ТИХОМИРОВ Лев Александрович 1852 — 1923

В молодости принадлежал к революционному движению, от которого отошел, осознав его преступный антирусский характер. Получив прощение лично от Царя, посвятил свою жизнь научной разработке проблем национальных основ бы­тия.

В области экономики отстаивал необходимость разви­тия самобытных хозяйственных начал. Его идеал — не за­висимая от иностранного капитала экономика — автаркия, создающая могучее самоудовлетворяющееся производство, регулируемое государственными органами. Россия должна перерабатывать свое собственное сырье и рассчитывать только на свой собственный рынок. Земледелие и промыш­ленность в этой экономике гармонично связаны, а не проти­востоят друг другу.

Русское государство, по мнению Л. Тихомирова, должно создать «особый орган, специально экономический, охваты­вающий мыслью и действием все стороны производства». «Экономическая политика, — считал он, — может стать целесообразной только когда имеет в виду целое производс­тво страны, а не исключительно какие-либо отдельные его части».

Исследуя причины экономических ошибок России, Л. Ти­хомиров отмечал, что чисто экономические условия страны совершенно не допускают у нас организации производства по типу капиталистических стран. Он протестует про­тив «переустройства всей России по английскому типу»,

против «подражательности» русской интеллигенции, ко­торая готова «перенимать у Европы и политическое уст­ройство, и веру и нравы, и безнравственность, и вообще все, что ни увидим».

Решение крестьянского вопроса видится Тихомировым путем ликвидации чересполосицы и создания крупных крес­тьянских имений с долгим сроком владения, не дробимых и не отчуждаемых из сословия.

Тихомиров выдвигает и свой вариант решения рабочего вопроса. В отличие от предлагаемых либералами илевора-дикалами планов объединения рабочих в тред-юнионы по за­падноевропейскому образцу, он предлагает идею сплочения и развития рабочих путем создания рабочих общин. «Рабочие союзы, — писал он, — должны были бы явиться у нас не уз­копрофессиональным экономическим учреждением, но неко­торой общиной, объединяющей фабрично-заводских рабочих во всех главных отраслях их нужд. Крестьянин, являясь в го­род из своей деревни, попадал как бы в ту же привычную ему общину, но только более развитую...

Эта цель не заключает в себе ничего революционного, она не требует какого-либо переворота в России, только наобо­рот, требует достройки... Будущее рабочее сословие, естес­твенно, должно состоять из рабочих общин. Цель рабочих союзов состоит в том, чтобы послужить постепенным пе­реходом в рабочие общины».

По мнению Тихомирова, рабочие общины должны на­ходиться в постоянной связи с сельскими общинами для совместного устройства в деревне хороших приютов для «нуждающихся в воздухе, отдыхе и поправке». В сельские общины можно устраивать вдов и сирот городских рабочих и, наконец, направлять их самих на заслуженный отдых. «Такая связь городских рабочих с деревенскими собратьями усилит независимость городских рабочих...»

Социально-экономические идеи современности

(...) Государственная власть не есть власть произвольная, а имеет совершенно определенные обязанности — охранять, укреплять, развивать именно ту страну, тот строй, те основы, существование коих только и дало государству его власть и права.

Это основная истина государственной науки определяет и экономическую политику государства. И здесь обязанности правительства определяются вовсе не отвлеченными идеями о каких бы то ни было фазисах эволюции и стадиях разви­тия, а потребностями, запросами и выгодами именно того производства, которое создает себе нация. Государство дает свою силу, которая есть не что иное, как сила национальная, на упорядочение и поддержание не какого-либо отвлеченно­го «труда», а труда реального, национального, на защиту на­ционального экономического строя.

Вот путь, на котором может быть создана экономическая политика, действительно нужная стране; никакой другой не­льзя ни практически пожелать, ни теоретически оправдать.

Можно, конечно, заметить, что сама власть должна по­заботиться о том, чтоб ее экономическая политика не при­нимала субъективной окраски личных вкусов и пожеланий теоретиков.

К сожалению, нельзя не признать, что далеко не легко уберечься от этих влияний, ибо власть не может не искать осведомления у людей, признаваемых специалистами по эко­номическим вопросам. Отсюда особая опасность тенденци­озности этих специалистов. Тенденциозность эта искажает самую науку, тот свод данных, в которых каждый, а в том числе и власть, предполагает видеть только точную регист­рацию беспристрастно наблюдаемых фактов. Вместо же этой объективной регистрации мы на деле встречаем в «научных исследованиях односторонний подбор фактов и искусствен­ную их группировку, совершенно затемняющую их истин­ный смысл.

Для установки экономической политики требуется точное и ясное изучение национальной продукции в ее целом, дабы мы могли видеть, какие стороны производства и в какой мере правильно сочетаются, какие более сильно держатся, какие требуют искусственного поддержания или даже создания. Национальные потребности, удовлетворенные и ждущие удовлетворения, легкость или трудность их удовлетворения собственными средствами страны, — должны явиться перед нами в цельной и точной картине.

Вот, собственно, первая забота экономической статисти­ки и национальной политической экономии, и лишь на этом фоне может разумно и плодотворно развиваться изыскание самых мероприятий. К сожалению, наша наука, превращаясь в сбор разнородных партийных программ, утрачивает пони­мание главной своей задачи.

По неразработанности ее ныне является уже какое-то суе­верное преклонение перед фабрикой, с готовностью жертво­вать ее развитию не только интересами земли, но даже эко­номической независимостью страны — что было бы равно­сильно пожертвованию и ее национальной независимостью.

Национальная экономика

Как бы то ни было, каковы бы ни были суммы производс­тва различных отраслей промышленности и производитель­ность труда каждой из них, — их совокупное соотношение не может быть оцениваемо иначе как с точки зрения выгоды целого, а не отдельных частей. Производство представляет собой некоторое цельное, органическое явление, в отноше­нии которого невозможна иная точка зрения, как таковая же цельная, органическая, национальная. Страннее всего бы­ли бы какие бы то ни было сомнения в первенствующей важности земледелия. Добывающая промышленность есть основа, без нее невозможно жить, и особенно важно сельское

хозяйство.

В мировом хозяйстве различные отрасли земледелия суть единственный неистощимый источник постоянного на­копления на земле той солнечной энергии, которая есть ис­точник нашей жизни. Все остальные отрасли добывающей промышленности составляют эксплуатацию запасов этой энергии, растрату капитала. Только земледелие, лесоводство, скотоводство и рыбное хозяйство могут быть поставлены так, что ничего не растрачивают, но вечно умножают обще­человеческий капитал и общечеловеческие средства к жизни. В мировой экономии, поэтому, забота о сельском хозяйстве, об его развитии, усилении, процветании — есть забота пер­вая, забота, которую люди не могут забывать без немедлен­ного жестокого наказания.

Но чем крупнее отдельная страна, чем богаче ее условия добывающей промышленности, тем более относится к ней, в частности, эта общая обязанность мировой экономики. Какие-нибудь небольшие городские общины, небольшие территории, могут с выгодой специализироваться на обра­батывающей промышленности. Великая страна, как Россия, совершила бы истинное безумие, позабыв в своей экономике источник накопления энергии — сельское хозяйство. Захудание сельского хозяйства должно вести такую страну прямо к гибели от истощения, как оно привело к нему, по мнению Либиха, доклассический мир.

Само собою, обрабатывающая промышленность, безуслов­но необходима. Оба вида производства неразрывно связаны. Нет почти никакого сырья, которое годилось бы в употреб­ление совсем без обработки. Но мы должны твердо помнить границы развития обрабатывающей промышленности. В мировой экономике задача обрабатывающей промышленнос­ти — обработать весь добываемый сырой материал, и никак не более того. Всякое «развитие» средств обрабатывающей промышленности далее этого — было бы уже бесполезною растратой силы, созданием ни на что не нужного орудия. Это общее правило опять-таки тем полнее прилагается к от­дельной стране, чем она более велика. В сильнейшей степени оно прилагается, понятно, к таким государствам, как Россия, которые составляют сами в себе целый мир разнообразных условий самой разнообразной продукции.

Мы должны заботиться о развитии промышленности об­рабатывающей, но должны также знать ее идеал: она имеет задачей обработать все наше сырье. Она теснейше связана с добывающею промышленностью, и обе вместе связаны с внутренним рынком.

Есть много данных, указывающих, что чем ближе об­рабатывающая промышленность к сельскому хозяйству, тем она производительнее. Так, среднее производство рабо­чего 470 руб. Но, например, в винокуренном производстве оно доходит до 1000руб., в сахарном до 1130руб., в мукомольном даже до 1500 руб.

Вообще наиболее выгодные отрасли производства суть те, которые перерабатывают наше собственное сырье и рассчитаны на наш собственный рынок. Такие отрас­ли труда действуют вдвойне благодетельно, одновременно оживляя и добывающую, и обрабатывающую промышлен­ность, доставляя первой сбыт, а второй — наиболее дешевое сырье, вследствие чего продукт обработки и является более дешевым и в то же время заключает в себе труд более произ­водительный.

Признавая в общем справедливость выставленных мною положений, г. Федоров возражает: «Почему г. Тихомирову кажется, что нужно перерабатывать исключительно свое сы­рье? Нам кажется, что надо перерабатывать самое выгодное

сырье, причем, конечно, в большинстве случаев таким ока­жется собственное сырье. Но могут быть и исключения»¹.

На это повторю, прежде всего, что я не говорил «исключи­тельно свое сырье», а говорил «все свое сырье». Это большая разница.

В отношении же выгодности г. Федоров рассуждает не как экономист, а как коммерсант. Он под «выгодным» сырьем понимает «дешевое». Это очень хорошо для частного спекулятора: «оправдал» капитал — и достаточно. Но для на­циональной экономии чужое сырье, хотя бы и дешевое, есть дело, к которому надо относиться очень осторожно. Дешевиз­на чужого сырья и его доступность — не зависят от нас и мо­гут меняться самым невыгодным для нас образом. Мы же из-за временной дешевизны разовьем тем временем целую отрасль промышленности, которая в случае невыгодных изменений стоимости чужого сырья может подвергнуться даже полному краху или, по малой мере, необходимости трудного и болез­ненного перехода к чему-нибудь другому. Тут дешевое сойдет за очень дорогое. Да притом в погоне за дешевым чужим сырь­ем мы можем подрывать или совсем убивать соприкасающиеся отрасли собственного добывающего производства.

Итак, хотя я вполне признаю «исключения», о которых говорит г. Федоров, но никак не в виду одной дешевизны чу­жого сырья. Пусть этим соображением руководствуются от­дельные купцы и фабриканты. А национальная политическая экономия и правительство в своих мерах, конечно, должны руководствоваться соображениями пошире и подальновид­нее. Г. Федоров отлично понимает это, когда дело идет о фаб­рике, и хотя иностранный фабрикат дешевле русского (то есть выгоднее), не хочет, однако, пропускать его свободно, а стоит за протекционную систему. Когда же дело касается сельского хозяйства, г. Федоров рассуждает совершенно иначе, и деше­визна чужого сырья для него совершенно достаточная при­чина для введения его в отечественную промышленность.

Для меня мерка в обоих случаях одна. Она определятся (для великой страны) обеспеченностью самоудовлетворения, которое, будучи нужно в отношении национальной независи­мости, в то же время наиболее выгодно экономически, если подсчитать выгоду не за один день или месяц (как считает по своей мерке частный спекулятор), а за вековую жизнь нации.

Для стран мелких, с однообразными условиями клима­та и почвы, возможна экономическая политика, основанная на каком-нибудь одностороннем развитии производства. Для них это может быть даже обязательно, ибо недостаток собственных продуктов может сделать безусловно необходи­мую связь с иностранными рынками. Для таких стран воз­можна поэтому политика, основанная на завоевании иност­ранных рынков.

Для великих стран с разнообразною продукцией разумна лишь политика иного рода: национальная, основанная на воз­можно полном внутреннем самоудовлетворении, на воз­можно тесной связи своей собственной фабрики со своей же собственной землей. Иностранный рынок является здесь исключением, не основой, а небольшим придатком. Забота об иностранном рынке в таких странах не может ни на мину­ту отвращать всего нашего внимания от рынка внутреннего.

Равновесие производства и иностранные рынки

В теоретической формуле задачи национальной эконо­мии сводятся к следующим пунктам: 1) возможно сильное производство, 2) возможно полное равновесие производства,

3) возможно правильное распределение продукта. Из этих трех задач нас в настоящее время должна занять наиболее вторая, потому что о ней наименее думают.

Равновесие производства состоит в том, что различные его отрасли в области добывающей и обрабатывающей про­мышленности вполне гармонизованы, вполне удовлетворя­ют одна другую, дают одна другой то, что нужно, и столько, сколько нужно. Тогда они этим самым и взаимно поощряют одна другую к дальнейшему развитию, а в значительной сте­пени помогают даже правильности распределения.

Это равновесие производств недостижимо для стран од­ностороннего промышленного развития, вследствие этого естественно подчиненных иностранному рынку. Но именно в стране великой, как Россия, такое внутреннее равновесие и отсюда независимость от «мирового рынка» представля­ются возможными.

Между тем фактически этого не замечается, и влияние мирового рынка у нас не только очень велико, но и крайне тяжело.

«Едва ли нужно доказывать, говорит сам г. Федоров, что причины временно переживаемого нами упадка нашего сельского хозяйства коренятся прежде всего в том мировом движении цен на продукты этого хозяйства, которое требует понижения стоимости производства их до уровня, немысли­мого для первобытных приемов хозяйства».

Г. Федорову, однако, не приходит в голову совершенно ясный вопрос: если земледелие находится в таком критичес­ком положении, то не о нем ли самом следует подумать, а не о фабрике?

Вместо этого он ставит дело так, будто бы наше земледе­лие страдает главным образом из-за неразвитости обраба­тывающей промышленности. Вся статья построена на дока­зательствах, что наше сырье не успевает перерабатываться нашими фабриками, откуда вывод, что последние требующее большего расширения и новых на то затрат, для чего нужно привлечь поток иностранных капиталов.

Я, собственно, не спорю против необходимости расши­рения обработки, но в общем факт развития обрабатываю­щей промышленности рядом с упадком сельского хозяйства совершенно ясно показывает, что обе главные отрасли про­мышленности у нас не гармонизированы, а разъединены. А это разъединение, конечно, является результатом искусст­венной связи с иностранными рынками, откуда и болезнен­ное влияние на нас «мировых цен». Г. же Федоров продол­жает хлопотать только о том, чтобы еще более нас связать с «мировым рынком».

Далеко не всегда, однако, можно излечить свои экономи­ческие недуги усилением связи своей с мировым рынком. В положении России, быть может, важнее было бы не разго­нять во что бы то ни стало и за какие угодно проценты, пла­тимые иностранцам, свой «капитализм», а обратить внима­ние на повышение производительности сельского хозяйства и на освобождение его от убивающего влияния цен «мирово­го рынка».

В этом отношении привлечение иностранных капиталов мне кажется совершенно антицелесообразным. Привлекать к себе иностранные капиталы — это значит вести обработку в долг, да еще на самых невыгодных условиях, т.е. с предо­ставлением заимодавцу выжимать из нас столько процентов, сколько у него хватит силы выжать. Но ясно, что производя обработку на занятые деньги, мы непременно удорожаем продукт на всю ту сумму, какую составляют проценты с них и погашение долга.

Ясно, следовательно, что оперировать на занятые деньги нужно очень обдуманно и строго в меру национальной пот­ребности и по разумному плану, а вовсе не из таких произ­вольных фантазий, как развитие обрабатывающей промыш­ленности an und fur sich. He потому ли так и слаба наша крупная промышленность, что — вся в долгах, и не потому ли так высоки цены ее продуктов?

Г. Федоров возражает: «Как может быть наша крупная промышленность, погашающая нередко основные изде­ржки в несколько лет, быть вся в долгу — это секрет г. Ти­хомирова».

К сожалению, зло уже настолько велико, что ни для кого не составляет секрета. Всем известно, что количество иност­ранных капиталов у нас в промышленности увеличивается, а стало быть, мы за них постоянно все больше платим. Безо всякого секрета мне, как каждому, небезызвестно, что и по­мимо официально регистрируемых иностранных компаний, даже русские по имени и наружности промышленные пред­приятия иногда находятся, по капиталам, в полной зависи­мости от иностранцев.

Вот это обстоятельство тысячью прямых и косвенных пу­тей усиливает нашу зависимость от иностранною рынка — и затем от мировых цен, — которая по нашим природным условиям могла бы быть сведена к нулю.

Это же обстоятельство, как сказано, удорожает и про­изводство. Г. Федоров возражает мне: «Неужели же можно вообразить себе такое положение, что иностранцы понесут в нашу страну свои деньги для удовольствия создавать у нас промышленность an und fur sich, как говорит г. Тихомиров, то есть не имеющую почвы? Думаем, что самый приток к нам иностранных капиталов есть один из показателей необходи­мости и выгодности разработки наших богатств, для чего у нас не хватает собственных средств».

Само собою разумеется. Ну, конечно, никто нам не бу­дет дарить капиталов, а если ссужают их, то за очень хоро­шую выгоду — себе. Но какое же это возражение? Я потому и опасаюсь иностранного капитала, что его помещение у нас слишком выгодно для иностранцев. Потому-то и нужны тут «глаз» и руководство со стороны экономической политики.

нашей почвы, 2) в улучшении сельского хозяйства крестьян и системе мер к превышению качества их продукта, 3) в раз­витии ближайшей обработки продуктов сельского хозяйства на месте, 4) в широкой системе переселения, которая дает части населения возможность еще продержаться привычным экстенсивным хозяйством.

Нет ни малейшего сомнения, что эти меры, поддержав сельскохозяйственное население, окажутся благодетельны­ми и для фабрики, для которой расширяют внутренний ры­нок. Это для самой фабрики важнее «иностранных капита­лов»... Таков, мне кажется, ближайший вывод из настоящего положения.

А что касается мер, более глубоко скомбинированных, то для установки их нам еще сначала нужно создать свою эконо­мическую науку...(...) Нам нужен недостающий теперь план, именно в смысле национальной экономической политики.

Но для того, чтобы государство было способно к та­кой роли, оно должно иметь в стране науку настоящую, не «марксистскую», не «народническую», а национальную политическую экономию, которая бы знала производство своей страны, знала точную связь различных элементов ее производства и умела показать наилучшие способы связи земли и фабрики, наилучшие способы усиления той и дру­гой, выгоднейшие способы утилизации обработкой всего добываемого в стране и снабжения страны продуктами этой обработки.

Цели производства

В чем состоят наши экономические задачи, исполнение которых должно озабочивать государственную экономичес­кую политику? Само собой разумеется, что, говоря о наших задачах, мы должны разуметь не какую-то отвлеченную

страну, а именно данную страну, Россию, в тех условиях, какие она представляет. К этим условиям мы сейчас и пе­рейдем, но предварительно не мешает вспомнить те нужды, которым удовлетворяет народное производство всякой нации при всяких условиях.

Народное производство должно, во-первых, доставить возможность существованию нации. Сто тридцать милли­онов нашего населения должны получать необходимые ма­териальные средства, чтобы прокормиться, одеться, быть обеспеченными в жилище и т.д. На языке политической эко­номии это составляет оборотный национальный капитал. Добыть средства для жизни населения — это значит добыть их для дальнейшего его труда. Это минимум средств, ко­торый необходим и без получения которых нация начинает умирать, то есть принуждена постепенно потреблять самый капитал свой, пока таким путем не погибнет окончательно.

Но добыть средства для существования народа еще недо­статочно. Нация растет, и ее капитал поэтому должен увели­чиваться. Нация должна прогрессировать в своей культуре. Для этого капитал ее также должен увеличиваться. Посему народный труд всегда должен давать избыток сбережения, посредством которого национальный капитал постоянно уве­личивается.

Эти две цели национального производства, то есть 1) поддержание оборотного капитала и 2) его увеличение с экономической точки зрения суть главнейшие, основ­ные. Но достигая их, народное производство должно, сверх того, создать еще избыток средств на нужды различных национальных учреждений, не имеющих сами по себе эко­номического характера, однако совершенно необходимых для жизни нации, которая не есть организм только экономи­ческий (как думает социализм), но прежде всего организм социальный и политический. В среде неэкономических на­циональных учреждений, на содержание которых нацио

К сожалению, все эти мечты о выгодах «капитализма», о внешних рынках, об иностранных капиталах, только за­тягивают петлю на шее русского национального труда, все более нарушая необходимое его равновесие. Как бы ни были выгодны и прибыльны отдельные производства фабрик, они не вознаградят нас за убытки, производимые разорением миллионов, выбиваемых из колеи производства, хотя, может быть, в отдельности менее выгодного, но в сложности даю­щего больше. А такая разорительная пертурбация производс­тва неизбежна, когда мы беремся искусственно организовать промышленность, не имея для того ни должных сведений, ни безошибочного плана.

Кто сколько-нибудь понимает, как мало знает наша эконо­мическая наука, как шатки ее общие идеи, тот, конечно, по­желает как можно больше осторожности в ломке народного труда и как можно больше внимания к охране экономичес­кой независимости России, ибо, поработив ее производство иностранным капиталам и «мировому рынку», мы уже и бу­дущим поколениям, более нас способным, не дадим возмож­ности разумной организации русского производства. При состоянии современных способностей к организации труда нашим девизом должно быть: «Поменьше пертурбаций, по­больше равновесия».

На этом же пути прежде всего, несомненно, нужно по­заботиться о сельском хозяйстве. Хотя вообще развитие фабрики в этом отношении имеет свое значение, но никак не искусственно развиваемой, которая может разорять столь­ко же, сколько создавать. Для самой фабрики теперь нужно не столько количественное развитие, сколько качественное, как технически, так и в экономическом смысле, т.е. в смысле связи ее с добывающей промышленностью. Только искусст­венностью развития фабрики объясняются такие экономи­ческие абсурды, что мы на свои фабрики везем чужое сырье, а свое сырье везем на заграничные фабрики. Чрезвычайным воспособлением фабрике (в основе вполне разумном) мы не могли не создать некоторой искусственности в своей об­рабатывающей промышленности. По всей вероятности, мы этим отчасти даже и повредили ей, как, например, в сфере отношений между фабрикой и кустарным промыслом.

Действительно, как ни велико значение крупного про­изводства, но его выгоды вообще имеют свои пределы. Нет ни одного промышленного предприятия, производитель­ность которого не страдала бы, когда размеры производства переходят за некоторые естественные границы. Это факт, известный даже практическому наблюдателю. Несомненно, что как в добывающей, так и в обрабатывающей промыш­ленности есть отрасли, где мелкое производство выгоднее крупного, то есть создает большое количество продукта или лучший продукт. Наоборот, есть производства, где мел­кий труд менее выгоден или даже невозможен. Уже нельзя не думать, что форсированное развитие фабрики в этом от­ношении не могло не отразиться и нарушением экономичес­кой гармонии, ненужным и вредным подрывом многих от­раслей мелкого промысла. Во всех отношениях, мне кажется, для фабрики у нас нужнее всего теперь период спокойного развития, нужно дать ей улечься в естественные рамки русс­кого производства.

Что же касается сельского хозяйства, то, впутывая его в зависимость от мировых цен, ставя нашего пахаря в не­обходимость конкурировать с феллахом, индусом и негром в дешевизне продукта, мы пришли бы к положению безвы­ходному. Нам очевидно нужно думать о совершенно ином пути. Земледельческое население, к счастью, занимается та­ким трудом, который способен по малой мере прокормить че­ловека с наибольшей независимостью от каких бы то ни бы­ло рынков. На усиление этой способности и должны пойти усилия нашей сельскохозяйственной политики, находя опо­ру: 1) в системе мер (не на словах, а на деле) по возрождению

нальное производство должно создать средства, на первом плане стоит государство.

Деление необходимых средств для содержания государс­тва и составляет область политики собственно финансовой, которая таким образом приходит в связь с политикой эконо­мическою.

В виду таких задач национального производства оно, ко­нечно, должно иметь достаточную для их достижения на­пряженность, то есть способность произведения большого количества работы. Но достижение достаточной напряжен­ности производства еще не исчерпывает задач экономичес­кой политики.

Производство страны, представляющей нацию, способ­ную к самостоятельному существованию, по необходи­мости должно быть сложно и разносторонне. Очевидно, что для общей энергии производства различные его отрасли должны быть при этом поставлены так, чтоб они взаимно по­могали одна другой, дополняли одна другую, другими слова­ми — они должны быть правильно согласованы. Достижение этого и составляет вторую цель экономической политики.

Несостоятельность идеи мирового рынка

Усиление энергии нашего производства и согласование его отраслей, конечно, требует некоторого общего плана.

В этом отношении должно прежде всего решительно от­вергнуть тот план, который полагает решить наши экономи­ческие задачи посредством перестроиства России по типу так называемых передовых промышленных стран Европы. Эта идея столь же ошибочна по существу, как и в своих час­тных проявлениях: 1) в стремлении устраивать наше про­изводство применительно к требованиям мирового рынка и 2) в чрезмерном преклонении перед фабрично-заводскою

промышленностью как сильно повышающею производитель­ность труда.

На самом деле экономическая организация передовых ев­ропейских стран для нас отчасти совершенно невозможна, отчасти нимало не желательна. Определителем целей нашей экономической организации должен бы на самом деле слу­жить наш собственный внутренний рынок, и, в силу этого, мы должны ныне же, наряду с обрабатывающей промыш­ленностью, обратить самое серьезное внимание на промыш­ленность добывающую, и особенно на земледелие, которое в этом чрезвычайно нуждается.

Остановимся прежде всего на вопросе о внешнем (мировом) и внутреннем рынках. Сторонники мирового рынка забывают основное экономическое соображение, что самое выгодное производство есть то, которое работает для ближайшего рын­ка. При этом, во-первых, доводятся до минимума накладные расходы на посредников (перевозку и всякое комиссионерс­тво), во-вторых, производитель легче и быстрее всего может применяться к потребностям рынка, избегая таким образом бесполезного перепроизводства и не теряя случаев, когда тре­буется усиленное производство и т.д. Выгода усиливается еще больше, когда материалы производства доставляются местного же добычей. Вообще, ближайший рынок есть наилучший и по­тому, как общее правило, внутренний рынок при равных про­чих условиях выгоднее иностранного, мирового.

Понятно, что из этого правила есть исключения. Не все страны способны к произведению нужных им продуктов или не одинаково способны. Поэтому могут быть многочис­ленные случаи, что каждой стране выгодно производить ка­кие-либо наиболее доступные ей продукты в избытке, с тем, чтобы потом обмениваться ими с другими странами.

Но это явление международного обмена, вследствие кото­рого данная страна начинает работать на чужой рынок, нор­мально лишь в пределах указанной естественной необходимости, и в странах великих вследствие этого работа на вне­шний рынок занимает второстепенное место.

Обыкновенно торгово-промышленными нациями, рабо­тающими на чужой рынок, являются страны очень малые, ес­тественные условия которых не допускают разностороннего производства, удовлетворяющего всем их нуждам. От Фини­кии до Венеции, Нидерландов и Англии — основания одно­стороннего производства одни и те же. Население способное и предприимчивое, не имея возможности жить продуктами своей территории, специализируется на торговом комисси­онерстве и обрабатывающей промышленности, добывает себе за границей дешевое сырье, перерабатывает его и сбы­вает обратно в страны дешевого сырья. Непременным усло­вием возможности такой экономической политики является, конечно, огромная разница в культурности между страной, посвящающей себя торгово-промышленной деятельности, и остальными странами мирового рынка.

Все эти условия и существовали для передовых стран Ев­ропы, но уже постепенно исчезают и для них, а для нас могут существовать только в фантазии. Да и завидны ли эти фан­тазии? Англия почти превратилась в фабрику для осталь­ного мира и построила свою экономическую организацию применительно к чужому мировому рынку. Полученные ею от этого материальные выгоды были, конечно, значитель­ны. Но прочность такого положения была возможна лишь до тех пор, пока остальные народы были не способны всту­пить на путь подражания Англии. Между тем это давно уже произошло. Первые последователи Англии, начиная приспо­соблять свое производство к тем же целям, тоже еще могли получать от этого некоторую выгоду. Но число стран, остаю­щихся в положении производителей сырья, все уменьшается. Северная Америка уже стала выше Англии в области обра­батывающей промышленности. Франция, и особенно Герма­ния, успешно с нею соперничают. Россия принимает энергические усилия для того, чтобы развить собственную обраба­тывающую промышленность и выйти из роли данницы фаб­рично-заводских стран. Та же тенденция замечается всюду: в остальной Европе, Южной Америке, Японии. Чем большее количество наций начинают развивать свои промышленные силы, тем ожесточеннее и менее выгодна становится борьба фабрично-заводских стран за иностранные рынки. Конку­ренция понижает цены на обработанные продукты, а число стран, вступающих в борьбу за чужие рынки, все увеличива­ется. По мере этого уравновешения промышленной культу­ры борьба за иностранные рынки отживает свой век.

Широкая постановка экономической политики на основе внешних рынков возможна лишь до тех пор, пока существова­ла очень резкая разница в промышленном развитии Европы и остального мира. С тех же пор, как сама Европа повсюду, по всем частям света, зародила очаги такого же могучего произ­водства, — былое разделение мира на страны промышленные и земледельческие с каждым десятилетием все стирается.

Представим себе недалекое будущее, когда все нации зем­ного шара станут промышленными. Где же они будут искать «внешних» рынков? Не на Луне или Марсе? На земле, во вся­ком случае, для нынешней хищнической политики внешних рынков места не останется, и «передовым промышленным странам» придется со страшными внутренними потрясениями перестраивать свою экономическую организацию на новый для них нормальный порядок, то есть по идее внутреннего рынка.

Значение внешнего рынка — соединенная промышленность

Предыдущими соображениями вовсе не отрицается пот­ребность внешнего рынка, но этот рынок имеет для России и для всякой нормально живущей страны весьма небольшую

степень важности. Само собою, есть продукты, которые мы всегда будем находить более выгодным покупать, нежели производить. Таковы все продукты, не свойственные или ма­ло свойственные нашей природе; таковы многие изделия, ко­торые почему-нибудь особенно хороши в данное время в той или иной стране.

Есть всегда кое-что ввозимое, необходимое для хода са­мой же нашей промышленности. Так, до сих пор мы должны выписывать семена турецкого табака для посева на наших плантациях, и даже самый табак для сдабривания наше­го; выписываем кое-какие химические продукты для своих фабрик и т.д. Такие предметы всегда найдутся, и на покупку их всегда найдется что-нибудь у нас для выгодного вывоза.

Посему некоторая часть национального производства всегда, при самом идеально нормальном устройстве нашего труда, будет иметь в виду иностранный рынок. Но все это касается лишь ничтожной доли народного труда. Остальное огромнейшее его количество должно иметь в виду рынок внутренний. Разумная организация производства, усиление и согласование его различных отраслей, словом, вся наша экономическая политика должна исходить из помышления о потребностях внутреннего рынка.

Цель экономической политики России — страны великой, имеющей внутри себя все необходимые и разнообразнейшие средства для существования, — сводится в целом к созда­нию могучего, самоудовлетворяющегося производства, до­бывающего все нужное для населения и обрабатывающего эти продукты во всем разнообразии и совершенстве, какие только допускаются культурой и техникой данной эпохи. Это и есть соединенная промышленность, которая возможна только для стран всесторонне развитых в экономическом от­ношении. Соединенная промышленность только и возможна при работе на свой широкий, разносторонний внутренний рынок. При том же типе промышленной специализации, который уже отходит в вечность и при котором Англия, на­пример, могла сосредоточить все свои силы на обработке продуктов, стараясь держать ряд других стран в роли про­изводителей сырья, — при этом типе нельзя создать никакой соединенной промышленности.

Соединенная промышленность состоит в обработке собс­твенными силами всего нами же добываемого сырья. Это усиливает, с одной стороны, энергию производства, ибо, как справедливо говорит Лист, «взаимодействие фабрично-заводской и земледельческой промышленности тем значи­тельнее, чем ближе друг к другу живут земледелец и фабри­кант и чем меньше обмен их разнообразных продуктов под­вергается остановке от случайностей всякого рода». А слу­чайности эти особенно велики при сношениях со внешними рынками. Точно те же выгоды представляет соединенная промышленность и для согласования производств.

Разумная, предусмотрительная и экономная организация производства возможна только при работе на внутренний рынок, потому что только здесь каждая нация является хо­зяйкой у себя дома, может по произволу усиливать, ослаб­лять и видоизменять производство, может к действию сле­пых экономических сил прибавлять разумное действие мер государственных.

Только на внутреннем рынке мы, если хотим этого, мо­жем все со своевременною точностью знать, предвидеть, согласовать ни от кого, кроме себя, не завися. Наоборот, всякая связь с внешним рынком непременно в той или иной степени лишает нас свободы распоряжения всеми своими силами. В странах, всецело построенных на работе для вне­шнего рынка, как, например, в Англии, нет даже возмож­ности самостоятельной экономической политики, и в насто­ящее уже время материальное существование Англии все­цело зависит от поддержания экономической неразвитости других стран. Правильное развитие производительных сил

Индии, Китая, Персии, Африки, России, Южной Америки и т.д. есть прямо угроза смерти для Англии при ее нынеш­ней организации.

Очевидно, не такие перспективы должны вдохновлять нашу экономическую политику. Она имеет перед собою бо­лее благородные и более надежные цели: высокое внутреннее развитие страны, самоудовлетворяющейся, не нуждающейся в эксплуатации других, а достигающей лишь собственной экономической самостоятельности, которую при таких усло­виях мы можем искренне, без всякого ущерба для себя, поже­лать каждому другому народу.

Соединенное производство

В общей сложности мысль о переносе к нам иностранных капиталов не выдерживает никакой критики. В отношении капитала можно сказать: «На чужой каравай рот не разевай». Капитал создается только своим трудом, своим производс­твом, своим сбережением. На их развитие и должно быть на­правлено внимание.

Какие стороны производства должно развивать? Разуме­ется, все, какие нужны для полного самоудовлетворяющегося существования великой самостоятельной нации.

Основание производства составляет, конечно, промыш­ленность добывающая, особливо земледелие. Необходимое дополнение ее — промышленность обрабатывающая, круп­ная и мелкая.

В этом комплексе производства нет ничего лишнего, как и ничего такого, что могло бы захватить исключитель­но все наши симпатии. Совершенно ошибочной была бы мысль о России как стране исключительно земледельческой, и еще ошибочнее мысль о ней как будто бы о преимущест­венно промышленной стране.

Мы обладаем идеальными, лучшими в мире климатичес­кими условиями для многих сельскохозяйственных культур, как пшеницы, льна, конопли, многих пород леса, винограда, и не уступаем другим странам по множеству других культур (рожь, овес, картофель и т.д.), имея сверх того наибольшее разнообразие условий для них (от исландского мха до чая, хлопчатника ириса). Наше земледельческое производство, конечно, навеки веков останется одним из выгоднейших в мире.

Но точно так же было бы нелепо и самоубийственно не развить своей обрабатывающей промышленности до са­мой высокой степени, ибо и в этом отношении мы имеем все необходимые данные.

Обе великие отрасли производства одинаково необходи­мы. Они одна другой дают взаимный рынок, и только при высоком развитии обеих Россия может жить цельною, само­стоятельною экономическою жизнью.

Та же система разносторонности применима к промыш­ленности крупной и мелкой, в которых выражается разная степень концентрации капитала. Каждая из них имеет свое место в производстве, и каждая в своем роде и на своем месте нужнее. Богатый крестьянский двор, хорошая кустарная изба или мастерская ремесленника столь же нужны, как помещи­чья экономия или завод и фабрика.

Значение распределения и потребления

Всякий капитал представляет результат сбережения, гласит общее правило политической экономии, с пояснени­ем, что капитал поддерживается беспрерывным воспроиз­ведением. Но сбережения достигают наибольшей степени, когда они добровольны и возбуждаются личным интересом. Отсюда труд свободный дает большие сбережения, нежели

труд раба. Точно так же сбережения лица, ведущего произ­водство и имеющего возможность употреблять сбережения на увеличение собственного производства, значительнее, нежели у того, кто не имеет этого интереса. Поэтому мелкое производство, поскольку оно допускается чисто технически­ми условиями без помехи производительности труда, имеет огромное значение в смысле накопления и воспроизведения капитала, столь нам необходимого. Технически же труд вы­сокой производительности возможен во множестве мелких промыслов.

Сверх того должно заметить, что производства абсолют­но выгодного нет. Все производства выгодны или невыгодны смотря по тому, насколько они нужны. Мы даже и вычисляем «производительность» труда по меновой рыночной стоимос­ти продукта. Это совершенно основательно, ибо рыночная цена в своем спросе принимает в соображение не одну собс­твенно производительность труда, но и потребительную не­обходимость его. Труд может быть высоко производителен, но если он создает вещи, никому не нужные, он составляет даром потерянное время. Итак, думая о повышении произво­дительности труда, мы всегда должны при этом иметь в виду надобности рынка.

А какие надобности нашего рынка? Это надобности 130 миллионов Русского народа для того, чтоб он жил в не­прерывно возрастающем довольстве. Вопрос о распределении при нормальной постановке труда тесно связан с вопросом о производстве не только в социальном смысле, но и в эконо­мическом.

Ибо с распределением связан вопрос о потреблении, без которого нет рынка, а сталобыть, и «производительность» труда теряет всякий смысл. Значительное же количество собственников, хозяев, участников в прибавочной стоимос­ти, не только увеличивает сбережение, но дает еще и воз­можность большего потребления.

Какое значение имеет для производства способность на­рода к потреблению, можно видеть из такого, примерного,

рассуждения.

Мы высчитали выше, что каждый из 130 миллионов жи­телей России может, в среднем, покупать продуктов всего на 30 рублей в год.

Покупательная способность огромной массы народа еще ниже этой средней цифры. Но есть уголки, где старинная экстенсивная культура позволяет массе народа быть зажиточ­ною. И вот, например, по высчетам комиссии статс-секретаря Куломзина, богатый двор восточно - забайкальских казаков имеет средний доход в 4819 руб. Эти дворы, по-тамошнему, очень многосемейны, в среднем 15 человек мужчин, женщин и детей. Итак, это выходит более 300руб. на душу.

Дозволим себе маленькую фантазию и предположим, что соединенные силы культуры, интенсивного труда и ра­зумной экономической политики успели сделать для России то, что непочатые силы природы делают для богатых семей дикого Забайкалья. Если бы мы достигли уже такого успеха в настоящее время, то покупательная сила нашего внутренне­го рынка выражалась бы в 300 руб., помноженных на 130 мил­лионов жителей, то есть составляла бы 39 миллиардов рублей. Что это было бы за поприще для нашей промышленности! Какие иностранные рынки, загроможденные собственною конкуренцией, способны дать нам подобный спрос?

Но для этого нужно, чтобы масса народа могла покупать, удовлетворять своим потребностям. А это существенно зави­сит от распределения, от того, насколько масса народа учас­твует в обладании капиталом, а не представляет одну только рабочую силу. Участие же народа в обладании самими средс­твами труда и потому в получении своей доли прибавочной стоимости достигается хотя и разными путями, но в том числе особенно легко существованием мелкого промысла — как земледельческого, так и кустарно-ремесле иного.

Поднятие покупательных сил

Итак, национальная экономическая политика прежде все­го не должна впадать в односторонние увлечения в своем по­печении о различных отраслях и формах производства.

Нельзя не признать в высшей степени правильною нашу традиционную заботу об обрабатывающей промышлен­ности. Мы несомненно были и остаемся очень отставшими в этом отношении, и протекционная система доселе пред­ставляется необходимою.

К сожалению, мы при этом, очевидно, не имели достаточ­но ясной идеи своей экономической политики, так как наря­ду с протекционною системой не вводили совершенно необ­ходимых для нее дополнений. Сверх того у нас, быть может неизбежно, возникло явление, которое подрывало ее целесо­образность.

Протекционная система получает весь свой смысл лишь при системе внутреннего рынка. Мы же за это самое время довели наш иностранный долг до миллиарда рублей золотом, не говоря уже о помещении наших бумаг на заграничных рынках. Но иностранные займы необходимо выводят страну на мировой рынок, куда мы могли явиться только с продукта­ми добывающей промышленности, ибо самая необходимость протекционной системы показывает бессилие обрабатыва­ющей промышленности выйти за границу. А продуктами земледелия (при протекционной системе) мы на мировом рынке могли торговать только с большою невыгодой, ибо эти продукты должны были сбываться по мировой цене, с ко­торою и должно соображаться сельское хозяйство. Между тем продукты обработки доставались сельскохозяйственно­му населению не по цене мирового рынка, а по гораздо более дорогой, внутренней. Конечно, такое невыгодное сочетание цен обессиливает покупательную способность внутреннего рынка и уменьшает потребление продуктов заводско-фабричных, тем самым ставя преграды развитию покровитель­ствуемой промышленности.

Далее мы обратили все внимание на развитие крупной фабрично-заводской промышленности, которая дает занято­му ею населению только заработную плату. Все мелкие кус­тарные промыслы, в которых участвует у нас, как предпо­лагается, не менее 4 миллионов населения, не пользовались за это время никаким серьезным попечением.

А между тем население, им занятое, представляет, как вы­ше сказано, одну из лучших частей внутреннего потреби­тельного рынка.

Таким образом, принося большие жертвы для развития промышленности, мы допускали на всех пунктах ослабле­ние необходимого для нее внутреннего рынка, мечтая о за­граничном до того, что премировали вывозимые фабрикаты. На самом же деле на всемирный рынок могло выступить только наше земледелие, которое с крестьянской реформы чрезвычайно дезорганизовалось и приняло характер чисто хищнический, — и это на земле уже не девственной, отнюдь не допускающей такого хозяйства.

В результате получилось повсюду истощение производи­тельных сил земли, которое еще более отразилось упадком благосостояния народа.

Собственно протекционная система наша, даже и под­рываемая всеми этими обстоятельствами, хотя не дала нам, конечно, таких выгод, какие дала Америке, не имеющей иностранного долга и обладающей превосходным внутрен­ним рынком, но все же сделала свое дело и у нас. Мы развили более или менее сильную промышленность. Но едва ли мы в состоянии будем даже поддерживать ее, если не перейдем, наконец, к попечению о подъеме покупательной силы внут­реннего рынка, то есть, другими словами, к энергической заботе о столь заброшенных за это время добывающей про­мышленности и мелком промысле.

Землевладение и земледелие

Наше сельское хозяйство — старинная испытанная и про­чная область национального производства. Только этой про­чностью и объясняется его способность так долго выдержи­вать соединение социальной и экономической ломки, которую мы переживаем с 1856 года. Но, во всяком случае, в нашем сельском хозяйстве за это время, несомненно, расшатаны все устои правильного существования и развития. (...)

Крестьянское землевладение, слава Богу, не уничтожено и даже охраняемо законом, но именно как владение и притом всего сословия, Что же касается хозяйственного пользования землей отдельными крестьянами, то оно находится в самом абсурдном состоянии, благодаря нелепости переделов, жерт­вующих всем идее уравнительности. Доведенная этим до со­вершенной невозможности чересполосица и недолговременность пользования каждым участком делают немыслимым сколько-нибудь порядочное хозяйство.

Владения казны у нас огромны, но расположены слу­чайно: их много там, где они не расхватаны исторически или никому не нужны. Таким образом, государственные земли не имеют с экономикой страны никакой связи. У нас был даже долгий период, когда увеличение доходов ставилось главной целью государственных имуществ. Таким образом, эта огромная категория национального достояния в лучшем случае не вредит народной экономии, а иногда (как было при мне в Черноморской губернии) случается, что даже вредит.

Хозяйства крупновладельческие у нас были в полном смысле разрушены с истреблением инвентаря и т.д., в первые годы крестьянского освобождения и после того доселе не мог­ли подняться, частью вследствие самой нашей промышлен­ной политики. Но главная причина их крушения состоит в том, что у нас нет даже тени охранения целости и неприкос­новенности крупных хозяйственных единиц. Мы относимся

к ним, как к какому-нибудь стогу сена или куче зерна, кото­рые, как ни дели, представляют вместе и порознь одну и ту же цену. А между тем хозяйственная единица «экономия», име­ние — это есть своего рода цельный организм. Разделить его — это значит убить его, сделать из огромной ценности простую кучу обломков. Такое разрушение всех возникаю­щих очагов сельского хозяйства совершается по всей России систематически и без перерыва, как самими владельцами, так и действием законов о недвижимой собственности.

Но у нас нет заботы не только об отдельных имениях, а, в противность крестьянству, и само сословие крупного зем­леделия совершенно не охранено в своем землевладении. Между тем земледелие требует собственника привычного, традиционного, любящего свою землю. Без такого сословия нет цветущего сельского хозяйства, которое заменяется спе­кулятивным и хищническим.

Отсюда вопрос о подъеме нашего сельского хозяйства требует широкой, обдуманной и строго выдержанной систе­мы землевладения и землепользования.

Перед экономическою политикой лежит задача урегули­рования нашего землевладения и землепользования для до­стижения такой общей задачи:

1)на всем пространстве Империи иметь наделенное зем­лей крестьянство, пользующееся землей участками в одной меже и с долгим сроком владения;

2)на всем же пространстве Империи иметь среди крес­тьянских земель установленное количество крупных имений, недробимых и неотчуждаемых из сословия;

3)на всем же пространстве Империи иметь в государс­твенном владении все полосы земли, необходимые для охра­ны почвенно-климатических условий¹.

Этот ряд задач осуществим постепенным систематичес­ким обменом земель частных и казенных, приобретением в казну новых земель (что ныне так легко) и более разумным расселением крестьян (внутренняя колонизация).

Сделав возможным ведение сельского хозяйства, мы за­тем имеем перед собой в отношении его второй ряд задач, который состоит в сближении его с обрабатывающей про­мышленностью. Сюда относится развитие обработки сельскохозяйственных продуктов на месте, в крупных имениях, и децентрализация фабрик и заводов по России, чего нередко возможно достигнуть при помощи правительственных ме­роприятий.

Третий ряд задач составляет, наконец, поднятие улучшен­ной сельскохозяйственной культуры.

В общей сложности, таким образом, наши главные цели в настоящее время, мне кажется, должны сводиться к подъ­ему добывающей промышленности. Что касается обрабаты­вающей, то она при этом требует поддержания охранитель­ной системы, а в остальном дальнейшее развитие ее зависит от развития сил промышленности добывающей и от взаим­ного, более тесного сближения обеих отраслей производства. Это дело времени и постепенного развития. Должно еще до­бавить к этому развитие мелкого промысла везде, где он спо­собен выдерживать конкуренцию.

Наконец, разумеется, в задачи экономической политики входит усиленное развитие технических и земледельческих знаний, о чем, впрочем, ныне стали уже более серьезно за­ботиться.

КАПИТАЛЫ И ДОЛГИ

Поиск по сайту: