Роран схватил молодого лучника в охапку и перекатился за каменную глыбу, на которой только что сидел.
Оглушительный взрыв прогремел сразу после того, как они оба упали ничком. Рорану показалось, что в уши ему вонзились острые копья. Он вскрикнул от боли, но своего голоса услышать не смог – как, впрочем, не слышал он и ничего вокруг. Даже мостовая под ними ходила ходуном, клубы пыли и каменных обломков проносились в воздухе, заслоняя солнце, страшные порывы ветра срывали с людей одежду.
Пыли было столько, что Рорану пришлось зажмуриться. Вместе с лучником он прижимался к земле, пережидая, когда закончится это землетрясение, а если пытался вздохнуть, то горячий ветер уносил воздух прежде, чем тот успевал коснуться его губ. Роран задыхался – ему никак не удавалось наполнить легкие. А потом что-то ударило его по голове, сбив с него шлем.
Вскоре землетрясение стало проходить, и Роран открыл глаза, страшась того, что может увидеть.
Воздух был серым и непрозрачны, ничего не было видно уже шагах в двадцати. Мелкие щепки и каменные осколки продолжали дождем сыпаться с небес вместе с хлопьями сажи. Кусок бревна, лежавший напротив Рорана – это был кусок лестничного пролета, разломанного эльфами при попытке открыть ворота, – все еще горел после того огненного взрыва. Бревно обуглилось почти но всей длине. Воины, которые во время взрыва оказались на открытом пространстве, теперь плашмя лежали на земле; некоторые еще шевелились, а некоторые явно были мертвы.
Роран посмотрел на лучника. Тот прокусил себе нижнюю губу, и весь подбородок у него был в крови.
Они помогли друг другу подняться с земли и дружно посмотрели в ту сторону, где была цитадель. Но рассмотреть ничего не смогли: там царил какой-то темно-серый туман. Эрагон! Сумели ли они с Сапфирой выжить после такого взрыва? Великие боги, да разве можно было выжить в таком аду!
Роран несколько раз открыл и закрыл рот, пытаясь вернуть слух – в ушах стоял звон, и было довольно больно, но никакие ухищрения не помогали. Он коснулся правого уха и увидел, что пальцы у него в крови.
– Ты меня слышишь? – крикнул Роран лучнику, но сам не услышал ни слова. Его рот двигался совершенно беззвучно.
Лучник нахмурился и покачал головой.
Приступ головокружения заставил Рорана прислониться к каменной глыбе. Выжидая, когда к нему вернется чувство равновесия, он думал о том скалистом выступе, что нависает над городом, и ему вдруг пришла в голову мысль, что всему Урубаену, возможно, грозит страшная опасность.
«Нам нужно уйти отсюда, пока эта скала не рухнула». – Роран сплюнул кровавую слюну, смешанную с грязью, и снова посмотрел в сторону цитадели. Пыль все еще висела в воздухе. И горькая печаль охватила его душу.
Эрагон!
Море крапивы
Тьма и внутри этой тьмы – тишина.
Эрагон чувствовал, что куда-то скользит, а потом… А потом ничего. Он мог дышать, но воздух был затхлый, а когда он попытался пошевелиться, давление на созданные им чары усилилось.
Эрагон установил мысленную связь со всеми, кто был с ним рядом, проверяя, всех ли ему удалось спасти. Эльва была без сознания, Муртаг тоже, но главное – оба живы. Как и все остальные.
Впервые Эрагону удалось установить мысленную связь с Торном. Когда он это сделал, красный дракон вздрогнул. Его мысли были менее ясными, чем у Сапфиры, и какими-то более искаженными, но ему явно были свойственны сила и благородство, что весьма впечатлило Эрагона.
«Мы не сможем достаточно долго поддерживать действие твоего заклинания», – донесся до него голос Умаротха, и в этом голосе отчетливо слышалось напряжение.
«Вам придется это сделать, – сказал Эрагон. – Если вы этого не сделаете, мы все умрем».
