Защита прав обвиняемого и потерпевшего в уголовном суде 335

сти стоят на переднем плане как основная задача, подлежащая выяснению и реализации.

Достаточны ли для нормального отправления правосудия установленные законом права обвиняемого,надежны ли пре­дусмотренные УПК гарантии этих прав? Есть ли в российском уголовном процессе условия для того, чтобы всегда осуществлялся конституционный принцип презумпции невинов­ности и каждый человек имел реальную возможность защи­щаться от предъявленного ему обвинения?

К сожалению, на все эти вопросы пока приходится отве­чать отрицательно. Конечно, за последние годы многое изме­нилось в правовом статусе обвиняемого и он постепенно все более превращается в полноправного участника процесса. Медленно, шаг за тагом удается искоренять из сознания за­конодателей и правоприменитслей традиционный советский по­стулат, будто расширение прав обвиняемых ведет к их безна­казанности, плодит преступность, мешает успешной борьбе с нею, сковывает руки нашим доблестным органам расследова­ния и поэтому некоторые отступления от этих прав в инте­ресах дела не только возможны, но и в ряде случаев необхо­димы как высшее благо для общества и государства. Посте­пенный отказ от этого заблуждения, продиктованного ложно понятыми интересами дела, позволил ввести в наше законо­дательство ряд норм, обеспечивающих и успешную борьбу с преступностью, и защиту прав лиц, привлекаемых к уголов­ной ответственности.

Казалось бы, что может быть проще и понятнее элемен­тарного, логически безупречного положения: как только в уго­ловном процессе, еще на стадии расследования, возникает об­винительная функция и появляется процессуальная фигура об­виняемого, тотчас должна возникнуть и противоположная, за­щитительная функция и появиться ее главный носитель — за­щитник? Тогда достигается естественный баланс оппонирую­щих сил, способный привести к установлению истины. Тем не менее до 1950 г. защитник мог участвовать только в стадии судебного разбирательства, на предварительное следствие его не допускали. Позднее он получил такое право, по только в момент, когда предварительное следствие уже было закончено. Право на защиту законодатель вводил с большой оглядкой, шел к этой цели как-то боком, зигзагами. Достаточно вспом-

Глава XI Судебная защита прав и свобод

пить неодинаковые моменты допуска защитника в дело для разных категорий обвиняемых, безуспешную попытку сгладить эти различия с помощью прокурорских полномочий, введение и поспешную отмену права обвиняемого, не владеющего язы­ком, па котором ведется судопроизводство, обратиться к за­щитнику в момент предъявления обвинения и др. И только сейчас ст. 47 УПК предоставляет наконец обвиняемому нрав< в любом делеиметь защитника с момента предъявления обвп нения.

Больше того, впервые получил право воспользоваться по мощью защитника и подозреваемый,если он задержан или ар стован. Правда, из сопоставления ст. 47 и 122 УПК следует, что задержанный лишь спустя сутки может встретиться с защитни­ком. Этот срок чрезмерно велик. Кроме того, он расходится с правилом ст. 48 Конституции РФ, предоставляющей каждом) задержанному право пользоваться помощью защитника с мо мента задержания. Думается, срок пребывания подозреваемого под стражей до встречи с защитником должен быть сокраще! до шести, в крайнем случае до двенадцати часов.

Как это ни парадоксально, но в нашем уголовно-процес суалыюм законодательстве никогда не было нормы, разреша­ющей защитнику иметь свидания с обвиняемым без ограниче­ния их числа и продолжительности (такая норма содержа­лась только в Положении о предварительном заключении под стражу от 11 июля 1960 г.). Законодатель как-то уж очень стыдливо вводил право на свидания. В ст. 51 УПК об этом праве говорилось в общей форме (причем речь шла о свида-| нии, а не свиданиях); когда же защитник знакомился с мате риалами оконченного расследования, то получал право на сви дание (опять одно!) с обвиняемым наедине (ст. 202 УПК). только в 1992 г. все эти сомнительные формулировки был заменены безоговорочным правилом: с момента допуска к уча­стию в деле защитник вправе иметь свидания с обвиняемым и подозреваемым (о подозреваемых раньше и речи быть не мог­ло) наедине без ограничения их количества и продолжитель­ности. В этих же статьях вместо прежнего права защитника выписывать из дела "необходимые сведения" (кому необхо­димые? для чего необходимые?) появилась более точная и верная формулировка: выписывать "любые сведения и в лго бом объеме".

§ 3. Защита прав обвиняемого и потерпевшего в уголовном суде 337

Еще одна мера, направленная на усиление гарантий прав личности, — разрешение защитнику участвовать не только на предварительном следствии, но и при производстве дознания.Раз на дознании фигурируют подозреваемый и обвиняемый, значит, должен быть и защитник. Прежние ограничения, суще­ствовавшие более тридцати лет и касавшиеся почти пятой час­ти всех расследуемых уголовных дел, т. с. тех, по которым ма­териалы дознания служат основанием для рассмотрения дела в суде, отменены (ст. 120 УПК).

Поправки, внесенные в УПК 15 июня 1996 г., не только расширили право обвиняемого и подозреваемого на свидания с защитником, но и предоставили им право на свидания с род­ственниками и иными лицами. Кроме того, УПК предусмот­рел их право на переписку, чего раньше никогда не было. Порядок и условия предоставления этих прав определяются Федеральным законом от 15 июля 1995 г. "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении пре­ступлений".

Ряд изменений, внесенных в УПК в 1992 г., усилил гаран­тии важнейшего права человека и гражданина — права на сво­боду и неприкосновенность. Еще в 1973 г., когда СССР рати­фицировал Международный пакт о гражданских и политичес­ких правах, раздавались голоса, что мы должны, выполняя тре­бования пакта (п. 4 ст. 9), предусмотреть в законе право каж­дого задержанного или арестованного безотлагательно пред­стать перед судом, который проверил бы правильность ограни­чения свободы и либо подтвердил его, либо отменил. Но тогда власти предержащие не услышали эти голоса, вернее, не захоте­ли услышать. То же самое повторилось и в 1975 г. при подпи­сании СССР Хельсинкских соглашений. Только Копенгагенс­кое (1990 г.) и Московское (1991 г.) совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ подвигли советское, а за­тем и российское прави гельство на реализацию взятых па себя международных обязательств. В итоге УПК был дополнен нор­мами о праве арестованного на судебную проверку правильно­сти заключения его иод стражу (ст. 11, 46, 52), а также раз­вернутой процедурой проверки в суде законности и обоснован­ности ареста пли продления срока заключения под стражу (ст. 202' и 220²)-

Глава XI. Судебная защита прав и свобод

Но при этом надо иметь в виду, что Конституция Россий­ской Федерации допускает арест, заключение под стражу и содержание под стражей только по судебному решению (ст. 22). Из этого следует, что санкцию (согласие) на заключение под стражу впредь должен давать не прокурор, а суд или су­дья. И тогда автоматически отпадает надобность в специаль­ной судебной проверке законности и обоснованности заключе­ния под стражу, поскольку во всех случаях эта мера будет применяться не чиновником, а представителем судебной влас­ти.

Но для того, чтобы все вопросы о санкционировании арес­тов или об отказе в санкции решал только суд, требуется суще­ственная организационно-кадровая перестройка судебной ра­боты. Сделать это сразу невозможно. Нужен определенный переходный период. Поэтому в "Заключительных и переход­ных положениях" Конституции записано: "До приведения уго-ловно-процессуалыюго законодательства Российской Федера­ции в соответствие с положениями настоящей Конституции со­храняется прежний порядок ареста, содержания под стражей и задержания лиц, подозреваемых в совершении преступления" (п. 6).

Подобной оговорки нет в переходных положениях при­менительно к судебным решениям, ограничивающим тайну пе­реписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, разрешающим проникать в жилище против воли проживающих в нем лиц. С момента вступления Кон­ституции в силу все перечисленные ограничения прав граж­дан могут иметь место не по усмотрению прокурора, как рань­ше, а только по решению суда (ст. 23, 25). Следовательно, в этих случаях на практике непосредственно применяются ука­занные правила Конституции, что и было разъяснено Плену­мом Верховного Суда Российской Федерации в постановле­нии от 24 декабря 1993 г. "О некоторых вопросах, связан­ных с применением статей 23 и 25 Конституции Российской Федерации".

После длившейся десятилетия критики законодатель на­конец-то признал ошибку, допущенную им при формулирова­нии процедуры прекращения дела вследствие изменения об­становки(ст. 6 У ПК). Никакими аргументами невозможно было объяснить, почему при прекращении дела следователем по лю-

§ 3. Защита прав обвиняемого и потерпевшего в уголовном суде

бому нсреабилитирующему основанию (истечение срока дав­ности, амнистия, передача на поруки и т. д.) обвиняемый впра­ве был настаивать на своей реабилитации по суду, а если дело прекращалось ввиду изменения обстановки, что, конечно, не ре­абилитировало обвиняемого, его лишали возможности требо­вать направления дела в суд'. Чтобы решить этот простейший, на наш взгляд, вопрос, потребовалось вмешательство Конститу­ционного Суда РФ, который 28 октября 1996 г. рассмотрел жалобу О.В. Сушкова, просившего признать неконституцион­ной с г. 6 УПК, не позволявшую ему добиваться реабилитации по суду. Конституционный Суд признал, что "уголовное дело не может быть прекращено, если лицо против этого возражает и ходатайствует о продолжении производства по делу. В этом случае производство по делу должно продолжаться в обычном порядке". Именно так решен этот вопрос в новой редакции ст. 6 УПК.

В соответствии с конституционным велением "заочное раз­бирательство уголовных дел в судах не допускается" (ч. 2 ст. 123). На столь высоком уровне этот запрет раньше никог­да не фиксировался, хотя в УПК это правило было записано (ст. 246). Разумеется, принцип очного, т. с. с участием обвиня­емого, разбирательства дела относится прежде всего к суду пер­вой инстанции, где устно и непосредственно исследуются все доказательства, в том числе выслушиваются объяснения и воз­ражения обвиняемого, и выносится приговор. Это положение, на наш взгляд, в комментариях не нуждается.

Но ситуация в суде обычно складывается так, что кто-то из участников процесса (чаще всего это бывает осужденный) не­доволен вынесенным приговором, подает на приговор кассаци­онную жалобу и требует, чтобы вышестоящий суд рассмотрел его жалобу и проверил справедливость приговора с его, осуж­денного, участием. Встречается и противоположная ситуация: прокурор принес протест на оправдательный приговор и оп­равданный настаивает, чтобы этот протест вышестоящий суд рассмотрел с непременным его, оправданного, участием. Каза­лось бы, вполне естественное и законное требование. Да, есте-

¹ Подробно об этом см.: Савицмт В.М. По поводу уголовно-процессунльных гарантий права невиновного на реабилитацию // Советское государство и право. 1965. № 9. С. 52-54.

Глава XI. Судебная защита прав н свобод

ствепиое, по, увы, не опирающееся на закон, хотя суд кассацион­ной инстанции, в отсутствие осужденного (оправданного) н нЬ-выслушав его объяснении, может произвести с приговором сан мые разные юридически значимые операции (отменить нрцго*-вор, изменить его, направить дело на новое расследование и т. д.). И все это, оказывается, может быть совершено в отсут­ствие осужденного (оправданного), без предоставления ему возможности заявлять отводы н ходатайства, знакомиться с по­зициями других участников судебного заседания, без учета его устных высказываний и вообще без его ведома.

А все потому, что действующий закон не считает обяза­тельным участие осужденного (оправданного) в суде второй инстанции, рассматривающем его жалобу или протест прокуро­ра. Пришел осужденный (оправданный) в суд — тогда его выслушают. Не пришел, даже по уважительной причине, — суд рассмотрит жалобу без него (ст. 335 У ПК). И получается, что запрет Конституции заочно рассматривать уголовные дела имеет чисто формальный характер, ибо очное разбирательство дела в суде первой инстанции может быть сведено на пет заоч­ной проверкой вышестоящим судом вынесенного приговора. По изложенным основаниям Конституционный Суд РФ признал регламентацию, лишающую осужденного права лично участво­вать в заседании суда кассационной инстанции, не соответству­ющей Конституции (постановление от 10 декабря 1998 г.). Ка­залось бы, такое решение должно повлечь за собой единствен­ное практическое следствие: если осужденный, находящийся под стражей, настаивает на своем непосредственном участии в кассационной инстанции, то он должен быть доставлен в судеб­ное заседание. Но Конституционный Суд, исходя, видимо, из финансовых затрат, которые возникнут при повсеместной реа­лизации этой меры, предусмотрел и другой способ, долженству­ющий обеспечить права осужденного: он может, находясь под стражей, получить для ознакомления кассационные жалобы или протест, а также дополнительно представленные материалы и направить в кассационный суд свои возражения, письменно из­ложить свою позицию. Что даст осужденному эта переписка — пока неясно, скорее, ничего. Тем не менее в целом постановле­ние Конституционного Суда нужно рассматривать как опре­деленный шаг в сторону усиления гарантий прав обвиняемого (осужденного).

