Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 10 страница

А как-то вечером она напрямую спросила:

— Боишься идти на лестницу, да?

Я в тот момент как раз красила ногти на ногах кроваво-красным лаком. Услышав такой вопрос, я уставилась на кисточку и, стараясь, чтобы рука не дрожала, принялась себя успокаивать: «От кутикулы к краю, от кутикулы к краю…»

— А ты бы на моем месте не боялась?

— Боялась бы.

В следующий раз, когда мы целой компанией направились к боковой лестнице, Эрин уже сама сказала:

— Вот дерьмо! Забыла в комнате кошелек. Джей, пойдем со мной, ключ ведь у тебя, — и, повернувшись к остальным, добавила: — Мы вас догоним через пять минут.

Я. Я вернулась.

ЛУКАС. Думал, до завтра не приедешь.

Я. Планы поменялись.

ЛУКАС. Вижу. Вечером свободна?

Я. Да.

ЛУКАС. Поужинаем?

Я. Да.

ЛУКАС. Заеду за тобой в 7.

— Раньше парни никогда для меня не готовили.

Лукас улыбнулся. Он нарезал овощи и полил их каким-то соусом, ингредиенты которого только что смешал.

— Вот и хорошо. Значит, ты не будешь возлагать на мою стряпню слишком больших надежд.

Выложив содержимое миски на лист фольги и скрепив края, он поставил этот сверток в духовку, где уже что-то готовилось.

Я потянула носом воздух:

— Мм… Вкусно пахнет. И, судя по тому, как ты ловко управляешься, ты опытный повар. Не хотелось бы тебя пугать, но на этот ужин я возлагаю огромные надежды.

Он включил таймер, вымыл и вытер руки, а потом отошел от столешницы и подвел меня к дивану:

— У нас есть пятнадцать минут.

Мы сели рядом, и Лукас стал изучать мою руку. Он трогал прохладными подушечками мои короткие ногти (я стригу их, чтобы не мешали играть на контрабасе), водил по чувствительным желобкам между пальцами, вертел мою кисть, ласково ее поглаживая. Наконец он медленно нарисовал на моей ладони спираль. Я смотрела на него, как будто загипнотизированная мягкостью его прикосновений.

Пальцы Лукаса скользнули между моими пальцами, мы соединили ладони, и он потянулся ко мне, чтобы усадить к себе на колени. Его губы дотронулись до моей шеи, чуть повыше ключицы. Через несколько минут прозвонил таймер, но я не слышала звонка.

Лукас достал из духовки две отдельные порции, завернутые в фольгу. Внутри свертков оказались куски красного луциана, которого он поймал два дня назад, овощной салат и картошка. Фрэнсис принялся вопить, как пожарная сирена, и не угомонился, пока не получил причитающееся ему угощение. Мы сели за крошечный столик, стоявший возле единственной пустой стены, и я спросила:

— Привык готовить для себя одного?

Он кивнул:

— Последние года три — да. А раньше готовил на двоих.

— Ты сам готовил? Не родители?

Он кашлянул, насаживая на вилку кусочек картофелины.

— Мама умерла, когда мне было тринадцать. До этого, конечно, она была на кухне главная. А потом… мне оставалось или научиться готовить, или трескать одни тосты и рыбу, что, как я подозреваю, мой отец и делает, когда меня нет дома. Хотя время от времени я напоминаю ему, чтобы покупал фрукты или какую-нибудь зелень.

Так. Пока все совпадало с тем, что говорил о себе Лэндон: живет с отцом, ни братьев, ни сестер нет. Трудно было не обратить внимание на такое совпадение, и, думаю, Лукас это понимал. И все-таки для разоблачения его двуличия момент был не слишком подходящий. Ведь человек секунду назад сказал мне, что еще ребенком потерял мать.

— Извини, я не знала.

Он кивнул, но тему развивать не стал.