Прошло несколько секунд, и в глаза Эрагону хлынул поток света, до eго ушей долетел какой-то бешено приближающийся шум. Он поморщился, заморгал глазами и сквозь черное дымное облако увидел гигантский дымящийся кратер на том месте, где стоял Гальбаторикс. Раскалившийся камень пульсировал под прикосновениями легкого ветерка, точно живая плоть. Потолок жутковато светился, и казалось, будто все они стоят в гигантском тигле.
В воздухе отчетливо пахло железом. Стены зала потрескались, колонны, резные украшения, светильники – все разлетелось вдребезги. У задней стены зала лежал мертвый Шрюкн. Почти вся его плоть была сорвана с почерневших от жара и сажи костей. Взрыв расшатал и обрушил каменные стены, и теперь на сотню футов взгляду открывался впечатляющий лабиринт туннелей и залов. Прекрасные золоченые двери, охранявшие вход в тронный зал, сорвало с петель, и Эрагону показалось, что он мельком успел увидеть дневной свет на том конце огромного коридора, который вел наружу.
Когда он поднялся на ноги, то заметил, что его магические стражи по-прежнему черпают силу у драконов, но уже не так быстро, как прежде.
Огромная каменная глыба, размером, наверное, с дом, рухнула с потолка и, ударившись об пол возле головы мертвого Шрюкна, раскололась на куски. По стенам всюду ползли новые и новые трещины, со всех сторон слышался зловещий треск разрушающегося камня.
Арья подошла к перепуганным детям, подхватила мальчика, вместе с ним взобралась на Сапфиру и велела Эрагону, указывая на девочку:
– Бросай ее мне!
Эрагон помедлил секунду, потом сунул Брисингр в ножны, подхватил девочку и бросил ее Арье, которая поймала ее на лету.
Потом он развернулся, обошел лежавшую на полу Эльву и приблизился к серой каменной плите, где по-прежнему висела прикованная Насуада. «Джиерда!» – сказал он, касаясь рукой ее кандалов, но заклинание не подействовало, и Эрагон отменил его, чтобы не тратить силы.
Насуада дернулась, и он, догадавшись, вытащил у нее изо рта кляп.
– Ты должен найти ключ! – с трудом вымолвила она. – Он был на поясе у того тюремщика, которого Гальбаторикс ко мне приставил.
– Нам не успеть – времени слишком мало осталось! – И Эрагон, выхватив Брисингр, что было силы рубанул по цепи, которой была прикована Насуада. Но меч со звоном скользнул по звеньям цепи, оставив на них всего лишь царапину. Эрагон ударил второй раз, но цепь не поддавалась.
Очередной кусок камня обвалился с потолка и с жутким грохотом разлетелся на куски.
Чья-то рука схватила Эрагона за плечо, он обернулся и увидел, что перед ним стоит Муртаг. Свободной рукой зажимая рану в животе, он прорычал:
– Отойди! – И Эрагон повиновался. А Муртаг произнес имя всех имен, прибавив к нему слово «джиерда», и железные оковы упали к ногам Насуады.
А Муртаг, осторожно взяв ее за запястье, медленно повел ее к Торну, но уже после первых шагов Насуада сама поднырнула под его руку, чтобы он смог опереться о ее плечо.
Эрагон от удивления даже рот разинул. И снова его закрыл – ничего, все вопросы он задаст потом!
– Погоди! – крикнула Арья, спрыгивая с Сапфиры и бросаясь к Муртагу. – Где яйцо? И где Элдунари? Мы же не можем их тут оставить!
Муртаг нахмурился, и Эрагон понял: он мысленно объясняет Арье, как все это найти.
Затем эльфийка резко развернулась и, тряхнув опаленными кудрями, с невероятной быстротой исчезла за какой-то дверью на противоположном конце зала.
– Это слишком опасно, Арья! – крикнул ей в след Эрагон. – Тут же все на куски разваливается!
И услышал ее мысленный ответ: «Идите. Выведи детей в безопасное место. Да иди же! У тебя не так уж много времени!»
Эрагон выругался. Ну, по крайней мере, хоть Глаэдра взяла бы с собой! Сунув меч в ножны, он наклонился и поднял с пола Эльву, которая как раз начала приходить в себя.
– Что происходит? – спросила она, когда Эрагон усадил ее на Сапфиру позади тех детей.
– Мы уходим, – кратко ответил он. – Держись.
Сапфира уже двинулась к выходу, прихрамывая из-за раны в передней лапе. Она ловко обогнула образовавшийся кратер, и Торн, который нес на спине Муртага и Насуаду, последовал за ней.
– Осторожней! – крикнул Эрагон, видя, что с потолка падает кусок светящегося от жара камня.
Сапфира резко метнулась влево, и обломок каменной плиты просвистел мимо, рухнув рядом с нею. Соломенно-желтые осколки разлетелись во все стороны. Один из них угодил в Эрагона, но застрял в кольчуге. Эрагон вытащил его и отшвырнул в сторону. От перчатки тут же потянуло дымом, и он почуял запах паленой кожи. А по всему залу продолжали падать куски раскаленных каменных плит.
Когда Сапфира добралась до входа в широкий коридор, Эрагон, оглянувшись на Муртага, крикнул:
– Как насчет ловушек?
Муртаг покачал головой и махнул рукой в знак того, что можно безбоязненно продолжать путь.
Почти весь коридор был завален грудами битого камня, что весьма замедляло продвижение. По обе стороны от себя Эрагон мог теперь видеть какие-то помещения, заваленные щебнем, взрыв обнажил входы в многочисленные туннели. В некоторых комнатах горели столы, стулья, кресла, а из-под камней торчали руки и ноги мертвых и умирающих. Порой можно было разглядеть и чье-то мрачное лицо или затылок.
Эрагон высматривал Блёдхгарма и его заклинателей, но от них, живых или мертвых, не осталось и следа.
В дальнем конце коридора, у выхода, толпились люди. Множество людей – солдаты и слуги – устремилось к зияющему провалу, и было видно, что у некоторых сломаны конечности, многие обожжены или ранены. Выжившие уступали дорогу Сапфире и Торну, но, в общем, особого внимания на драконов не обращали.
Сапфира была уже совсем близко от выхода, когда позади них раздался ужасающий треск и грохот, и Эрагон, оглянувшись, увидел, что тронный зал как бы провалился вовнутрь, и пол его оказался под слоем камня толщиной в пятьдесят футов.
«Арья!» – мелькнуло у Эрагона в голове. Он попытался отыскать ее с помощью мысли, но безуспешно. Либо их разделяло слишком много камня, либо одно из заклятий, вплетенное в построенный здесь лабиринт коридоров и залов, блокировало его мысль, либо – и эта возможность была более всего ему ненавистна – Арья погибла. Ее, конечно, не было в тронном зале, когда он рухнул, но вот сумеет ли она найти выход из этих подземных лабиринтов теперь, когда в тронный зал хода нет?
Когда они наконец выбрались из цитадели, Эрагон смог разглядеть, какой ущерб этот взрыв нанес Урубаену. Со многих домов, находившихся поблизости, сорвало крыши, и деревянные стропила загорелись. По всему городу виднелись языки пожаров. Столбы дыма поднимались вверх, пока не натыкались на нависавший над городом скалистый выступ и не начинали растекаться, плывя по наклонной каменной плите, точно вода по речному руслу. На юго-восточной окраине города дым пожаров встречался с лучами утреннего солнца, просачивавшимися из-за краев скалистого навеса, и там отсвечивал красно-оранжевым, точно огненный опал.
Жители Урубаена, покидая свои дома, потоком стремились к дыре во внешней городской стене. Солдаты и слуги из цитадели спешили к ним присоединиться, расступаясь перед Сапфирой и Торном и давая им возможность свободно пройти по площади. Эрагон почти не обращал внимания на этих людей. Пока они вели себя мирно, ему было совершенно безразлично, чем они заняты.
Сапфира остановилась в центре квадратной площади, и Эрагон спустил Эльву и двоих безымянных детишек на землю.
– Вы знаете, где ваши родители? – спросил он, опускаясь возле них на колени.
Они кивнули, и мальчик указал на большой дом слева, фасадом выходящий на площадь.
– Так вы живете совсем рядом?
Мальчик снова кивнул.
– Хорошо, тогда ступайте домой, – и Эрагон слегка подтолкнул обоих. Брат и сестра, не медля ни секунды, побежали через площадь. Дверь в дом тут же распахнулась настежь, и какой-то лысый человек, опоясанный мечом, вышел детям навстречу и заключил их в объятья. А затем, быстро глянув на Эрагона, вместе с детьми поспешил вглубь дома.
«Ну, это оказалось легко», – сказал Эрагон Сапфире.
«Гальбаторикс, должно быть, велел своим слугам взять первых попавшихся детишек, – ответила она. – Да мы ему и времени-то не дали».
«Да, наверное».
Торн остановился в нескольких шагах от Сапфиры, и Насуада помогла Мургату спуститься на землю. Муртаг привалился к брюху своего дракона, и Эрагон услышал, как он речитативом произносит слова исцеляющего заклятия.
Эрагон с помощью такого же заклятия исцелил раны Сапфиры, а на свои и внимания не обратил, так как ее раны были куда серьезнее. Дырка в левой передней лапе была столь велика, что в нее помещались разом оба его кулака, и, стоило ей остановиться, как возле лапы на земле образовалась лужа крови.
«Это он зубом или когтем?» – спросил Эрагон, исследуя ее рану.
«Когтем», – ответила она.
Эрагон воспользовался и своей силой, и силой Глаэдра, чтобы хоть как-то залечить рану. И лишь покончив с этим, решил все же заняться собой. Особенно ему досаждал тот жгучий порез в боку, куда Муртаг пырнул его мечом. Занимаясь самоисцелением, он поглядывал на Муртага.
Муртаг залечил рану у себя в животе, а затем – сломанное крыло Торна и другие повреждения, нанесенные его дракону. Насуада все это время оставалась рядом Муртага, не снимая с его плеча руку. Эрагон заметил, что Муртагу каким-то образом удалось вытащить из тронного зала свой меч Заррок.
Затем Эрагон наконец повернулся к Эльве. Девочка, похоже, сильно страдала от боли, но крови на ней он не заметил и спросил:
– Ты не ранена?
Эльва нахмурилась и покачала головой.
– Нет, но очень многие из них ранены. – И она указала на людей, спешивших покинуть цитадель.
– Угу. – Эрагон снова посмотрел на Муртага. Тот о чем-то разговаривал с Насуадой, которая все больше хмурилась. Затем Муртаг протянул руку, схватил ее за ворот рубахи и дернул с такой силой, что порвал ткань.
Эрагон уже наполовину выхватил из ножен меч, собираясь защитить Насуаду, но тут увидел, что вся верхняя часть ее тела покрыта жуткими воспаленными ранами. У Эрагона перехватило дыхание – уж больно эти раны были похожи на те, что «украшали» спину Арьи, когда они с Муртагом вытаскивали ее из тюрьмы в Гилиде.
Насуада кивнула, словно в знак согласия, и опустила голову. А Муртаг снова заговорил на древнем языке, прикладывая ладони к разным частям тела Насуады. Прикосновения его были нежны, даже робки, а написанное на ее лице облегчение свидетельствовало о том, от какой боли он в эти минуты избавлял ее.
Эрагон смотрел на них еще с минуту, а потом его вдруг охватила такая буря самых разнообразных чувств, что колени под ним подогнулись, и он устало присел на правую лапу Сапфирины. Дракониха ласково уткнулась мордой ему в плечо. Эрагон прислонился к ней, и она сказала:
«Нам все-таки это удалось!»
«Да, удалось», – откликнулся Эрагон, сам себе не веря.
Он чувствовал, что Сапфира думает о Шрюкне, о его смерти. Как бы ни был опасен Шрюкн, она все-таки оплакивала его уход – ведь он был одним из последних представителей ее расы.
Эрагон чувствовал себя необычайно легким, почти воздушным, словно мог бы сейчас запросто проплыть сам над поверхностью земли… Он даже на всякий случай вцепился в чешую Сапфиры:
«Что же теперь?..»
«А теперь мы все построим заново, – услышал он голос Глаэдра, и в этом голосе звучала смесь удовлетворения, горя и усталости. – Ты выполнил свой долг, Эрагон. Ты отлично со всем справился. Никто другой не посмел бы вот так пойти в атаку на Гальбаторикса, не решился бы на мысленный поединок с ним».
«Я не стремился к мысленному поединку с ним, я просто хотел, чтобы он понял», – устало возразил Эрагон, но если Глаэдр его и услышал, то предпочел не отвечать.
Казалось невероятным, что Гальбаторикса больше нет. По мере того как Эрагон осознавал, что это действительно так, его душа словно освобождалась от неких пут. Он, например, совершенно неожиданно вспомнил – словно никогда этого и не забывал – все, что им довелось узнать и пережить в Своде Душ.
И он вдруг, вздрогнув, воскликнул мысленно:
«Сапфира!»
«Я знаю, – сказала она, и он почувствовал ее волнение. – Яйца!»
Эрагон улыбнулся. Яйца! Драконьи яйца! Драконы не исчезнут! Теперь они не только выживут, но и будут процветать, вернут себе былое величие, славу, станут такими же, как до падения ордена Всадников!
Затем ужасное подозрение закралось в душу Эрагона, и он спросил Умаротха:
«Вы больше ничего не заставили нас забыть?»
«Если и заставили, то откуда нам знать?» – спокойно ответил белый дракон.
– Смотрите! – радостно крикнула Эльва, показывая в сторону цитадели.
Эрагон обернулся и увидел, что из черной пасти крепости выходит Арья, а рядом с ней идут Блёдхгарм и его заклинатели, все изодранные, в синяках. В руках у Арьи был деревянный ларец с золотыми застежками. А следом за эльфами в нескольких дюймах от земли плыла по воздуху целая вереница больших металлических сундуков.
Охваченный невероятным волнением, Эрагон вскочил и бросился им навстречу.
– Вы живы! – Он страшно удивил Блёдхгарма, когда схватил покрытого волчьей шерстью эльфа в охапку и крепко его обнял.
Блёдхгарм несколько секунд смотрел на него своими желтыми глазами, потом улыбнулся, показывая волчьи клыки, и спокойно сказал:
– Конечно, живы, Губитель Шейдов.
– А это что? Неужели Элдунари? – шепотом спросил Эрагон.
Арья кивнула.
– Они были в сокровищнице Гальбаторикса. Нам придется еще туда вернуться, там спрятано немало всяких чудес.
– И все они… в порядке? Элдунари, я имею в виду?
– Они, разумеется, несколько смущены. Я думаю, им понадобится не один год, чтобы прийти в себя. Если они вообще смогут прийти в себя.
– А это… – И Эрагон мотнул головой в сторону сундучка, который она несла.
Арья быстро огляделась, желая быть уверенной, что никого рядом нет, и чуть-чуть, на палец, приподняла крышку. Внутри на бархатной подстилке Эрагон увидел чудесное зеленое драконье яйцо, покрытое белыми прожилками.
На лице у Арьи была написана такая радость, что у Эрагона сразу поднялось настроение. Он заулыбался и подозвал к себе остальных эльфов. Когда они собрались вокруг него тесным кружком, он, прошептав заклинание на древнем языке, рассказал им о яйцах, хранящихся на Врён гарде.
Эльфы не стали кричать или смеяться, но глаза их так и засияли, а сами они дрожали от возбуждения. И Эрагону была так приятна их радость, что он по-мальчишески крутанулся на каблуках.
И услышал, как Сапфира окликает его: «Эрагон!»
Одновременно с этим Арья, нахмурившись, спросила:
– А где Торн и Муртаг?
Эрагон, опомнившись, посмотрел в ту сторону и увидел, что Насуада стоит в одиночестве, а рядом с ней лежит пара седельных сумок, которых на Торне Эрагон раньше не замечал. Ветер пронесся над площадью, и ему показалось, что он слышит хлопанье крыльев Торна, однако ни Торна, ни Муртага нигде видно не было. Эрагон попытался мысленно соединиться с Муртагом, и это ему удалось сразу же. Похоже, никаких барьеров они не ставили и мыслей своих не скрывали, но говорить с ним или слушать его отказались.
– Вот черт! – пробормотал Эрагон, подбегая к Насуаде. На щеках у нее видны были следы слез. В кои-то веки она, похоже, забыла о своей легендарной выдержке.
– Куда они направились? – спросил Эрагон.
– Подальше отсюда! – Подбородок у Насуады задрожал. Она судорожно вздохнула, взяв себя в руки, выпрямилась и показалась Эрагону еще более высокой, чем прежде.
Эрагон снова чертыхнулся, потом наклонился и открыл седельные сумки. Внутри оказалось довольно много Элдунари, уложенных в мягкие футляры.
– Арья! Блёдхгарм! – крикнул он, указывая на седельные сумки. Оба эльфа кивнули.
Эрагон подбежал к Сапфире. Ему ничего не нужно было ей объяснять: она и так все понимала. Она раскрыла крылья и тут же взлетела. Восторженные крики понеслись над городом – это вардены следили за ее стремительным полетом.
Сапфира мчалась на юг, следуя за мускусным следом, оставленным Торном в воздухе. Они миновали скалистый утес, темной тенью нависавший над Урубаеном, и, сделав петлю над широким скалистым выступом, направились к берегу реки Рамр. В течение нескольких миль они летели строго на север и почти все время на одной и той же высоте. Когда река Рамр, широкая, обрамленная деревьями, оказалась под ними, след почти под прямым углом свернул к земле.
И Эрагон, внимательно осмотрев местность внизу, заметил незначительный промельк чего-то красного у подножия холма на том берегу.
«Вон туда», – сказал он Сапфире, но та уже увидела Торна.
Она по спирали ринулась вниз и мягко приземлилась на вершину холма – понимая, что всегда лучше иметь преимущество высоты. Воздух у реки был влажным и холодным. Пахло мхом, глиной и сочной травой. Между холмом и рекой простиралось целое море крапивы. Жгучие растения росли так густо, что пройти сквозь них можно было, лишь прорубив себе тропу. Их темные зубчатые листья терлись друг о друга с тихим шелестом, звучавшим в унисон с шелестом речной воды.
На краю крапивных зарослей устроился Торн. Муртаг стоял рядом, проверяя подпругу седла.
Эрагон отстегнул Брисингр, но оставил его в ножнах. Потом осторожно подошел к ним.
Не оборачиваясь, Муртаг спросил:
– Ну что, хочешь остановить нас?
– Это зависит от твоего ответа. Куда ты собрался?
– Не знаю. Может, на север… куда-нибудь подальше…
– Ты мог бы остаться.
Муртаг горько рассмеялся – точно залаял.
– Ты же прекрасно знаешь, что это невозможно! Представь, какие проблемы возникли бы тогда у Насуады. Да и гномы никогда не простят мне того, что я убил Хротгара. – Он через плечо глянул на Эрагона. – Гальбаторикс часто называл меня Убийцей Королей. Вот и ты тоже стал теперь Убийцей Королей!
– Похоже, у нас это семейное.
– Ты бы лучше присматривал за Рораном, иначе… Кстати, Арью теперь можно называть Убийцей Драконов. Ей, должно быть, нелегко пережить такое. Эльф, убивающий дракона… Ты бы поговорил с нею, убедился, что с ней все в порядке.
Подобная проницательность с его стороны удивила Эрагона:
– Обязательно поговорю.
– Ладно, – сказал Муртаг, в последний раз подтягивая подпругу, и повернулся к Эрагону. Только теперь Эрагон увидел, что все это время он держал Заррок обнаженным и прижимал меч к себе, готовясь в любую минуту пустить его в дело. – Так что, желаешь остановить нас?
– Нет.
Муртаг слегка усмехнулся и сунул Заррок в ножны.
– Это хорошо. Мне до смерти не хотелось снова с тобой драться.
– Как тебе удалось вырваться из пут Гальбаторикса? Он ведь узнал твое истинное имя, верно?
Муртаг кивнул.
– Как я уже сказал, я больше не… мы больше не те, какими были когда-то, – и он коснулся бока Торна. – Нам просто понадобилось время, чтобы осознать это.
– Не только время, но и Насуада.
Муртаг нахмурился. Потом отвернулся и стал смотреть на море крапивы. Поскольку Эрагон тоже молчал, глядя все на ту же крапиву, Муртаг тихо спросил:
– А ты помнишь, когда мы с тобой в последний раз были возле этой реки?
– Трудно было бы забыть. Я до сих пор слышу, как кричали те лошади.
– Ты, Сапфира, Арья и я – все вместе. И все четверо были уверены, что ничто не сможет нас остановить…
В глубине души Эрагон чувствовал, что Сапфира разговаривает с Торном. И надеялся, что она потом расскажет ему, о чем они беседовали.
– Чем ты хочешь теперь заняться? – спросил он.
– Посидеть и подумать, – грустно усмехнулся Муртаг. – А потом, может, замок построю. Время у меня есть.
– Но тебе совсем не обязательно улетать! Я понимаю, это нелегко… но у тебя здесь родные: я и Роран. Он ведь и тебе двоюродный брат, а ты с ним даже не знаком… Для тебя Карвахолл и долина Паланкар – такие же родные места, как и Урубаен, может быть, даже более родные.
Муртаг покачал головой, продолжая смотреть на крапиву.
– Нет, это не поможет. Нам с Торном нужно побыть одним. Нам нужно время, чтобы исцелиться. Если мы останемся, я буду слишком занят, чтобы раз и навсегда все понять, все уяснить и для себя, и для Торна.
– Хорошая компания и постоянная занятость – что может быть лучше такого лекарства для больной души?
– Но чтобы исцелиться от того, что с нами сотворил Гальбаторикс, этого маловато. И потом… Мне было бы мучительно находиться рядом с Насуадой… сразу после всего, что было. И ей это тоже было бы мучительно. Нет, мы должны покинуть эти места. Хотя бы на время.
– И долго тебя не будет?
– Пока мне не перестанет казаться, что все в этом мире меня ненавидят. Пока у нас с Торном не пройдет ощущение, что мы только и можем, что крутить горы и проливать реки крови.
На это Эрагону возразить было нечего. Они еще некоторое время постояли, глядя на реку и невысокие деревья, склонившиеся к воде. Шелест крапивы стал громче под порывами сильного западного ветра, и Эрагон сказал:
– Знаешь, если ты устанешь жить в одиночестве, прилетай и отыщи нас с Сапфирой. Мы тебе всегда будем рады, и тебе всегда найдется место у нашего очага, где бы мы ни находились.
– Мы обязательно прилетим. Обещаю. – И Эрагон с некоторым удивлением заметил, как подозрительно заблестели глаза его сводного брата. Впрочем, туманная пелена слез вскоре исчезла, и Муртаг, глядя прямо на Эрагона, сказал: – Знаешь, я никогда не верил, что у тебя хватит на это сил… но я страшно рад, что тебе это удалось!
– Мне просто повезло. Да и вы с Торном нам очень помогли.
– Даже если и так… Ты, кстати, нашел Элдунари в седельных сумках?
Эрагон кивнул.
«Может, нам следует им сказать?» – спросил Эрагон у Сапфиры, надеясь, что она согласится.
Она немного подумала:
«Скажи, но не называй место. Ты скажи ему, а я скажу Торну».
«Как хочешь». И Эрагон сказал Муртагу:
– Я хочу еще кое-что сообщить тебе.
Муртаг искоса на него глянул.
– То яйцо, что было у Гальбаторикса – не единственное в Алагейзии! Есть еще! Они спрятаны в том же месте, где мы нашли Элдунари, которые привезли с собой.
Муртаг резко повернулся к нему, его лицо выражало недоверие. В то же самое время Торн, изогнув шею, протрубил радостный клич, который спугнул целую стаю ласточек с ветвей ближайшего дерева.
– И много их там? – спросил Муртаг.
– Сотни.
– И что ты будешь с ними делать?
– Я? Мне кажется, тут решающее слово принадлежит Сапфире и Элдунари. Возможно, они найдут какое-нибудь безопасное место, где эти яйца могли бы спокойно проклюнуться. А потом нужно постепенно восстанавливать орден Всадников.
– А вы с Сапфирой станете обучать молодых драконов и Всадников?
Эрагон пожал плечами:
– Не знаю. Но уверен, что и эльфы помогут, и ты мог бы. Если, конечно, захочешь к нам присоединиться.
Муртаг откинул голову, с силой выдохнул, помолчал, потом потрясенно промолвил:
– Значит, драконы возвращаются! И Всадники тоже… – Он тихо засмеялся. – Наш мир, пожалуй, и впрямь скоро переменится!
– Он уже переменился.
– О да. Значит, вы с Сапфирой станете новыми предводителями Всадников, пока мы с Торном будем жить в диком краю… – Эрагон попытался что-то сказать ему в утешение, но Муртаг взглядом остановил его. – Нет, пусть все будет так, как и должно быть. Вы с Сапфирой будете лучшими учителями, чем были бы мы.
– Я в этом совсем не уверен.
– Хм… Впрочем, обещай мне одну вещь, хорошо?
– Какую?
– Когда будешь учить их, прежде всего научи их не бояться. Страх хорош в малых дозах, но когда он постоянен, когда он становится твоим вечным спутником, ты перестаешь понимать, кто ты есть, а это очень мешает поступать так, как ты считаешь правильным.
– Я постараюсь.
Затем Эрагон заметил, что Сапфира и Торн перестали разговаривать. Красный дракон развернулся так, чтобы смотреть прямо на Эрагона, и мысленно сказал ему, причем голос у него оказался на редкость музыкальным:
«Благодарю тебя за то, что не убил моего Всадника, Эрагон, брат Муртага».
– Да, и я тоже тебя благодарю, – сухо бросил Муртаг.
– Я и сам рад, что до этого не дошло, мне очень этого не хотелось, – честно признался Эрагон, глядя в блестящий, красный, как кровь, глаз Торна.
Дракон фыркнул, потом наклонил голову и коснулся мордой шлема Эрагона.
«Пусть ветер всегда будет для вас попутным! Пусть солнце всегда светит вам в спину!»
– Желаю и вам того же!
И вдруг ощущение великого гнева, горя, мучительных переживаний тяжким грузом обрушилось на Эрагона – это в мысли его ворвалось сознание Глаэдра. Похоже, и Муртаг с Торном услышали его голос, потому как они оба страшно напряглись, словно в преддверии нового сражения. Эрагон совсем позабыл, что Глаэдр, как и все остальные Элдунари, спрятанные в невидимом пространственном кармане, тоже слышат их разговоры.
«Может, и мне поблагодарить тебя, Муртаг? – спросил Глаэдр, и слова его прозвучали горько, как самый горький чернильный орешек. – Ты убил мое тело, ты убил моего Всадника». – Голос его звучал ровно, но горечи в нем не убавлялось, и даже самые простые слова от этого звучали поистине жутко.
Муртаг что-то мысленно ответил, но Эрагон не понял, что именно, поскольку Муртаг сознательно обращался только к одному Глаэдру. Эрагон услышал лишь ответ Глаэдра:
«Нет, я не могу простить тебя. Хотя понимаю, что это Гальбаторикс заставил тебя совершить все эти преступные деяния, что это он поднимал твою руку с мечом… Я не могу простить, но Гальбаторикс мертв, и вместе с ним умерла моя жажда мести. Ваш жизненный путь всегда был труден – с тех самых пор, как вы проклюнулись на свет. Но сегодня вы показали, что несчастья все же не сломили вас. Вы пошли против Гальбаторикса, хотя это и могло принести вам одни лишь страдания. Благодаря вашей помощи Эрагон смог его уничтожить. Сегодня ты, Муртаг, вместе с Торном доказал, что тебя можно считать настоящим Шуртугалом, хотя ты никогда и не проходил должного обучения и не имел должного наставника. В целом ваш поступок… достоин восхищения».