Бегство Чайнатаунского Бандита 7 страница

Что-то изменилось в Мусиндо. Когда Гэндзи вернулся с той, последней встречи с Каваками Липким Глазом, что-то в его отношении к ней переменилось. Не то, чтобы он сделался холоднее или отдалился. Перемены были не из тех, какие легко заметить и разложить по полочкам. Нет, они были почти неощутимы. Хэйко смогла уловить их лишь благодаря своей отточенной наблюдательности. Об угасании любви речь не шла, поскольку за прошедший год их любовь лишь усилилась. Течение сделалось сильнее, но поток вместо того, чтобы нести их рядом, разносил их в разные стороны.

Почему? Гэндзи знал. Он знал многое, чего не знал никто больше. Но он ничего не говорил. Всякий раз, когда Хэйко спрашивала его об этом, он говорил, что ему нечего сказать.

Лжец.

Князь, герой, провидец, возлюбленный, лжец.

Прежде всего — лжец.

Мы снова будем вместе там, в Америке, — сказал он.

Лжец.

Мир стремительно изменялся, и Хэйко могла представить себе многое, что совсем недавно казалось невообразимым, но она не видела Гэндзи в Америке. Он — князь империи. Более того, он — князь, стоящий на грани исторической победы, он готов вот-вот свергнуть своего наследственного врага, сёгуна Токугава, слабеющего с каждым днем. Никто не знает, к кому перейдет власть, но возможных кандидатов много, и Гэндзи — среди них. Ни один князь в такой момент не покинет Японию и не отправится в Америку.

Она уезжала. Гэндзи никуда не поедет, ни сейчас, и ни когда бы то ни было. Она уедет и никогда больше не увидит его.

Почему?

Хэйко не знала. Она исследовала эту ситуацию как можно подробнее, но не нашла ничего информативного. Через несколько недель после битвы у Мусиндо Гэндзи устроил налет на владения Каваками в Хино. Говорили, будто он что-то искал — амулет, свиток, человека, — варианты расходились. Кроме того, слухи гласили, будто он вырезал какую-то глухую деревню, но это казалось маловероятным. Возможно, Гэндзи напал на уцелевших твердолобых вассалов Каваками, бежавших туда в поисках укрытия, что было с его стороны вполне благоразумно. Кроме этого ничего необычного не произошло. А потому в конце своих поисков Хэйко знала не больше, чем в начале. Каваками что-то сказал, что-то сокрушительное, и по какой-то причине Гэндзи ему поверил.

— Я уверен, что после жизни, заполненной множеством обязанностей, вы найдете американскую свободу бодрящей, — сказал Гэндзи.

Хэйко поклонилась.

— То, что один из нас в этом уверен, утешает меня, мой господин.

Она произнесла это весело, с улыбкой, но ей вовсе не было весело. Если Гэндзи и разглядел ее подлинные чувства, то никак этого не выказал. Он тоже улыбнулся. Они играли в эту игру в последний раз.

Когда прощальная встреча закончилась, Хэйко отправилась в свои покои, чтобы взять дорожную сумку.

Вскоре к ней заглянула Ханако.

— Госпожа Хэйко, вы меня звали?

— Да, Ханако. Спасибо, что пришла. Входи, пожалуйста.

Она закрыла дверь за гостьей. Хэйко уже давно думала об этом. Она не имела права что-либо рассказывать Ханако, поскольку эта тайна принадлежала Гэндзи, а не ей. Но поскольку она уезжала и ей, по всей видимости, не суждено было вернуться, необходимо было, чтобы кто-то это знал, и мог принять должные меры предосторожности.

— Прошлой весной, — сказала Хэйко, — ты должна это помнить — князь Гэндзи потерял сознание в розовом саду замка «Воробьиная туча».

— Да, я прекрасно это помню. Он тогда еще не полностью оправился от ран и переутомился.

— Причина была не в ранах. Его посетило видение.

