Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

XIX. Предания о сотворении мира и человека 5 страница



Мы знаем, что молнии уподоблялись стрелам, копьям и воинской палице. Эти

 

1 Срезнев., 51—53. По греческим сказаниям, царь Герион, у которого Геркулес должен был увести стада, как будто сросся из трех великанов: имел 3 головы, 6 рук и столько же ног, у него была собака о двух головах; адский Цербер имел три головы; сторукие ( έχατόγχειρες) великаны суть тучи, сверкаю­щие бесчисленными молниями; в числе других уподоблений молнии представлялись руками и ногами грозовых духов. — D. Myth., 298. В таких чудовищных образах являются в преданиях и дивие народы, заклепанные в горах Александром Македонским (см. выше. стр. 231—2).

2Н. Р. Ск., VII, 3; Slov. pohad., 56.

3 Кирша Дан., 191—3; Сказ. Броницына, I, 22, 78; Н. Р. Ск., I—II, стр. 363; Срп. н. njecмe, II, 508.

4 Skultery a Dobsinsk., I, 27.

5 Этн. Сб., VI, 60.

6 D. Myth., 652—3; Andeutung. eines Systems der Myth., 194; Моск. Наблюд. 1837, ч. XI, 536.

7 Громанн, 36.

8 Der Urspr. der Myth., 152.

 

 

поэтические представления должны были прилагаться и к змею, как воплощению громоносной тучи. Стрела-молния то служит ему, как бранное оружие, то прини­мается за необходимый атрибут его фантастического образа. Под влиянием мета­форического языка, фантазия наделила дракона стреловидным жалом или острым огненным языком: верование это до такой степени проникло в убеждение народа, что, по мнению крестьян, даже простые змеи (гадюки) уязвляют не зубами, а жа­лом, которого они в действительности не имеют. На лубочных картинах огненный змей изображается с одною или несколькими стрелами в пасти, и самый конец хвоста его заостряется стрелою; так, Еруслан-богатырь убивает змея о трех головах, в каждой голове по стреле — вместо жала, а хвост оканчивается четвертой стрелою1. Существует поверье, что змея-медяница (или медянка — от слова медь)2 целый год бывает слепа и только на Иванов день получает зрение, и тогда, бросаясь на челове­ка или животное, пробивает свою жертву насквозь — точно стрелою3. Эта медная стрела-змея тождественна с огненным Перуновым цветом, который распускается на Иванову ночь; сознание о таком тождестве выразилось в народном сказании о траве-медянице: зарождается трава-медяница от гниения зловредных гадов, «рас­тет слепою, зрение получает в Иванов день, и когда увидит человека или другое жи­вотное — тогда бросается на него стрелою и пробивает насквозь»4. В своих битвах с богатырями змеи сражаются копьями и палицею; по немецким сагам, драконы имеют на головах шлемы, а под крыльями острые мечи5. Возврату дракона домой предшествует ринутая им издалёка, стремительно летящая булава, падение кото­рой потрясает его крепкий дворец6. Как олицетворение молнии, змей летит по небу раскаленной железной палицею7 и принимается за символическое знамение ору­жия. В средневековой поэзии нередки сравнения блестящего оружия с молнией и змеем; сербы о ножах, мечах и бритвах выражаются: «оштро као змиja»8.

Весьма знаменательно русское название мифического змея — Горыныч, увели­чительное Горынчище; оно происходит от слова гора и есть отечественная форма, означающая сына горы, т. е. горы-тучи, рождающей из себя извивистую змею-молнию. В былинах присваиваются змее эпитеты гopынcкaя9 и подземельная10. Выше (стр. 180—5) было объяснено это древнее представление тучи горою и указа­ны следы его в целом ряде народных сказаний и в названиях гор по имени громовника; наряду с «гремячими горами» можно поставить географическое название го­ра Змеища11. В гимнах Ригведы тучи называются горами змея Вритры, а сам Вритра — гороподобным12. Связь огненного змея с горами и скалами подтвержда­ется множеством поверий, сохранившихся у всех индоевропейских народов. Драко-

 

1 Н. Р. Ск., I—II, 338.

