Отсталая» правовая ментальность России

Россия представляет собой страну с уникальной государственной и правовой культурой. Ее основу составляет именно русский этнос, который как государствообразующая нация сформировался в условиях полиэтничности, освоения огромных континентальных пространств и цивилизационного влияния византийского православия. Это, в свою очередь, привело к появлению таких институционально-политических черт, как вера в особое историческое предназначение (мессианство), сухопутная геополитическая ориентация, идеократический тип государственности, имперская модель политической интеграции этносов[1].

Кроме того, исследователи выделяют и другие исторически сложившиеся общенациональные русские духовные ценности. К ним относятся: особый тип духовности и русский национальный характер с присущими им отзывчивостью, добротой, способностью к состраданию, готовностью к взаимопомощи и взаимовыручке, традиционализм и определенный фатализм, доминирование в сознании большинства населения интуитивизма, а не рационализма, приверженность идеалам справедливости и добра; патриотизм, любовь к Родине; территориальная целостность, суверенитет; государственное единство; идея государственности как важной смыслообразующей ценности в разных ее формах: княжеская власть, самодержавие, диктатура пролетариата, общенародное государство, демократическая республика; умеренно-авторитарный идеал власти и авторитарно-государственный тип мышления; равноправие народов; многонациональная культура, национальная и религиозная терпимость; самоотверженность в защите Отечества; добросовестный труд; община и коллектив как способ организации жизни и существования, а также общинный, соборный, коллективистский характер общественного сознания; идея социальной справедливости и особой роли России в создании справедливого общественного устройства; семья и ее своеобразная роль в передаче культурных традиций и т.п. [2]

Исследователи делают вывод, что в России в процессе длительного исторического развития сформировался и особый тип человека – так называемый «ивановский», который существенно отличается от «прометеевского» или «героического» западного типа человека, а также от человека восточных цивилизаций. Это отличие заключается в стиле мышления, ценностных ориентациях, манере поведения, духовности, национальном характере или менталитете. Оно обусловлено, в первую очередь, влиянием как духовных, прежде всего православия, так и геополитических факторов и т.п. Такому типу человека присуще: чуткое различение добра и зла, стремление к идеальной, совершенной жизни на земле, преобладание в духовном мире эмоционального над рациональным, устремленность в будущее, стихийность и необузданность или равнодушие в случае разочарования в идеале, к которому он стремился[3].

Соответственно, как справедливо замечает С.В. Трегубенко, существенная характеристика российской правовой традиции состоит в том, что право в России никогда не понималось как высшая универсальная ценность. По этому критерию отечественная правовая традиция весьма контрастно отличается от правовой традиции Запада. Своеобразие правовой традиции России обусловлено не столько формальными – технико-юридическими моментами, сколько глубокими социально-культурными и государственно-правовыми началами жизни русского народа[4].

В отличие от правовой культуры Запада, в основу которой положен прагматический (договорной) характер отношений государства и общества, правовая культура России исходит из духовного единения народа с государством, представляющего собой необходимое условие и предпосылку формирования и нормального функционирования российской государственности. Духовность представляет собой тот фундамент, на котором зиждется вся «громадная власть государственная». Духовная «сопринадлежность людей» естественным образом ведет к организации российской государственности на основах общего права, общей власти и общей территории. Соотношение интересов личности и общества в России традиционно рассматривалось с позиции превалирования начала обязанности над началом права (как юридически закрепленной меры возможного поведения). Личность на Руси никогда не понималась как самостоятельная, изолированная субстанция со своим кругом интересов и данными от рождения «естественными» правами и свободами, которые противопоставляются государственному «деспотизму». Благо личности, с позиции российского мировоззрения, заключается в большей степени в общественном благополучии, чем в благополучии личном. Приоритетной для индивида является обязанность служения отечеству, Родине, государству, которые представляют собой духовно-нравственное единение отдельных личностей в одно целое.[5]

Известно, что на правовую ментальность россиян сильнейшее влияние оказала и православная идеология. Последние 1000 лет русские исповедуют православную веру, ставшую неотъемлемой частью их религиозной идентичности. Совершено справедливо отмечает известный самарский ученый В.Л. Афанасьевский, что духом православия проникнута вся русская культура. Любой непредвзятый исследователь, серьезно занимающийся русской культурой, не может пройти мимо факта характерной концентрированности оригинальных традиций русской культуры на фундаментальных православных понятиях и ценностях[6].