— А! — отозвалась Ханако. Конечно же, она об этом знала. Все знали. Слуги разузнают новости лучше, чем любая шпионская сеть, какую только может придумать сёгун. Поскольку Ханако сама совсем недавно была служанкой, она до сих пор пользовалась привилегией выслушивать самые интересные слухи. Но, конечно, никто из слуг не знал, что же князь Гэндзи узрел в видении.

— Князь Гэндзи поделился со мной своим видением, — сказала Хэйко. — Эмилия понесет его ребенка.

Ханако была потрясена.

— Он это предсказал?

— В нескольких словах. Но предзнаменования были очевидны.

— Возможно, не так уж очевидны, — сказала Ханако. — Если он не сделал предсказания, возможно, вы неверно поняли его слова. Эмилия — чужеземка.

— Эмилия — такая же женщина, как любая другая, — сказала Хэйко. — Она так же способна выносить ребенка, как ты или я.

— Князь не может иметь ребенка от чужеземки. Его вассалы его не примут. Если у него вообще останутся вассалы.

— Это будет видно. Но есть знаки, явленные в видении. Ты намерена не обращать на них внимания?

Ханако заставила себя успокоиться. Она не могла допустить, чтобы собственные мысли отвлекали ее. Должно быть, Хэйко ошиблась насчет видения. Но что, если она права?

— Нет, — отозвалась Ханако. — Не обращать внимания на видение нельзя.

— Отлично. Так значит, я могу рассчитывать, что ты будешь присматривать за Эмилией?

— Было бы полезно, если бы я могла заручиться поддержкой других.

— И кого же другого ты знаешь, кому можно было бы без страха доверить это знание?

На мужа Ханако, Хидё, можно было положиться без колебаний. Однако же, ему свойственно было теряться в необычных обстоятельствах. А когда он бывал сбит с толку, то действовал отнюдь не блестяще. И если сообщить ему столь невероятную весть, вреда будет больше, чем пользы.

Таро, ближайший друг ее мужа, обладал теми же сильными и теми же слабыми сторонами. И если она ничего не скажет мужу, как она может довериться другому мужчине?

Что же до женщин, то все, с кем ее связывали тесные отношения, были служанками во дворце в Эдо и в замке в княжестве Акаока. На лучших из них можно было бы положиться в том отношении, что они действительно стали бы ревностно опекать Эмилию. Но служанки непрестанно сплетничают. Что знает одна, то становится известно всем, а если это будут знать все, то с неизбежностью эта новость выйдет за пределы дворца и станет известна и прочим, включая врагов князя Гэндзи — все это будет лишь вопросом времени.

Значит, ей не к кому обратиться за помощью.

Ханако поклонилась.

— Я сделаю все, что в моих силах.

— Спасибо. Теперь я могу уехать со спокойной душой.

— Мы все будем ждать вашего скорого возвращения.

— Я не вернусь, — сказала Хэйко.

— Конечно же, вернетесь, госпожа Хэйко. Наш господин не сможет долго переносить ваше отсутствие. Его чувства к вам слишком очевидны.

На глаза у Хэйко навернулись слезы. Ее поза сделалась менее официальной — она уронила руку на циновку, словно бы затем, чтобы опереться на нее.

— Я чем-то вызвала его неудовольствие, — сказала Хэйко, — и не знаю, чем именно. Ты не знаешь, что бы это могло быть?

— Нет, моя госпожа, — отозвалась Ханако. — Должно быть, вы ошибаетесь.

— А ты ничего не слыхала от слуг?

— О вас — лишь восхваления. На самом деле, многие строят предположения о том, когда же князь Гэндзи официально примет вас в клан. Нет, правда, госпожа Хэйко — вы непременно вернетесь. Большинство думает, что это будет весной, потому что весна — это начало. Я же считаю, что это произойдет осенью, потому что когда дни становятся холоднее, страсть вспыхивает с новым жаром.

Хэйко рассмеялась, как на то и надеялась Ханако.