2 У Сахарова (I, 31) приведен заговор от болезни родимца: «на море на окиане, посредь моря бело­го, стоит медный столб от земли до неба, от востока до запада, а в том столбе закладена медная медя­ница от болезней и хворостей. Посылаю я раба (имярек)... и заповедаю закласть родимец в тот медный столб».

3 Абев., 259.

4 Терещ., V, 94.

5 Beiträge zur D. Myth., II, 446.

6 Шотт, 1; Срп. н. припов., 5.

7 Громанн, 22—23.

8Срп. н. послов., 245.

9Песни Киреев., IV, 13.

10 Рыбник., 1, 219.

11 Р. И. Сб., VII, ст. Ходаков., 197.

12 Orient und Occid., 416.

 

 

ны и змеи живут внутри гор или в каменных пещерах и сюда скрывают похищен­ных ими дев. В Томской губ. рассказывают про Змееву гору (около Змеиногорского рудника), что в нее ушел змей-полаз1. В Уваровой станице на берегу Иртыша есть пещера, в которую скрылся явившийся из реки змей, и там, где он полз, видна на траве выжженная тропинка. Беломорцы показывают на острове Робьяке (в Кандалашском заливе) большой камень, с отверстием внутри, за которым начинается пропасть; в этой пропасти жил некогда страшный змей2. Богатырь Добрыня при­плыл в пещеры белокаменные, где жил змей Горынчище, застал в гнезде его малых детушек и всех пришиб, пополам разорвал3. В «Нибелунгах» Зигфрид находит дра­кона на горе, Беовульф поражает его в ущелий скал. Древнепольское предание рас­сказывает о князе Кроке или Краке, от которого производят название города Крако­ва, во время его княжения народ терпел величайшие бедствия от страшного змея, который жил в пещерах горы Вавель и равно поедал и людей, и скот. Чтобы изба­вить свой народ от змея, Крок употребил хитрость: взял несколько воловьих шкур, начинил смолою, серою и другими горючими снадобьями и, запалив вложенные в них фитили, придвинул все это к змеиной норе. Змей выполз, проглотил воловьи шкуры; пламя вспыхнуло в его утробе, и он издох. В связи с именем Крока ставят древнейшее название Исполиновых гор (Riesengebirg) — Кркноши; в этих горах, по указанию чешской песни о суде Любуши, герой Трут убил лютого змея4. Воловьи шкуры, пожираемые змеем, — уже знакомая читателю метафора облаков. Чем бо­лее поглощает их змей, или, выражаясь прозаически: чем более сгущаются, скучи­ваются облака, тем сильнее разгорается пламя молний, и он гибнет в грозе от соб­ственной жадности. Прибавим, что в числе великанов народный эпос упоминает Горыню, который повергает целые горы, и что между другими славянскими назва­ниями, присвоенными облачным женам, было берегиня — название, тождествен­ное с именами: баба-горынинка и баба-алатырка (от слова «алатырь-камень»), ка­кие встречаются в народных былинах5. Древнейшее значение слова берег (брег, нем. berg) — гора (см. I, 318)6. В Эдде можно найти свидетельства о ведьмах, кото­рые в виде огромных скал ложатся в устье реки и, запружая ее, производят наводне­ния7.

Тучи назывались еще каменными замками или городами Вритры; согласно с этим славянские сказки говорят о змеиных царствах или дворцах — медном, сереб­ряном и золотом. В Германии ходят рассказы о таких же дворцах, окруженных медными, серебряными и золотыми лесами, принадлежащих драконам медному, серебряному и золотому; подобными лесами и богатыми зáмками, блистающими серебром и золотом, владеют норвежские тролли (= великаны и драконы)8. Три ме­таллических царства и три металлических леса выражают одну и ту же мысль (стр.

 

1 Эта. Сб., VI, 125.

2 Ibid., смесь, 23.

3 Кирша Дан., 349; Сказ. Броницына, 9.

4 Рус. Сл. 1860, X, 266; Атеней 1858, XXX, 199, 209-212; Ист. очер. рус. слов., I, 284.

5 Кирша Дан., 361.

6 «Арийский прототип наших Горыничей (говорит г. Буслаев в статье «Русский богатырский эпос» в Рус. Вест. ) сохранился в мифических героях Баргавасах, детях Бргу, одного из первобытных людей, созданных Брамою; а Бргу (bhrgu) собственно значит гора, и от него отечественная форма барг авас — горынич». Если рудокопы запоют или станут свистать в шахтах, то тем самым вызовут горного духа (Громанн, 19); пение и свист = завывание грозовой бури.

7 О вл. христ. на сл. яз., 57.

8 Сказ, норвеж., I, стр. 19 и 27.

 

 

148); эпитеты «медный, серебряный и золотой», иногда алмазный или жемчуж­ный, объясняются теми яркими, блестящими красками, какими солнце с чудным великолепием расцвечивает облака, особенно при своем восходе и закате, и стоят в близком соотношении с преданиями о несчетных сокровищах, хранимых дракона­ми и змеями. Об алмазном дворце змея русская сказка1 утверждает, что он верти­тся словно мельница и что из него видна вся вселенная — все государства и земли как на ладони. Польская сказка говорит о Вихре, который похитил златовласую красавицу и унёс ее в «pałac srebrzysty na kurzéj nóżce»; Вихрь этот имел тело велика­на, а голову змея, ездил на огненном, крылатом коне и своим бурным дыханием приводил в сотрясение свой собственный дворец2. В хорутанской приповедке3 чи­таем: «idojde do jednoga groda kufrnoga (медного), koj se je zmirom na srakini nogi vrtel»; то же выражение употреблено и при описании городов серебряного и золото­го, что прямо отождествляет их с вертящеюся избушкою бабы-яги (облачной, де­монической жены, о которой см. гл. XXVI) и змея4. Этот дворец или избушка — ме­тафора ходячего облака. В числе различных представлений, соединявшихся с мол­нией, она уподоблялась и ноге; блеск молний и удары грома потрясают тучи и при­водят их в бурное движение, и потому народные предания говорят о ноге, на кото­рой вертится облачное здание бабы-яги и змея. Нога эта — петушья или сорочья, что объясняется из той связи, в какую поставил древний миф петуха и сороку5 с яв­лениями грозы. Другие сказки говорят, что избушка бабы-яги поворачивается на курьих ножках, на собачьих пятках, а замок бога ветров вертится на мышиной нож­ке: собака — символ вихря, мышь — разящей молнии6. В словацкой сказке7 герой приходит в замки оловянный, серебряный и золотой и встречает в каждом по бабе-яге с длинною палицею в руках — оловянного, серебряною и золотою; три сына этих ведьм играют ту же роль, какую наши змеи. Соответственно представлению дождя — коровьим молоком, змеиные города и замки изображаются в песнях Ве­ды, как хлевы или загоны, в которых вражеский демон скрывает во время зимы и засухи похищенных им небесных коров; Индра отпирает двери этих загонов своею громовою палицей точно так же, как отпирает он и облачные города и скалы и вы­водит оттуда освобожденные стада8. «В древние времена, замечает Макс Мюллер9, когда войны по большей части имели целью не сохранение политического равнове­сия Азии или Европы, а завладение хорошим пастбищем или большими стадами рогатого скота, в эти древние времена изгороди для скота естественно обращались в укрепления, а люди, жившие за одними стенами, стали называться gotra» — пер­воначально: коровий хлев, а потом: род, племя (см. выше стр. 180 и 222—3). Намёк на старинный миф о заключении небесных коров в облачные скалы находим в чешском предании о Премысле (I, 284).