После того как мы поели, Лукас выпустил кота на улицу, потом вернулся к столу, взял меня за руку и отвел к себе в спальню. Ничего не говоря, мы лежали на боку лицом друг к другу. Его прикосновение было почти нестерпимо легким. Он прошептал что-то, щекоча своим дыханием мою щеку, процеловал дорожку от уха к ключице и стал неторопливо расстегивать пуговицы моей белой блузки. Открыв одно плечо, он дотронулся до него губами. Я вздохнула и закрыла глаза. Почувствовав мои пальцы у себя под рубашкой, Лукас сел, быстро стащил ее через голову и отбросил в сторону, а потом накрыл меня своим телом и снова стал целовать.

Его губы требовательно разжали мои. Я положила руку ему на бок, туда, где были начертаны таинственные письмена, и почувствовала, как по его телу пробежала дрожь. Мы перевернулись, и Лукас стащил блузку с другого моего плеча. Она так и висела у меня на локтях, пока он целовал кожу над светло-бежевыми чашечками бюстгальтера. Мое тело тянулось к нему, как будто под действием статического заряда.

Ничего не говоря и не объясняя, Лукас остановился перед чертой, которую я провела неделю назад. Наш диалог сводился к междометиям и тихим неясным звукам. Все они означали только одно — радостное принятие того, что происходило сейчас между нами.

— Я должен отвезти тебя обратно. — Мы почти час не разговаривали, поэтому его голос был немного сиплым.

Стрелка висевших над столом часов подползала к двенадцати. Лукас протянул мне лифчик и пролез в свою рубашку — так же как и снял ее, через голову. После этого он подал мне блузку, а как только я продела руки в рукава, развернул меня, застегнул пуговки и, обхватив мое лицо обеими ладонями, поцеловал.

Я стояла возле мотоцикла и надевала перчатки, когда на другом конце дворика открылась дверь и из дома вышел мужчина с ведром. Он открыл бак, выбросил туда мусор и повернул обратно, но тут вдруг я заметила, что Лукас замер как вкопанный и смотрит на этого человека. Тот, наверное, почувствовал на себе наши взгляды и обернулся. Свет из открытой двери дома упал ему на лицо: это был доктор Хеллер.

— Лэндон? — вопросительно произнес он и, не получив ответа (ни Лукас, ни я даже не пошевелились), смущенно добавил: — Жаклин?

Вне всякого сомнения, профессор тут же сообразил, что мы двое вышли из квартиры, которую Лукас у него снимает, и что сейчас двенадцать часов ночи. Подумать, что мы просто провели невинный внеплановый семинар по экономике, он не мог: время и место нашего свидания были слишком нетипичны для академических мероприятий.

Несколько ужасно долгих секунд мы все молчали. Наконец доктор Хеллер, сокрушенно вздохнув, пригвоздил Лукаса решительным взглядом:

— Мне нужно будет с вами поговорить. Когда вернетесь, зайдите, пожалуйста, на кухню. Это займет не больше получаса.

Лукас быстро кивнул, надел свой шлем, который на протяжении всей этой сцены судорожно сжимал в руках, а потом повернулся ко мне, чтобы проверить, хорошо ли я застегнула ремешки под подбородком. Мы посмотрели друг на друга, но он промолчал, и я тоже. Десять минут езды до моей общаги ничего между нами не прояснили: не было сказано никаких волшебных слов, от которых ложь перестала бы быть ложью. Я не знала, что мне делать или говорить в такой ситуации. Поэтому стала просто ждать, когда Лукас сам все объяснит.

Мы подъехали к общежитию. Я слезла с мотоцикла и, не снимая перчаток, неловко стащила с головы шлем и резинку для волос. Лукас тоже снял шлем и убрал вместе с моим — как будто не собирался больше его надевать. Я повернулась к Лукасу: он сидел, уставившись на свои руки, сжимавшие руль.

— Ты уже знала, да? — Он говорил тихо, и мне было непонятно, какое чувство он вкладывает в эти слова.

— Да.

Он оторвал взгляд от руля и, хмурясь, посмотрел мне в глаза:

— Почему не сказала?

— А ты почему ничего не сказал? — Я считала, что в подобной ситуации не я должна была отвечать на его вопросы, а он на мои. И меня взбесило, что он их из меня вытягивает. — Так, значит, ты Лэндон. А Ральф зовет тебя Лукасом. И та девушка, и другие люди. Как же тебя зовут на самом деле?

Он снова взглянул на руль, и я почувствовала, что злость растет внутри меня, будто надувной шар, — даже в ребрах затеснило. Лукас, казалось, решал, что рассказать мне, а о чем промолчать. «Харлей» тихо ворчал, готовый в любую секунду рвануться с места.

— И так и этак. Лэндон — мое первое имя, Лукас — второе. Все зовут меня Лукасом. Теперь. Но Чарльз… доктор Хеллер знает меня давно, и для него я по-прежнему Лэндон. Ты, я думаю, знаешь, что некоторых людей трудно заставить называть тебя не так, как они называли всегда.

Очень логично. Только эта логика все равно не объясняет, зачем было изображать передо мной двух разных парней.

— Ты мог бы сказать мне раньше. И не сказал. Ты обманывал меня.

Лукас выключил двигатель и, сойдя с мотоцикла, взял меня за плечи:

— Я никогда тебя не обманывал! Ты просто строила предположения, исходя из того, что сказал тебе Ч… доктор Хеллер. Но перечитай мои письма: ни в одном из них я не назвал себя Лэндоном.

Я высвободилась:

— Зато ты позволял мне называть тебя Лэндоном!

Он уронил руки и посмотрел на меня так, что я невольно застыла.

— Ты права, во всем виноват я. И мне очень жаль. То, чего мне так хотелось, не могло произойти между тобой и Лэндоном. Все, что у нас было, запрещено правилами. Я их нарушил.

Я с трудом сглотнула. Мне было тяжело дышать. Я уже слышала то, чего он еще не сказал. Он собирался меня бросить. Я моментально вернулась на несколько недель назад, к тому ужасному разговору с Кеннеди. Все те чувства хлынули на меня, как будто прорвало плотину. Казалось, я вот-вот утону. Меня бросили родители, меня бросил парень, а вслед за ним — все друзья, кроме Эрин и Мэгги. Теперь меня бросает Лукас. И Лэндон. Два разных человека, каждый из которых был мне по-своему дорог.

— Значит, это все.

Он посмотрел на меня поразительно осязаемым взглядом, как будто пальцами по лицу провел:

— Иначе пострадает твоя оценка. Как вернусь, я объясню доктору Хеллеру, что ты ни в чем не виновата. У него не будет к тебе претензий.

— Значит, это все, — повторила я.

— Да, — сказал Лукас.

Я повернулась и пошла к зданию. Только поднявшись на верхнюю ступеньку крыльца, я услышала, как снова зарычал оживший мотор мотоцикла.

ГЛАВА 16

В понедельник, в конце лекции, доктор Хеллер сказал:

— Миз Уоллес, подойдите, пожалуйста, ко мне на минутку после занятия.

Я кивнула, на секунду встретившись с ним взглядом.

— Ай-ай-ай, маленькая хулиганка! — сказал Бенджи. Улыбка сползла с его лица, как только он на меня посмотрел. — Погоди… У тебя что, действительно проблемы? — Мой сосед обернулся, быстро найдя глазами единственную возможную причину моих неприятностей с профессором. — Он узнал про… — Бенджи кивнул в сторону Лукаса.

— Да.

Бенджи вытаращился на меня и понизил голос:

— Серьезно? Вот черт! Как это получилось?

Я покачала головой:

— Не важно как. Он узнал. Теперь все.

Сжав губы, Бенджи запихнул тетрадь в рюкзак и вздохнул:

— Ой, как жалко! — Его ореховые глаза наполнились искренним сочувствием. — Может, я чем-нибудь помогу?

Я снова помотала головой. Разговор нужно было направить в другое русло.

— Со мной все будет в порядке. Как прошел разговор с отцом?

Бенджи широко улыбнулся и раскрыл руки:

— Как видишь, я не разорван на куски. Все части тела на месте. — Он игриво подвигал бровями, а я в шутку его пихнула. — Это оказалось не так страшно. — Бенджи закинул на плечо рюкзак. — Мне даже стало легче, когда я все выложил. И ему, по-моему, тоже.

— Хорошо.

Я была рада за друга. Жаль только, что раскрытие моей тайны не привело к тому же результату. На Лукаса я ни разу не обернулась. Когда я входила в аудиторию, он пялился в свой блокнот, явно не желая смотреть в мою сторону.

— Привет, Жаклин! — сказал Кеннеди, когда мы встретились, и гордо улыбнулся: дескать, гляди, я наконец-то запомнил твое имя!

— Привет, — ответила я, проскакивая мимо.

Я остановилась на последней ступеньке прохода. Доктор Хеллер посмотрел на меня поверх голов студентов, которые толпились вокруг него, и попросил, чтобы я зашла за своей работой к нему в кабинет после обеда. Судя по выражению его лица, это был скорее приказ, чем приглашение. Я покраснела и сказала, что приду.

* * *

— Ты же не сделала ничего плохого, поэтому и беспокоиться тебе не о чем. Может, препод просто хочет убедиться, что этот Лукас — или Лэндон (без разницы, кто он, — хоть Боб из «Симпсонов») — тобой не воспользовался.

Я была благодарна Эрин за попытку меня подбодрить, но ее доводы казались мне малоубедительными. Я полулежала на кровати, свесив ноги, и глядела на квадратик свинцового неба в маленьком окне. Меня слегка трясло, хотя в помещении было тепло, даже жарко. Мы с Эрин знали, что раритетная отопительная система нашей общаги будет нагнетать нам горячий воздух до тех пор, пока маленькая комнатка не превратится в сауну. Потом отопление выключат и снова включат только после того, как мы закоченеем. Так было всю прошлую зиму, и даже удивительно, что к февралю мы с соседкой не заработали воспаление легких.

— Как ассистент преподавателя Лэндон был на высоте. А мои отношения с Лукасом никого не касаются.

— Разве что меня, — поправила Эрин.

Я повернула к ней голову и слабо улыбнулась:

— Да, разве что тебя.

— Во сколько ты должна быть у доктора Хеллера? — спросила она, кладя последние штрихи на сверкавший блестками плакат, который поручили ей «сестры» по студенческому обществу.

— Между половиной второго и половиной третьего.

— Лучше поторопись. А я сейчас заканчиваю и бегу на работу. Скинь мне эсэмэску, если надо будет кому-нибудь врезать. И не забудь: завтра мы идем покупать платья для тусовки «братишек».

— Помню, — сказала я, в очередной раз изумляясь, до чего легко и быстро моя подруга умеет менять тему разговора.

* * *

Во второй раз за семестр доктор Хеллер взирал на меня из-за своего стола, а я старалась не ёрзать на стуле. То, что за каких-нибудь несколько недель я уже дважды оказалась на этом месте, было для меня чем-то невероятным, ведь в детстве я почти никогда не вызывала недовольства учителей.

Пригласив меня сесть, доктор Хеллер порылся в стопке бумаг и, вытащив оттуда мою работу, пробормотал:

— Ага…

Пока он внимательно ее пролистывал, я сидела, сцепив руки на коленке и гадая, будет ли моя оценка зависеть от того, что я скажу или не скажу в ближайшие несколько минут, или она уже выставлена. Я вздрогнула, когда профессор, откашлявшись, сказал:

— Я побеседовал с мистером Максфилдом — вы, наверное, об этом знаете?

— Нет, сэр. Мы не разговаривали, — ответила я, нервно глотнув воздуху.

Профессор приподнял брови и удивленно посмотрел на меня:

— Вот как? — Он нахмурился, как бы немного растерявшись. — Что ж, я задам вам тот же вопрос, который задал ему. Очень надеюсь на вашу правдивость. Эта работа написана с его помощью?

Теперь уже я озадаченно нахмурилась: я не была уверена, что правильно понимаю вопрос.

— Он сориентировал меня относительно источников. А потом, когда проект был готов, все прочитал и указал мне на несколько ошибок, которые я исправила. Работа моя.

Доктор Хеллер, кивнув, вздохнул:

— Хорошо. Теперь последняя самостоятельная. Вам было сообщено о ней что-то, чего не знали другие студенты?

Я сглотнула:

— Он прислал мне вопросный лист и посоветовал, чтобы я его заполнила.

Профессор приподнял кустистую бровь и в упор посмотрел на меня. Я поправилась:

— Очень настойчиво посоветовал. Но, честное слово, про самостоятельную он ничего не говорил. Я думала, он просто раскомандовался. Не поняла, что это он не случайно…

Вот дерьмо!

— Он полностью признал свою ошибку, миз Уоллес.

У меня перехватило дыхание, мысли стали путаться. Сейчас я видела только одно: с первой нашей встречи, когда он расквасил физиономию Баку (перед этим, надо полагать, стащив его с меня), Лукас постоянно мне помогал. А теперь, каковы бы ни были наши отношения, он рисковал потерять из-за меня работу.

Я подалась вперед и, вцепившись в край стола, сказала:

— Лукас никоим образом не воспользовался мной. Он был замечательным репетитором. Я не могла ходить на его семинары (в это время у меня другое занятие), поэтому он присылал мне вопросники по электронной почте. — Я перевела дыхание, боясь наговорить еще больше глупостей, чем уже сказала. Если я буду лепетать, как девчонка, влюбленная до потери пульса, моим словам будет грош цена. — Мне бы очень не хотелось, чтобы у него были из-за меня неприятности.

Профессор, наморщив лоб, смотрел на мою работу, которую по-прежнему держал в руках. Пожалуй, вид у него был более участливый, чем за несколько секунд до того. Внимательно поглядев на меня, он сказал:

— Лэндон говорит то же самое. Вы, дескать, не знали, что молодой человек, с которым вы… виделись… и есть ассистент преподавателя. И все вопросы, связанные с учебой, вы обсуждали только по электронной почте.

Я кивнула. Противоречить Лукасу было нельзя. Доктор Хеллер опять вздохнул, откинулся на спинку стула и, задумавшись, потер подбородок. Наконец он протянул мне мои листки:

— Вы проделали большую работу, миз Уоллес. Для студенческого проекта ваши выводы очень глубоки и хорошо обоснованы. Если вы так же успешно сдадите экзамен, ваша оценка за мой курс не пострадает от… э-э-э… эмоциональных потрясений, которые вы претерпели в этом семестре. И позвольте дать вам совет: в вашей жизни еще не раз может произойти что-то способное выбить вас из колеи. На будущее, пожалуйста, имейте в виду: не всегда преподаватели и работодатели будут проявлять понимание и терпимость. Как бы сказала моя дочь, этого ежика придется скушать.

— Да, сэр, — сказала я, с трудом удерживаясь, чтобы не заглянуть на последнюю страницу работы, где стояла оценка. Теперь, конечно, нужно было встать, поблагодарить профессора и смыться, пока он добрый. Но я не смогла не спросить: — А Лукас? У него неприятности? Он… он потеряет работу?

Доктор Хеллер покачал головой:

— Нет — ведь, насколько я понимаю, ничего страшного не случилось. Но я напомнил Лэндону… э-э-э… Лукасу, что иногда важна не столько суть происходящего, сколько то, как окружающие могут это воспринять. В данной связи я посоветовал ему до конца семестра ограничить ваше общение рамками сугубо академических взаимоотношений.

Лукас вообще не заикался о каком бы то ни было продолжении нашего общения. Его слова о необходимости расстаться прозвучали как вполне окончательные, и он не опроверг их ни письмом, ни эсэмэской, ни хотя бы взглядом (я, правда, точно не знала, смотрел он на меня на лекции или нет).

— Спасибо, доктор Хеллер.

Выйдя из кабинета, я наконец-то посмотрела на свою оценку — 94. Если бы я не пропустила промежуточную аттестацию, такой высокий балл мне точно было бы не получить.

* * *

В среду и в пятницу я старалась не замечать Лукаса: не глядела в его сторону ни перед лекцией, ни после нее, тем более что, когда занятие заканчивалось, Кеннеди ждал меня в проходе и провожал до выхода. В среду он спросил, как идут мои индивидуальные занятия.

— Что? — Я запнулась на последней ступеньке, и Мур подхватил меня за локоть.

— Кто те два пацана, которые втюхались в тебя до умопомрачения? Они в восьмом классе или в девятом? — Кеннеди рассмеялся. Девчонки, которые стояли в дверях, когда мы выходили на улицу, проводили нас взглядом. Мой бывший, по своему обыкновению, сделал вид, будто не заметил их. — Или в тебя влюбляются все твои ученики?

«Ах, так это он про занятия по музыке, не по экономике!» — с облегчением подумала я, заматывая шею пушистым шарфом и до самого подбородка застегивая молнию. Мы обогнули здание, и теперь холодный ветер с силой дул нам навстречу. Кеннеди поднял воротник пальто и засунул голые руки в карманы.

— Понятия не имею, как они ко мне относятся в глубине души, но, вообще-то, они все довольно колючие ребята.

Кеннеди улыбнулся мне, и точно так же, как когда мы встретились в первый раз, я невольно посмотрела сначала на ямочку на щеке, а потом на красивые зеленые глаза. Он легонько подтолкнул меня локтем:

— Колючесть — верный признак влюбленности.

Я нахмурилась и, глядя прямо перед собой, прибавила шагу. Было непонятно, куда мой бывший клонит, но выяснять не очень-то хотелось.

— Увидимся позже, Кеннеди. Мне пора на испанский.

Он поймал меня за руку:

— Мэгги сказала, ты придешь в субботу на нашу тусовку?

Я кивнула. Во вторник вечером мы с подругой провели в торговом центре несколько часов в поисках подходящих платьев и туфель. Ей кровь из носу нужно было заставить Чеза пожалеть обо всем, что бы он ни сделал, — разумеется, кроме решения упасть к ее ногам.

— А кто-то, кажется, говорил мне про свободу, про охоту на новых парней… — сказала я, глядя как Эрин вылезает из десятого или одиннадцатого коктейльного платья, недостаточно совершенного для предстоящего случая, и энергично, как бы танцуя шимми, натягивает на себя кусочек серебристой ткани с разрезом чуть ли не до трусов.

Решительно и немного хищно улыбнувшись в зеркало, Эрин подождала, пока я не застегну ей молнию, и изучила свое отражение. Благодаря сверкающему и переливающемуся платью ее волосы казались просто огненными.

— Так я и охочусь, — промурлыкала она.

Я высвободила руку и, не оборачиваясь, пошла своей дорогой. Кеннеди крикнул мне вслед:

— До скорого, Жаклин!

Я стала мысленно перебирать все предлоги, которыми можно было бы воспользоваться, чтобы все-таки не идти вместе с Эрин на ежегодную большую вечеринку «братишек». Но подходящей отмазки не нашлось, а обещание, данное подруге, просто так не нарушишь — тем более теперь, когда она, обычно вполне вменяемая девушка, преисполнилась такой решимости хотя бы на одну ночь превратить жизнь своего бывшего в сущий ад. В понедельник за ужином она сказала: «Надо его добить. Напоследок». При этом Мэгги посмотрела в мою сторону и многозначительно приподняла бровь. Драма Эрин и Чеза, попытки Кеннеди заполучить меня обратно и вероятное присутствие Бака — все это должно было сделать вечеринку совершенно незабываемым событием.

* * *

Не смотреть друг другу в глаза на занятиях по самообороне оказалось для нас с Лукасом гораздо труднее, чем играть в прятки на лекциях по экономике. Но час мы продержались. Самое странное было то, что всю неделю он продолжал высылать мне вопросники без каких бы то ни было комментариев, не считая приписки: «В прикрепленном файле новый вопросный лист. ЛМ».

— Если при ударе ступней велика вероятность того, что вы не попадете в цель или преступник увернется, то удар коленом более надежен: он выполняется легко и с небольшого расстояния. Этим приемом мы сейчас и займемся. — Голос Ральфа вывел меня из задумчивости. — Надеюсь, леди, что вы пока не будете целиться нашим отважным инструкторам в самое уязвимое место.

Как и полмесяца назад, Дон и Лукас поделили группу пополам. Я поспешила присоединиться к Дону, Эрин пошла за мной. Пристегнув к мускулистой руке защитную подушку, наш тренер объяснил, как нужно выполнять удар коленом, и попросил кого-нибудь помочь ему это продемонстрировать. Эрин с радостью согласилась. Я даже почувствовала гордость за подругу, когда она, издав воинственный клич, схватила Дона за плечи и заехала коленом в подушку. Я сразу вспомнила, как Лукас вырубил Бака, пнув его в подбородок: тот как подкошенный повалился на землю и поднялся, я думаю, не скоро.

Наступила моя очередь. Под ободряющие возгласы других женщин и Дона я преодолела стеснение, выполнила прием и, почувствовав легкую дрожь от прилива адреналина, вернулась к Эрин. Она заглянула в мои расширенные зрачки и засмеялась:

— Вот то-то и оно!

Мы перешли к ударам ступней. Каждый раз, когда я под одобрительное бормотание Дона выполняла положенное движение, мои сомнения в том, что я смогу применить все это на практике, потихоньку отступали. Седоволосая Вики (женщина, которая, сама того не зная, помешала мне уйти с занятия две недели назад) спросила:

— Допустим, у нас получится ударить в нужное место, и достаточно сильно. Но даже в этом случае разве нам одолеть такого крупного мужчину, как вы?

Дон напомнил, что наша задача — не победить в драке, а унести ноги:

— Каждая выигранная секунда дает вам возможность убежать.

Ральф объявил небольшой перерыв, и я украдкой взглянула на Лукаса. Он смотрел на меня поверх голов двух девушек, одна из которых что-то ему говорила. В ярко освещенной комнате его льдистые серо-голубые глаза казались совсем светлыми. Меня повело, дыхание стало мелким и прерывистым (видимо, сказалась еще и физическая нагрузка). Мы не отворачивались друг от друга, пока Эрин не взяла меня под руку и не потянула к двери.

— Пойдем-ка, Джульетта, — пробормотала она так тихо, чтобы, кроме меня, этого никто не слышал.

Я покраснела и поплелась за ней в раздевалку. Наклонившись над раковиной, я плеснула себе в лицо водой, уставилась в зеркало и задумалась о том, что видел Лукас, когда на меня смотрел. Что видел Кеннеди. А что — Бак.

— Поплохело, да? — Эрин подала мне бумажное полотенце и тоже принялась разглядывать мое отражение, сжав губы и наклонив голову набок. Ее темные глаза встретились с моими. — Эх, я должна была догадаться, что охота не пойдет тебе на пользу. Кстати, если тебя это утешит, его, кажется, ломает ничуть не меньше.

Я закатила глаза, промокая щеки салфеткой:

— Поверь, это меня нисколько не утешает.

Приподняв бровки, Эрин перевела взгляд с моего отражения на свое, устранила какой-то дефект макияжа, видимый ей одной, и поправила пушистый рыжий хвостик:

— Мм-хм…

* * *

— За оставшийся час мы с вами освоим еще несколько движений, которые помогут вам освободиться от захвата за плечи и за шею. На следующей неделе мы объединим все приемы, которые выучили, и прокрутим несколько возможных сценариев вашего столкновения с преступником, — сказал Ральф и, хлопнув в ладоши, добавил: — Делимся на группы и приступаем.

Мы, двенадцать женщин, автоматически разделились так же, как и до перерыва. Дон с Лукасом, надев защитные подушечки и шлемы, направились было каждый к своим подопечным, но Ральф их остановил:

— Поменяйтесь-ка местами, ребята. Дамам полезно тренироваться на разных нападающих.

О господи боже мой! Этого еще не хватало! Хоть я и понимала, что суетиться бесполезно, мой мозг стал судорожно искать какую-нибудь увертку, которая избавила бы Лукаса от необходимости при всех до меня дотрагиваться.

Первый вариант нападения назывался «медвежья хватка». Бесстрашная седоволосая Вики вызвалась в замедленном темпе продемонстрировать, чтов этом случае должна делать жертва. Я стояла рядом с Эрин и другими женщинами и смотрела на Лукаса, тяжело дыша и чувствуя, как сердце пытается проломить грудную клетку. И это он еще ко мне не прикоснулся!

Вскоре стало понятно, зачем инструкторам шлем: оказалось, что жертва должна изо всех сил ударить нападающего затылком в нос и рот. Еще нужно было топнуть ему по ноге, но Лукас попросил пощадить его ничем не защищенные стопы, пообещав, что кричать и извиваться будет как по-настоящему. Все засмеялись. После удара локтем в живот полагалось выполнить движение, которое Ральф, подошедший, чтобы за нами понаблюдать, окрестил «газонокосилкой».

— Мы надеемся, что этот прием вы тоже пока не станете применять в полную силу, — сказал полицейский, оборачиваясь к Лукасу и хлопая его по плечу. — Пожалуйста, не лишайте наших мальчиков будущих радостей отцовства. — (При этих словах женщины усмехнулись, а Лукас слегка порозовел и, неловко улыбнувшись, уставился в пол.) — Ну а если на вас действительно нападут, то вы свободной рукой хватаете нападающего за причинное место и резко дергаете, как будто запускаете газонокосилку.

Ральф продемонстрировал это движение, издав характерный для запуска газонокосилки звук. Даже женщины из группы Дона смотрели и смеялись, а Лукас только прикусил губу и покачал головой.

Каждая из нас шестерых должна была подойти к инструктору и, когда он произведет захват, выполнить нужные движения. Дамам постарше особенно понравилась газонокосилка: они даже вслед за Ральфом пытались воспроизвести шумовой эффект. Когда настала очередь Эрин, глаза у нее загорелись и она одно за другим лихо исполнила все положенные па: ударила «злодея» затылком, топнула, потом проехалась стопой по его голени и пихнула локтем в живот, одновременно «запустив газонокосилку» свободной рукой. Женщины одобрительно зашумели, а Лукас сказал:

— Замечательно! Считайте, что он уже валяется на полу и умоляет вас поскорее убежать.

— Может, мне сначала его пнуть? — спросила Эрин совершенно серьезно.

— Хм… Если нападавший не предпримет новой атаки, то лучше бегите, пока он не поймал вас за ногу и не повалил на землю.

Эрин кивнула и, вернувшись ко мне, незаметно сжала мою руку. Лукас посмотрел мне в глаза, я подошла и встала к нему спиной, стараясь сконцентрироваться на том, что должна была сделать.

Вдруг его мускулистые руки обхватили меня быстро и сильно, хоть и гораздо нежнее, чем это сделали бы руки бандита. Мне показалось, будто я связана ремнями, — так крепко Лукас меня держал. Разволновавшись, я забыла все движения и начала беспомощно барахтаться, пытаясь высвободиться.

— Ударь меня, Жаклин, — сказал он мне на ухо, — локтем. — Я ткнула его в привязанную к животу подушечку, и он пробормотал: — Хорошо. Теперь нога. — (Я осторожно топнула.) — Голова. — Мой затылок едва коснулся его подбородка, защищенного шлемом. Наконец Лукас мягко выдохнул: — Газонокосилка.

Поиск по сайту: