Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

ХАЛИФ ОМАР И СТАРЫЙ AРФИСТ




Состарился арфист и хриплым голос стал
И трепетная страсть и мужества металл

Из пения его исчезли навсегда.
Настигли старика болезни и нужда.

Живёт подачками, не мылся пару лун.
И нету денег, чтоб купить для арфы струн,

Хотя их несколько на арфе порвалось.
Гнев стариков бессилен, даже если злость

Сильна как прежде, да возможности не те ...
Старик на кладбище Медины в темноте,

Блуждая с арфой без пристанища, забрёл.
И на коленях, плача, сам себе тяжёл,

Завёл молитву: "Боже! Раньше принимал
Мои молитвы Ты! И если, как нахал,

Монету я совал фальшивую порой,
Ты брал её заместо правды золотой.

Прости меня, я нищим сделался, дурак.
Наказан крепко, мне без струн нельзя никак!"

И голову на арфу уронив, старик
В сон мёртвый провалился. Петушиный крик

Не смог его бы, верно, на ноги поднять.
Душа на волю птицей вырвалась опять.

* * *

Вдруг с телом разорвав постылый ей союз,
Душа взлетела ввысь, покинув тяжкий груз.

И в бесконечности пространства своего,
Пропела правду про свободы торжество:

- "Душам свобода, коль тела полумертвы,
Не знаю боли, мыслю я без головы,

Вкус ощущаю я без носа или рта,
Хоть нет ушей, мне не знакома глухота.

Воспоминания мои без тяжких мук,
И розой нежною владею я без рук.

Над бесконечным океаном дан полёт,
А наслаждения мои не знают счёт!"

И птица с высоты нырнула в Океан,
В Иова много пострадавшего фонтан,

Где был отмыт от язв своих больной Иов
В лучах рассвета, став как юноша здоров.

И eсли бы вот эта книга "Меснави"
Внезапно стала тверди мира визави,

Она не вынесла бы тайны тяжкий вес,
Какой жила душа поэта средь небес.

Когда бы люди знали Бога своего,
То в мире этом не осталось никого ...

* * *

От кладбища неподалёку был дворец,
В котором спал халиф Омар* - большой мудрец.

Во сне своём Омар вдруг Голос услыхал:
- "Пойди на кладбище, там нищий аксакал

Уснул на старой, рваной арфе головой,
И обеспечь ему на старости покой."

Нам, смертным этот тихий Голос ясен всем.
Его приказы исполняют без проблем

Халиф и вор, шах, раб, мудрец и обалдуй.
Понятней Он, чем материнский поцелуй.

Омар вскочил и, как всегда, рванул стремглав.
Через минуту, на кладбище прибежав,

Сел возле спящего, стараясь не будить,
Но чих свой и халиф не смог предотвратить.

Поэт проснулся и, халифа распознав,
Перепугался: "Строг халиф и величав!

Уж не нарушил я кладбищенский закон?"
И, встав, низёхонький халифу дал поклон.

Омар, заметив страх, сказал: "Резона нет
Меня бояться без причин. Хочу секрет

Тебе один открыть я важный, старина.
Присядь со мной. Вот тебе золота мошна.

Семьсот дирхемов будет в этом кошельке.
Забудь теперь о жалкой нищеты тоске.

Начни свой день с покупки арфе новых струн.
Ступай, я подожду на кладбище, певун."

Могло казаться, что старик остолбенел.
Он слушал молча и халифу в рот глядел.

И щедрость дара медленно осознавал ...
Но вдруг вскочил и арфу оземь разломал!

- "Всё это пенье, каждый выдох, каждый вдох
Всегда мне было счастьем! Был и я неплох.

Своё годами шлифовал я мастерство,
Порой испытывал победы торжество,

Когда мелодии Ирака сочетал
Я с ритмом Персии ... Смеялся и рыдал

Я над тeхническими трюками, профан!
И упустил ушедший в Мекку караван!

Двенадцать стилей я, как попка, затвердил.
А мецената комплимент был так мне мил,

Что и о Боге я порою забывал.
Владея звуком в совершенстве, одичал!

На пустяки я расточал мой Божий дар,
Пока не сделался беспомощен и стар.

Мои поэмы меня заперли в тюрьму!
Как это вышло? Хоть убейте, не пойму!

Сейчас я Богу возвращаю, наконец,
Себя, как долг зажать пытавшийся скупец!"

Когда тебе считает злато доброхот,
На злато не глазей, смотри лишь другу в рот!

Омар ответил: "Твой цветистый монолог
Ещё один самообман, ты - демагог,

Сменивший кокон замыкания в себе,
Гордыню замешав на глупой похвальбе.

Ты флейту делать тростниковую не став,
Тростинку за другой перехватил сустав.

От внутренней трухи тростинку очищай,
И дырочки проткнув в боках, запеть ей дай.

Ты, словно путник, что в движенье погружён,
Или забывший о жене молодожён.

Беги чрезмерности раскаянья утех.
Гордыня пышных покаяний – тоже грех!"

От этих слов проснулось сердце старика,
И он умишком будто тронулся слегка.

Забыл о плаче и о смехе он забыл.
Забыл о нотах, что так пламенно любил.

Впав в состояние потерянной души,
Ушел туда, куда не ходят торгаши.

Ушел за грань любых ненужных сердцу слов
И утонул он в море с именем Любовь.

Волна Любви его накрыла с головой,
И захлебнулся он - ни мёртвый, ни живой.

Его насквозь пронзила Божья Благодать,
Теперь о нём мне больше нечего сказать.

* * *

Случается на птичьей травле род чудес -
Когда пикирует со свистом сокол в лес,

И никогда не возвращается назад ...
Свет солнечный нам невозможно сдать на склад -

Он каждое мгновенье абсолютно пуст
И абсолютно полон. В этом смысл искусств.

_________________________
* Oмар ибн Хаттаб (ум. 644) – второй халиф ислама (634 - 644) известный своей вспыльчивостью. Он организовал структуру Исламского государства и расширил его, захватив Сирию, Ирак, Египет и Ливию. – Прим. перев. на англ.

Меснави (1, 2076, 2086 – 2101, 2106 – 2109, 2163 – 2166, 2175 - 2220)


ЕГИПЕТ, КОТОРОГО НЕТ


Xочу сказать слова, что мир зажгут,
Как только я их вслух произнесу.
Но я молчу, напрасный это труд,
Пихать в мой рот миры, как колбасу.

Зато держу в себе большой секрет –
Египет, коего давно уж нет.

Вот плохо это или хорошо?
Не знаю. Ведь годами я другим
Любви тащил огромнейший мешок.
Но больше не хочу возиться с ним.

Меня в определённом месте нет.
В чём смысл моих подарков? То – секрет.

Как звать всё то, что раздаю я вам?
Неважно. Вы студенты бытия,
И верите лишь собственным глазам.
Что дал мне Шамс, вам выдам не тая.

Диван Шамса Тебризи, # 1754


ИСКУССТВО КИТАЙЦЕВ И ГРЕКОВ


Пророк однажды рассказал:
- "Есть люди, видевшие свет,
А в нём среди роскошных зал,
Мерцал туманный мой портрет,

Возникший из небытия.
Но я ведь тоже видел их,
Вкусивших райского житья,
Бессмертных, вечно молодых.

Я им, узревшим свет, - родной.
Родной - субстанцией души,
Все родословья – прах земной,
Цена им красная - гроши.

С роднёй живую воду пьём
Мы из источника Зам-Зам*.
Преданий тексты нипричём,
Традиции нам тоже - хлам."

* * *

Тот, кто желает услыхать
О тайном знании рассказ,
Пусть слушает, как рисовать
Китайцы с греками в Шираз

Явились к шахскому двору,
Затеяв перед Шахом спор -
Кто лучший в мире... "Маляру
Из греков я бы и забор

Свой не доверил малевать!"
Визжал китайский старшина.
Грек молвил тихо: "Исполать
Тебе, но тоже недурна

Работа наша. И цари
Не раз предпочитали нас
Китайским мастерам. Смотри,
Ты, как и я, уж седовлас,

Зачем орёшь ты про забор?
Клиент от смеха пал без чувств."

Шах, отсмеявшись, думал спор
Начать о сущности искусств.

Китайцы начали болтать,
А греки встали и ушли.
И Шах был вынужден искать
Решенье дельное. Смогли

Найти советники его
Всем подходящий вариант,
Дав, не обидев никого,
Продемонстрировать талант.

* * *

Один из залов пополам
Завесою был разделён
И отдан этим мастерам,
Без декораций, обнажён.

Шах приказал, чтоб дали им
Любые краски и холсты.
Набрали больше, чем павлин,
Китайцы красок. Но пусты

Ушли от шахских ключарей
Все греческие мастера -
Не тронув с краской пузырей
И с позолотою ведра.

- "Нам краски вовсе не нужны,
Чтоб стены вам разрисовать."

И до прозрачной белизны
Принялись их полировать.

И дни за днями напролёт
Они со стен счищали грязь,
Такую чистоту найдёт
Голубка, в небе серебрясь.

* * *

Знай, что цветастость рождена
Бесцветностью и чистотой.
Великолепная луна
И солнце – славны простотой.

Смотри, как сложен сей узор
Осколков битого стекла,
Но сложность, что пугает взор,
Рука ударом создала.

* * *

Китайцы кончили свой труд
И восхитились этим так,
Что сами пляшут и поют
И барабанят! Кавардак

Taкой подняли во дворце,
Что Шах примчался к ним бегом
И изменился аж в лице,
Увидев красоту кругом!

Рисунок безупречен был,
Деталировкой поражал,
Но грек тут занавес раскрыл
И ... хор китайский замолчал!

Китайское искусство вдруг
Преобразилось в блеске стен -
Ожив, фигурки встали в круг
И разыграли пару сцен,

Меняясь, коль менялся свет,
Сияя дивной красотой.
И стало ясно, спору нет –
Побили греки простотой!

* * *

Мы – не китайцы. Путь другой
У суфиев. Мякина слов,
Книг, философской шелухой
Набитых, манят пусть ослов.

Мы, словно греки, чистоту
Лишь полируем всё ясней.
И влюблены мы в красоту,
Желая раствориться в ней.

Ни злобы, ни желаний нет.
В той чистоте отражены
И звёзд далёких тихий свет,
И телеса обнажены.

Mы отражаем каждый миг,
Все отблески небытия ...
А в сердце чистое проник
Мне Бог! Его там вижу я!

_____________________________
* Зам-Зам – источник святой воды возле Каабы в Мекке. – Прим. перев. на русск.

Меснави (1, 3462 – 3485, 3499)


ТВОЙ ОТРАЖЕННЫЙ СВЕТ

Твой отраженный свет - души моей свеченье,

Другим невидимое, как сердцебиенье.

У красоты твоей - учусь любви,

Уста твои творят мои стихотворенья.


Рубайат, Арберри, 178 а

 

ГРОХОТ БАРАБАНА


Мне грохот барабана рокового
Рвёт рану сердца резко и сурово!
Грохочут барабанные удары:

- "Друг, ты устал, но нет пути другого!"

Рубайат, Арберри 064 а


ЩЕДРОСТЬ ОКЕАНOB

 

Зачем ревнуешь щедрость океанов?

Тебе небес тут мало иль туманов?

Святой водою рыбы не торгуют,

И плавают без троп и без капканов.

Рубайат, Арберри 007 b



ГЛАВА 11, "ЕДИНСТВО"

"Мошкара на ветру" - Руми


О ЕДИНСТВЕ


В поэмах этой главы выражена великая женская мудрость, качество джемал*, противостоящее мужскому качеству джелал**
Многие из образов, символизирующих смысл состояния единства, обладают подобным оттенком смысла. Дитя у материнской груди и мистик, осознавший своё единство с Богом. Река, несущая в себе плавучие предметы, доставляя их океану. Мошкара, затерянная на ветру. Иногда в этих образах нет ничего героического.

Что же тут заслуживает интереса? Умение быть частью целого.

Однажды ночью, во время летнего урагана, сопровождавшегося торнадо, молниями и громом, моя подруга прошептала: "Где сейчас прячутся птицы?" А наутро эти самые птички щебетали у своей кормушки, как ни в чём ни бывало. Они знают способ прятаться в грозу, неизвестный мошкаре. Иногда я думаю, что эти поэмы сами могут послужить убежищами, опистодомальными*** кладовыми, симулирующими тот опыт, который они описывают.

Ведь, что такое, в сущности, душа? Самоосознание.

_________________________________
* Джемал (араб.) - красивый, женственный, пассивный. – Прим. перев. на русск.
** Джелал (араб.) - сильный, мужественный, активный. – Прим. перев. на русск.
*** Опистодом (греч.) - "задняя часть дома", закрытое помещение в греческом храме, иногда служившее казнохранилищем. – Прим. перев. на русск.

MOШКАРA НА ВЕТРУ


Собравшись с духом, Мошкара,
Тайком живущая в траве,
Послала в тихий день, с утра
В суд Соломона тыщи две

Своих ходатаев ... - "О, Царь!
Мы созданы, чтобы парить!
И, как любая Божья тварь,
Мечтаем на свободе жить!

Нас выбрали в послы друзья,
Все легионы малых сих,
К тебе, о, мудрый судия -
Спаси от ворогов лихих!

Безжалостно нас губит враг.
Убийцу, молим, осуди!
Ты всемогущ, великий маг!
Нас на своей укрой груди!

Спаси, великий Соломон!
Мы беззащитны и малы!
Бывает, целый легион
Враг губит, налетев из мглы!"

- "Но кто же убивает вас,
Мешая мирно жить в тиши?"
- "Нас Ветер губит всякий час!"
,
Пропели хором малыши.

Хоть Мошки жалобно поют
И сами мелки и нежны,
Но должен справедливый суд
Заслушать обе стороны.

- "Звать сюда Ветер!"
, свой приказ
Провозглашает Соломон.
И Ветер прилетел тотчас,
Хоть был приказом разозлён.

И тут же мошкару-истцов
Туда тем Ветром унесло,
Откуда знанье мудрецов
Ещё ни мошки не спасло.

* * *

Вот вам, искатели, урок!
Идя судиться в Высший Суд,
Готовьтесь - как настанет срок,
Истцов вам Судьи не найдут.

Есть две ступени у Суда,
Что ждёт заветною порой:
Смерть – ветр, что унесёт туда
И ... единенье с Судиёй!


Meснави (3, 4624 – 4633, 4644 - 4659)

 

ТИХАЯ ЛАГУНА


Опять пришел я в эту тихую лагуну.
Её не сможет потревожить океан.
Сплети в одну струну людских умишек струны,
Всё ж не дотянется сюда её аркан.

Смотри, как неба обнаженный лик прекрасен!
Хоть получил он лишь воздушный поцелуй,
Но смысл лобзаний этой девственнице ясен ...
От вкуса их вопят отшельники: "Ликуй!"

Забыв о всём - и о посте, и о моленье,
О перепёлках, и о манне* средь пустынь ...
Вот и сейчас, родит моё стихотворенье
Её очей небесных чистота и синь!

Здесь снова вместе я с Возлюбленною милой!
Здесь тот же воздух, то же небо, и мольбы
Мои - всё те же ... Но лагуны – миф постылый,
Попытка сказками укрыться от судьбы!

Её Присутствие извечно, беспримерно!
Ведь я могу, когда в мой мех течёт вода,
Даже закрыв глаза, всё ж утверждать наверно,
Что где-то рядом водонос стоит тогда.

Как на Твоём плече лежит сей мех красиво!
Я без Тебя не знаю в мире ничего,
И без Тебя боюсь всерьёз или игриво
Я даже вопросить иное существо.

Любитель сладкого, кто сахар тростниковый,
Жуёт, закрыв от наслаждения глаза,
Не знает Сладости иной ... Ему дешёвый
Довольства суррогат - не заменИт гроза!

Хоть ураган души ревёт в темнице тела,
Храню наружное молчание, мой друг.
О Шамсе даже не пытаюсь отупело
Вещать. Язык мой уж устал и ум потух.

_________________________________
* Манна и перепёлки – пища, посланная Богом бродившим в пустыне древним евреям. – Прим. перев. на русск.

Диван Шамса Тебризи, # 3079


АЯЗ И ЖЕМЧУЖИНА ШАХА


Однажды, славный шах Махмуд,
Призвав к себе весь двор,
Чинам устроил тайный суд,
Затеяв разговор.

Позвал, качнувши головой,
Главу всех визирей,
И старец, будто молодой,
На зов бежит скорей.

И перл, какого не видал
Ещё весь белый свет,
Шах на ладони показал
И попросил совет:

- "Почтенный визирь, цену дай
Жемчужине моей."

А визирь думает, что в рай
Попал на склоне дней!

Визирь молчал, как камень нем;
Затем, без лишних слов:
- "Тут надо злата больше, чем
Подымут сто ослов!"

Промолвил. В зале - ни гугу.
А шах: "Разбей её!"
- "О, шах! Испортить не смогу
Сокровище твоё!"

Шах бережливого слугу
Достойно оценил,
И сотней коней на лугу
Его вознаградил.

С вельможами поговорив
О всяческих делах,
Вдруг, казначея поманив,
Главой кивает шах.

- "Скажи, что стоит сей жемчуг,
Мой добрый казначей."
- "Полцарства дал бы я на круг!"
- "Приказ – его разбей!"

- "Нет, Шах! Не совершу я зло!
Моя дрожит рука!"

И казначею повезло,
Шах дарит старика.

Так постепенно были им
Придворные чины,
Один подозван за другим,
И все награждены

За бережливость мудрую
К хозяйскому добру ...
Но старцы среброкудрые
Не поняли игру!

Последним по достоинству,
Как раб, сидел Аяз*.
Пропустим мулл и воинство,
О нём пойдёт наш сказ.

- "Скажи, Аяз - моя любовь,
Жемчужина – ценна?"
- "Язык мой не находит слов,
Шах! Сказочна она!"

- "Её немедленно разбей
На мелкие куски,
Но спор не затевай, злодей,
Как эти старики!"

А незадолго до того
Аязу снился сон,
Что шах вдруг попросил его
Разрушить кабюшон.

Из суеверия, Аяз
Припрятал в рукавах
Два камня, пригодились враз –
Растёр он жемчуг в прах!

* * *

Пророки зрели далеко,
Но видеть до конца
И им бывало нелегко,
Темны людей сердца.

Иосиф, сидючи на дне
Колодца, знать не мог,
Тех планов, что наедине
Ему наметил Бог.

Мы – зрители, один Актёр
На сцене шпарит роль.
Кто вор здесь? Кто здесь прокурор?
Не различить, уволь!

Пиесу новую смотря,
Не знает театрал
Финала и решает зря,
Что занавес упал.

Те плачут, лишь погаснет свет,
А этих корчит смех.
Удачи с неудачей нет,
Исход один для всех!

О внешнем не волнуйся, друг!
Коль стырили коня,
Пусть мчится вор, везя испуг,
Ведь впереди - фигня!

* * *

Узрев, что натворил Аяз,
Завыли визиря:
- "Как смел, безродный лоботряс,
Ты разорить царя?!"

- "Мне повеление его,
Всей мишуры важней!
Я чту лишь шаха самого,
Не пестроту камней!"

Тотчас, ошибки осознав,
Страшась своей вины,
Пред шахом пали ниц стремглав
Все важные чины.

Подобно чёрной туче, вверх
Клубились их мольбы,
Но шах приказывает: "Смерть!
Палач, готовь гробы!"

Аяз свой подавил испуг
И выступил вперёд:
- "Прости своих несчастных слуг!
Пускай твой двор живёт!

Их заставляет гнуться вниз
Доверие к тебе!
Они надеются на жизнь,
Не откажи мольбе!

Но предоставь несчастным шанс
Слияния с тобой.
Дай им доверия аванс,
Проверишь их судьбой.

А нерадивость осознал
Из них уже любой.
Как алкоголик, что сказал:
- "Не помню, был запой!"

В ответ услышав аргумент:
- "Сам в этом виноват!
Напрасно упустив момент,
Пока был путь назад!

Ты из стакана своего
Сосал свою судьбу!
Ещё задолго до того,
Как вылетел в трубу!"

Все осознали, как страшна
Опасность подражать.
Их убаюкала мошна,
Что ты сулил им дать!

Не отделяй себя от них!
Взгляни и пожалей!
Их лица долу склонены,
Возвысь их, обогрей!

Возвысь до твоего лица,
И все грехи омой!
Водою, что целит сердца!
Прощения водой!"

* * *

Так всякий раз, когда добро
Аяза описать
Хочу, ломается перо ...
Приходится бросать!

Могу ль в пиалу океан
Налить своей рукой?
Давно уже, ребята, пьян!
Пора мне на покой!

Трезвея, пьяницы побьют
Все чарочки свои,
Но мехи из которых льют
Вино им - все Твои!

* * *

Аяз сказал: "Великий шах!
Меня избрал Господь -
Стереть стяжательство во прах
И глупость уколоть.

Давно тобою опьянён,
Повёл я, как алкаш,
Когда сокровище твоё
Дробить достал кураж.

По пьяни только был я резв,
Не след казнить других!
Казни, когда я стану трезв,
А я продлю сей миг!

Не протрезвею никогда,
Но вечно буду пьян!
Ведь моё пьянство, господа,
Неверию капкан!

Шах, пред тобой главу склонил
Уже не прежний двор,
Навеки их переменил
Твой смертный приговор!

Они вторично родились
Для нового житья,
С тобой душой переплелись,
Тут нет их прежних "я".

Подобно мошкаре, попав
В скисающий айран,**
Они в нём растворились, став
Айраном. Чист стакан!

Всем им начертана судьба
На картах рук твоих.
А компасом ведёт мольба,
Что защищает их!"

* * *


Хусам, мне нужно сотню ртов,
Чтоб выразить себя!
Сто тысяч впечатлений, снов,
Всё что познал, любя.

Богатством этим сокрушён,
Но вовсе им не горд ...
Я разумом ошеломлён
А телом бренным - мёртв.

_________________________________
* Аяз – любимый раб знаменитого шаха Махмуда (арабское имя – "хвалимый до конца") Газневи (970 - 1030). Легенда о любви рабa и шахa, как отражения любви человека и Бога, стала очень популярной на Востоке. О ней писали такие великие поэты, как Газали, Аттар и Санаи.
Версия Руми (рассказанная в иной притче) добавила к ней новый элемент: каждое утро Аяз проводил время в своей кладовой. Другие придворные заподозрив, что Аяз прячет там краденое сокровище, проникли туда, но нашли лишь старую овечью телогрейку и пару стоптаных башмаков. Аяз надевал их каждое утро, чтобы не забывать состояния из которого вышел, прежде чем был призван ко двору.
Руми писал, что помнить о состоянии ничтожества, в котором пребывает творение до получения Божьей Благодати, значит помнить своего Бога. – Прим. перев. на англ.
** Айран – кисло-молочный напиток. – Прим. перев. на русск.

Меснави (5, 4035 – 064, 075 – 079, 083 – 117, 189 – 192, 195 - 215)


ВПЛЕТИ МЕНЯ В УЗОР КОВРА


Духовный опыт - скромная девица,
Ей шум, и топот, и разврат не снится.

На жениха она глядит с любовью,
На блазь греха не поведёт и бровью.

Духовный опыт – тишь, рекой струится,
Вороны тонут, а форель резвится.

Пусть мёд содержит видимое блюдо,
Кто жрёт без меры, тому будет худо.

Невидимые в чёрном небе луны,
Мы чувствуем, как лира чует струны.

Присутствие, невидимое миру, –
Как шея безголовая – секиру.

Лишь от Него дары мы получаем,
Но суть сего не все мы понимаем.

* * *

Ты – Ток реки, мы – жерновов вращенье.
Ты – Ветер, мы – пылинок завихренье.

Ты – Сила, мы – движенье пальцев кисти.
Ты – Истина, а мы – лишь звук, да мысли.

Ты – Радость бытия, мы – формы смеха.
Ты – Суть, а мы – орудия успеха.

* * *

В исповеданьи веры – смысл
Любых деяний человека.
Шум жерновов рождает мысль –
Их кредо, это вера в реку.

Бессилен украшать я мысль
Строкой напыщенных сравнений.
Бессилен призывать вас смысл
Понять моих стихотворений.

Секунда каждая быстра!
И шепчет каждое мгновение:
- "Вплети меня в узор ковра!
Меня послало Провиденье!"

Меснави (5, 3292 – 3299)


ОГНЕННЫЙ ПРИЛИВ


И я, подобно притчи пастуху*,
Не числя философских барышей,
Хочу очистить Божию доху
От Бога моего кусавших вшей!

Хочу сесть псом перед Его шатром,
Покой и сон Его ночами охранять!
И грязь пред Ним покрыть моим ковром,
Чтоб мог Он, не запачкавшись, ступать!

Хочу латать для Бога башмаки!
И в страстном обожанье пребывать!
Хочу, чтоб ангелы-весельчаки
Шатёр мой в небо кинули опять!

* * *

Когда ж накатит огненный прилив,
Хочу не просто волн услышать гул,
А грудью ощутить крутой обрыв!
Хочу, чтоб духом в нём я утонул!


_________________________________
* Пастух – персонаж другой притчи Руми, "Моисей и Пастух", из Меснави (2, 1720 - 1796) – Прим. перев. на русск. яз.


Меснави (5, 3310 - 3324)


ХАЛЛАДЖ

Халладж* "Я – Истина" сказал,
И лишь секира палача
Сумела приглушить скандал,
Рот с головой смахнув с плеча.

И завершить Халладжа путь,
Его Создателю вернув ...
С тех пор я не могу заснуть,
Я был там, время повернув.

На память, с савана его
Я срезал маленький кусок,
Не шире пальца одного ...
Но он покрыл меня до ног!

Однажды, много лун назад,
Я наломал букетик роз,
Проникнув в тот волшебный сад,
Что на его могиле рос.

Шип розы впился в мою грудь,
И сколько я ни ковырял,
Извлечь его не смог ничуть,
Но только глубже загонял!

На львов охоты ремесло,
Я у Халладжа изучил,
Но став опасней льва зело,
Я сам себя же поглотил!

Я был нервозным скакуном,
Но укротил меня Халладж,
Задав овса с Любви вином,
И совершив на мне свой Хадж.

* * *

Когда к нему приходит вдруг
Паломник хладный и нагой,
Халладж советует: "Мой друг,
Плывёт в реке тулуп живой.

Нырни и ухвати его!"
И тот нырнёт, и уж схватил,
Да чувствует, как в самого
Тулуп вдруг когти запустил!

И обернётся медведём,
Упавшим в реку наверху,
Тулуп оживший ... И вдвоём
Река несёт их, как труху.

Халладж кричит на берегу:
- "Чего ты возишься, друг мой?"

В ответ: "Вернуться не смогу!
Тулуп несёт меня домой!"

* * *

Вся эта басня - лишь намёк.
Тебе не нужно лишних слов,
Чтобы понять простой урок,
Что дал Халладж, грудь распоров.


_________________________
* Халладж – великий суфийский философ, поэт-мистик, и мученик, казненный в 917 Р.Х. (за три века до рождения Руми) за крамольное высказывание "Ана’ль Хакк" ("Я – Истина", т.е. "Я – Бог").
Руми выступал в его защиту так:
- "Выражение 'Я – Бог' свидетельствует о великом смирении. Человек, который говорит: 'Я - слуга Божий', тем самым утверждает, что существует его 'я', отдельное от Бога. Тот же, кто заявляет 'Я – Бог', тем самым говорит: 'Меня нет'. Бог есть всё, нет ничего, кроме Бога; 'я' – это чистое небытие, ничто". – Прим. перев. на русск. яз.

Диван Шамса Тебризи # 1288


НАС ТРОЕ


По дому кружится любовь,
Поёт, как флейта и струна,
И в сердце забурлила кровь,
Вином Волхвов Звезды* пьяна.

Нас трое в доме, и луна
Тихонько вышла из угла,
Да налила нам в рог вина,
И пламень в роге подожгла.

Один, поцеловав порог,
Коленопреклонён в мольбе.
Другой, с огнём пригубив рог,
Глядит в лицо своей судьбе.

A третий говорит друзьям:
- "Мой танец - радость Бытия!
Кто так кружился, знает сам,
Он потерял себя, как я."

Утерян разум и душа,
Нет места вере и сомненью!
Как жизнь такая хороша!
Житьё-бытьё без сожаленья!

_________________________
* Вино Волхвов Звезды – аллюзия на Христа. – Прим. перев. на русск. яз.

Диван Шамса Тебризи, # 2395

ТОБОЮ ПРЕИСПОЛНЕН


Тобою преисполнен я настолько,
Ни вере, ни неверью места нет!
Душа, да тело, да умишка столько,
Чтобы понять, существованье - бред!


Рубайат, # 0168

 



ГЛАВА 12, "ШЕЙХ"

"Такой вот у меня учитель" - Руми


О ШЕЙХЕ


Существование Бога ни доказуемо, ни является фантазией. Руми часто именует Божье Присутствие в себе словом Друг. Друг находится за пределами чувств, Он ускользает от попыток прикосновения, а между тем находится к нам ближе ярёмной вены. Но нужно зеркало, чтобы увидеть даже её.

Шейх* и является таким зеркалом, напоминающим о Присутствии Друга и одновременно он является поваром. Понимание Друга, приходящее через шейха, питает душу, передавая духовную энергию многим ученикам.

Руми часто сравнивал отношения между учителем и учениками с поваром, работающим над горошинами в котле. Ритуалы совместного приготовления пищи и общей трапезы являются важной частью суфийской традиции, восходящей к Руми. В Конье до сих пор сохранилась могила повара Руми. В суфийском ордене Мевлеви ученику доверяют впервые войти в кухню и участвовать в приготовлении общих блюд только после того, как трансформация его личности достигает определённого уровня.

Руми создал образ ученика, как горошины, растущей и наслаждающейся зелёным садом, орошаемым щедрым дождём сексуальных наслаждений. Она зреет, достигает отверделой формы, но затем её стручок срывают, шелушат и бросают её в кипящий котёл. Внимание к ней повара нежно, осторожно, постоянно и в случае самого Руми, наполнено непрерывным диалогом. Постепенно, горошина размякает и впитывает в себя привкусы добавляемых шейхом специй. Рано или поздно, она становится достаточно вкусной и привлекательной для тех, кого суфийская традиция зовёт Настоящими Людьми.

Итак, горошина попадает из сада наслаждений в котёл, где варится поваром до состояния годности, чтобы питать собою членов общины мистиков.

* Шейх (араб.) – букв. старейшина. – Прим. перев.

ГОРОШИНА И ПОВАР


Горошина варится на огне*,
Орёт она и скачет в казане.

То вниз нырнёт, где тихая вода,
То вверх всплывёт, упряма и тверда ...

Взлетела вдруг на бортик казана,
И зашипела повару она:

- "За что ты, больно так меня язвишь,
Да раны солью посыпаешь лишь?"

Послушав молча, добр и терпелив,
Отвар пригубил, годность оценив,

Горошины не взяв из казана,
Ей повар - "Ну," cказал, "ты и нежна!

Тебя же я обязан разварить,
Но не губя, лишь убавляя прыть."

И в воду сбросил краем черпака,
Тверда была у повара рука.

- "В котле, в воде кипящей, не спеша,
Размякнет твоя чёрствая душа.

Когда была зелёной, молодой,
Ты влагой упивалась дождевой,

И становилась жёстче день за днём,
Приходится теперь томить огнём.

Не пробуй выпрыгнуть из кипятка,
Впитай в себя вкус специй, дух дымка.

Питательность старайся обрести,
Чтоб путнику дать силы на пути."

* * *

Так молодости нашей благодать -
Растит нас, холит и даёт блуждать.

За эти наслаждения потом
Жизнь нас крутым обварит кипятком,

Чтоб Другу приготовить на обед
Ему приятный, сочный винегрет.

* * *

Горошина покрутится стремглав,
Но после долгой варки, размягчав,

С любовью вдруг прошепчет, наконец:
- "О, повари меня ещё, отец!

Прости, что я болтала во бреду!
Я, будто слон, мечтавший на ходу

О позабытой в Индии родне,
Забыв, что есть погонщик на спине.

Ты - повар, ты - погонщик,ты – родня!
О, как мне нравится твоя стряпня!

И повар ей поведает в ответ:
- "Я тоже был, как ты - зелёный шкет.

Сожгли мне кожу на большом костре,
Избавив от колючек в кожуре.

Варился я во времени котлах,
И жарился на знания углях.

Коптил меня ученья сладкий дым ...
Так сделался я поваром твоим."

__________________________________
* Использованы русские подстрочники Л. Тираспольского и В. Державина. – Прим. перев. на русск.

Меснави (3, 4160 – 4168, 4197 - 4208)


TAKOЙ ВОТ У МЕНЯ УЧИТЕЛЬ


Вчера учитель трудный преподал урок,
О нищете, отсутствии желаний,
И нестяжании ... Я видел потолок
Рубиновый и игрище блистаний

В стенах златых и драгоценных зеркалах
Дворца ... Я возлежал в алмазной сфере ...
Потом я в океан унёсся на крылах,
И он в пустой мой перелился череп ...

Потом круг задушевных, тихих мудрецов
Вдруг перстнем на моём сомкнулся пальце ...
Исчезло всё ... Ни океана, ни дворцов,
И ураган ревёт перед скитальцем,

Что ищет лишь покойную обитель ...
Такой вот у меня учитель.


Диван Шамса Тебризи, # 2015


НЕСЛЫХАННАЯ СОРАЗМЕРНОСТЬ


Я умер, но воскрес потом.
Заплакал, после рассмеялся.
Был грозным африканским львом,
И нежной звёздочкой казался.

Безумие любви в груди
Моей царило безраздельно!
Но он сказал мне: "Уходи,
Твоё спокойствие бесцельно."

Тут ярость овладела мной,
Ученики меня связали.
Но он сказал: "Иди домой,
Живи в спокойствии печали."

Мне удалось пробиться сквозь
Пласты спокойствия - к веселью.
Но он сказал: "Дороги врозь.
Уйди, мирской задайся целью."

Я умер. И услышал глас:
- "Ты - хитроумный человечек,
Неисчерпаем твой запас
Фантазий и пустых словечек."

Я перья выщипал уму,
И дурачком прослыл базарным.
Монет мне не кладут в суму,
Лишь дарят крошевом сухарным.

Вдруг он сказал: "Ты стал свечой
Для нашего всего собранья."

Я не поверил: "Милый мой,
Где ж свет? Лишь дыма колыханье."

А он сказал: "Теперь, ты – шейх,
Ученья жаждущим - наставник."

Меня же нервный корчил смех,
Я так ответил: "Ты забавник!

Как я могу учить других,
Когда страдаю от бессилья?
Коль хочешь, чтобы я затих,
То мощные отдай мне крылья!"

А он сказал: "Я не могу.
Крыл передача невозможна.
Свои лишь можно на бегу
Расправить, только осторожно."

Но я хотел ЕГО крыла,
Метался, чувствуя цыплёнком ...
Но вскоре новые дела
Мне в уши пропищали тонко:

- "Не суетись! К тебе идёт
Неслыханная Соразмерность!"

Вдруг старая любовь зовёт:
"Вернись!"
… Ей отвечаю: "Верность!"

* * *

Ты – солнце! Светел и высок.
Я – только тень на стенке ямы.
Ты – полирующий брусок.
Я – заскорузлый пень упрямый.

Душа, как тёмная вода,
Льдом покрываясь на рассвете,
Лишь днём, оттаяв, может "Да,
Спасибо!"
солнышку ответить.

Венера на закате, вновь,
С Луной сливаясь постепенно,
Преобразуется в Любовь,
И в ночь бездонную вселенной.

Не говоря ненужных слов,
Безмолвные свои фигуры
Гроссмейстер, словно зверолов,
По полю гонит взором хмурым.

Мне улыбается в ответ
Пленительной своей улыбкой ...
Не буду подавать совет,
Дабы не сделаться ошибкой !


Диван Шамса Тебризи, # 1373
СЛОВНО ЭТО


Видать ему не довелось
Прекрасных гурий силуэта?
Накидку верхнюю отбрось,
И дай ему увидеть ЭТО!

Впивать ему не довелось
Дух розы мускусной букета?
Головку опростоволось,
И дай ему понюхать ЭТО!

Ему ослепнуть не пришлось
Oт пары чёрных вспышек света?
Чадру с лица, царица, сбрось,
И пусть его ослепит ЭТО!

Ни разу девственная плоть
Сияньем лунным не согрета?
С груди своей покровы сбрось,
И дай ему потрогать ЭТО!

Из мрачных туч не довелось
Зреть пурпур нежного рассвета?
Ты юбки медленно отбрось
И пусть его захватит ЭТО!

* * *

Наивно спросит молодежь:
- «А ростом высоки ль поэты?»

Ты бровь косую обведёшь
и молвишь тихо: «Словно ЭТО!»

А если спросит молодежь:
- «Как гибнут от любви поэты?»

На труп мой взглядом поведёшь
И молвишь тихо: «Словно ЭТО!»

Но если спросит молодежь:
- «Как воскрешает Бог поэтов?»

В рот поцелуешь и вдохнёшь
Жизнь новую мне - словно ЭТО!

* * *

Во тьме душа бежит из тела,
Но возвращается с рассветом.
А кто не верил в это дело,
Знай, ты вернулась - словно ЭТО!

Когда Возлюбленная стонет,
За душу нежную задета,
Прислушайся! Ведь гул агоний -
Глас Истины, вот, словно ЭТО!

Я – небо, дом для жизни духа.
Живи в глубинах синих цвета,
Покуда бриз тебе на ухо
Секреты шепчет, словно ЭТО!

Тому, кто спросит: «Что мне делать?»
Зажги в руке источник света,
Как Шамса нам свеча горела ...
И Шамс вернётся, словно ЭТО!

Диван Шамса Тебризи, # 1826


ТРЕСНУВШАЯ ВАЗА


Вообрази момент, когда частица,
Которой ты являешься на деле,
Опять с тем целым воссоединится,
От коего отделена доселе.

Представь то долгожданное мгновенье
Конца твоих, увы, нелёгких странствий -
Родни восторг и сладость возвращенья
Семьи любимца, выход из пространства.

Вино польётся в рты, помимо кубков,
В граните вспыхнут алые рубины,
Увидишь, как преобразится жуткий
Мирок твой тусклый, заблистав павлином ...

* * *

Однажды, мы с приятелем-монахом
В стенах монастыря его бродили,
И, движимые тем же Божьим страхом,
Духовные свои дела сравнили.

Мы делаем похожую работу:
Посты, молитвословье на рассвете,
Одолеваем леность и зевоту,
Хоть мелкие грешки творим в секрете.

Он подарил мне треснувшую вазу ...
Душа моя, как эта ваза, страстью
Расколота ... О, Шамс! Как быть мне сразу
Самим собой и вне себя, отчасти?!


Диван Шамса Тебризи, # 2805


ВОСК


Koгда я вижу образ Твой,
Молю: "Благослови!"
И поникаю головой!
И плачу от любви!

Вдруг тела обмякает стать,
Как воск вблизи огня,
И Соломонова Печать
Ложится на меня!

Твоим, как летний светлячок,
Дыханием согрет!
Треплюсь, как свечки язычок,
Давая миру свет!

В Твоих играющих руках
Пою я, как зурна!
Твоим дыханьем на губах
Моя душа пьяна!

* * *

В Твоей ладони я лежал,
Но, как слепой нахал,
Лишь мусор жадно загребал,
Да глупости вещал

О том, что понимал едва!
Я был настолько туп,
Иль пьян, дурная голова -
Что свой я выбил зуб!

Как вор, забрался в дом родной
И золото украл!
Потом к соседям за стеной
Залез и наблевал!

Пускай же прошлое умрёт!
Ты победил в борьбе!
Меня побив, избавил от
Вредительства себе!

* * *

Свои я перья не деру,
Но птицей к небесам
Взлетаю рано поутру,
Внимая чудесам!

Вселенная и стаи звёзд
Текут через меня.
Я украшение ворот
На карнавал огня!


Диван Шамса Тебризи, # 1628


ТУТ ВНЕШНИМ ФОРМАМ МЕСТА НЕТ


В тот день, когда в последний раз покинешь дом,
И улицей на кладбище пойдёшь. Не сам,
Но на плечах чужих, безжиненным кулём,
С лицом, безмолвно обращённым к небесам,

Прислушайся тогда к подземным голосам ...
И, слыша тихий, замогильный голос мой,
Ты осознаешь - нет пределов чудесам,
Навеки вместе мы, и снова ты живой!

Я – совесть чистая, я – стержень бытия,
Я неизменна! Ни молитвенный экстаз,
Ни сон, ни забытьё короткое питья,
Ни плач, ни самобичеванье напоказ

Меня не усыпят! Я – строгий судия!
Той ночью, когда ты забудешь, наконец,
Свой страх, поняв, что не ужалит вдруг змея,
А скорпион бывает нежен, как птенец,

Услышь знакомый голос мой, увидь свечу,
Зажжённую тебе и ладаном дыши.
Тебя обступит множество твоих причуд
И радостей давно забытых фетиши.

Сюрпризом явится тебе приятным пир,
Что дан во честь твою Возлюбленною. Той,
Которая влюбленным в Истину – кумир,
Что скрыта в сущности возлюбленной любой!

Душевное смятение твоё – есть знак!
Секретный мой сигнал из склепа тишины,
Спасительный, неугасающий маяк.
Не бойся праха ты могильной глубины,

Не выбирай себе и савана фасон.
Ибо могильный жёлтый прах весь будет смыт,
А саван дорогой - разодран будет он,
Торжественною музыкой оркестра тьмы.

Мне человечий образ не ищи вотще,
Я – квинтэссенция смотренья твоего.
Тут места внешним формам нет! Тут суть вещей
Очищена огнём любви ото всего!

* * *

Не надо дожидаться смертного одра!
Есть нечто большее, чем слава, власть, жратва,
И деньги - даже тут. Хоть часто суть - хитра,
А ощущенья врут нам хуже колдовства.

Но как же нам обсерваторию назвать,
Что в нашем городе недавно создана?
Где люди тихо наблюдают благодать,
И ею светятся, пронизаны до дна?


Диван Шамса Тебризи, # 1145

 

ДРУЗЬЯ ДЕТСТВА


Наш царь хранит обычай старины –
При выходе торжественном двора,
Военных ставит с левой стороны,
У сердца, ибо армия храбра.

А справа ставит мудрых визирей,
Корана и закона знатоков –
Письмо и счёт ведутся у людей
Рукою правой испокон веков.

А в центре ставит суфиев наш царь -
Они ему нужны, как зеркала,
Ведь должен постоянно государь
Зреть отраженья душ, чураясь зла.

Дарите зеркала всем, кто красив!
Пусть каждый, озарённый красотой,
Почистит душу, радость ощутив,
Даря других любови добротой!

* * *

Иосиф, став в Египте визирём,
Раз друга детства в гости пригласил.
При встрече они плакали вдвоём,
И хохотали, сколько было сил.

Привыкши с детства другу доверять,
Валяясь на подушках, перед сном,
Они секреты стали поверять,
Как дети, не заботясь ни о чём.

И друг спросил Иосифа тогда:
- "Ты струсил, злобу братьев осознав?"
- "Нет, страха не было, как и стыда.
Как лев в цепях, я чувствовал, что прав.

И путами я не был оскорблён,
Не жаловался, братьев не молил.
Я ощущал предательство, как сон,
Но знал, что пережить достанет сил."

- "А в том колодце и затем в тюрьме -
Что думал ты о будущем, мой друг?"
- "Я, как ущербная луна, во тьме -
Уверен был - мой возродится круг!

Я, как жемчужина на дне ступы,
Под пестиком аптекаря лежал,
Знал – пестики жестоки и тупы,
Я стану порошком, и не визжал.

Я знал, Аптекарь этот порошок
Насыпет в снадобье и слепота
Покинет фараона. Ясноок,
Он разглядит, где скрыта правота."

* * *

Как зернышко во глубине земли,
Раскрылся, вырос, срезан, цепом бит.
Потом его на мельницу свезли,
Растёр там жорнов - тяжек, деловит.

Потом замешан в тесто на воде,
Раскатан, сплющен, жаром испечён.
И, в пиршества степенной череде,
Разжёван ... И усвоил фараон

Ту глубину Божественных идей,
Что выразил пред всеми, на виду
Раб, чужестранец, узник, иудей,
Тем от Египта отведя беду.

Он пережил судьбу любви зерна,
Потерянного в поле, о каком
Поют в ночь сева. Полная луна
Тогда сияет в небе голубом.

Чреду метафор праздным языком
Всю ночь могу в экстазе петь я вам.
Но лучше мы послушаем о том,
Что другу говорил Иосиф сам ...

* * *

Закончив грустный о себе рассказ,
И сбросив тяжкий гнёт с своей души,
Иосиф, мастер дружеских проказ,
Решил немного друга посмешить,

Задав ему вопрос шутливый вдруг:
- "Скажи, какой принёс гостинец мне
Ты с родины, мой старый, добрый друг?
Что прячешь от меня ты в чапане?

Поскольку, по-обычаю, пустым
Являться в гости нам запрещено,
Принёс ты нечто. Что же это? Дым?
Ведь я богаче всех давным-давно.

Дарить подарок глупый мне нельзя,
На мельницу не ходят без зерна.
Представь, что перед Богом, лебезя,
Предстал ты после смерти, старина.

И Бог тебя спросил: 'С пустой сумой
Пожаловал ты в гости, мой дружок?
Ты думал, что не встретишься со Mной?
Да просчитался! Нынче вышел срок!'"

Хотел Иосиф друга подколоть,
Но гость нешуточный вдруг дал ответ,
Сел, убедительно сложив щепоть,
И произнёс: "Ты прав, на свете нет

Наверно, ничего, чем я бы мог
Тебя иль Бога, друг мой, удивить.
Вы всем владеете, ты или Бог.
Я красноречия обрежу нить.

Любой на рынке виденый предмет
Казался неуместной ерундой.
Ведь каплю – морю мне дарить неслед,
А пыль златую – шахте золотой.

Лежит в твоих амбарах всё зерно,
И куплена тобою вся земля,
Моей душой владеешь ты давно,
Чего ж могу ещё тебе дать я?

Поэтому я зеркало привёз,
В него ты можешь на себя взглянуть
И вспомнить детство, запах первых гроз,
И пройденный тобою тяжкий путь,

Увидишь маму молодою, аксакал."
И из халата зеркало достал.


Меснави (1, 3150 - 3175)

 

ЗЕРКАЛО НЕБЫТИЯ

Дар лучший, зеркало для бытия –
Небытиё! Когда же вы, друзья,

Поймёте, что все прочие дары
Нелепей бус цветных для той игры,

Которая так ценится детьми,
Да голыми из Африки людьми?

* * *

Смысл хлеба отражён голодным ртом,
Смысл трута – гибель в пламени златом,

Глухой лишь ценит сущность тишины,
А нищий щедрость внял до глубины.

Портным износ одежд необходим,
Портной без дыр в одежде – нелюдим.

Деревья губит лесоруб весь день,
Чтоб жечь огни градов и деревень.

Врачу полезно смерти торжество,
Чтоб медицины зрело мастерство.

Небытиё родит успех, почёт,
В борьбе с ним мастер движется вперёд.

* * *

Придвинь небытиё к привычкам злым,
Как зеркало, чтобы порвать с былым,

Проведай обо всех своих грехах,
И бейся с ними, пособит Аллах!

Начни творить серьёзные дела -
Вот суть искусств и смысл ремесла!

Самодовольство – твой страшнейший враг,
Скрывает мир завесы этой мрак!

Ставь грех перед зерцалом и рыдай!
Гордыню со слезами изливай!

Шайтан сказал: "Адама лучше я!" *
То "лучше!" нас кусает, как змея!

На взгляд чиста проточная вода,
Но муть на дне скрывается всегда.

* * *

Не знаешь, что поделать? Вопроси!
Шейх муть канавкой может отвести.

И прекрати баюкать боль свою,
Язык не сможет усыпить змею.

Страшней болезни – думать, что здоров,
Не следуя советам докторов!

Доверь же врачевание – врачу!
Преодолей своё "я не хочу!"

Гляди - на рану села туча мух.
Увёртки – мухи, твой нарыв распух!

Так не мешай! Пусть мух разгонит шейх,
Грехов он размотает грязный шлейф,

Которыми ты волю обмотал,
Себя сам обрекая на провал.

Смотри на рану, глаз не отводи -
Свет сквозь неё втекает внутрь груди!

Когда излечишься, смотри, не лицемерь,
Что сам себя ты исцелил – не верь!


_________________________
* Koран (7 : 12) – Прим. перев. на русск. яз.

Меснави (1, 3192 - 3227)


MЫШЬ и ВЕРБЛЮД


Вселилась в Мышь, неведомо откуда,
Идея - стать погонщицей Верблюда.

И караван завидев проходящий,
Она хватила край узды висящий

В передние пушистенькие лапки,
И семенит, держа узду в охапке,

Погонщикам огромным подражая ...
Верблюд за ней последовал, кивая

Своей кудлатой головой громадной
И думая: "Чтоб было неповадно

Впредь не в своё тебе соваться дело,
Задам урок. Пока же - топай смело."

Вот, подошли они к какой-то речке,
И нужно плыть. Мышь, виснет на уздечке,

Дрожит, пищит, ну, а вперёд - ни шагу ...
- "Где ж ты подрастеряла всю отвагу?"

Чего ж ты ждёшь, почтенная вождиха?
Ведь мелко тут,"
Верблюд смеётся тихо.

Мышь в писк: - "Боюсь я утонуть мгновенно!"
Верблюд: "Не трусь, воды тут - по колено."

- "Да, может быть - до твоего колена!
Но я мала, утопну совершенно!"

- "Не быть тебе погонщицей Верблюда.
Ну, не взыщи, не получилось чуда.

Так оставайся с прочими мышами,"
Сказал Верблюд, пошевелив ушами.

- "О, не бросай меня тут, ради Бога!"

взмолилась Мышь. Верблюд ответил строго:

-"Что ж, полезай на горб, держись за потник,
Таких как ты могу таскать я сотни."

* * *

Ты не пророк, лишь эпигон пророков,
Так следуй их путём без экивоков!

Тогда, возможно, попадёшь до срока
Туда, где селят тех, кто без порока.

Не тужься направлять корабль веры!
И в лавке духа не торгуй без меры!

Храни молчание, внимай любовно,
И Божьего глашатая греховно

Не строй! Молчи, согласно этикета,
А коль откроешь рот - проси совета!

* * *

Исток высокомерия и злобы,
В подлейших вожделениях утробы,

В укоренившихся дурных привычках ...
Ты не веди себя, как дурень притчи,

Что глину жрал, придя в негодованье,
В ответ на мудрые увещеванья.

* * *

Вождизм может стать дурной привычкой,
Коль каждой бочке будешь ты затычкой!

И всякий раз, когда в других сомненье
Родит тобой принятое решенье,

Ты видишь только дух противоречья
И негодуешь без мягкосердечья.

Боишься козней и переворота?
Тогда, вождя не по тебе работа!

* * *

Будь начеку духовном постоянно!
Сверяй все состоянья неустанно

С Возлюбленной, в душе твоей царящей!
Не поддавайся гордости мертвящей!

О том, что медь душою не богата,
Она поймёт, лишь обратившись в злато!

Любовь не знает о своём величьи,
Не побывавши в нищенском обличьи!


Меснави (2, 3436 – 3474)

 

ПОДАРКИ ДРУГА


Нося подарок Друга - плащ из кожи,
Украшенный переплетеньем вен,
Знай, был тебе фонарь подарен тоже,
В ночь освещать дорогу перемен.

Будь вечной школой! Пусть фонарь не гаснет,
Укрытый этим кожаным плащём.
Но пусть неподалёку будет мастер,
Что ночь, как солнце, изгоняет днём.


Рубайат # 0033


ХРОМОЙ КОЗЁЛ


Ты видел коз, что топали к воде?
В конце хромой, задумчивый козёл,
С пучком колючек в грязной бороде,
С трудом тащился грустен и тяжёл ...

Сперва не разглядевший плутовства,
Теперь хохочет весело народ –
Напившись, стадо тянется едва,
А тот хромой козёл его ведёт!

* * *

Есть много способов вести дела -
Один послушен, а другой взбрыкнёт ...
Хромого же стратегия козла
К корням существования ведёт!

И если хочешь, чтобы похвала,
Твой день украсила, приятель мой,
Стратегии учись-ка у козла,
И стадо за собой веди домой.


Мeснави (3, 1114 - 1127)


Глава 13, "РАСПОЗНАВАЯ ЭЛЕГАНТНОСТЬ"


"Благоразумный Твой Родитель" - Руми


ОБ ЭЛЕГАНТНОСТИ


Как происходит внезапное осознание окружающей нас красоты? Как в детстве, подобно озарению. Например, так я открыл для себя удивительных мадагаскарских меркатов во время
телепередачи по каналу "Дискавери". Так открывается красивейшая дорога по берегу нашего озера. Триста миллионов галактик. Золотой ободок вокруг глаза зелёной лягушки.

Всё необходимое нам богатство заключено в пределах осознаваемой сложности настоящего момента. Руми с потрясающей глубиной ощущает это изобилие и изливает благодарность за него водопадом поэтических шедевров!

Возможно, красота и ясность, которую Руми называет "разумом", и является той восхитительной закономерностью, которую исследуют и биологи и физики, и которая связывает воедино любую систему.

Как мистик, так и учёный занимаются изучением единой многослойной реальности: непостижимого и точного искусства существования.

ОТЕЦ РАЗУМ


Всё во Вселенной, что тебе знакомо, -
Явление единого закона.

Его благоразумный твой Родитель
Использует, как вдумчивый учитель.

Когда ведёшь себя неблагодарно,
Мир отвечает злобно и вульгарно.

Помиришься с Отцом, страшась позора,
Изысканные выступят узоры,

И всё тобой давно пережитое,
Воскреснет – близкое и дорогое.

* * *

Поскольку я влюблен в сей мир священный,
Не скучно мне в дарованной Вселенной.

Красот любуюсь вечным водопадом,
И гул их вод со мной не просто рядом,

Но проникает и в моё сознанье,
Определяя чувства и мечтанья.

Мелькают экстатические руки
Деревьев. Ветер напевает звуки,

Которым вторит вертящийся мистик,
И, как поэты, тихо шепчут листья,

Творя неповторимый строй метафор.
Уж бросил семена отважный пахарь

Во чрево чёрное. Но, коль вглядишься,
То проблески зеркальные водицы

Увидеть и под слоем чёрным можно ...
Теперь подумай, если осторожно

Раздвинуть все ненужные завесы,
Увидим что?! Кабы не мракобесы,

Да не царящее везде неверье,
Я рассказал бы более, поверь мне.

* * *

Есть предрассудок, что поэты могут
Грядущее узреть. Побойся Бога!

Послушай, что Отец нас учит - Разум:
- "Сын-Будущее не дарил ни разу

Папаше-Настоящему подарка."
Всё что имеешь - дня СЕГО запарка!

Лишь ЭТО! Глубочайшие желанья,
И тела нужды, и мечты сознанья

Исполнить силой ДАННОГО МГНОВЕНЬЯ
Способно лишь руки прикосновение.


Меснави (4, 3259 - 3270)


ФЛЕЙТА


Однажды Мастер с поля взял тростинку, очистил, высушил, и удалил ворсинки,

Прорезал девять дыр, как человеку, украсил и согрел и дал ей песни,

Она ж рыдает жалко, как калека, боль от разлуки приравняв к болезни.

И мастерства не ценит, хоть убейте, что жизнь дало ей новую, как флейте!


Рубайат, # 0612


СКРОМНОЕ ЖИТЬЁ


Не унижает скромное житьё,
Но наполняет мудростью познанья.
Ведь возвращенье к простоте твоё
Освободило время для исканья.


Ребёнку сказку сказывая, царь
Становится и сам на час ребёнком,
Но и играя, нам он – государь!
Лев остаётся львом, играя с львёнком.

 

Рубайат, # 0397


ХИЛАЛ


Теперь, когда ты качества Билала*
Смог оценить, послушай про Хилала,**

Который, как Иосиф благородный,
Стал конюхом, раз Господу угодно.

Знать, не случайно многие пророки
Шли в конюхи, пока не вышли сроки.

Хилал был утончённее Билала,
В учение влюблён и знал немало,

Достиг духовной чистоты алмаза,
И пребывал в той стадии экстаза

Духовного, подобно Моисею,
Что мог сказать: "Теперь не заробею,

И не остановлюсь в пути, покуда
Бурливых вод, что цвета изумруда,

И вод покойных прелести лазурной,
Я не увижу лично встречи бурной!

И я готов туда идти годами." ***
Нафс**** подавлял Хилал не как мы с вами.

* * *

Не в состоянье был его хозяин
Хилала оценить, хоть мусульманин,

Глаза на Истину раскрыв частично,
Что, к сожалению, весьма типично.

Он понимал лишь внешние явленья,
И избегал душевного волненья.

Всё, что он знал – верх-низ, да страны света.
Душа любовью не была согрета.

* * *

Однажды заболев, Хилал в конюшне
Один лежал с неделю, а бездушный

Хозяин так и вовсе не заметил
Его иcчезновения на свете.

И остальные напрочь о Хилале
Больном все, как один, позабывали.

Лишь добрый Мухаммед, благословенье
Ему и мир от Бога, внял виденью,

Которое ему послал Всевышний,
И навестил Хилала, словно ближний,

Чтоб выразить сочувствие больному,
И постучал в ворота того дома.

Увидев на дворе своём пророка,
Хозяин разболтался, как сорока,

И, как охотник следом за оленем,
Из горницы сбежал вниз по ступеням,

Целуя след сандалий Мухаммеда,
Упрашивал остаться для обеда.

- "Но, я пришёл сюда совсем не в гости,"

Сказал пророк и отодвинул тростью

Хозяина, чтоб оглядеться лучше.
- "Kaкой счастливый нам послал Вас случай?"

- "Здесь Новая Луна на свет родилась
И Новым Человеком обратилась!

Растёт в твоём дворе в навозной почве,
Цветок редчайший, мне он дорог очень.

Скажи, где прячешь конюха Хилала?"
- "Его уже неделю не видал я,

Но, думаю, он занят на конюшне,
Обязанностям конюха послушный."

И Мухаммед ворвался на конюшню -
Там сыро, и темно, и очень душно

От запахов мочи и от навоза,
Но лишь вошёл пророк, запахло розой.

* * *

Грязь исчезает, если входит дружба,
Для веры даже чудеса ненужны.

Рождает веру материнский запах,
А не слова людей в высоких шляпах.

Да, могут чудеса разить неверье,
Но вера вырастает из доверья!

* * *

Сквозь забытьё, почуяв милый запах,
Хилал проснулся, как дитя заплакав,

И поразился чудному явленью -
Сквозь ноги лошадей мелькала тенью

Зелёная накидка Мухаммеда!
Хилал подумал: "Проявленье бреда!"

Пополз на свет и лёг своей щёкою
На ногу Мухаммеда ... "Бог с тобою!"

Сказал пророк и наклонившись долу,
Обнял и приподнял больного с полу,

Рукой коснулся головы Хилала,
Поцеловал и лоб и щёки впалы.

- "Скажи, зачем ты прятался, друг милый?
Как чувствуешь себя? В ногах нет силы?

Ты весь горишь! Подать тебе водицы?"
Хотя Хилал давно мечтал напиться,

Но он прошёл достойно испытанье,
И принял, не кляня судьбы, страданье!

Вот, что сказал Хилал тогда пророку:
-"Как вышло, что сонливый лежебока

Такой, как я, разбужен вдруг восходом
Пророчества светила? Пред народом

Теперь мне будет очень, очень стыдно!
Ведь "жаждущим" назвать меня обидно,

Раз я один стоял под водопадом
Живой воды, а прочие - лишь рядом!"

Очищен был в живой воды фонтане
Хилал от свойств земных! Читай в Коране,

Что чистоты священной состоянье
"дано, коль блАгие творишь деянья." *****

* * *

- "КАК чувствуешь?"
спросил пророк Хилала.
Знай, в кратком КАК содержится немало!

Дурак сидит и жрёт сырую глину,
Чтоб жажду утолить ... КАК дурачину

Сподобило заняться ерундою,
Коль окружён пророческой водою?

КАК может грязная, слепая псина,
Проснувшись, оказаться в теле львином?

Да львом стать не таким, кого охотник
Способен умертвить, кидая копья,

Но духа львом, чей рык ломает стены
У многих тысяч городов Вселенной!

КАК может тварь, всю жизнь ползя на брюхе,
С закрытыми глазами, в страхе, в скуке,

В грязи – вдруг распахнуть случайно очи,
И, видя сад весной, завыть в немочи?

КАК это - быть от власти КАК свободным?
Для всяких КАЧЕСТВ - телом чужеродным?

Коль набежит вдруг КАК-ающих банда
И станет умственной просить баланды,

Где всякий кус разжёван и расчислен,
Брось кость им - процитируй эти мысли.

Покуда КАК сквозь ротовую рану
Сочится ядом, не ходи к фонтану,

Святой водой от КАЧЕСТВ не отмыться,
Лишь понапрасну умертвишь водицу.

Вода святая душам благодатна,
Вознаградит тебя тысячекратно

Паломничество к этому фонтану -
Даст мир душевный и любую рану

Залечит, только не спасёт от КАЧЕСТВ.
Избавиться от них – твоя задача!

Избавься сам от всех: "ах-КАК-мне-странно!",
"КАК-это-утверждение-туманно!",

"КАК-я боюсь-подвергнуться-обману!",
Их не тащи с собой, идя к фонтану.

Хусам – эксперт по солнечному свету.
Летучи мыши не страшны поэту!

Поэтому поёт он нам о Лунах
И тайнах ночи, бряцая на струнах.

Он спел о Новой нам Луне – Хилале**.
О Полной же Луне****** мы не слыхали.

Пускай о Полной нам Луне - о шейхе,
Теперь споёт, под музыку жалейки.

Что Новая, что Полная, собою
Останется всегда Луна - Луною.

Нас Новая Луна пускай научит,
Тому, как постепенный рост могучий

И целеустремлённое движенье,
Рождают к совершенству приближенье.

Вниманье к мелочам, любовь, терпенье
Рождают совершенство исполненья

В шедеврах нашей матери - природы,
Будь Мира или Человека роды.

То, что с зародышем проделать могут
Терпенья девять лун, по воле Бога,

С твоей душою сотворить способны
Лишь сорок ранних утр бесподобных.

_____________________
* Билал – абиссинский раб, ставший первым муэдзином ислама; ему посвящена предыдущая поэма в 6-й Книге Меснави. – Прим. перев. на русск.
** Хилал (араб.) – "новая луна". – Прим. перев. на русск.
*** Коран (18 : 60) – Прим. перев. на русск.
**** Нафс (араб.) – эго, низменная, плотская душа. – Прим. перев. на русск.
***** Koран (16 : 97) – Прим. перев. на русск.
****** Полная Луна – Бадр (араб.) – имя героя следующей поэмы в 6-й Книге Меснави. – Прим. перев. на русск.

Меснави (6, 1111 – 12, 1156 – 58, 1170 - 1215)


УКРОЩЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ


Коль ученик не подавляет нафс*,
Его течением, как многих вас,

Несёт в канаву. И, не самоцвет,
А ком земли он, коим счёта нет.

* * *

Вот байка, как брадатый аманат**
Хоть сам был от природы туповат,

Считал, что и султан был простаком,
Себя ославив круглым дураком.

Султан спросил: "Который тебе год?
Мне врать не думай, не смеши народ."

Дурак же принялся в ответ крутить:
- "Семнадцать мне, но мог я позабыть.

Шестнадцать, нет, пятнадцать мне всего!"
Султан заржал: "Дойдёшь до одного,

Не прекращай, а уползи туда,
Откуда выполз ты, дитя стыда!"

* * *

Иль взять историю одной кумы,
Что лошадь собиралась взять взаймы.

- "Вон, серую,"
хозяин предложил.
- "Ту не хочу, мне вид её не мил."

- "Чего же с ней тебе не так, кума?"
- "Дык, пятится, не справлюсь я сама."

- "А ты её поставь вперёд хвостом!",
Хозяин со смеху лежал пл

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.