§ 3. Защита прав обвиняемого и потерпевшего в уголовном суде 341

Следует напомнить, что такая же проблема возникает и в суде надзорной инстанции, т. с. когда проверяется приговор, вступивший в законную силу. И там все зависит от суда, кото­рый может вызвать осужденного для участия в заседании, а может и не вызвать. Насколько нам известно, ни один суд этой возможности осужденному никогда не предоставлял. А если и были такого рода уникальные случаи, то они не делают пого­ды. Обвиняемый (осужденный или оправданный) фактически лишен права на очную проверку в надзорном порядке выне­сенного в отношении него приговора. Неужели нужно дожи­даться очередного, теперь уже о надзоре, постановления Кон­ституционного Суда? Есть основания рассчитывать, что в но­вом УПК РФ все эти нарушения права обвиняемого на защиту будут устранены.

Конституция РФ гарантирует каждому осужденному за преступление право па пересмотр приговора вышестоящим судом (ч. 3 ст. 50). Однако УПК до недавнего времени не предусматривал права обжаловать в кассационном порядке приговоры Верховного Суда РФ. Приговоры любого другого суда — можно, а Верховного — запрещено. Почему?

Когда принимался действующий УПК (это было в 1960 г.), требовалось подчеркнуть высокий уровень Верховного Суда, непререкаемость его решений. Заботой же о правах отдельно взятой личности власть себя особенно не обременяла. С тех пор многое изменилось. Другими критериями стали опреде­ляться социальные ценности. В новых условиях возникла на­стоятельная потребность вплотную заняться проблемами этой самой личности. Даже если эта личность — осужденный. Как примирить конституционное право каждого осужденного на пересмотр приговора с запретом, установленным УПК? Этот непростой вопрос разбирал Конституционный Суд. Непосред­ственным поводом стала жалоба В. Шаглия, осужденного Вер­ховным Судом за тяжкое преступление к 15 годам лишения свободы. Он жаловался не на суровый приговор (известно, что Конституционный Суд приговоры не проверяет), а на норму УПК, лишившую его права на кассацию. Право на пересмотр приговора — это право на рассмотрение дела заново, повтор­но. Результаты пересмотра могут быть разными. Главное же здесь — обязанность вышестоящего суда, получившего жало­бу, проверить дело и приговор. Чтобы устранить противоречие

Права человека

Глава XI Судебная Защита прав л свобод

между положениями Конституции и УПК, в принципе были возможны два решения. Первое — лишить судебные коллегии Верховного Суда полномочий рассматривать дела по первой инстанции. Однако вряд ли эго целесообразно. Концепция су­дебной реформы оставляет у Верховного Суда юрисдикцию суда первой инстанции по узкому кругу дел. Второй путь устране­ния отмеченной коллизии — дать возможность осужденному коллегией Верховного Суда обжаловать приговор в кассаци­онную коллегию. В этих целях образовать в составе Верховно­го Суда новую структуру — кассационную палату. Вопрос лишь в том, насколько такое решение будет соответствовать консти­туционному праву осужденного обращаться с кассационной жалобой именно в "вышестоящий суд".

Фактически, конечно, н первая, и кассационная инстанции при гаком раскладе будут действовать в рамках одного и того же суда. Но, следуя букве ст. 36 Федерального конституционного закона "О судебной системе Российской Федерации", кассаци­онная коллегия будет все же считаться вышестоящим судом по отношению к судебным коллегиям по уголовным делам, по граж­данским делам и военной коллегии Верховного Суда, действуя как "вышестоящая судебная инстанция". В результате консти­туционное право па пересмотр приговора при таком решении будет, думается, обеспечено. Появление у осужденного права по­дать кассационную жалобу повлечет за собой безусловную про­верку приговора. А "вышестояние" кассационной коллегии но отношению ко всем другим коллегиям Верховного Суда может быть достигнуто более сложным порядком ее формирования Поскольку состав обычных коллегий утверждается Пленумом Верховного Суда, судьи кассационной коллегии могли бы полу­чать полномочия от Совета Федерации по представлению Пре­зидента РФ. Именно так урегулирована эта проблема Законом от 4 января 1999 г. о внесении изменений и дополнений в УПК.

Еще одно существенное право обвиняемого — обратиться за защитой к суду присяжных заседателей. Суд присяжных создан, точнее, возрожден в России в 1993 г., и уже накоплен определенный опыт его деятельности. Двенадцать совершенно случайно, по жребию, отобранных мужчин и женщин решают вопрос о виновности обвиняемого (подсудимого), который сам, по своему желанию и разумению, доверил им распорядиться своей судьбой.

§ 3. Защита прав обвиняемого и потерпевшего в уголовном суде 343

Конкретные процессуальные формы, в которых дело реша­ется судом присяжных, представляют для обвиняемого опреде­ленную систему достаточно значимых гарантий. Из этого, одна­ко, не следует, что, обращаясь к суду присяжных, обвиняемый непременно окажется в выигрыше. Бывает и наоборот. Но сама возможность для обвиняемого выбирать состав суда, обсуждать, взвешивать все "за" и "против" — эта идея несомненно в выс­шей степени гуманная и демократическая. Суд присяжных, по­явившийся много веков назад в Англии, конечно же, не свободен от разного рода прегрешений, о чем немало пишется в западной печати. Но несмотря на известные минусы высказываемая иногда мысль отказаться от суда присяжных встречает решительное возражение, жесткое неприятие в странах англосаксонской сис­темы права, где не только фактическая реализация этого инсти­тута, но даже сама лишь потенциальная возможность каждого быть судимым себе равными справедливо считается символом настоящей свободы и подлинной демократии.

Какие конкретные гарантии возникают у обвиняемого (под­судимого), если он решит искать защиту своих прав в суде при­сяжных? Не вдаваясь в детали процедуры рассмотрения дела судом присяжных (она изложена в разделе десятом УПК), в самом общем, контурном виде эти гарантии можно свести к следующему:

а) обвиняемый, заявивший по окончании предварительно­го следствия о своем желании предстать перед судом присяж­ных (а у него по закону есть выбор: либо суд присяжных, либо суд в составе судьи и двух народных заседателей, либо суд из трех профессиональных судей), вправе в дальнейшем, во время предварительного слушания, изменить свое желание и отказаться от суда присяжных, по только до вынесения судьей постановле­ния рассматривать дело с участием присяжных заседателей;

б) обвиняемый (подсудимый) и его защитник участвуют в отборе 12 присяжных заседателей (а их должно быть пригла­шено в данное судебное заседание не менее 20) путем заявле­ния им мотивированных и безмотивных отводов. Но даже при соблюдении всех правил отбора подсудимый и его защитник вправе заявить, что ввиду особенностей данного дела этот со­став присяжных может оказаться не в состоянии вынести объек­тивный вердикт, и просить судью сформировать новую колле­гию присяжных;