— Что, неужто слуги и вправду говорят об этом?

— Да, моя госпожа. Спорят лишь о времени. Они строят догадки обо всем. Например, в каком году вы родите. Все ставят на год, следующий за вашим возвращением. То есть, через два года от нынешнего момента, потому что никто не верит, что князь Гэндзи выдержит разлуку с вами больше года. Также много догадок строится об имени наследника.

— Наследника? Даже так? Разговоры уже зашли настолько далеко? — Голос Ханако вновь счастливо зазвенел.

— Да-да! Одна из служанок, Мицуко, — вы ее знаете? — даже ходила советоваться к гадалке в Йокогаме.

Две подруги прикрыли лица рукавами и захихикали. Действительно, обращаться к уличной мошеннице, чтобы узнать судьбу князя, способного заглянуть в будущее — это было уже чересчур.

— И что же сказала эта гадалка? — поинтересовалась Хэйко.

— На самом деле, она вообще ничего не сказала, — ответила Ханако, едва сдерживая смех. — Это была чужеземка, не умеющая говорить по-японски. Она использовала странные карты с картинками. Мицуко рассказывала, что она указала на две карты и кивнула головой, да. Красавец-принц и прекрасная принцесса — Мицуко выбрала эти карты для князя Гэндзи и для вас. Затем она закрыла глаза, впала в транс…

— В транс! — Хэйко так хохотала, что не могла уже сидеть прямо. От смеха у нее по щекам потекли слезы.

— …открыла книгу, написанную кандзи, и указала сперва на иероглиф «ко» — «дитя», а затем «макото» — «правда».

Когда подруги наконец-то отсмеялись, они позвали служанку, и та принесла чай. Искорки, плясавшие в глазах служанки, свидетельствовали, что она подслушала конец их разговора, и эта история ее тоже немало повеселила.

— Если даже чужеземная гадалка с этим согласна, — сказала Ханако, — значит, ваша разлука временна. Князь Гэндзи призовет вас обратно сразу же, как только ваша задача будет исполнена. Вы уезжаете, но не потому, что он желает избавиться от вас, но потому, что он доверяет вам как немногим.

— В это приятно верить, не так ли? — сказала Хэйко, прихлебывая чай.

— Куда легче поверить в то, что вы скоро вернетесь, — сказала Ханако, — чем в то, что Эмилия родит ребенка нашему князю.

— И тем не менее, ты будешь приглядывать за ней?

— Непременно.

Но даже когда Ханако говорила об этом, на уме у нее был будущий ребенок Хэйко, а не Эмилии. Хотя она и смеялась над предсказанием гадалки, она не сомневалась в его правдивости. Те, кого боги одарили своими дарами, не всегда таковы, как от них ожидают. Князь Гэндзи сам был тому примером. Не может ли и эта чужеземная гадалка из Йокогамы быть такой же? Ханако была уверена, что в обозримом будущем поздравит подругу с возвращением в Японию. А потом сколько может пройти времени между ее возвращением и появлением долгожданного наследника? Если пройдет больше года, она, Ханако, очень удивится.

Когда Ханако завершила свой рассказ, Эмилия долго молчала.

В конце концов она произнесла:

— Я не появилась во сне Гэндзи.

Она не могла заставить себя сказать — «в видении», поскольку считать, что это и вправду видение, было бы богохульством. Никто, кроме пророков Ветхого завета, не знал грядущего. Веря, что Гэндзи и вправду пророчествует, Ханако предавалась ереси. Однако же, сейчас не время спорить о религиозных доктринах, какими бы важными они ни были. Это может подождать.

— Да, — сказала Ханако.

— Тогда как же они пришли к выводу, что я к этому причастна?

— Из-за медальона, который вы носите на шее. С цветком лилии. В видении Гэндзи видел этот медальон на шее у своего ребенка.