Тучи, помрачающие небесный свод, рисовались воображению наших предков демонами — похитителями блестящих светил. Во главе этих мифических хищни-

 

1 Н. Р. Ск., vii, 9.

2 Глинск., III, 47—61.

3 Сб. Валявца, 128—130.

4 Н. Р. Ск., II, 30; VIII, стр. 370.

5 О сороке см. гл. XXI.

6 Гануша стат. о Деде-Всеведе, 27.

7 Эрбен, 49—54; Slov. pohad., 143-160, 338-369.

8 Кун, 211 и дал.

9 Стр. 25-26.

 

 

ков, грабителей, воров стоял Вритра, окутывающий ясное небо густыми облаками и туманами. По аналогии мрака, производимого наплывом туч, с темною ночью и затмениями луны и солнца Вритра считался злобным виновником и той, и других. Раскрывая недра туч молниеносными стрелами, рассевая их в грозе, Индра осво­бождал светила из демонских вертепов, прикреплял их к небесному своду и давал им возможность снова сиять на низменную землю. Ради этого подвига он призна­вался главным творцом света; вместе с победою над черными тучами ему припи­сывалось и поражение демона ночи: Индра, как выражаются священные гимны, рождает утреннюю зорю и солнце и выводит на небо белый день1. Затмения солнца и луны объяснялись на Востоке нападением змея, готового поглотить их в свою не­насытную утробу; луна, захваченная во время затмения демоном Рагу, проливает амриту, которую собирают, боги в свои сосуды, тогда как очи их роняют от горести слезы, падающие на землю дождем2: предание, в котором очевидно смешение лун­ного затмения с закрытием ясного месяца темными дождевыми тучами. Подобные воззрения разделялись и славянами; польская сказка приписывает солнечное за­тмение двенадцатиглавому змею, а болгары в затмении луны видят, как светило это облекается в коровью шкуру (т. е. в облачный покров) и дает целебное молоко = амриту (I, 341, 375). Пожирание светил змеем засвидетельствовано и нашими народными сказками о богатырях, призванных сражаться с злыми демонами. Ска­зочные богатыри, изумляющие нас громадными силами и размерами, воплощают в своих человеческих образах грозовые явления природы; оттого они и растут не по дням, не по часам, а по минутам — так же быстро, как быстро надвигаются на небо громовые тучи и вздымаются вихри. Именно таков богатырь Иван Быкович, Иван — коровьин или кобылин сын3; в некоторых вариантах его называют сыном кошки или суки. Сербская песня4 знает Милоша Кобылича:

 

Милоша кобила родила,

Нашли су га jyтpy у ерћели5;

Кобила га сисом одоjила:

С того снажан6, с тога висок jecтe.

 

Быстрота полета бурной, дожденосной тучи заставила фантазию сравнивать ее с легконогим конем и гончею собакою; проливаемые ею потоки дождя повели к сближению тучи с дойною коровою, а сверкающие во тьме молнии — к сближению ее с кошкою, глаза которой светятся ночью как огни. Поэтому Буря-богатырь, ко­ровьин сын, есть, собственно, сын тучи, т. е. молния или божество грома — славян­ский Перун, скандинавский Тор; понятно, что удары его должны быть страшны и неотразимы. Перун (Тор) вел постоянную борьбу с великанами-тучами, разбивал их своею боевою палицей и меткими стрелами; точно то же свидетельствует сказка об Иване, коровьем сыне, заставляя его побивать многоглавых, сыплющих искры змеев. Победивши змеев, он должен бороться с их сестрами или женами, которые, с целию погубить своего врага, превращаются одна золотою кроваткою, другая де­ревом с золотыми и серебряными яблоками, а третья криницею (= мифические

 

1 Die G6tterwelt, 65.

2 У. 3. 2-го отд. А. Н., VII, в. 2, 40.

3 Н. Р. Ск., II, 30; V, 54; VII, 3; VIII, 2, 9; Эрленвейн, 3, 19; Худяк., 45, 46; Lud Ukrain., I, 254-277; сб. Валявца, 120—7.

4 Срп. н. njecмe, II, 239.

5 В конюшне.

6 Силен.

 

 

представления дождевой тучи; о золотом ложе см. стр. 273); но богатырь угадывает их замыслы, рубит мечом по кроватке, дереву и кринице, а из них брызжет струею алая кровь, т. е. дождь. Должен состязаться богатырь и с их матерью, ужасною змеихою, которая разевает пасть свою от земли до неба (I, 285—6) и «jakby chmura jaka zasłoniła słońce»1. Богатырь спасается от нее бегством на кузницу, и там змеиха, схваченная за язык горячими клещами2, погибает под кузнечными молотами, по­добно тому, как гибнут великаны под ударами Торова молота (= молнии), или, по другому сказанию — она выпивает целое море и лопается с треском, изливаясь по­токами дождя. Как естественный результат поражения змеев, или, проще: разгрома темных туч, обнаруживается скрывавшийся за ними благотворный свет солнца. Такое появление сияющего солнца народный эпос представляет освобождением из-под власти чудовищных змеев похищенной ими красавицы; в сказке же об Ива­не Пóпялове, любопытной по свежести передаваемого ею древнего мифа, прямо повествуется: в том государстве, где жил Иван Попялов, не было дня, а царствовала вечная ночь, и сделал это проклятый змей; вот и вызвался богатырь истребить змея, взял боевую палицу в пятнадцать пудов и после долгой борьбы поразил его насмерть, поднял змеиную голову, разломал ее — и в ту же минуту по всей земле стал белый свет, т. е. из-за разбитой тучи явилось красное солнце. В другой русской сказке змей похищает ночные светила; богатырь отсекает ему голову, и из нутра чудовища выступил светел месяц и посыпались частые звезды. Подобно тому в финской сказке (в сборнике Рудбека) три змея похищают месяц, солнце и ясную зорю3. Об этом поглощении светил создалась у болгар следующая легенда: в старое время одна злая баба взяла грязную пелену и накрыла месяц, который тогда ходил низко и даже совсем по земле; месяц поднялся высоко на небо — туда, где и теперь виден, и проклял нечестивую: вследствие этого проклятия она превратилась в змею, и от нее произошли все теперь существующие земные змеи. Много она лю­дей пожрала и истребила бы весь свет, да святой Георгий убил ее4. Злая баба, оче­видно, — злая ведьма, грязная пелена — мрачный облачный покров, св. Георгий — замена Перуна.

Солнце, луна и звезды, зоря и молнии уподоблялись серебру, золоту и само­цветным каменьям; их яркий свет, поглощаемый тучами, на метафорическом язы­ке назывался многоценным сокровищем, похищенным демонами мрака и запря­танным в глубокие подземелья облачных гор. Вторгаясь в эти пещеры и убивая змея, бог-громовник не только проливает дождевые потоки, но и открывает доро­гие клады. Вот основание, почему Индра называется богатым всякими сокровища­ми, щедрым подателем и творцом богатства5; вот где — зародыш бесчисленных, распространенных у всех индоевропейских народов сказаний о змеях и драконах, жадно оберегающих в подземных пещерах, в ущельях скал, в глубине морей и рек громадные склады серебра, золота и драгоценных камней. Сказания эти известны и на Востоке, и в Греции. По свидетельству германских памятников, драконы лежат на золоте, испуская вокруг себя чудный блеск; потому золото на эпическом языке

 

1 Lud Ukrain., 267.

2 Азбуковник говорит, что обоявицы (чародеи) схватывают крылатую змию аспида горячими кле­щами и тем самым причиняют ей смерть. — Ист. очер. рус. слов., I, 275—6.

3 Библ. для Чт. 1863, XII, заметка Худяк. Сличи с словацкою сказкою о солнцевом коне, которая развивает ту же мысль, что и наши сказки об Иване Попялове и Иване — коровьем сыне.

4 Каравел., 299-300. s Die Götterwelt, 65.

 

 

обозначается змеиным ложем — ormbedhr, ormbedhseldr (wurmbett, wurmbettsfeuer). Согласно с этим, в русской сказке1 вещая жена змея оборачивается золотою кро­ваткою, с надеждою приманить богатыря на гибельный отдых: если бы он не осте­регся и лёг на золотое ложе, тотчас бы в огне сгорел. Драконы стерегут в пустынях и пещерах горящие как жар сокровища (glühende schätze) и носят их ночью (= когда небо омрачено тучами) по воздуху. Немецкие саги рассказывают о большой шипя­щей змее, которая обитает в воде (= в дождевых источниках) перед пещерами, скрывающими внутри золото; если найдется смельчак, которому удастся насту­пить змее на голову, то она послужит для него мостом через глубокие воды; перей­дя по этому мосту, можно достать столько золота, сколько душе угодно. Другой рассказ: ярко блестит при солнечном свете куча золота, черный змей обвивает ее кольцом, и только небольшой промежуток остается свободным для прохода, между головой и хвостом змея. Один слуга увидал клад, прошел в этот промежуток и стал забирать золото, как вдруг послышалось страшное шипение; испуганный, он бро­сил добычу и пустился бежать. В то же мгновение змей вместе с сокровищем по­грузился в гору, которая и сомкнулась за ним; бурная гроза пронеслась, солнце по-прежнему мирно сияло на небе, а на земле лежало несколько монет, упавших вне змеиного кольца. Сказание о змее Фафнире (Fâfnir) принадлежит весьма ранней эпохе. Песни Старой Эдды рассказывают, что ему досталось золотое сокровище, от­нятое некогда хитрым Локи у карлика Андвари. Нося на голове «ужас наводящий» шлем Эгира, Фафнир возлежал на наследственном золоте. Имя Oegir (Ăgias, Ŏgias, гот. Ŏeis, др.-сакс. Agi, др.-вер.-нем. Aki, Uoki) тождественно Ahi; первоначально это был демон дождевых туч = змей; низвергнутый с неба молниями громовника, змей-туча упал дождевой водою и образовал земные моря и потоки. Потому Эгир признан был морским богом; но воспоминание о его древнейшем значении не бы­ло совершенно утрачено, и скандинавская сага причисляет его к породе великанов, враждебных асам2. Шлем Эгира — метафора темного облака (I, 278). Зигурд, пото­мок Одина, убивает змея Фафнира, овладевает сокровищем и увозит его на спине богатырского коня Грани. Подобно Зигурду, и Зигфрид добывает сокровище, пора­жая страшного дракона: это знаменитый клад Нибелунгов — имя, соответствующее Нифлунгам Эдды. Nibling, царь карликов, оставил его в наследство своим сыновь­ям, которые спрятали сокровище под драконовым камнем, где и нашел его Зигф­рид. Карлики, как увидим в следующей главе, стоят в близких отношениях к вели­канам туч, так же хранят великие богатства и, как грозовые духи, занимаются ков­кою металлов. Поражая молниеносным мечом змея-тучу Зигурд = Зигфрид выво­дит золото солнечных лучей из-за темных покровов облаков и туманов: Nibelunc = sohn des nebels, Niflheim = страна мрака, туманов, ад3. В валахской сказке змеи, похищающие царевен, названы туманными4. Проклятие, которое изрек кар­лик Андвари и которое влечет за собою целый ряд убийств и гибель тех, кому до­стается сокровище, напоминает нам русские предания о заклятиях, сопровождаю­щих зарытие кладов (см. стр. 187). По свидетельству немецкой сказки, дракон об­ладает чудесным бичом: стоит только хлопнуть этим бичом, как тотчас запрыгает золото, т. е удары громовой плети вызывают золотистые искры молнии (I, 144).

 

1 Н. Р. Ск., VII, 3.

2 German. Mythen, 81—88. Midhgardhsschlange есть другое представление того же демонического существа.

3 D. Myth., 653—5, 929—932; Andeutung. eines Systems der Myth., 176; Симрок, 156—167.

4 Шотт, стр. 85.

 

 

Литовцы рассказывают о двух исполинских богатырях Витольфе и Альцисе; и тот, и другой победил под горою змея и завладел великими сокровищами1. Богатырь Добрыня нашел в змеиных пещерах злато-сéребро; хранение этих металлов и вооб­ще кладов русские поверья приписывают огненному змею. Над кладами горят све­чи; заметит ли кто такую свечу, увидит ли летящего змея — в обоих случаях должен произнести заклятие: «аминь, аминь, рассыпься!» — и клад рассыпается деньгами, а змей искрами. Над чьим домом рассыпается змей, туда, по мнению поселян, но­сит он богатство. Сербское выражение «змаjеве отресине» означает: блестяк, золото, отрясаемое летучим змеем, а лужицкая поговорка: «won ma zmija» (он имеет змея) употребляется в смысле: у него не переводятся деньги2. Лужичане верят, что мифи­ческий змей (plon) несется по небу с такою быстротою, что глаз не успевает за ним следовать, и над кем опустится, тому приносит счастье и благословение. Своих лю­бимцев между людьми он наделяет золотом, являясь к ним через дымовую трубу; такого змея, приносящего золото (деньги), называют: peńeżny (денежный) zmij. Ему же принадлежит и охранение зарытых в земле сокровищ, присутствие которых узнается по яркому блеску играющего на том месте пламени, что обыкновенно вы­ражается словами: peńezy hraja. Кому служит змей, тот весьма скоро становится бо­гачом; но за свои дары змей требует жертвенных приношений. В избах он поселя­ется за печкою, и на плите очага ставят для него молочную кашу, мясо и другие яс­тва, которые и пожираются им в то время, как скоро все заснет в доме3. То же по­верье встречаем в Белоруссии о домовом цмоке (змее); здесь ходит рассказ о мужи­ке, которому змей носил деньги, а этот обязан был ставить ему на кровле дома яишницу. Разбогатевши, мужик пренебрёг своею обязанностью и однажды не по­ставил обычной яствы; змей улетел озлобленный, а на другой день изба и все на­дворные строения мужика сгорели, и он сделался бедняком4. Чехи признают дра­кона за демона, готового служить человеку; когда он летит высоко, то предвещает счастие (= плодородие), а низко — предвещает беду, преимущественно опасность от огня; несется ли он над городом или деревнею, надо ожидать большого пожара. О людях, разбогатевших неизвестными средствами, чехи говорят: «у них поселился плевник» (огненный змей) — точно также, как немцы думают, что таким счастлив­цам черный дракон приносит деньги через печные трубы5. Таким образом змей, как воплощение молнии, низведенной некогда (по свидетельству древнего мифа) на домашний очаг, отождествляется с домовыми духами и получает характер пената (см. стр. 39). Воображение простолюдинов помещает его за печкою и заставляет прилетать в избу чрез дымовую трубу; в России всюду убеждены, что именно этим путем появляется и исчезает огненный змей. По чешскому поверью, в каждой избе есть свой домовой змей — had-hospodařik, который иногда показывается людям; когда умирает этот гад, то вместе с ним умирает и хозяин дома (сравни выше стр. 56 с подобным же поверьем о петухе). В некоторых деревнях утверждают даже, что в каждом доме живут две большие змеи; окруженные детёнышами, они являются таинственными представителями хозяйской семьи. Если будет убит змей-самец, то немедленно умирает хозяин дома, а если самка — то смерть постигает хозяйку.

 

1 Черты литов. нар., 76—77.

2 Сказ. Брониц., 10. Приб. к Ж. М. Н. П. 1846, 22—25; Срп. pjeчник, 212; Архив ист.-юрид. свед., II, ст. Бусл., 11.

3 Volkslieder der Wenden, II, 266.

4 Маяк, XVII, 41; Могилев. Г. В. 851, 19.

5 Громанн, 22—23; Beiträge zur D. Myth., 227, 339.

 

 

Змеи эти оберегают дом и принадлежащие к нему владения от всякого несчастия и заботятся, чтобы все было сохранно. Had-hospodařik живет или под печкою, или под порогом избы, и потому никто не осмеливается колоть дрова на пороге, чтобы не убить нечаянно змея1. Напомним, что домовые эльфы также обитают под поро­гом избы (стр. 59—60) и что кобольды = гении пламени, разводимого на домашнем очаге, нередко являются в образе красного или синего дракона2. Падающие звезды принимаются за огненного змея или дьявола, который, рассыпаясь искрами — превращается в клад; в том месте, куда упадет звезда, можно найти под землею ве­ликие сокровища3. Кто увидит змей, свившихся в клубок, и между ними царя-змея, тот должен бросить в их кучу камнем (= метафора молнии, donnerstein), и змеи тотчас же обратятся в чистое золото.

Старинный метафорический язык уподоблял солнце не только золоту, но и дра­гоценному камню, и блестящей короне (I, 110, 112). Выражаясь поэтически, змей — облачитель дневного светила заключает в себе самоцветный камень или но­сит на голове золотую корону, украшенную дорогим камнем; а во время весенней грозы и дождевых ливней, просветляющих лик омраченного солнца, он сбрасывает с себя эту корону или камень. Но под тою же метафорой золотого, светящегося камня представлялась и молния, носимая змеем-тучею и роняемая им в быстром полете по воздуху. Давая сходные метафорические названия различным явлениям природы, фантазия древнего человека постоянно сливала их в своих мифических сказаниях, что замечается и в преданиях о змеином камне. Миф этот с течением времени был перенесен на земных змей, которые, по мнению народа, имеют у себя царя, украшенного чудною короною. По свидетельству кельтских и германских сказаний, король-змей носит на голове золотой венец с бесценным блестящим камнем (schlangenstein). В весеннюю пору, когда начинаются грозы, змеи пробуж­даются от зимнего оцепенения (сна) и выползают из нор на свет божий, и впереди их — король, которого легко узнать по золотому венцу. Если разостлать перед ним красный плат, то он положит на него свою корону, и тогда можно овладеть ею, но схвативши корону — надо сейчас же спасаться бегством на быстром коне. Заметив похищение, змеиный король начинает страшно и громко шипеть, преследует вора, и если настигнет, то предает смерти4. Когда король-змей купается в источниках или пьет приготовленное ему молоко, он непременно снимает с себя корону; преда­ние это известно и между чехами: змеи, рассказывают они, имеют свою королеву, которая носит на голове золотую коронку и снимает ее только в день св. Петра и Павла, отправляясь купаться в источнике, или в то время, когда расстелют белый плат и поставят для нее молоко. Смысл предания ясен: король-змей или королева-змея сбрасывает с себя корону-солнце не прежде, как искупается в небесных источ­никах или упьется небесного молока, т. е. не прежде, как прольются дожди и исчез­нут с неба темные тучи; потому потеря короны для змеиного короля равняется по­тере жизни5. По болгарскому поверью, змеиный царь бывает о двух головах, на од­ной голове — корона, а язык — из бриллианта; если убить этого царя (что, впрочем, весьма трудно, ибо он окружен самыми лютыми змеями, которые все подымаются на его защиту) и завладеть бриллиантом и короною, то сделаешься повелителем

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.