Глава XI. Судебная защита прав и свобод

в) из числа неотведенных заседателей необходимые для рассмотрения дела 12 присяжных отбираются путем случайной выборки (жеребьевки), что исключает возможность искусствен-ного подбора присяжных какой-либо стороной пли судьей;

г) процедура исключения из дела доказательств, получен­ных с нарушением закона, урегулирована в суде присяжных бо­лее детально и тщательно, чем в обычном суде, и это позволяет обвиняемому надеяться, что уличающие его доказательства, если они получены, например, в отсутствие понятых или не оформле­ны надлежащим протоколом, не будут представлены присяжным;

д) если прокурор в ходе судебного разбирательства отка­жется поддерживать обвинение и против этого не будет возра­жать потерпевший, то суд присяжных обязан прекратить дело, и это — дополнительный шанс для подсудимого. Такой обя­занности нет у суда, когда дело слушается в обычном порядке, и он вправе постановить обвинительный приговор даже при от­казе прокурора от обвинения;

е) в совещательной комнате присяжные самостоятельно, в отсутствие судьи решают вопрос о виновности подсудимого и в случае положительного ответа могут в своем вердикте сформу­лировать мнение, что виновный заслуживает снисхождения или особого снисхождения, и это влечет для судьи безусловную обя­занность снизить виновному наказание или даже назначить ему наказание ниже низшего предела, предусмотренного санкцией соответствующей статьи Уголовного кодекса;

ж) для вынесения вердикта "невиновен" достаточно поло­вины голосов присяжных; чтобы поставить обвинительный вер­дикт, требуется большинство;

з) вердикт присяжных о невиновности подсудимого для судьи обязателен; он должен вынести оправдательный приго­вор. Если же присяжные признали подсудимого виновным, то судья при наличии указанных в законе условий может с ними не согласиться, распустить коллегию присяжных и направить дело на новое рассмотрение в ином составе присяжных заседателей;

и) при обжаловании осужденным приговора, вынесенного судом присяжных, кассационная инстанция не вправе изменить приговор в худшую для осужденного сторону. Оправдатель­ный приговор не может быть отменен, даже если прокурор ссылается на существенные нарушения прав обвиняемого. И вообще кассационная инстанция не вправе отменить приговор

§ 3. Защита прав обвиняемого и потерпевшего в уголовном суде 345

и направить дело на новое расследование для выяснения ка­ких-либо обстоятельств, к чему довольно часто прибегает суд в обычном производстве и что в ряде случаев может повлечь за собой установление новых, отягчающих вину обвиняемого фак­тических данных.

Таковы в суммарном виде очевидные преимущества, кото­рые приобретает обвиняемый, если обращается в суд присяж­ных. Беда лишь в том, что такую возможность имеют далеко не все обвиняемые, а только те, кто привлекается к уголовной от­ветственности за преступления, совершенные на территории не­которых субъектов Российской Федерации (Алтайского, Крас­нодарского, Ставропольского краев, Московской, Ивановской, Ростовской, Рязанской, Саратовской, Ульяновской областей). В остальных 80 субъектах Федерации суды присяжных из-за раз­ного рода объективных трудностей, прежде всего финансовых, отсутствуют. Так что гуманное положение Конституции: "Об­виняемый в совершении преступления имеет право на рассмот­рение его дела судом присяжных заседателей в случаях, предус­мотренных федеральным законом" (ч. 2 ст. 47), к сожалению, пока не может быть осуществлено полностью. Это нарушает принцип равенства всех перед законом и судом, который пре­дусматривает и право каждого на суд присяжных независимо, в частности, от места жительства (ст. 19 Конституции РФ).

Заканчивая на этом рассмотрение вопросов, связанных с обеспечением в уголовном процессе права обвиняемого на за­щиту, нельзя с сожалением не отметить отсутствие в УПК ос­новополагающего принципа любого цивилизованного процес­са — принципа, который в тоталитарное лихолетье постоянно подвергался остракизму, но без которого мы даже близко не подойдем к справедливому, гуманному правосудию. Имеется в виду принцип презумпции невиновности.Он провозглашен в действующей Конституции Российской Федерации (ст. 49), но — удивительное дело! — для кардинального принципа, опреде­ляющего саму суть, ядро, характер именно уголовного судо­производства, никогда не находилось места в российском уго-ловпо-процессуалыюм законодательстве. Нет такого принципа в УПК и сейчас, если не считать упоминания об обязанности председательствующего в суде присяжных разъяснить им "сущ­ность принципа презумпции невиновности" (ст. 451). Этот пробел необходимо исправить как можно скорее, воспроизведя

Глава XI.Судебная защита прав и свобод

в УПК добротную конституционную формулу: "(О Каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном фе­деральным законом порядке и установлена вступившим в за­конную силу приговором суда. (2) Обвиняемый не обязан до­казывать свою невиновность. (3) Неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого"¹.

Переходя к анализу процессуальных возможностей, кото­рые закон предоставляет такому участнику уголовного процес­са, как потерпевший,надо напомнить, что лишь действующий УПК, принятый в 1960 г., наделил потерпевшего широкой па­литрой прав, превратив его тем самым в активную процессу­альную фигуру, достаточно успешно защищающую свои нрава, нарушенные преступлением. До этого потерпевший фактичес­ки участвовал в процессе, лишь когда: а) он выступал в делах частного обвинения или б) им был заявлен гражданский иск в уголовном деле. Во всех остальных случаях он не выполнял никакой уголовно-процессуальной функции и нес обязанности, аналогичные обязанностям свидетеля.

Такое положение не могло в должной мере обеспечить за­щиту жизни, здоровья, чести и достоинства граждан, пострадав­ших от преступлений. Осуществленное УПК значительное рас­ширение прав потерпевшего, естественно, отразилось на харак­тере выполняемых им функций. Деятельность потерпевшего приобрела отчетливо выраженный обвинительный характер, а сам он превратился в субъекта уголовного преследования, но­сителя обвинительной функции. Поскольку преступление при­чинило потерпевшему моральный, физический или имуществен­ный вред, он, конечно, заинтересован в том, чтобы виновный был наказан судом за свои противоправные действия и чтобы его заставили этот вред загладить. Закон наделяет потерпевшего правом давать показания, представлять доказательства, участво-

¹ Последнее практическое следствие из принципа презумпции невиновности более правильно, на наш взгляд, изложить в иной редакции: "(3) Неустранимые сомнения в виновности обвиняемого толкуются в его пользу". Кроме того, конституционную формулу необходимо дополнить важным положением, вытекающим из презумпции невиновности' "Обязанность доказывать обвинение возлагается на обвинителя". Отсутствие в Конституции .ггого положения объясняется только одним: ст. 49 находится в гл. "Права и свободы человека и гражданина" и в нее, естественно, не укладывается определение обязанности обвинителя, в роли которого, как правило, выступает должностное лицо государства — прокурор.

§ 3 Защита прав обвиняемого и потерпевшего в уголовном суде 347

вать в их исследовании, заявлять ходатайства и отводы, знако­миться со всеми материалами дела с момента окончания пред­варительного следствия, приносить жалобы па действия и ре­шения органов дознания, следователя, прокурора и суда (ст. 53 УПК).

Специально надо сказать о праве потерпевшего обжало­вать в суд решение органа дознания, следователя или прокуро­ра о прекращении уголовного дела. В ч. 5 ст. 209 УПК не было формального запрета на такое обжалование. Но правоприме-пптсльпая практика однозначно придавала ей ограничитель­ный смысл, и ни один суд не принимал к проверке жалобы па незаконность прекращения дела следователем, органом дозна­ния или прокурором. Это выяснилось при рассмотрении Кон­ституционным Судом РФ 13 ноября 1995 г. жалоб потерпев­ших Р.Н. Самигуллиноп и А.А. Апанасснко, посчитавших, что такое толкование судами ч. 5 ст. 209 УПК нарушает их консти­туционное право на судебную защиту. Конституционный Суд пришел к выводу, что хотя указанная норма УПК соответству­ет Конституции, она не может служить основанием для отказа в судебной проверке обоснованности постановления о прекра­щении дела. Чтобы окончательно устранить всякие сомнения на этот счет, 21 декабря 1996 г. в ч. 5 ст. 209 УПК было внесе­но дополнение о том, что постановление о прекращении дела может быть обжаловано прокурору или в суд.

Но потерпевший не только носитель прав. В силу публич­ного начала, присущего уголовному процессу, он привлекается к участию в деле и как источник доказательств, с помощью которых исследуются событие преступления, виновность обви­няемого и определяется размер возможного наказания. В этих целях потерпевший обязан являться по вызовам следователя и суда и давать правдивые показания, не разглашать без разре­шения следователя данные предварительного следствия, под­вергаться экспертному исследованию или освидетельствованию в случаях, указанных в законе, представлять для сравнительно­го изучения образцы своего почерка или иные образцы, уча­ствовать по указанию следователя в производстве осмотра, след­ственного эксперимента и выполнять некоторые другие обя­занности (ст. 75, 79, 86, 139, 179, 181, 183 УПК).

Для потерпевшего чрезвычайно важной, можно даже ска­зать, знаковой является гарантируемая ему возможность пользе-

Глава XI. Судебная защита прав и свобод

ваться услугами представителя. Известно, что институт про­цессуального представительства может быть реализован лишь при условии, что доверитель имеет в деле самостоятельный ин­терес и обладает широким кругом нрав для отстаивания этого интереса. Только тогда возникает потребность поручить защи­ту своего интереса представителю, выбранному самим довери­телем или назначенному по закону. Признание за потерпев­шим нрава иметь представителя — существенный элемент его характеристики как стороны в процессе.

Процессуальные права представителя производны от соот­ветствующих прав самого потерпевшего. Все то, что по закону вправе предпринимать потерпевший, он может передоверить своему представителю. Лишь в одном последний ограничен: у него нет права давать показания, поскольку сугубо личный ха­рактер этого права делает невозможным реализацию его через представителя.

Важную практическую роль играет правильное решен» вопроса, может ли потерпевший лично пользоваться своим правами, если в процессе участвует его представитель. Вопро этот возник в связи с тем, что долгое время в законе содержа] лась альтернатива: процессуальные права имеет потерпевши или его представитель. Отсюда делался вывод, что одновре менно использовать свои права они не могут, действовать дол жен либо тот, либо другой. Впоследствии разделительный сою|| или был заменен на соединительный и, но кое-где в У ПК пер воначальная редакция осталась. Так, сохранено указание о поп терпевшем или его представителе в ст. 298 УПК, где речь и о сообщении суду в письменном виде формулировок нското^ рых пунктов будущего приговора. В суде присяжных посл4* окончания судебного следствия проводятся прения сторон, ко­торые состоят, в частности, из речей потерпевшего или его пред­ставителя (ст. 447 УПК).

Но суть вопроса заключается в том, что процессуальная дееспособность потерпевшего не может быть ограничена фак+ том появления в деле его представителя. Было бы противоесте* ственно лишать самого потерпевшего возможности активно участвовать в процессе, если он пожелал иметь представителя. Ведь по смыслу закона наличие у потерпевшего представителя должно усиливать его позицию, создавать дополнительные га­рантии удовлетворения его законных интересов. Наделение по-

§ 3. Защита прав обвиняемого и потерпевшего в уголовном суде 349

терпевшего правом пользоваться услугами представителя, в том числе адвоката, свидетельствует о стремлении законодателя максимально обеспечить потерпевшему практическую реализа­цию его прав. Именно в таком плане сформулированы взаимо­отношения потерпевшего и его представителя в проекте нового УПК РФ.

Вопрос о представителе переходит в совершенно иную плоскость, когда рассматривается дело о преступлении, в ре­зультате которого наступила смерть потерпевшего. Здесь, по­нятно, исчезает почва для дискуссии о совместном или взаимо­исключающем участии потерпевшего и его представителя в процессе. Но практика поставила не менее сложный вопрос: каково процессуальное положение лиц, действующих вместо умершего потерпевшего?

Полемика развернулась вокруг нормы ч. 4 ст. 53 УПК, ус­танавливающей, что "по делам о преступлениях, последствием которых явилась смерть потерпевшего, права, предусмотренные настоящей статьей, имеют его близкие родственники". Как ви­дим, процессуальное положение близких родственников погиб­шего потерпевшего в законе четко не определено. Перед соста­вителями проекта нового УПК возникла и продолжает оста­ваться нерешенной задача: воспроизвести ли эту норму в но­вом законе или попытаться дать недвусмысленное определение процессуального статуса близких родственников погибшего потерпевшего?

На наш взгляд, близкие родственники сами не являются по­терпевшими, потому что преступление не было направлено про­тив них непосредственно;вред, причиненный им смертью по­терпевшего, — это косвенный, побочный результат преступного посягательства. Конечно, близкие родственники тяжело страда­ют из-за гибели родного им человека, но это не в состоянии вос­полнить отсутствие абсолютно необходимого признака всякого потерпевшего — прямой причинной связи между преступлени­ем и наступившим противоправным результатом. Пойти по та­кому пути — значит размыть все контуры материально-право­вого и процессуального понятия потерпевшего, лишить это поня­тие всякой определенности, ибо любой вред, если ему достаточно быть косвенным, опосредованным, сказывается не только на том, кто стал жертвой преступления, по и на широком круге лиц (его близких родственниках, друзьях, сослуживцах и т. д.), причем

350 Глава XI. Судебная .защита прав и свобод

фактическая степень травмированное™ этих лиц может и не со­впадать со степенью их родства, свойства или иных отношений с потерпевшим. Ведь не случайно ст. 53 УПК не называет близких родственников умершего потерпевшими. Потерпевшим, как ска­зано в этой статье, является сам умерший, а его близкие родствен­ники лишь имеют права, предоставляемые законом потерпевше­му. Но в каких случаях лицо может иметь права потерпевшего, не будучи таковым? Разумеется, только тогда, когда оно участву­ет в деле в качестве представителя потерпевшего. Никакой дру­гой процессуальной фигуры, пользующейся совокупностью прав, указанных в ст. 53 УПК, закон не знает: это либо потерпевший, либо его представитель. Третьего не дано. Поэтому близкий род­ственник умершего участвует в деле именно как представитель потерпевшего, и никем иным он быть не может.

Этот взгляд, высказанный и подробно обоснованный много лет назад в первой в отечественной литературе монографии о потерпевшем¹, постоянно подвергается критике. Но доводы оп­понентов не отличаются убедительностью. Утверждают, на­пример, что в случае гибели потерпевшего "речь не может идти ни о каком представительстве, ибо можно представлять интере­сы только живого человека, а не того, кого уже нет"². Однако при ближайшем рассмотрении этот аргумент отказывается ботать в предназначенном ему направлении. В самом деле, пред! ставлять в уголовном процессе интересы полностью или час! тнчно недееспособного потерпевшего можно и нужно в любом случае — и когда он жив, и когда он погиб в результате пре-отупления. Если недееспособный потерпевший погиб, его ннте ресы в суде будут защищать родители, усыновители, опекуны и т. п., т. е. лица, действующие в качестве законных прсдста-1 вителсй потерпевшего (п. 8 ст. 34 и ст. 56 УПК). Неверно ут| верждение, будто законный представитель защищает интересы! только "здравствующих недееспособных лиц", что со смертыс недееспособного "теряет под собой почву и институт предста-| вительства потерпевшего"⁵. Законный представитель остаетс*

¹ См.: Савицкий В.М., Потеружн И.И. Потерпевший в советском уголовном

процессе. М., 1963. С 10-15.

- Степанов В., Шпмановскнн В. Процессуальное положение близки*

родственников лица, погибшего от преступления // Соц. законность. 1970

№ 1. С. 56.

¹ Шпилеа В.П. Участники уголовного процесса. Минск, 1970. С. 98.

§ 3. Защита прав обвиняемого п потерпевшего в уголовном суде 351

им и после гибели представляемого, причем не только в уголов­ном процессе, по п во многих других правоотношениях (иму­щественных, жилищных и т. д.). Это же относится п к обычно­му представителю. Если взрослый и дееспособный потерпев­ший заключил соглашение о нредстаилтельствс, то в случае его последующей смерти ничто не препятствует представителю про­должать действовать в интересах умершего. Следовательно, воз­ражать в принципе против возможности представительства ин­тересов умершего пет ровно никаких оснований, это противоре­чило бы закону п самой идее процессуального представитель­ства.

Единственная особенность, которая дает формальный по­вод оспаривать право близких родственников выступать пред­ставителями умершего, — отсутствие соглашения о предста­вительстве. Так ведь и случай этот особый, чрезвычайный. Если бы потерпевший не умер, то вопроса вообще не возникло и все оформлялось бы по правилам обычного представительства. Но когда потерпевший умер, сам факт его смерти п прямое указа­ние закона о наделении в этом случае правами потерпевшего его близких родственников компенсируют отсутствие формаль­ного соглашения, вводят родственников в ранг представителей потерпевшего, подобно тому как факт недееспособности потер­певшего п правовая норма о представительстве его интересов делают родителей или опекунов недееспособного его законны­ми представителями без всякого па то специального соглаше­ния. Новый ГК РФ предусматривает представительство, осно­ванное не только на доверенности, но и па указании закона (ч. 1 ст. 182).

Своеобразную точку зрения относительно процессуально­го положения близких родственников погибшего высказал М.С. Строговпч: "Мы думаем, что их положение сложно: они и представители потерпевшего и сами они потерпевшие"'. То, что близкие родственники ис являются потерпевшими, было показано выше. То, что они действуют как представители по­терпевшего, несомненно. По невозможно вообразить одновре­менное участие лица в деле и в качестве самого потерпевшего, и в качестве его представителя. По мысли М.С. Строговича, близ­кий родственник представляет, конечно, не себя самого, а умср-

СпцхновичМ.С. Курс советского уголовного процесса. Т. 1. М., 1968. С. 2.58.

352 Глава XI. Судебная .защита прав и свобод

шего, но это дела не меняет. Если допустить, что близкий род­ственник сам является потерпевшим, то он уже никого пред­ставлять не может, потому что потерпевший действует от свое­го имени и в своих интересах, иначе он не потерпевший. Если же согласиться с тем, что процессуальное положение близкого родственника — представитель потерпевшего, то это исключа­ет его участие в деле в качестве потерпевшего, так как не могут быть в одном и том же деле потерпевшие двух видов: один — просто потерпевший (убитый), а другой — потерпевший с фун­кциями представителя интересов убитого. Такое решение без­основательно.

А.М. Ларин согласен с нашим выводом, что близкие род­ственники умершего потерпевшего не могут считаться по­терпевшими. Ол предлагает для них особый процессуальный статус — правопреемники потерпевшего'. По правопреем­ство— категория не процессуального, а материального права, и такое наименование, по сути, лишь повторяет процессуально бессодержательное упоминание в ч. 4 ст. 53 УПК о том, что в случае смерти потерпевшего его права переходят к его близ­ким родственникам. Предлагаемое наименование не решает, а еще больше запутывает вопрос. В самом деле, если погибший потерпевший был взрослым и не ограниченным в правах, то вместо пего в процессе будет действовать, по Ларину, правопре­емник. Если же потерпевший не достиг совершеннолетия или был недееспособен, то права умершего будут реализовывать на основе закона родители, усыновители, опекуны и т. п., т. е. лица, действующие в качестве законных представителен. Значит, за­конные представители — не правопреемники погибшего? По тогда чем же они отличаются от правопреемников? Пет ника­кого резона вводить в уголовный процесс еще одного участни­ка, в то время как все функции и права погибшего потерпевше­го в полном соогветствип с процессуальной теорией и законом могут быть возложены на его представителя.

Принцип состязательности и равноправия сторон, сформу­лированный в ч. 3 ст. 123 Конституции РФ, конечно же, отно­сится прежде всего к производству в суде. Тем не менее эле­менты состязательности (спора) присущи и досудсбным стади­ям уголовного процесса. Права обвиняемого на прсдваритель-

¹ См.: Л(1]пт А.М. Защита прав человека и гражданина в уголовном судопроизводстве // Общая теория прав человека. М., 1996. С. 188.

§ 3 Защита прав обвиняемого и потерпевшего в уголовном суде

ном следствии, которые постепенно все более расширяются, — прямой отголосок состязательного начала, которое должно про­низывать весь уголовным процесс, если он претендует быть де­мократическим способом установления истины в уголовном деле. И о состязательности, и о сторонах 15 досудебпых стадиях мож­но говорить лишь условно, для этого на предварительном след­ствии в его нынешнем виде пет составляющих организацион­ных процессуальных предпосылок.

Но одно обстоятельство, как бы его юридически ни опре­деляли, лежит на поверхности: если на предварительном след­ствии действуют лица, отстаивающие диаметрально противо­положные интересы, — а это, как уже было сказано, обвиняе­мый и потерпевший, — если они стараются выдвинуть перед следователем свои версии происшедшего события и предста­вить доказательства, эти версии подтверждающие, то у обвиня­емого п потерпевшего должны быть равные процессуальные возможности, т. с. они должны обладать если ис одинаковыми, то близкими по юридической эффективности правами. Разу­меется, тождества здесь быть не может, ибо обвиняемый и по­терпевший — совершенно разные процессуальные фигуры, они вводятся в судопроизводство для достижения разных конк­ретных целей, они процессуальные антиподы. Но без опреде­ленного баланса прав обвиняемого и потерпевшего осуществ­ляемое следователем доказывание очень легко может оказать­ся односторонним.

Чтобы избежать этой опасности, необходима некоторая кор­ректировка прав потерпевшего, их расширение, доведение пе­речня этих прав до того минимума, которым располагает сей­час обвиняемый. Возьмем, к примеру, назначение и производ­ство экспертизы па предварительном следствии. Экспертиза — очень важное средство получения доказательств, ее выводы могут оказать существенное влияние па предварительное следствие и судебное разбирательство. Законодатель справедливо предус­мотрел широкие права обвиняемого при назначении и произ­водстве экспертизы. Обвиняемый вправе ознакомиться с по­становлением следователя о назначении экспертизы н заявить отвод эксперту, просить о назначении эксперта из числа ука­занных им лиц, поставить перед экспертом дополнительные вопросы, присутствовать с разрешения следователя при произ­водстве экспертизы и давать объяснения эксперту, знакомиться

Глава XI. Судебная защита прав п свобод

с заключением эксперта (ст. 185 УПК). У потерпевшего же нет ни одного из этих прав, он может даже и не знать, что но делу проводилась экспертиза. Налицо явный дисбаланс прав, который, конечно, не помогает установлению истины.

Продолжая сопоставление прав при расследовании дела, нужно отметить и отсутствие у потерпевшего права на озна­комление с материалами оконченного дознания, в то время как обвиняемый п его защитник таким правом наделены (ст. 120 УПК). Не может потерпевший, в отличие от обвиняемого, зая­вить ходатайство о дополнении предварительного следствия после ознакомления с делом (ср. ст. 200 и 201 УПК). Не выда­ют потерпевшему на руки н копию обвинительного заключе­ния, хотя ему этот документ нужен для подготовки к отстаива­нию своих интересов в суде не в меньшей мерс, чем обвиняемо­му для организации н проведения защиты.

Ущемлен правовой статус потерпевшего по сравнению с положением обвиняемого не только на дознании и предвари­тельном следствии, но и в судебном разбирательстве. УПК зак­репил право потерпевшего па представление доказательств, участие в их исследовании и заявление ходатайств в суде. По­терпевший вправе также обжаловать приговор и поддержи­вать свою жалобу в кассационной инстанции. И лишь на одном промежуточном отрезке уголовно-процессуалыюй деятельнос­ти, а именно в судебных прениях, потерпевший по существу выключается из процесса, превращаясь па какое-то время в пассивного наблюдателя, потому что право выступать в прени­ях закон ему не предоставил. Резонно ли это?

Выступая в прениях, участники судебного разбирательства получают возможность подвести итоги судебному следствию, оценить доказательства, высказать свое мнение относительно доказанности вины подсудимого и меры наказания виновному. Все участники судебного разбирательства пользуются т^кой возможностью — потерпевший же ее не имеет. Если он хочет сообщить суду свое мнение по всем перечисленным вопросам, он может сделать это в письменных предложениях, подавае­мых суду до удаления его в совещательную комнату (ст. 298 УПК). Значит, в письменном виде излагать суду мнение мож­но, а устно — нельзя. Объяснимо ли это?

Тот же потерпевший, если причиненный ему вред поддастся денежному выражению, в силу этого обстоятельства становит-

§ 3. Защита прав обвиняемого л потерпевшего в уголовном суде 355

ся гражданским истцом и получает право выступать в судеб­ных прениях (ст. 54 н 295 УПК). По когда преступление при­чиняет потерпевшему моральные или физические страдания, он лишен возможности говорить о них в прениях сторон. По­лучается, что имущественные интересы потерпевшего защище­ны более надежными процессуальными гарантиями, чем его честь, достоинство и личная неприкосновенность. Справедливо ли это?

Отсутствие у потерпевшего права выступать в прениях ставит его в неравное положение с другими участниками су­дебного разбирательства. С его позицией могут спорить, могут доказывать ее несостоятельность, ошибочность и т. п. Но воз­разить своим процессуальным оппонентам, показать неубеди­тельность доводов другой стороны потерпевший не вправе. А ведь суду важно знать мнение потерпевшего, важно не толь­ко для правильного решения дела, хотя это главное, но и пото­му, что суд видит в нем, равно как н в других участниках про­цесса, возможного кассатора н, естественно, стремится макси­мально учесть его доводы при вынесении приговора.

И суды ищут выход из положения. Иногда они находят его в признании потерпевшего гражданским истцом по поводу причиненного ему мизерного, чисто символического имуществен­ного ущерба. В других случаях дают потерпевшему или его представителю возможность произнести речь "в порядке до­полнения судебного следствия", а то и официально допускают его к участию в прениях сторон, т. е. фактически обходят за­кон или прямо нарушают его запрет, поскольку он противоре­чит потребностям практики. Так не лучше ли, чем обходить несовершенный закон, его усовершенствовать?

Эта мысль уже реализована применительно к суду при­сяжных, где потерпевший без каких-либо ограничений участвует в прениях сторон (ст. 447 УПК). Она заложена также в про­ект нового УПК России, предусматривающий возможность для потерпевшего выступать с речью в прениях во всяком суде первой инстанции. Но уже и сейчас, хотя пока еще без соответ­ствующего законодательного оформления, норма УПК, ограни­чивающая права потерпевшего, фактически утратила свою силу. 15 января 1999 г. Конституционный Суд РФ, рассмотрев жа­лобу М. Клюева, указал, что эта норма умаляет достоинство личности потерпевшего и противоречит конституционному прин­ципу состязательности н равноправия сторон. Конституцией-

Глава XI. Судебная защита прав и свобод

ный Суд предписал всем судам допускать потерпевших к уча­стию в судебных прениях без каких бы то ни было ограниче­ний.

Есть еще один важный аспект защиты прав потерпевше­го — не только правовой, но и глубоко нравственный, этичес­кий. Известно, что институт гражданского иска в уголовном деле работает плохо. Реальные взыскания сумм, присужден­ных потерпевшему за причиненный ему преступлением имуще­ственный вред, растягиваются на долгие годы, бывают нерегу­лярными. Если отбывающему наказание в исправительной ко­лонии администрация не в состоянии предоставить работу (а это бывает сейчас сплошь и рядом), го у осужденного, есте­ственно, ист заработка и исполнительный лист будет лежать без движения. Многие преступления вообще остаются нерас­крытыми, и по этой причине потерпевшие даже не знают, к кому предъявить иск. Не лучше их положение и тогда, когда пре­ступник, личность которого установлена, скрылся, а компетент­ные органы не в состоянии его разыскать. Короче говоря, фак­тически положение потерпевшего иначе как катастрофическое расценить нельзя.

Что предпринять? Этот вопрос возник не сегодня и не в России. Чем больше публичная власть осознавала себя обязан­ной гарантировать стабильность ею же установленных обще­ственных отношений, в том числе отношений собственности, тем чаще обнаруживались многочисленные пробелы в правовом статусе индивида. Юристы уже давно стали всерьез задумы­ваться над тем, как исключить не имеющую никаких оснований ни в юридических, ни в моральных нормах зависимость имуще­ственного положения потерпевшего от случайных факторов, связанных с личными качествами причинитсля вреда (его бо­лезнь, инвалидность, престарелый возраст и т. п.) или нспро-фессиоиализмом должностных лиц. Постепенно выкристалли­зовалась безупречная со всех точек зрения идея: обязанность компенсировать потерпевшему причиненный вред должна стать правовой обязанностью самого государства. В конце 60-х годов эта идея в разных формах и с разным числом оговорок полу­чила вполне осязаемое воплощение. К настоящему времени правовые нормы, предусматривающие выплату компенсации жертвам преступлений из специальных государственных или общественных фондов, действуют во многих странах — Авст-

§ 3. Защита прав обвиняемого н потерпевшего в уголовном суде

рии, ФРГ, Франции, Великобритании, Новой Зеландии, США, Финляндии, Австралии, Нидерландах, Норвегии, Мексике и др.

В Советском Союзе этот вопрос был впервые поставлен на обсуждение в 1977 г.¹ В ходе многочисленных дискуссий отме­чалось, что для человека, чье здоровье находится под угрозой вследствие тяжких телесных повреждении или чье имущество подверглось разграблению либо уничтожению, мало проку от того, что ущерб будет ему возмещаться (если будет) мизерны­ми долями на протяжении многих лет. Он, конечно же, остро нуждается в незамедлительной компенсации. Такая мера в по­давляющем большинстве случаев для него жизненно необхо­дима, ее введение лежит в русле формирования правового го­сударства, в котором упор делается па создание реальных га­рантий личных и имущественных нрав граждан. Нужно, кроме того, учитывать, что имущественная ответственность государ­ства мыслится только как вспомогательная, субсидиарная, ибо взыскание должно направляться в первую очередь на имуще­ство и заработок самого осужденного. Только если их нет или они недостаточны для полного возмещения вреда, на помощь потерпевшему приходит государство, тотчас приобретая право предъявить к виновному регресспый иск.

24 декабря 1990 г. Верховный Совет РСФСР принял За-коп "О собственности в РСФСР", в котором появилась нако­нец долгожданная норма: "Ущерб, нанесенный собственнику преступлением, возмещается государством по решению суда. Понесенные при этом государством расходы взыскиваются с виновного в судебном порядке в соответствии с законодатель­ством РСФСР" (п. 3 ст. 30). В октябре 1991 г. произошло и первое применение этой нормы на практике: Ногинский город­ской народный суд (Московская область) вынес решение, кото­рым обязал финансовый отдел местного Совета предоставить потерпевшему Черкашииу вместо украденной у него и не най­денной органами милиции автомашины "Жигули" аналогичную машину или выплатить ее рыночную стоимость.

Как нетрудно догадаться, это решение районного суда про­существовало недолго. Под формальным, надуманным предло­гом его отменили и Московский областной суд, и Верховный Суд РФ. Уж очень опасным мог оказаться прецедент, когда

¹ См.. МнмлоаЛ.Г., Сатщкий В.М. Нерешенная проблема возмещения вреда потерпевшему от преступления // Правоведение. 1977. № 3. С. 47 — 54.

358 Глава XI Судебная .«щита прав и свобод

государство реально обязывали выплачивать потерпевшим (а их миллионы!) причиненный им преступлением вред. Суды перестали принимать к рассмотрению заявления потерпевших, а в 1993 г. действие этой правовой нормы вообще было приос­тановлено. С введением в действие нового Гражданского ко­декса РФ (1 января 1995 г.) Закон "О собственности в РСФСР" был признан утратившим силу.

Так безуспешно закончилась попытка утвердить на терри­тории России стандарты цивилизованного правосудия, касаю­щиеся защиты прав жертв преступлений. Возможно, эта попыт­ка была преждевременной. Возможно, предпосылки возмеще­ния вреда государством следовало бы значительно сузить, на­пример компенсировать вред, наступивший в результате пре­ступлений только против личности (убийство, причинение вре­да здоровью и т. п.). Поскольку защита граждан от преступле­ний — одна из важнейших задач правового государства и учи­тывая конституционную гарантию: "Государство обеспечивает потерпевшим... компенсацию причиненного ущерба" (ст. 52), нам все равно рано или поздно придется вернуться к вопросу о государственной защите имущественных прав потерпевшего. И если финансовое положение страны измениться в лучшую сто­рону, не останется никаких оснований — правовых, нравствен­ных, фактических или организационных — отказываться от вы­полнения государством своего прямого долга перед жертвами преступлений — помочь потерпевшим быстрее вернуться к нор­мальному имущественному состоянию, разрушенному из-за не­радивости тех должностных лиц, которые не сумели достойно справиться со своими служебными обязанностями.

Поиск по сайту: