Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Социальная память и профессиональная историография в ситуации постмодерна



Опираясь на концепцию Ю. М. Лотмана, мы можем утверждать, что в новое время европейскому мировосприятию свойствен особый тип социальной памяти — казуальный по целеполаганию, письменный — по механизму. И именно он может быть охарактеризован как историчес­кий по социальной функции24. Казуальный характер исторической па­мяти имманентно предполагает возможность «переписывания истории», поскольку исторический метанарратив волей-неволей (осознанно/нео­сознанно) опирается на отобранные факты — «места памяти».

Ситуация постмодерна — это ситуация «конца истории». Причем хотя мы и ссылались на знаковую работу Фукуямы, но в контексте рассматриваемой проблемы не имеет принципиального значения, как понимать «конец истории»: в духе Канта как наступление «всемирно­го гражданского общества»; в духе Маркса, хотя в его терминологии это конец не истории, а предыстории человечества; в духе Шпенглера как «Закат Европы» и т.д. Важно лишь, что «конец истории» не носит апокалиптического характера. Поскольку мы вкладываем в понятие «история» определенный способ поиска идентичности, тесно связан-

24 См.:Лотман Ю. М. Альтернативный вариант: Бесписьменная культура или культура до культуры?//Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров: Человек—текст— семиосфера—история. М., 1996. С. 345.

ный с определенным, «письменным» историческим типом памяти, то «конец истории» означает лишь переход к новой идентичности. На мой взгляд, в состоянии постмодерна историческая память перестает быть основой идентичности. Ситуация напоминает, хотя и весьма от­даленно, «внеисторичную» историю эпохи Просвещения, когда ос­новной функцией исторической науки было давать достоверные при­меры, которые могут служить нравоучительным целям. Но с той ко­лоссальной разницей, что в эпоху Просвещения это были примеры, которые формировались научной историографией и предъявлялись обществу в качестве общезначимых. А в ситуации постмодерна каж­дый человек формирует свою индивидуальную идентичность в еди­ном культурном поле, рассматривая в качестве своих «собеседников» (современников, т.е. людей, находящихся с ним по сути в едином культурном пространстве) не только Гомера, Платона и Аристотеля, но и ЛаоЦзы и Конфуция. Происходит это потому, что в ситуации постмодерна уже не стоит задача «творить историю», история «сдела­на», она завершена и нужно не потеряться в ее поле.

В этом смысле показательно противоречие (скорее всего мнимое), которое мы обнаруживаем в построениях Бойцова. С одной стороны,

«история — прежде всего рефлексия общества, а потому будет су­ществовать, пока существует само общество».

С другой стороны,

«масс больше нет, а есть индивид, все более освобождаемый от ...со­циальных связей», «в итоге... развития техники и общества человек оказывается настолько... самодостаточен, что не испытывает жиз­ненной потребности ни в одной форме групповой идентификации»25.

Иными словами, общества более нет, а значит нет и истории.

Опираясь на концепцию Лотмана о взаимосвязи исторического типа памяти с письменностью, попытаемся быть последовательными. Если мы формулируем гипотезу о «конце истории» как о конце опре­деленного, исторического по сути и письменного по механизму типа памяти, то мы просто обязаны посмотреть, а что же с ним происхо­дит в ситуации постмодерна. Поставив вопрос именно так, мы вдруг обнаруживаем, что современная нам культура начинает становиться бесписьменной. Конечно, бесписьменной на свой лад, отличный от бесписьменной традиционной культуры. «Интеллектуальные истори­ки» призывают изучать черновики26. Но компьютер не оставляет чер­новиков! Компьютер оставляет нам только окончательный результат

2S Бойцов М. А. Указ. соч. С. 26~28.

к См., напр.: Экштут С. А. Пространство интеллектуальной истории: опыт историософского осмыслениях/Преемственность и разрывы в интеллектуальной истории: Материалы научной конференции. М., 2000. С. 3~8.

творческих усилий, да и это, по-видимому, временно. Явно намечается тенденция к увеличению доли электронных публикаций. Издательски­ми работниками высказывается мысль о нецелесообразности традици­онных публикаций (в виде книги) сборников статей — достаточно их «повесить» в Internet. Мы не высказываем здесь оценочных суждений (да и однозначная оценка здесь вряд ли возможна), однако напом­ним, что многие авторы связывали расширение возможностей истори­ческого познания именно с началом эпохи книгопечатания. Напри­мер, И.-Ф. Шиллер, размышляя о возможностях и границах научного исторического знания, связывает самое возможность исторического познания с возникновением письменности, но при этом отмечает:

«...письменные документы не вечны. Вследствие случайностей и разрушительного действия времени погибло огромное количество памятников прошлого и лишь немногие остатки минувшего дожили до века книгопечатания»[выделено мной. — М.Р.]27.

Таким образом, можно констатировать, что ситуация цивилизаци-онного перехода сопровождается соответствующим изменением типа памяти от исторического, служащего коллективной идентификации социума в историческом пространстве, к иному типу памяти, который служит идентификации индивидуума во всем пространстве культуры.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.