— Это вряд ли можно считать доказательством. — Эмилия через блузку прикоснулась к медальону. — Это может быть какой-то другой медальон. А если даже то был и вправду он, он мог попасть к ребенку самыми разными путями, а вовсе не обязательно от меня.

— И какими же? — поинтересовалась Ханако.

— Ну, по-первых, я могу отдать его Гэндзи, а он затем передаст его своему ребенку.

— А вы отдадите его ему?

— Должна признаться, я этого не планировала.

— Но такое возможно?

Внутри этого золотого сердечка находился миниатюрный портрет прекрасной молодой женщины и прядь золотых волос. Женщина, изображенная на портрете, была бабушкой Эмилии — Эмилия никогда ее не видала. Все, кто видел этот портрет, утверждали, что эта женщина очень похожа на саму Эмилию, хотя Эмилии, когда она на него смотрела — а она это делала как минимум раз в день, во время вечерней молитвы, — он напоминал ее мать. Она скончалась при трагических обстоятельствах, когда самой Эмилии было четырнадцать лет. От умершей матери у Эмилии осталось всего две вещи: любимая книга матери, «Айвенго», и эта миниатюра и прядь волос, заключенные в золотом сердечке. Это было все, что осталось ей на память.

— Нет, — признала Эмилия. — Он мне очень дорог. Я не могу представить, чтобы я отдала его кому-нибудь. Но в любом случае, мне кажется неправильным делать такие далеко идущие выводы на основании столь шатких доводов.

— Довод — не только этот медальон, — возразила Ханако. — Довод — это медальон и другое видение.

— Другое видение?

— Да, — подтвердила Ханако. — Ваше.

— Это было не видение! — сказала Эмилия. — Там была молодая женщина.

— И совершенно случайно ее появление произошло в точности так, как было предсказано в свитке? — Ханако развернула свиток и прочитала вслух: — «Мы встретимся в женском монастыре Мусиндо, когда вы войдете в мою келью. Вы заговорите, я — нет. Когда вы приметесь искать меня, вы меня не найдете». Разве все не произошло именно так?

— Мы пока что ее не нашли, — возразила Эмилия, подчеркнув это «пока что». — Но мы ведь не очень и искали. Завтра нам надо будет попросить Таро помочь расспросить жителей деревни.

Ханако стала читать дальше:

— «Когда вы приметесь искать меня, вы меня не найдете. Как такое возможно? Вы не будете знать этого до тех пор, пока не появится дитя, но тогда вы будете знать все твердо».

Эмилия покачала головой.

— Это бессмысленно. Должно быть, она упоминает о двух не связанных между собою событиях.

— Я с вами не согласна, — сказала Ханако. — Она говорит — как такое возможно, что вы двое встретитесь? И отвечает — вы узнаете, как такое возможно, когда появится дитя.

— То есть, по-твоему, тогда, когда я рожу?

— Я думаю, скорее. Вы считаете возраст ребенка с момента рождения. Мы же считаем, что ребенку, когда он рождается, уже один год — считая тот год, который мать носила его.

— А! Но все же — как я могу что-то понять только потому, что буду носить ребенка?

— Об этой госпоже говорят, что она являлась неоднократно на протяжении многих столетий. Но только тем, в ком ее кровь.

— Ну вот, — сказала Эмилия. — Теперь ты сама себе противоречишь. Если это так, то я никак не могла увидеть ее сегодня, да и когда бы то ни было. Что бы ни произошло в будущем, я никогда не буду ее потомком. Я — урожденная Гибсон, и таковой умру.

Она ощутила огромное облегчение. Как Эмилия ни настаивала, что видела живую девушку, до нынешнего момента она не была в этом уверена. От того, что эта встреча очень напоминала описанное в свитке, Эмилии было сильно не по себе.

К удивлению Эмилии, Ханако не разделила ее облегчение. Вместо этого вид у нее сделался еще более обеспокоенный.

— Если ребенок — от князя Гэндзи, — сказала Ханако, — значит, он потомок рода Окумити. Пока вы носите это дитя, в вас — кровь этой госпожи.

Эмилия покраснела.

— Я не ношу никакого ребенка, ни от Гэндзи, ни от кого другого.

— Да, не носите, — согласилась Ханако. — Пока что.

Услышанное так взволновало Кими, что ей не терпелось немедленно пойти и рассказать все остальным девушкам. Но нынешнее расположение стражи не позволяло ей уйти прямо сейчас. Придется ей ждать здесь, пока не стражники не уйдут. Когда госпожи двигались, пол в хижине настоятеля скрипел над ней. Кими слышала, как они укладывались. Для одной из них день выдался тяжелый. Не удивительно, что они решили пораньше лечь спать.

Госпожа Эмилия говорила по-японски, не считая тех моментов, когда начинала сильно волноваться. Словарный запас и построение фраз у нее было великолепное, куда лучше, чем у Кими. Этого, впрочем, следовало ожидать. Кими говорила по-японски, как безграмотная крестьянка, каковой она, собственно, и являлась. Госпожа Эмилия же училась языку во дворцах и замках, беседуя с благородными господами и дамами. В ее речи чувствовался американский акцент, но не слишком сильно. К счастью, Кими понимала почти все, что она говорила, за небольшим исключением.

Ага! Стражники двинулись дальше, в обход монастырской стены. Кими подождала еще минуту, пока они скроются из вида, затем выползла из щели под хижиной, тихонько прокралась подальше от нее, а затем бегом помчалась на розыски подруг.

— А ты точно уверена, что они сказали, что у госпожи Эмилии будет ребенок от князя Гэндзи? — переспросила одна из девушек.

— Да, — подтвердила Кими, — уверена.

— Потому, что так предсказала Сидзукэ?

— Тс-с-с! — зашикали несколько девушек сразу. — Если произносить ее имя, она подумает, что ты ее зовешь, и придет!

И все сбились потеснее.

— Ничего она и не придет, — заявила Кими, оттолкнув от себя соседку. — Не придет, если ты не Окумити. А если ты Окумити, то что ты делаешь в этой жалкой деревне? Ступай к себе домой, в «Воробьиную тучу»!

— Кими права. Все знают, что она является только своим потомкам.

— А я слыхала, что чокнутая Одо часто видала госпожу, потому-то и сошла с ума. Чокнутая Одо вовсе не благородная дама.

— Если бы вы выросли в этой деревне, как я, — заявила Кими, — вы бы знали, почему чокнутая Одо видела то, что видела. Ее мать когда-то соблазнил один из предков князя Гэндзи. Кажется, его прадедушка. Моя бабушка это знала. Только теперь она выжила из ума и ничего не знает даже про себя.

— Так значит, она тоже Окумити.

— А я не верю. С чего вдруг самурай, который может спать с красивыми госпожами, захочет маленькую грязную крестьянку?

— А с чего ты думаешь, что самурай лучше крестьянина, и будет запускать свой плуг только в правильную борозду?

Девушки дружно рассмеялись.

— Тс-с-с! — шикнула на них Кими. — Стражники нас услышат.

— Если чокнутая Одо — Окумити, тогда и любая из нас тоже может оказаться Окумити. Так что лучше нам не произносить имя госпожи.

— Сидзукэ, Сидзукэ, Сидзукэ, — сказала Кими, — Сидзукэ, Сидзукэ, Сидзукэ.

— Кими, перестань!

— Сидзукэ, Сидзукэ, — упрямо повторила Кими, — Сидзукэ, Сидзукэ, Сидзукэ…

Все затаили дыхание.

— Ну, видите? — спросила Кими. — Приятно, конечно, воображать себя знатной дамой, а не обычной крестьянкой, но мы то — что мы есть, разве не так? Князь Гэндзи не приедет и не увезет нас с собой, потому что мы его родственницы.

— Вот именно! — согласилась одна из девушек. К ней явно вернулась уверенность.

— Ха! Ты так же боишься произнести имя ведьмы, как и мы все!

— Так вы хотите услышать, что я вам могу рассказать, или нет? — спросила Кими.

— Хотим, хотим!

Когда Кими закончила пересказывать все, что услышала, одна из девушек сказала:

— Чего-то я не понимаю. Так госпожа Эмилия беременна или нет?

— Ты что, совсем не слушала? Она только будет спать с князем Гэндзи, но еще не спала.

— Значит, никакого ребенка у нее в животе нету?

— «Не беременна» именно это и означает. Что ребенка в животе у женщины нету.

— Но если ребенка нету, значит, крови Окумити внутри нее нет. А если госпожу может видеть только тот, в ком ее кровь, как же ее увидела госпожа Эмилия?

— Для Сидзукэ кровь, которая будет, уже есть, — объяснила Кими.

— Все равно не понимаю. Как может что-то такое, что произойдет в будущем, уже произойти шестьсот лет назад, и в то же время происходить сейчас? Это же чушь какая-то.

— Если ты чего-то не понимаешь, это еще не значит, что этого нету, — сказала Кими. — Ты что, понимаешь все речения Будды? Все высказывания дзенских патриархов? Или вообще хоть одно слово из них?

Девушки снова рассмеялись, и одна из них сказала:

— Дзенские патриархи всегда говорят загадками. Как мы можем понять их слова?

— Вот точно так же жизнь — сама по себе загадка для нас, тех, кто внизу, — сказала Кими. — Только те, кто наверху — как князь Гэндзи — понимают все. — Теперь Кими безраздельно завладела всеобщим вниманием. Она выдержала эффектную паузу, потом договорила: — Время — это тюрьма для нас. Но не для Сидзукэ. Для нее прошлое и будущее — это одно и то же. Потому если что-то произойдет, для нее это все равно что уже произошло.

— Я же тебе говорила, что она была ведьмой!

— Она не была ведьмой, — сказала Кими. — Она была принцессой. Прекрасной принцессой из царства, расположенного за Китаем. Она знала магию, которую знают все тамошние принцессы. — Она вспомнила название места, которое упоминали госпожи. Оно звучало так красиво и так необычно…

— Царство гор Синего Льда и реки Красного Дракона, — сказала Кими.

1308 год, монастырь Мусиндо.

Сидзукэ опрометью выбежала прочь из кельи. Поскольку она уже больше месяца вела себя почти как нормальный человек, преподобная настоятельница Суку приказала, чтобы ее дверь не запирали. Это оказалось поразительно кстати, потому что если бы Сидзукэ не смогла убежать от призрачного демона, заговорившего с ней, она наверняка снова вернулась бы в прежнее безумное состояние. О, нет! А вдруг это существо гонится за ней? Сидзукэ боялась посмотреть.

Но еще больше она боялась не посмотреть. Она обернулась. И, к великому своему облегчению, не увидела никого.

У этого демона, как у многих являвшихся признаков, глаза и волосы были не такие, как у окружающих ее монахинь, и иные пропорции лица и тела. Сидзукэ начала уже понимать, что это были пришельцы из другого времени, прошлого или будущего, но не нынешнего. Здесь сейчас таких людей не было. Сидзукэ уже научилась отличать настоящее от возможного. Она думала, что научилась это делать очень хорошо.

Но этот призрак увидел ее!

Он с нею заговорил!

Что это означает? Мысли и чувства Сидзукэ пребывали в таком смятении, что она не могла достичь ясности. Нужно погрузиться в покой медитации. Собственная келья слишком пугала ее. Сидзукэ прошла в главный зал для медитаций и уселась поближе к алтарю — считалось, что там защита Будды сильнее всего.

Глава 8

Люди Добродетели

Самые жестокие, самые трусливые, самые вероломные люди никогда не считают себя злодеями. Они считают себя героями, совершающими небывалые деяния и справляющимися с невероятными трудностями.

Они убеждают себя в этом, видя только то, что желают видеть, похищая у слов их значение, забывая истинное и помня ложное. И в этом они не очень отличаются от настоящих героев.

В чем же разница?

Настоящие герои находятся на нашей стороне.

А жестокие, трусливые, вероломные негодяи — это герои наших врагов.

«Аки-но-хаси». (1311)

1867 год, дворец князя Саэмона в Эдо.

Саэмон, всегда бывший о себе высокого мнения, сейчас был доволен собою даже более обычного. То, что ему удалось перетянуть Таро на свою сторону, нанесет Гэндзи вред вне зависимости от того, будет Эмилия Гибсон убита, или нет. Ключом была сама измена Таро. Таро, конечно же, этого не понимал. Он, примитивный традиционалист, думал, что смерть чужеземной женщины имеет огромное значение. Таро и прочие ему подобные, пребывающие в плену у бесполезной мифологии прошлого, верили, что, остановив современно мыслящих деятелей наподобие того же Гэндзи, они смогут сохранить ту Японию, которую знают. Но на самом деле эта Япония уже была смертельно ранена. Она поборется за жизнь еще год-другой, а затем ее место займет новая Япония, во многом — такая, как предвидел Гэндзи. В противном случае, она просто не выживет.

Англичане, американцы, русские, французы, испанцы, португальцы, голландцы приходили повсюду, и повсюду результат был одинаков. Что случилось с африканцами? Их превратили в рабов. Великие ханства Центральной Азии теперь находились под сапогом у царя. Раджи Индии склонили колени перед сувереном Англии — перед женщиной! Есть ли хоть какие-то причины предполагать, что эти же самые чужеземцы не попытаются проделать в Японии то же самое, что уже прекрасно сработало в других местах? Конечно же, нет. Разве они не начали уже разделывать и грабить Китай?

Стремление Гэндзи к переменам вполне разумно. Саэмон не хуже Гэндзи знал, что у Японии нет иного способа пережить бойню, которую чужеземцы развяжут рано или поздно. Но он никогда не скажет этого вслух. Пускай Гэндзи и прочие ему подобные совершат все необходимые шаги и примут на себя всю ненависть. Когда эти идеалисты уйдут, тогда вперед выступят реалисты, такие, как он, Саэмон, и возьмут власть. Традиции обречены, но пока что Саэмон считал весьма полезными тех, кто по-прежнему твердил о своей приверженности к ним.

Это было воистину смешно. Традиции верности и чести, которыми так гордятся самураи — это всего лишь сказочки, точно такие же, как и сказочки чужеземцев о христианских добродетелях. Великая заповедь их Бога гласит: не убий. Они же убивали и несли опустошение на всех пяти континентах, на протяжении тысячи лет — под этим самым знаменем. Нет, Саэмон отнюдь не презирал чужеземцев за это. Лицемерие — существенная часть всех разновидностей власти. Немногочисленные выдающиеся люди делают то, что пожелают, и при этом убеждают легковерных следовать правилам, которыми они сами пренебрегают. И ту же самую роль, какую для христианских королей и вельмож играли заповеди, для самураев играл миф о верности и самопожертвовании, маскирующий многовековую традицию самовосхваления и измены.

Настоящий самурай — это не слепо преданный служака, стремящийся к самопожертвованию и связанный по рукам и ногам своими понятиями о чести, а скорее практичный, умеющий манипулировать людьми, вероломный политический гений — иными словами, человек, подобный самому Саэмону.

Таро представлял собою лишь одну часть тайной кампании, которую Саэмон вел против Гэндзи. Другой ее стороной был закон, предложенный Гэндзи — введение равенства для всех, включая отмену явления, которое сам Гэндзи именовал «буракумин», а все прочие — «эта». Сам по себе этот закон был необходим, поскольку Японии нужно было хотя бы внешне изобразить, будто она следует странным верованиям чужеземцев, касающихся «свободы» и «равенства». Но донесения говорили об активном участии Гэндзи в уничтожении деревни эта в княжестве Хино, произошедшем несколько лет назад. Не правда ли, занятное совпадение? Саэмон был уверен, что Таро что-то знает об этом, хотя пока что он ничего не сказал. Но наверняка есть способ разговорить его. Главное — найти этот способ.

Спешить не надо. Саэмон всегда мастерски умел подыскать нужный прием для нужного человека. Найдет и то, что подойдет для Таро. Ну а пока что он уже отправил агентов в Калифорнию, расследовать еще одно полученное им странное донесение. Это был скорее слух, чем информация, но это был волнующий слух.

Он гласил, что гейша Майонака-но Хэйко, прославленная красавица, которая, как известно, была любовницей Гэндзи во времена сражения при Мусиндо, вскорости после этого была отослана в Калифорнию и несколько месяцев спустя родила там сына. Через сколько именно месяцев это произошло — пока установлено не было. Источники Саэмона также не смогли сказать ничего определенного об отце. Самым вероятным считался американец Мэттью Старк, бывший товарищ Гэндзи по оружию и нынешний деловой партнер. Но — именно это и вызывало особое волнение — не исключалось, что это сам Гэндзи.

Если отец мальчика — Гэндзи, то что мальчик до сих пор делает в Калифорнии? Даже если он — сын гейши, он — наследник мужского пола, а в нынешний момент другого у Гэндзи нету. Это было особенно загадочно, если учесть данные Хэйко. Женщина ее талантов и красоты — более чем приемлемая мать для наследника. Ей совершенно не обязательно становиться женой Гэндзи, но из нее, несомненно, вышла бы превосходная наложница. Этого не произошло. Почему?

Существовала ли какая-то связь между предложением Гэндзи отменить княжества, законом, касающимся касты отверженных, и изгнанием красавицы-гейши, которая, возможно, являлась матерью его единственного сына? Саэмон не мог придумать никакой хоть сколько-нибудь вразумительной связи между этими событиями. Однако же, опыт учил его, что если он в настоящий момент не способен углядеть каких-то взаимосвязей, это еще не значит, что их не существует.

Продолжать размышления не имело смысла. Единственный способ выяснить правду — продолжать исследовать, в данном случае — исследовать прошлое. Гейша Хэйко сюда не возвращалась. Если что-то и было сокрыто, то это было проделано в Америке, а значит, там это и следует раскрыть. Саэмон уже послал двух лучших своих агентов в Сан-Франциско. А тем временем заставил Таро действовать. Один подход, или другой, или, быть может, оба сразу со временем принесут Гэндзи горький плод.

Монастырь Мусиндо.

— Господин Таро, нам не следует больше медлить.

— Мы не медлим, — сказал Таро. — Мы сопровождаем госпожу Ханако и госпожу Эмилию. До тех пор, пока они желают оставаться здесь, мы тоже здесь остаемся.

Заместитель придвинулся к Таро поближе и негромко произнес:

— Люди начинают нервничать, а нервничающим людям недостает решимости. Господин, давайте покончим с этим сопровождением и займемся нашей настоящей задачей.

— И из-за чего они нервничают?

Таро до крайности бесило то, что этот разговор вообще имел место быть. Что сталось с великой добродетелью самураев — беспрекословным повиновением? Нынешние молодые люди совершенно не похожи на тех, что были в его время. Насколько другими в их возрасте были они с Хидё! Никаких непрестанных вопросов, никаких непрошеных предложений, никакого нервного нетерпения. Да, господин. Слушаю и повинуюсь, господин. Так оно было, не больше и не меньше. Что бы сделал старый господин управляющий, Сэйки, если бы Таро или Хидё принялись ему говорить, как следует поступить? Несомненно, огрел бы их мечом плашмя. То, что Таро и не думал обойтись так со своим заместителем, показывало, насколько мягкотелыми стали они все за каких-нибудь несколько лет.

Поиск по сайту: