Муртаг слегка поклонился, а Торн сказал мысленно: «Благодарю тебя, Эбритхиль», и его слова Эрагон услышал. То, что Торн назвал Глаэдра учителем, похоже, изумило Муртага, ибо он оглянулся на дракона и даже рот открыл, словно собираясь что-то ему сказать.
Но тут заговорил Умаротх:
«Мы знаем о многих трудностях, с которыми вам довелось столкнуться, Торн и Муртаг, потому что мы всегда – издали – следили за вами, как следили и за Эрагоном и Сапфирой. Есть многое, чему мы сможем обучить вас, когда вы сами будете к этому готовы, но до тех пор вот что мы вам скажем: во время ваших странствий избегайте курганов Ангхельма, где покоится первый и единственный король ургалов Кулкарвек, а также руин Дору Арибы на острове Врёнгард и Эль-Харима. Бойтесь морских глубин и не ходите туда, где земля становится черной и ломкой, а в воздухе пахнет серой, ибо в таких местах таится зло. Послушайтесь нашего совета, и вы не встретите опасности, с которой не сумели бы справиться. Разве что если вам уж очень не повезет».
Муртаг и Торн поблагодарили Умаротха, и Муртаг, с тоской глянув в сторону Урубаена, сказал:
– Нам, пожалуй, пора. – Он вдруг внимательно посмотрел на Эрагона. – Ну, теперь-то ты, надеюсь, можешь припомнить истинное имя древнего языка? Или магия Гальбаторикса до сих пор туманит твои мозги?
– Почти могу, но… – И Эрагон с отчаянием покачал головой.
И тогда Муртаг сам произнес это имя имен. Он произнес его дважды: сперва, чтобы уничтожить заклятие забвения, которое наложил на Эрагона Гальбаторикс, а затем, чтобы Эрагон и Сапфира запомнили это имя.
– Я бы никогда не поделился этими знаниями ни с кем иным, – сказал Муртаг. – И прежде всего потому, что если бы каждый маг знал имя древнего языка, то и сам этот язык стал бы бесполезен, а может, и вреден.
Эрагон кивнул в знак согласия, и Муртаг протянул ему руку. Эрагон стиснул его руку обеими руками, и они несколько секунд пристально смотрели друг другу в глаза.
– Будь осторожен, – сказал Эрагон.
– И ты тоже… брат.
И Эрагон снова согласно кивнул:
– Хорошо, брат, обещаю.
Муртаг проверил крепеж седла, уселся Торну на спину и, когда Торн уже расправил крылья и начал удаляться от Эрагона с Сапфирой, обернулся и крикнул:
– Позаботься, чтобы Насуаду впредь охраняли как следует! У Гальбаторикса было слишком много преданных слуг, куда больше, чем мне было об этом известно. Кстати, далеко не все они были связаны с ним лишь магическими узами – они действительно были ему преданы и теперь будут искать способ отомстить за смерть своего хозяина. А потому все время будь начеку, Эрагон. Среди них есть и такие, кто, пожалуй, опаснее раззаков!
И Муртаг поднял руку в прощальном жесте. Эрагон ответил ему тем же. Торн, сделав три крупных прыжка, круто взмыл в небо, оставив на мягкой земле глубокие борозды от когтей.
Сверкающий на солнце красный дракон сделал над крапивным морем три круга и медленно полетел на север.
Эрагон подошел к Сапфире, и они, стоя вместе на вершине холма, еще долго смотрели вслед Торну и Муртагу, пока те не превратились в маленькую сверкающую звездочку на горизонте.
И обоих охватило чувство глубокой печали. Постояв еще немного, Эрагон уселся Сапфире на спину. Они взлетели с холма и вскоре вернулись в Урубаен.
Наследница империи
Эрагон медленно поднимался по стертым ступеням зеленой башни. Близился закат, и сквозь окна в округлой стене справа виднелись уже накрытые тенью дома Урубаена и затянутые вечерней дымкой поля за пределами города. Чем выше он поднимался по винтовой лестнице, тем лучше становился виден и тот мрачный темный утес, что нависал над разрушенной цитаделью Гальбаторикса.
Башня была высока, и Эрагон даже притомился подниматься на самый верх. Он думал, что зря не взлетел на вершину башни с помощью Сапфиры. День выдался уж очень долгий, и сейчас Эрагону больше всего хотелось просто сидеть рядом с Сапфирой, пить горячий чай и смотреть, как медленно меркнет вечернее небо. Но, как всегда, впереди было еще полно дел.
С Сапфирой он виделся всего дважды с тех пор, как они, простившись с Муртагом и Торном, вновь приземлились на площади перед цитаделью. Большую часть дня она помогала варденам ловить и убивать бывших воинов Гальбаторикса, а также собирать в лагеря тех жителей, что бежали из города и рассыпались по окрестностям, опасаясь, что их раздавит рухнувшей скалой.
То, что выступ над цитаделью так и не упал, было, по словам эльфов, связано с некими старинными заклинаниями, которыми они укрепили эту скалу много веков назад, когда Урубаен еще назывался Илирией и был их столицей. Да и сама масса огромной скалы позволяла ей устоять даже после столь мощного взрыва.
Однако множество местных жителей по-прежнему стремились покинуть город через его главные ворота. И почти все, кто оказался в самом Урубаене или поблизости от него во время взрыва цитадели, нуждались в исцелении с помощью магии, иначе вскоре могли лишиться последних сил и даже умереть. Некоторые успели серьезно заболеть, и Эрагон вместе с эльфами положил немало сил, чтобы спасти как можно больше людей. С помощью Элдунари он исцелил немало варденов и жителей Урубаена.
Эльфы и гномы пытались как-то укрепить передние стены цитадели, чтобы предотвратить дальнейшее распространение исходящей оттуда невидимой заразы – злых чар, созданных Гальбаториксом. Разумеется, они занялись этим лишь после того, как обследовали всю крепость в поисках выживших. Их оказалось немало: солдаты, слуги и сотни пленников, которых извлекли из донжонов.
Огромное количество сокровищ, включая обширную библиотеку Гальбаторикса, еще только предстояло извлечь из цитадели, и было ясно, что это будет непросто. Стены во многих помещениях обрушились, а другие хоть и держались, но так сильно пострадали, что даже приближаться к ним было опасно.
Чтобы нейтрализовать действие ядовитых чар, пропитавших здесь воздух, камень и все предметы, требовалось применение магии. Эльфы намеревались очистить город и земли вокруг него от вредоносного осадка, который образовался после взрыва, чтобы местность вновь стала пригодной для проживания.
Эрагон знал, что понадобится его помощь. Еще до того, как он присоединился к тем, кто исцелял и накладывал оградительные чары на всех в Урубаене и его окрестностях, он более часа пытался с помощью имени древнего языка отыскать и обезвредить многочисленные заклятия, наложенные Гальбаториксом на дома и людей.
Некоторые чары казались вполне безобидными, даже полезными. Например, заклинание, которое не позволяло дверным петлям скрипеть и черпало свои силы в хрустальном шаре размером с обычное яйцо, вделанном в створку двери. Но Эрагон не осмелился ни одно из наложенных Гальбаториксом заклятий оставить действующим, каким бы безвредным оно с первого взгляда ни казалось. Особенно это касалось тех магических пут, которыми Гальбаторикс оплел всех представителей своего ближайшего окружения. Среди них чаще всего попадались те, кто просто принес ему клятву верности, но некоторым с помощью магии он даровал небывалые умения или необычайное мастерство в чем-то.
По мере того как Эрагон освобождал и аристократов, и простолюдинов от их клятвенной зависимости, ему не раз доводилось слышать, как они горюют по этому поводу, словно он отнял у них нечто, чрезвычайно для них дорогое.
Когда он снял магические узы с Элдунари, которых Гальбаторикс взял в плен и превратил в своих рабов, мысли этих драконов моментально вырвались на свободу и принялись бранить и оскорблять всех без разбору, не пытаясь понять, кто враг, а кто друг. Великий ужас охватил Урубаен. Даже эльфы порой бледнели и корчились от страха. И тогда Блёдхгарм и его десять оставшихся в живых заклинателей привязали вереницу металлических ящиков с Элдунари к паре лошадей и вывезли их за пределы Урубаена. Там мысленное воздействие драконов уже не оказывало на других столь сильного воздействия.
Глаэдр настоял на том, чтобы именно он сопровождал обезумевших драконов. К нему присоединились и некоторые Элдунари, привезенные из Врёнгарда. Именно тогда Эрагон во второй раз и увиделся с Сапфирой. Он как раз накладывал заклятие на Умаротха и других Элдунари, делая их невидимыми, чтобы передать их Блёдхгарму. Глаэдр и еще пятеро старых драконов были уверены, что им удастся успокоить всех, кого так долго мучил Гальбаторикс, и вступить с ними в переговоры. Эрагону очень хотелось надеяться на это.
Когда эльфы и Элдунари покинули город, с Эрагоном мысленно связалась Арья, находившаяся по ту сторону разрушенных ворот. Она совещалась с командирами армии, которую привела ее мать. Арья засыпала Эрагона вопросами, но он все же успел даже за этот короткий промежуток времени почувствовать, какую тоску она испытывает из-за смерти матери, какие сожаления, гнев, горе кипят в ее душе. Ведя с ней мысленный разговор, он понимал, что в данный момент ее чувства угрожают взять верх над разумом, и она лишь с огромным трудом сдерживает их. Он, как мог, постарался ее утешить, но все утешения, похоже, были напрасны, так велика была ее утрата.
После расставания с Муртагом, некое ощущение пустоты то и дело охватывало душу Эрагона. Раньше ему казалось, что он будет ликовать, чувствуя себя победителем. Ведь они убили Гальбаторикса, совершили то, к чему так давно стремились! Но хотя он действительно радовался, что правителя Империи больше нет, он не знал, что ему теперь делать. Да, он достиг поставленной цели. Взобрался на вершину неприступной горы. Но пока что новой, вдохновляющей цели у него не появилось, и он был совершенно растерян. Чем же им теперь с Сапфирой заняться? Как использовать свою долгую жизнь? Что сможет придать этой жизни смысл? Эрагон понимал, что со временем им с Сапфирой так или иначе придется участвовать в воспитании нового поколения драконов и Всадников, но эта перспектива казалась ему слишком далекой, а потому и почти нереальной.
Эти размышления ослабляли его волю, делали его каким-то растерянным. Эрагон старался направить свои мысли на что-то другое, но проклятые вопросы, связанные с будущим, продолжали терзать его, прячась где-то в глубине души, к ощущение пустоты возникало у него все чаще.
Так, может, Муртаг и Торн поступили правильно?
Казалось, эта лестница, вьющаяся меж зеленых стен башни, не кончится никогда. Эрагон все тащился вверх, вверх и вверх по осыпающимся ступеням, пока люди внизу, на улицах, не стали казаться ему маленькими, как муравьи, а щиколотки и колени не заболели от бесконечного повтора одних и тех же движений. Он видел гнезда ласточек в узких окнах-бойницах, а под одним окном обнаружил кучку мелких косточек, оставленных ястребом или орлом после трапезы.
Когда наконец показалась верхняя площадка, а на ней широкая стрельчатая дверь, почерневшая от старости, Эрагон остановился, чтобы собраться с мыслями и немного перевести дыхание. Затем, преодолев последние несколько ступенек, он поднял засов на двери и, толкнув ее, вошел в просторный округлый зал, находившийся на самой вершине сторожевой башни, некогда построенной эльфами.
Там его уже ждали: Арья, эльф с серебряными волосами, лорд Датхедр, король Оррин и Насуада, король Орик и король котов-оборотней Гримрр Полулапа и Сапфира. Они стояли или – как король Оррин – сидели, образуя широкий круг. Сапфира устроилась напротив винтовой лестницы, спиной к выходящему на юг окну, через которое сюда и влетела. Свет закатного солнца косо проникал в башню, освещая эльфийскую резьбу на стенах и прихотливый рисунок, выложенный из цветных камней на щербатом от старости полу.
За исключением Сапфиры и Гримрра, все выглядели напряженными и неспокойными. По тому, как была натянута кожа у Арьи на скулах, по ее высоко вздернутому подбородку, Эрагон понял, как сильно она расстроена, как глубоко ее горе, и ему страшно хотелось хоть чем-нибудь облегчить ее душевную боль. Оррин сидел в глубоком кресле, прижимая руку к перевязанной груди. Во второй руке он, как обычно, держал чашу с вином. Двигался Оррин с преувеличенной осторожностью, явно боясь причинить себе боль, но глаза у него были ясные, чистые. Эрагон догадался, что на этот раз выпил он совсем немного, а осторожным его заставляет быть тяжелая рана в груди. Датхедр постукивал пальцем по рукояти меча. Орик сложил руки на рукояти своего молота Волунда, стоявшего перед ним на полу, смотрел гном куда-то в собственную густую бороду. Насуада обхватила себя руками, словно ей было холодно, и была очень напряжена. А кот Гримрр Полулапа с независимым видом смотрел в окно, словно не замечая остальных.
Когда Эрагон вошел, все дружно на него посмотрели, а Орик даже улыбнулся и радостно воскликнул:
– Эрагон! – Вскинув молот на плечо, он двинулся Эрагону навстречу. – Я знал, что ты в итоге его прикончишь! Отличная работа! Вечером мы это отпразднуем! И пусть ярко горят огни, пусть голоса наши звучат так, чтобы даже на небесах было слышно, как мы пируем!
Эрагон улыбнулся, кивнул, и Орик, еще раз хлопнув его по плечу, вернулся на прежнее место. А Эрагон прошел через зал и остановился рядом с Сапфирой.
«Маленький брат», – ласково сказала она и коснулась мордой его плеча.
Эрагон в ответ погладил ее по твердой чешуйчатой щеке, испытывая покой и блаженство уже потому, что она рядом, и мысленно, точно щупальцем, коснулся тех Элдунари, которые все еще находились у Сапфиры на спине. Старые драконы тоже были изрядно утомлены событиями минувшего дня, и Эрагон почти не сомневался, что они предпочли бы наблюдать и слушать, а не принимать активное участие в том обсуждении, которое вот-вот должно было начаться. Элдунари ответили на его мысленное приветствие, после этого погрузились в молчание.
Похоже, никто из присутствующих не имел желания выступить первым. Снизу, из города, доносилось ржание лошадей. В цитадели стучали кирки и резцы. Король Оррин неловко поерзал в своем кресле и сделал глоток вина. Гримрр почесал острое ухо, украшенное кисточкой, и принюхался, словно чего-то ожидая.
Наконец тишину нарушил Датхедр.
– Нам необходимо принять решение, – сказал ок.
– Это мы и так знаем, эльф, – прогрохотал Орик.
– Не мешай. Позволь ему говорить спокойно, – строго заметил Оррин и повел своим кубком, инкрустированным самоцветами. – Мне, например, весьма интересно было бы выслушать соображения о том, как нам следует действовать дальше. – Горькая и одновременно насмешливая улыбка искривила его губы, и он кивнул Датхедру, словно давая ему свое милостивое разрешение продолжать речь.
Датхедр в ответ слегка поклонился. Если его и обидело замечание Оррина, то он ничем этого не показал.
– Всем известно, что Гальбаторикс мертв, – сказал эльф. – И весть о нашей победе уже летит, как на крыльях, по всей земле. К концу недели о свержении Гальбаторикса будет известно всей Алагейзии.
– Как и должно быть, – вставила Насуада.
Она переоделась, сменив свою изорванную рубаху на темно-красное платье, которое, правда, весьма подчеркивало то, как сильно она похудела за время своего плена. Это платье только что не падало с ее плеч, а перетянутая поясом талия казалась неправдоподобно тонкой. Насуада никогда еще не выглядела такой хрупкой и уязвимой, но все же было заметно, что ей уже удалось немного восстановить свои силы. Когда Эрагон и Сапфира вернулись в цитадель, она была на грани обморока. Джормундур просто в ужас пришел, увидев свою любимицу, и попросту схватил ее в охапку и куда-то утащил, чтобы остаток дня она провела в полном одиночестве и смогла хоть немного отдохнуть. Так что у Эрагона не было возможности посоветоваться с нею до начала собрания, и он совершенно не был уверен в ее мнении относительно того основного вопроса, который они и собрались здесь обсуждать. В случае крайней необходимости он мог бы, конечно, связаться с ней мысленно, но надеялся обойтись без этого, не желая нарушать ее личный покой. По крайней мере сейчас, после всего, что ей пришлось вынести.
– Да, как и должно быть, – подтвердил Датхедр. Голос его был чист и звонок, и ему вторило легкое эхо, отражаясь от высокого сводчатого потолка. – Однако же, как только жители Алагейзии узнают, что Гальбаторикс пал, первый вопрос, который они зададут: кто же теперь займет его место? – Датхедр оглядел лица присутствующих. – Мы должны дать им ответ на этот вопрос прямо сейчас, прежде чем в их душах возникнет тревога. Наша королева мертва. Король Оррин ранен. Я уверен, что уже множатся самые разнообразные слухи. И очень важно пресечь эти слухи, пока они не нанесли невосполнимого ущерба. Откладывать решение этого вопроса нельзя, это может иметь весьма пагубные последствия. Мы не можем допустить, чтобы каждый лорд, имеющий в своем распоряжении войско, полагал, что может сам стать правителем – хотя бы собственного игрушечного государства. Если это произойдет, Империя развалится на сотню различных королевств. Никто из нас этого не хочет. Должен быть избран следующий правитель – избран и назван, как бы это ни было трудно.
Не оборачиваясь, Гримрр прошипел:
– Нельзя возглавить с-с-стаю, если ты с-с-слаб.
Король Оррин растянул губы в улыбке, но глаз его эта улыбка даже не коснулась.
– И какую же роль вы намерены играть в этом, Арья и лорд Датхедр? Или ты, король Орик? Или ты, король Полулапа? Мы, безусловно, благодарны вам за дружбу и помощь, но данный вопрос решать должны все же люди. Мы, люди, сами способны избирать себе правителей и никому не позволим сделать это за нас!
Насуада еще крепче обхватила себя руками и, к удивлению Эрагона, сказала:
– Я согласна с Оррином. Этот вопрос мы должны решать сами. – Она посмотрела через зал на Арью и Датхедра. – И вы, конечно же, нас поймете. Ведь вы бы не позволили нам вмешиваться в ваши дела и говорить, кого вы должны назначить своим новым королем или королевой. – Она посмотрела на Орика. – Да и ваши кланы, -Орик, не позволили бы нам хотя бы назвать тебя в качестве преемника Хротгара.
– Нет, – сказал Орик. – Не позволили бы.
– Да, мы это понимаем, и решение, конечно же, в итоге остается за вами, – сказал Датхедр. – Мы никогда не взяли бы на себя смелость диктовать вам, что вы должны или не должны делать. Но разве мы, ваши друзья и союзники, не заслужили право поделиться с вами своими соображениями по столь значительному поводу? Ведь ваше решение скажется и на всех нас. Что бы вы ни решили, это будет иметь далеко идущие последствия, и вы поступили бы правильно, если бы сперва разобрались, каковы могут быть эти последствия, прежде чем прийти к окончательному решению.
Эрагону было совершенно ясно, что это завуалированная угроза. Датхедр хотел сказать, что если эльфы не одобрят принятого решения, то последствия этого могут быть крайне неприятными. Он с трудом старался сохранять спокойное выражение лица. Подобная реакция эльфов, впрочем, была более чем ожидаемой. Ставки были высоки, и любая ошибка сейчас могла принести массу проблем на десятки лет вперед.
– Это… представляется мне весьма разумным, – сказала Насуада, быстро глянув на Оррина, но тот неотрывно смотрел в свой кубок, покачивая находившуюся в нем жидкость.
– Ну, и как вы советуете нам сделать этот выбор, лорд Датхедр? – спросил он, не поднимая глаз. – Говорите же! Страшно хотелось бы это узнать.
Эльф помолчал. В низких теплых лучах заходящего солнца его серебристая голова сверкала, точно окруженная неким светящимся ореолом.
– Кому бы ни выпала честь носить эту корону, – начал он, – этот человек должен обладать умением и опытом, необходимыми для управления государством, чтобы с самого начала управлять им достаточно эффективно. У нас нет времени обучать этому нового правителя Империи. Мы также не можем позволить ошибок, простительных любому новичку. Правитель Империи должен морально соответствовать столь высокой должности, должен представлять собой приемлемую кандидатуру для воевавших варденов, а также, хотя и в меньшей степени, для населения Империи. И еще, по возможности, этот правитель должен устраивать нас и других ваших союзников.
– Подобными требованиями вы весьма сильно сужаете круг возможных кандидатур, – заметил король Оррин.
– Однако все эти требования соответствуют тем требованиям, какие обычно и предъявляют хорошему правителю. Действительно хорошему. Или вы со мной не согласны?
– Я вижу и некоторые другие необходимые… характеристики, которые вы либо пропустили, либо сочли необязательными. Возможно потому, что считаете их безнравственными. Но это неважно. Продолжайте.
Датхедр прищурился, но голос его звучал по-прежнему плавно.
– Самый очевидный вариант – и именно такого решения, по всей видимости, и ожидают жители Империи – это человек, который на самом деле и убил Гальбаторикса. То есть Эрагон.
Воздух в зале стал вдруг хрупким, точно сделанным из стекла. Все посмотрели на Эрагона, даже Сапфира, даже кот-оборотень. Эрагон отчетливо ощущал, что и Умаротх, и другие Элдунари пристально его изучают. Впрочем, и сам он внимательно, по очереди, посмотрел на каждого из присутствующих. Он не был ни испуган, ни разгневан их взглядами. Дольше всего он вглядывался в серьезное лицо Насуады, пытаясь отыскать в нем хотя бы намек на то, что она в действительности думает, но по ее лицу как всегда невозможно было хоть что-то прочесть.
И Эрагон с тревогой понял, что его вполне могут выбрать правителем.
А почему бы, собственно, и нет? Эрагон попытался представить себе подобную возможность. Нет никого, кто смог бы помешать ему занять трон, кроме Эльвы и, возможно, Муртага. Но он уже научился противостоять дару Эльвы, а Муртага и вовсе здесь не было. Кто же еще осмелится бросить ему вызов? Сапфира, он чувствовал, не станет ему препятствовать – каково бы ни было его собственное решение. И хотя он по-прежнему ничего не мог понять по выражению лица Насуады, у него было странное чувство, что ей впервые в жизни хочется отойти в сторону и отдать бразды правления кому-то другому.
«Ну, чего же хочешь ты сам?» – мысленно спросила у него Сапфира.
Эрагон ответил не сразу:
«Я хочу… быть полезным. Но власть и главенство – то, что было для Гальбаторикса самым ценным в жизни, – мало меня привлекают. И потом, у нас с тобой есть иные обязанности».
И он, вновь внимательно посмотрев на каждого присутствующего, поскольку все они сейчас следили за выражением его лица, сказал:
– Нет. Это было бы неправильно.
Король Оррин что-то проворчал и снова отпил из своего бокала, а вот Арья, Датхедр и Насуада, похоже, вздохнули с облегчением. Элдунари также, по всей видимости, остались довольны решением Эрагона, хоть и не проявили своих чувств.
– Я рад был услышать это, – сказал Датхедр. – Не сомневаюсь, ты стал бы прекрасным правителем, но отнюдь не уверен, что это было бы хорошо для тебя самого. Впрочем, и для всех прочих народов, населяющих Алагейзию, было бы не слишком хорошо, если бы корона Империи досталась еще одному Всаднику.
Эрагон заметил, что Арья сделала Датхедру какой-то знак. Эльф с серебряными волосами чуть отступил назад, и слово взяла сама Арья:
– На мой взгляд, следующим очевидным кандидатом должен стать Роран.
– Роран! – изумленно воскликнул Эрагон, не веря собственным ушам.
Арья пристально на него посмотрела. Взгляд ее был ясен, строг и даже – благодаря косым солнечным лучам – несколько свиреп. Ее глаза сверкали, как изумруды бриллиантовой огранки.
– А что тебя удивляет? – холодно спросила она. – Это ведь благодаря беспримерному мужеству Рорана вардены сумели взять Урубаен. Он также герой Ароуза и многих других сражений. Вардены, да и все остальные жители Империи, последуют за ним без колебаний.
– Он слишком груб и самоуверен! – тут же возразил Оррин. – И не обладает необходимым в таких делах опытом. – И виновато глянув на Эрагона, прибавил: – Впрочем, воин он и впрямь отличный.
Все это время Арья смотрела на него неподвижными круглыми глазами, как сова, потом один раз моргнула и заявила:
– Я полагаю, что Роран груб только с некоторыми, и это в значительной степени зависит от них… ваше величество. Впрочем, вы правы: Рорану действительно не хватает столь необходимого опыта. И в результате мы имеем всего две приемлемые кандидатуры: Насуаду и Оррина.
Оррин снова поерзал в своем глубоком кресле, задумчиво наморщив лоб, а вот Насуада даже не пошевелилась, и лицо ее осталось по-прежнему непроницаемым.
– Я полагаю, – сказал Оррин, обращаясь к ней, – что ты намерена отстаивать свои права?
Насуада вздернула подбородок.
– Да, намерена! – Голос ее звучал спокойно и ровно, как неторопливая река.
– В таком случае мы сейчас окажемся в тупике, ибо и я тоже намерен это сделать. И я не отступлю! – Оррин покрутил в пальцах ножку своего бокала. – Единственный, как мне представляется, способ разрешить эту проблему без кровопролития – чтобы ты отказалась от своих претензий. Если же ты будешь настаивать, то, боюсь, в итоге разрушишь все, что нам удалось завоевать, и за этим последует царство хаоса. Винить тебе за это будет некого, кроме самой себя.
– Значит, ты, Оррин, готов пойти против своих союзников всего лишь потому, что не желаешь добровольно отдать трон Насуаде? – спросила Арья.
И Эрагон понял, что Оррин, по всей вероятности, не видит в ней того, что сразу же стало ясно ему: она исполнена холодной, твердой решимости и готова в любой момент нанести удар и даже убить.
– Не совсем так, – возразил ей Оррин. – Но я действительно пошел бы против варденов, чтобы завоевать этот трон. Тут немалая разница.
– Почему? – спросила Насуада.
– Ты спрашиваешь «почему»? – Ее вопрос, похоже, разъярил Оррина. – Мои люди предоставляли варденам кров, пищу, оружие. Они сражались и умирали вместе с ними! Между прочим, мы были независимым государством и рисковали куда больше варденов. Вардены не имеют своего дома. Если бы Гальбаторикс победил Эрагона и его драконов, вы могли бы просто убежать и спрятаться. А нам некуда было бы идти, кроме Сурды. И тогда Гальбаторикс непременно напал бы на нас и превратил нашу маленькую страну в пустыню. Мы бросили на чашу весов все – свои семьи, дома, благополучие и свободу, – и после всех наших жертв мы вряд ли были бы удовлетворены, если бы просто вернулись на свои поля, не имея иного вознаграждения, чем твое, Насуада, королевское спасибо! Неужели ты действительно думала, что нам было достаточно, если бы нас погладили по головке, и все? Ха! Да я бы скорее согласился на четвереньках ползать! Мы полили своей кровью земли отсюда до Пылающих Равнин и теперь желаем получить законное вознаграждение. – Оррин сжал пальцы в кулак и пристукнул им. – Мы желаем, чтобы военные трофеи делили по справедливости!
Пылкая речь Оррина, похоже, ничуть не огорчила Насуаду, скорее, она стала еще более задумчивой. Эрагону даже показалось, что она ему сочувствует.
«Ничего она ему не даст, пусть не скалит зубы, как жалкая дворняжка!» – презрительно сказала Сапфира. Он не был с нею полностью согласен и предложил:
«Погоди, скоро увидим. Она вполне может все это здорово запутать».
И тут снова заговорила Арья:
– Я бы хотела надеяться, что вы оба все же способны прийти к некой дружеской договоренности, и…
– Конечно, – перебил ее король Оррин. – Я тоже очень на это надеюсь. – Он метнул быстрый взгляд в сторону Насуады. – Но, боюсь, несколько твердолобая решимость Насуады не позволит ей понять, что в данном случае ей лучше было бы покориться судьбе.
Арья сделала вид, что не слышит его, и продолжила:
–…как справедливо заметил Датхедр, мы никогда не стали бы вмешиваться во внутренние дела вашего народа и позволили бы вам самостоятельно выбирать себе правителя…
– Я прекрасно помню, что он сказал! – с издевательской усмешкой снова прервал ее Оррин.
–…однако же, – как ни в чем не бывало продолжала Арья, – будучи союзниками варденов, скрепившими союз с ними клятвой, мы – и я просто вынуждена сейчас об этом сказать – рассматриваем любое нападение на них, как нападение на наш народ, а потому будем отвечать соответствующим образом.
Выражение лица у Оррина внезапно стало кислым, даже щеки как бы втянулись внутрь. Но он промолчал. Зато заговорил Орик:
– То же самое абсолютно верно и в отношении гномов, – сказал он – и точно камни загрохотали где-то глубоко в подземелье.
Гримрр Полулапа – он принял человеческое обличье, оказывая честь высокому собранию, – поднял свою искалеченную конечность с тремя уцелевшими пальцами, внимательно изучил ногти, более похожие на когти, и промолвил неторопливо:
– Нам безразлично, кто станет королем или королевой, если нам будет даровано право, обещанное ранее, всегда сидеть рядом с троном. И все же договор мы заключали именно с Насуадой, и именно ее мы будем поддерживать, пока она не перестанет быть вожаком стаи варденов.
– Ах так! – вскричал король Оррин и даже слегка наклонился вперед, опираясь рукой о колено. – Но ведь она больше не «вожак стаи варденов»! Их вожак – Эрагон!
И снова все дружно повернулись к Эрагону. Он чуть поморщился и пояснил:
– На мой взгляд, всем давно ясно, что этот пост – пост предводителя варденов – был мною возвращен Насуаде, как только она вновь обрела свободу и вернулась к нам. А если кто-то этого еще не понял, то пусть поскорее расстанется со своими заблуждениями. Насуада всегда возглавляла варденов, а вовсе не я. И я уверен, что именно она должна унаследовать этот трон.
– Ну еще бы! Ты говоришь именно то, что должен сказать, – нехорошо усмехнулся король Оррин. – Ты же принес ей клятву верности. Разумеется, ты обязан поддерживать ее мнение. Однако ты – всего лишь верный слуга, защищающий своего хозяина, и твое мнение имеет не больше веса, чем мнения моих собственных слуг!