Место В.О. Ключевского в историографии
Популярнейший ученик С.М. Соловьева — Василий Осипович Ключевский стал
легендой русской историографии. Звездность имени проявилась далеко за пределами
исторической науки. Его имя носит планета №4560. Фамилия Ключевских символична и
ассоциируется с истоком, источником, представлениями о родине. Она происходит от
названия села Ключи Пензенской губернии. Слова «ключ» и «ключевой» для ученых имеют
еще одно значение — метод. Обладая способностью аккумулировать в исторической мысли
все лучшее, Ключевский хранил в своем сознании немало научных ключей.
Со временем менялись оценки, даваемые концепции Ключевского в отечественной
историографии, в его творчестве высвечивались все новые стороны. В 1880-е гг. М.О.
Коялович писал о системе научного изложения русской истории Ключевским, которая
открывала перед историком возможности поиска смысла «наших» законов в народном строе
жизни, в народных обычаях и воззрениях. Ему было важно показать «историю внутреннего
развития русской жизни». Изучая исторические явления, Ключевский, по определению
Кояловича, доискивался «их в русском складе жизни на большой глубине», благодаря чему
ставил, как правило, верный исторический диагноз. Согласно такому подходу,
государственные и общественные учреждения, а также само общество были лишь внешним
выражением внутренней жизни народа. Ключевский не приписывал скоропостижной смерти
старым государственным учреждениям в горниле преобразований и не преувеличивал
творческих сил ни преобразователей, ни тех поколений, на чей век выпадали перемены.
Ключевский обратил внимание на необходимость анализа переходного общественного
состояния, когда уже произошло обновление (политическое, социально-экономическое), но
привычные представления еще не успели измениться.
А.С. Лаппо-Данилевский обратил внимание на злободневность сомнений
Ключевского. О «душевной сложности» Ключевского писал С.Ф. Платонов, считавший, что
в ней сплелись самые разнородные элементы русской стихии и общечеловеческой мысли.
А.Е. Пресняков отметил у Ключевского ярко выраженные особенности схемы Соловьева и
Чичерина с присущим ей внутренним противоречием — «с одной стороны, утверждение
преемственной связи исторической жизни севера с киевским югом, с другой — выяснение их
резкой противоположности и самостоятельных корней северорусского исторического
процесса».
Н.Г. Рубинштейн согласился с мнением П.П. Смирнова и отнес Ключевского к
основателям экономического направления в русской историографии. М.В. Нечкина показала
возможности психологического жизнеописания для раскрытия мировоззрения историка.
Опыт системного анализа творчества Ключевского предложила Р.А. Киреева.
Исследователи писали об идейной эволюции Ключевского к позитивизму, восприятии
им методологических принципов Кавелина и Бестужева-Рюмина, Щапова и Лаврова. Так,
П.С. Шкуринов в книге «Позитивизм в России XIX века» (М., 1980) считал: «На взгляды
Ключевского оказали заметное влияние философия Л. Фейербаха, Н. Чернышевского и Н.
Добролюбова, историко-теоретические воззрения С. Ешевского и Ф. Буслаева. В
миропонимании русского историка сложно переплетались либеральные и демократические
убеждения, понятия, шедшие от эмпиризма, и конвенциалистские суждения о природе
исторического процесса». Там же отмечалось, что в последние два десятилетия жизни
Ключевский без особого уважения относился к идеям «субъективного метода» Лаврова и
Михайловского, которые раньше влияли на его миропонимание. В литературе
преувеличивалась степень зависимости Ключевского от позитивизма, особенно в тех
случаях, когда авторы подчеркивали, что в своих поисках методологии истории он пытался
опереться на крупнейшие естественно-научные достижения своего времени, труды
Менделеева и Бутлерова, Сеченова и Павлова с целью сближения исторических явлений с
явлениями физико-биологическими. В литературе отмечалось, что в начале XX в.
Ключевский начал испытывать некоторое влияние неокантианства.
Ключевского отличало бережное отношение к научной традиции. Он был убежден,
что «наличное богатство литературы по отечественной истории» не дает права историку на
научную расточительность. Ключевский умел заставить эффективно работать
историографический компонент в своем исследовании и учил этому других. Высоко ценя
«напряжение мысли» в чужих трудах, он советовал не просто углубляться в связь и смысл
описываемых в них явлений, но всегда «принимать в расчет и то, как понимает эту связь и
этот смысл» конкретный автор. Ключевский изучал механизмы, которые долгое время
управляли мышлением ученых историков (изживание генетики летописного взгляда;
переход к новому уровню познания). Научную задачу историка он видел в уяснении
происхождения и развития человеческих обществ, в изучении генезиса и механизма
людского общежития. Летописец же искал в событиях нравственный смысл и практические
уроки для жизни, уделяя главное внимание исторической телеологии и житейской морали.
Мысль летописца обращалась к жизни человека, к конечным причинам «существующего и
бывающего». Историческая жизнь служила летописцу нравственно-религиозной школой.
Путь к профессиональному мастерству Ключевский видел только один: через
научную добросовестность, умение поиска «следов» прошедших явлений и событий,
привлечение надежных источников, выработку действенной методики. Мастерство говорит
само за себя. Оно проявляется в красочности исторического полотна, образности
характеристик и определений; открывающейся в ходе исследования научной перспективе;
эффективном сочетании повествования и анализа. Ключевский в совершенстве владел
мастерством анализа сквозь призму повествования. В случае недостатка источников и
информации он умел анализировать историческое явление, изучая его следствия. Присущая
Ключевскому спасительная ирония хранила его от идеализации и панегириков. В целом же
Ключевский реалистично оценивал возможности историков: «Мы можем следить только за
господствующими движениями нашей истории, плыть, так сказать, ее фарватером, не
уклоняясь к береговым течениям».
В совершенстве владея, как бы мы сейчас сказали, межпредметными связями, историк
использовал филологические средства, особенно, если речь шла о древней истории. Он
изучал лингвистический и топонимический смысл слов, считал, что «...язык запомнил много
старины, свеянной временем с людской памяти». Щедро рассеянные по всему курсу русской
истории слова и пословицы не были сведены историком в единый словарь. Видимо, он
полагал этот жанр уже освоенным В. Далем. Однако определения и разъяснения, данные
Ключевским, казалось бы, обыденным словам, известным пословицам и выражениям, обрели
под его пером свежий смысл и звучание, и при желании «Историко-лингвистический словарь
Ключевского» нетрудно составить.
Ключевский черпал в историографии дополнительные средства для решения спорных
проблем. Так, например, рассмотрение «варяжского вопроса» позволило ему подвести
важный для своего времени историографический итог, хотя сам спор между норманнистами
и антинорманнистами он считал «ученой патологией», не имеющей никакого отношения к
науке.
Концепция Соловьева оказала важное влияние на общие взгляды Ключевского о
русской истории. Она стала «точкой отправления и опоры для дальнейшего изучения
русского прошедшего». Но, как отмечали уже младшие современники, в схему Соловьева
Ключевский вложил «столько нового понимания и содержания, что в его интерпретации
знакомые построения и факты приобретали совершенно новый смысл и как бы
перерождались». С этими словами А.Е. Преснякова можно согласиться.
Ключевский прошел в науке свой путь. Он пересмотрел историко-философскую
схему Соловьева, не высказывая прямых замечаний в адрес учителя. Только в статьях,
посвященных анализу творческого пути Соловьева (1876 и 1880 гг.), Ключевский осторожно
намекнул на односторонность методики источниковедческого анализа.
Мысль Соловьева о колонизации, как важном факторе исторического развития, у
Ключевского получила углубленное толкование за счет рассмотрения таких ее аспектов как
экономический, этнологический и психологический. Начав историческую часть
опубликованного курса лекций разделом «Природа страны и история народа», он перешел к
определению значения почвенных и ботанических полос, а также тех влияний, которые
оказывали на историю «основные стихии pycской природы»: речная сеть, равнина, лес и
степь. Ключевский показал отношение к каждой из них русского народа, объясняя причины
устойчивости репутации (нелюбви к степи и лесу, двусмысленном отношении к реке и т. д.).
Историк подвел читателя к мысли о необходимости бережного, как бы мы сейчас сказали,
экологического подхода к природе: «Природа нашей страны при видимой простоте и
однообразии отличается недостатком устойчивости: ее сравнительно легко вывести из
равновесия».
При свойственной России обширной территории, этнической пестроте и широкой
миграции в ее истории, по мнению Ключевского, неизбежно действовал фактор так
называемых «скреп», которые только и могли удержать в единстве постоянно растущий
конгломерат. В политике роль «скрепы» отводилась высокоцентрализованной власти,
абсолютизму; в военной сфере — сильной армии, способной к выполнению как внешних, так
и внутренних функций (например, подавление несогласных); в административном плане —
рано развившейся сильной бюрократии; в идеологии — господству типа авторитарного
мышления в народе, в том числе и среди интеллигенции, религии; и наконец, в экономике
стойкости крепостного права и его последствий.
Ключевский разделял мысль Соловьева о возможности сравнения человеческих
обществ с органическими телами природы, которые также рождаются, живут и умирают.
Научное движение, в которое они с учителем внесли свою лепту, он охарактеризовал
следующим образом: «Историческая мысль стала внимательно всматриваться в то, что
можно назвать механизмом человеческого общежития». Неустранимая потребность
человеческого ума, по мнению Ключевского, заключалась в научном познании хода, условий
и успехов «человеческого общежития», или жизни человечества в ее развитии и результатах.
Задачу «воспроизвести последовательный рост политической и социальной жизни России» и
проанализировать преемственность форм и явлений, поставленную Соловьевым, его ученик
исполнил уже по-своему. Он подошел к изучению истории России с позиций взаимосвязи и
взаимовлияния трех главных факторов — личности, природы и общества. Органический
подход историка к истории требовал учета контекста эпохи и действующих сил истории,
исследования многомерности исторического процесса и разнообразия существовавших и
существующих связей. Ключевский сочетал исторический и социологический подходы,
конкретный анализ с исследованием явления как феномена мировой истории.
Поиск по сайту:
|