники на обширном пространстве русского царства!) — чтобы и они, смотря на нас, говорили: "Ах, какие добрые люди эти православные Христиане! Какие они правдивые, кроткие да милостивые! Видно — их вера хороша! Видно их Бог — есть истинный Бог, когда Его служители такие хорошие люди!" И будут так говорить, и сами будут исправляться, будут стыдиться греха, и обращаться в святую веру нашу православную, и будет тогда чрез нас святиться Имя Божие, — только бы мы сами жили по-Божьи, — так, как велит нам святая вера православная! И никто не назовет нас за это лицемерами, хотя и будут у всех на виду наши добродетели: ведь не приходило же и на мысль язычникам упрекать преподобного Аврамия в лицемерии. Да если бы и упрекнул кто: что за беда? Ведь ты делаешь свое дело доброе не напоказ, не ради похвалы людской, а ради славы Божией, делаешь открыто только потому, что нельзя тебе укрыться со своею добродетелью; итак, стоит ли заботиться о том, что будут говорить о тебе злые языки? И о Христе Спасителе чего — чего не говорили лукавые фарисеи?..