Как замечает С.В. Зыкова, несмотря на множественность возможных подходов к решению проблемы эффективности российского права как важнейшего нормативного регулятора, она в конечном итоге не может быть решена без постановки вопроса о сущности права, его корнях и истоках. Решение последнего вопроса, вследствие того, что в России право на протяжении практически всей ее истории оказывается органически связано с религией, предполагает, в первую очередь, исследование исконных, традиционно русских, религиозных факторов, оказывающих определяющее воздействие на формирование и развитие российского права и правосознания, теснейшая взаимосвязь религиозной и правовой форм общественной жизни, их взаимное проникновение обусловливают то, что, как правило, выявить религиозное в правовом составляет весьма сложную задачу. Решить ее можно только посредством вскрытия сущностных свойств религиозности как неотъемлемой формы общественной жизни и исследования всех возможных проявлений указанных свойств в наиболее значимых характеристиках российской правовой культуры. При этом требуется понять истинную логику функционирования механизма правового регулирования, определить, по каким законам развивается право и правовая система в целом, что становится возможным только в ходе исследования форм и элементов религиозности в российском праве[7].

Ею вполне справедливо предложено рассматривать российскую религиозность в качестве ключевого фактора: «Применительно к России религиозность выступает не просто определенным типом духовно-нравственного состояния человека или народа в целом, выражающим особенности, содержание и масштаб религиозной веры, а неотъемлемой формой общественной жизни и сущностным свойством российской правовой культуры. Рассмотрение российского права только в нормативистском ключе не дает правильного понимания компонентов религиозности, лежащих в его основе. В данном случае необходимо применение широкого подхода, который ставит в основу права не только норму права, но и правосознание, и правовые отношения. Российскому праву традиционно присуща религиозная составляющая; и как для права западноевропейского в определенный период времени идеалом становится естественное право, так для права российского выступают религиозно-окрашенные идеи. По социальной природе, функциональным связям с обществом российское право значительно отличается от западных и восточных аналогов – оно значительно менее других имеет «государственную» природу, поскольку в основе его лежит религиозная компонента. Связь права и религии проявляется в восприятии правовым сознанием идей, присущих религиозному сознанию. При этом принципиальная возможность такого взаимодействия определяется тесной связью правового и религиозного сознания, а также генезисом правосознания главным образом путем непосредственного вхождения в социально-жизненные процессы, а не через усвоение некоей рациональной схемы поведения и внешнего приказа, авторитета[8].

По мнению В.Н. Аргуновой, в российской культуре материальный мир утрачивает свою значимость. Подлинный мир – это мир духовной благодати, царство истинной свободы и равенства. Для соединения с Богом, который есть вся полнота бытия, необходимо категорически отрешиться от окружающего мира, пребывающего вне Бога. Апофатический путь способствует не просто обособлению материального и духовного миров, но их противопоставлению и взаимоисключению. Порвать с внешним миром, отказаться от него, чтобы войти в совершенный мир, – вот главная задача человека. Отношения индивида с миром строятся на иных, по сравнению с Западом, основах. Человек в русской культуре призван не к устроению земной жизни, а к ее отрицанию. Негативность, конституирующая существо мира, предстает как положительная связь с Богом. Скрупулезная и монотонная повседневная работа по обустройству своего материального окружения не имеет значимости, поскольку «царство Божие внутри нас». Представитель российской цивилизации устремлен к некоторому духовному идеалу. Тем не менее его нельзя отнести к восточному цивилизационному типу, т.к. «восточный» человек воспринимает себя одной из необходимых частиц цельного гармоничного бытия. Любое насильственное вторжение в этот мир недопустимо, поскольку разрушает совершенство. Христианин же, будь он православным, католиком или протестантом, ощущает свой отрыв от мира, нависающего над ним и довлеющего ему всей своей мощью и величием. Итак, мы обнаруживаем в российском индивиде видоизмененные черты западного и восточного типов личности. Напряженный характер отношений с внешним миром в российском мировосприятии достигает предельной степени – абсолютного отрицания всякого небожественного, т.е. материального, бытия. Близость к Востоку обнаруживается в стремлении к духовному слиянию с Божеством, которое все равно отделено от человека, принадлежащего к тварному миру[9].

Ю.А. Дружкина вообще считает, что «культурное и социальное единство народов сегодняшней России как гарантия стабильности российской государственности имеет глубокие корни в сфере религиозного правового сознания, в связи с чем государство должно стремиться к формированию его общих правовых принципов, исключающих политический и национальный раскол и крайние формы выражения религиозной идентичности. В этом стратегическом для российской государственности вопросе свое слово должна сказать юридическая наука, которая под влиянием классовой и общечеловеческой методологии долгое время не уделяла необходимого внимания анализу религиозного правосознания. <…> Религиозное правосознание в силу своего большего практического значения для правового регулирования в современной России должно стать полноценным предметом фундаментального правововедения»[10].

И.В. Тимошкина справедливо отмечает, что величайшими интегративными факторами российской цивилизации, эффективными механизмами консолидации российского субстрата стали религия и государство. Отсюда одним из самых важных качеств традиционного российского менталитета выступает сочетание религиозности (признание ведущей роли Творца и религиозно-нравственных ценностей в организации общества) и этатизма. Именно религиозно-нравственная организация как имманентная, закрепленная в сознании людей ценностно-нормативная система регуляции общественных отношений (высшие духовно-нравственные ценности) и государственная организация как жесткая официально-нормативная система регуляции общественных отношений (законодательство) оказались способными упорядочить внутрицивилизационные процессы в России. Огромный авторитет в российском общественном сознании трансцендентного начала не случаен. На сложном историческом пути России ни один социальный класс или сословие не проявили себя сполна истинными лидерами и консолидаторами общества. К тому же в России всегда присутствовало чувство исторической прерывистости, непоследовательности, неразрешенности, из которого вытекало ощущение утраты магистральных социальных путей. Православная культура активно проводила ассимиляцию различных культовых проявлений, сохраняя при этом многообразные народные традиции. Православие помогало развитию нравственного сознания людей, духовных приоритетов, всеобъемлющей любви. Главными регуляторами поведения людей стали библейские заповеди, которые, по сути, давали духовно-нравственное обоснование и оценку всем сторонам практической жизни россиян[11].

Религиозная составляющая российского и восточных обществ, по мнению отдельных исследователей, – это то звено, которое может послужить объединению народов. Высказывается мысль, что «две правовые традиции, сформированные в процессе исторического развития российского общества – православная и мусульманская, имеют общим то, что в основе их систем духовно-нравственных ценностей лежит идея служения коллективным, а не индивидуальным интересам. Это может стать основой формирования единой государственной идеологии и на этой основе выработки адаптированной к жизненным реалиям эффективной правовой доктрины[12].

Известно, что православие, как таковое, не дает конкретных экономических программ, но оно вносит свое содержание во все формы жизни, в том числе раскрывает преемственную связь настоящих и будущих поколений. Православию чужд эгоизм, и в борьбе с ним немаловажную роль играет категория собственности, связующая человека с человеком и с космическим миром. Русский менталитет свободен от корыстного интереса, он придавал силу и жизненность русским людям в годы великих побед и никогда не гордился этим. Русская идея, русский менталитет признавали только высокие нравственные начала, а не владение и распоряжение собственностью, сплачивали русских людей, и Церковь в этом процессе играла первостепенную роль[13].

М.В. Власова пишет: «Основными элементами западной системы ценностей являются: человеческая свобода превыше всего; личное выше общественного; успех зависит от тебя самого; богатым быть хорошо, а бедным плохо; нравственно все, что позволяет делать деньги. Россия же как православная страна проповедовывала прямо противоположные идеалы»[14].

Русский народ сформировался духовно именно в лоне Православной Церкви, воспринял миссию христианской веры. Яркое отличие русских, русской культуры – в их неразрывной связи с православием, точнее – с православным мироощущением, впечатанным в сознание народа с его вековым опытом. Русский национализм, понятый в его генетической связи с православием, реализуется как идея Божьей Правды на грешной земле. Православие указывает на этот идеал Правды, к которому нация обязана стремиться.[15]

Соответственно, основу правовой ментальности России составляет морально-правовой институт «правды». С древности по настоящее время в русском языке слово «правда» обладает высокой частотностью. Его рейтинг – 579 на один миллион словоупотреблений. Они распределены между периодикой (124), драматургией (230), научной и публицистической литературой (84) и художественной прозой (141). Рейтинг слова «истина» в семь раз ниже – 79 словоупотреблений, имеющих следующее распределение по указанным выше жанрам: 25 – 8 – 34 – 12[16].

«Правда» для российской ментальности ассоциируется, прежде всего, со справедливым, но милосердным судом. Он основан на понимании «правды человека» и на любви-жалости к ближнему[17].

Вообще, стремление к «правде» рассматривается как особая нигилистическая тенденция российской правовой ментальности. Так, В.А. Медведев с сарказмом пишет: «Особенностью правовой культуры России является то, что для нее характерно требование подчинения правовых норм некоей нравственной «правде», примат нравственно-этических, социальных по своей природе императивов по отношению к государственно-правовым и формализованным предписаниям»[18].

Любопытно, что «правду» пытаются подменить чем угодно, исказив внутреннее содержание до неузнаваемости. Так, в своей докторской диссертации г-жа О.И. Цыбулевская утверждает, что представления о справедливости (т.е. о правде), закрепленные в праве, должны развиваться и обогащаться. Сегодня к числу таких представлений относятся стремление к высокому качеству жизни, защита интересов общества, соблюдение норм нравственности, устойчивое, разумное развитие общества. Будущее российского права, видимо, за соединением традиционных либеральных ценностей с нашими исторически сложившимися представлениями о справедливости[19]. Думается, что правда – это обостренное чувство социальной справедливости, сводить ее к «стремлению к высокому качеству жизни» просто нелепо.

Другой автор, А.Л. Вязов, считает, что существенным показателем полноценности законов с позиции их справедливости во многом является строгая их согласованность с общепризнанными международными стандартами прав и свобод человека, с принципом приоритета и задачей надежной охраны названных ценностей. Несомненно, что понятию справедливости закона должны соответствовать, прежде всего, правовое положение личности в обществе, реальная гарантированность прав и свобод людей, способность защищать их от произвола чиновников и других противоправных деяний. По словам Робеспьера (видимо, знаменитого законника), «всякий закон, нарушающий неотъемлемые права человека, является несправедливым и тираничным, и по своему существу он не является законом»[20].

В настоящее время, как справедливо заметила С.А. Иванова, в России, исходя из правовой ментальности, возникает сложная проблема подчинения несправедливым законам. Возможны два варианта поведения: подчинение, соблюдение требований такого закона или их нарушение. На этой почве сталкиваются формальная справедливость и справедливость реальная. Можно ли переступить закон для того, чтобы защитить несправедливо обиженного или чтобы покарать преступника, остающегося безнаказанным по каким-то причинам? Большинство исследователей придерживаются первого варианта, поскольку тогда исключаются более серьезные нарушения справедливости. Второй вариант привлекает возможностью подходить к каждому случаю индивидуально, учитывать конкретные условия совершения каких-либо действий. С другой стороны, существует опасность установления господства правового нигилизма и полной анархии в правоприменительной деятельности[21].

Наличие формальных принципов справедливости, гуманности, равноправия вызывает неописуемый восторг российских исследователей. Так, по мнению Д.Л. Кондратюк, «современное российское гражданское право имеет прочные нравственные и духовные основы. Нравственно-правовые принципы образуют социально-целостную основу гражданско-правовых отношений, являются свидетельством связи морального и правового в гражданском праве. Их наличие позволяет сформировать позитивное отношение к реализации норм гражданского права в общественном сознании. Лишь с соблюдением названных принципов гражданско-правовая система может быть превращена в мощный инструмент защиты граждан»[22].

Однако эти принципы весьма далеки от православного их понимания. И, конечно же, философия их применения государством находится в противоречии даже со здравым смыслом.

В российской правовой ментальности формальное равенство, основное требование к участникам правового общения, подкреплялось понятием равенства с религиозной, христианской точки зрения, и, наоборот божественный закон подтверждается законом земным. Власти предписывается религиозными нормами создавать только справедливые законы, которые были бы земным отражением небесного закона – ибо творцом права является и сам Бог: «Равным образом творцом правосудия является Бог, ибо правосудие принадлежит творцу»; судьям – судить согласно милосердию и справедливости: «Каждый, кто судит справедливо, держит чаши весов в руках. Он кладет на каждую из чаш справедливость и милосердие: сперва он определяет по справедливости возмещение за содеянное, а затем по милосердию он соразмеряет с виною штраф». Религиозный характер судебного процесса проявляется во всем: апелляция к священным текстам как к решающим доказательствам правоты, схоластическая манера обосновывать защищаемые тезисы, язык богословия – все это обычно присутствовало в выступлениях тяжущихся сторон[23].

Отрицание права, правовой нигилизм попросту был невозможен в таких условиях сакрализации правосудия. Отрицание права, земного закона означало отрицание естественного, божественного закона, а это было равносильно отрицанию существования Бога, вселенской справедливости и самих основ мироздания. Право не отделялось от понятий справедливости и несправедливости, добра и зла, злой и доброй воли. Таким образом, было невозможно отрицать само существование права[24].

По мнению русского летописца XIV в., «всякий начальник и судья, поставленный решать дела, должен держаться правды и судить, как записано в судебниках. И не должен он смотреть на посулы и позволить отвести себя от истины, чему есть немало примеров. Так, во времена Камбиза, царя персидского, судья Сисанес, получая взятки, судил неправедно и лукаво. Когда об этом сказали царю Камбизу, то он повелел содрать с него кожу, а потом и его самого удавить, а кожу, содранную с тела, велел повесить там, где сидели судьи. А потом поставил судьей сына его, Отана, и сказал ему такие слова: «Помни, на каком месте сидя, судишь»»[25].

Русская правовая ментальность проникнута идеями нестяжательства, добродетели: «До тех пор будет существовать всякое государство, пока будет править в нем добродетель и будут чтиться добрые святые и справедливые обычаи и установления. И не будет никаких таких измышлений коварных и такого насилия, которые смогли бы хорошо устроенное и сплоченное государство с вершины славы его свергнуть и разорить, ибо пока не овладеет государством гордыня и алчность, а также помыслы злые, и праздность, и жестокость, до тех пор в нем все деяния будут прочными и непоколебимыми. <…> Алчность также является причиной гибели государств, ибо для государства нет большей помехи, чем алчность, а особенно алчность начальников, им управляющих. <…> Желание богатства – дело пагубное и корень всех зол, и называют его мудрецы злым ядом государства, потому что богатство достается по большей части недостойным, а не тем, кто его заслужил, из-за чего смута и мятежи возникают в государстве, когда честные и заслуженные люди лишаются высоких и почетных должностей, а ничтожные люди возвышаются. <…> Властелин, жаждущий богатства, вызывает в народе зависть и нелюбовь. И особенно, если он иноземцам больше, чем своим, здоровье свое доверяет и такие поступки совершает, которые препятствуют укреплению государства. Народ, придя в отчаяние и смятение от насилий и бедности, восстает против тех, кто властвует над ним…»[26]

Одной из черт российской правовой ментальности является и стойкое нежелание формального исполнения права. Такое положение прослеживается в трудах идеологов российского православия. Достаточно привести слова Иллариона, митрополита Киевского, который противопоставляет «мертвый закон» Ветхого завета и «новозаветную любовь», благодать: «Вынес и Моисей с Синайской горы Закон, а не Благодать, тень, а не истину»[27].

Им же отмечалось, что механическое тупое следование «букве» приносит больше вреда, чем пользы. Казнь основателя христианской религии была более чем обоснована с точки зрения «законников-фарисеев»: «Ибо ведавшие Закон и пророков, распяли его»[28].

Как справедливо пишет А.В. Скорняков, в противоречии между законом и справедливостью Илларион Киевский безоговорочно принимает сторону последней. В зависимости от ценностных установок это можно расценивать и как достижение и как величайшую беду (учение о «справедливом беззаконии») русского народа[29].

Любопытно, что это же положение содержится и в иудаизме. Иудейские мудрецы часто рекомендовали одной из спорящих сторон уступить в правовом смысле, ссылаясь на содержащееся в Талмуде изречение: «Иерусалим был разрушен только потому, что его жители вели свои дела, придерживаясь буквы закона»[30].

Православная ментальность русского народа противилась всяческому сутяжничеству: «Ибо я опасаюсь, чтобы мне, по пришествии моем… не найти у вас раздоров, зависти, гнева, ссор, клевет, ябед, гордости, беспорядков» (2 Кор. 12: 20).[31] В ее основе лежат идеи добра, смирения, прощения врагов: «Итак, облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение, снисходя друг другу и прощая взаимно, если кто на кого имеет жалобу…» (Кол. 3: 13)[32]. «Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Мф. 5: 39-41)[33].

Подвижническое слово, которым питалась духовность народа, наставляло так: «Если я, оставляя молитву и внимание своему сердцу, начну искать суда на обидевшихся меня и корпеть в сенях судилищ, то явно, что для меня искомое гораздо дороже собственного моего спасения»[34].

Требования вести себя в соответствии с православно-правовыми установлениям содержатся в таком историческом памятнике, как Домострой. Примером служит глава 29 о праведном житии: «А если кто по-божески живет по заповедям господним, по отеческому преданию и по христианскому закону, то есть если владыка судит справедливо и нелицемерно и одинаково всех, богатого и бедного, ближнего и дальнего, известного и неизвестного, – такие, конечно, будут вознаграждены за свои справедливые решения. И слугам своим пусть велит поступать точно так же. Если же в селах иль в городах кто хорош по-соседски, тот у христиан, у властей и в приказе, справедливых решений в нужное время добьется не силой, не грабежом, не пыткой. Если же не уродилось, что и расплатиться нечем, так он и не торопит. А не то так и у соседа или иного христианина не хватило зерна – на семена ли, на пищу, да лошади или коровы нет, или налога в казну уплатить нечем, так нужно помогать ему и ссудить, а мало у самого, так у людей подзанять, но другому по просьбе дать. И помогать им от всей души, от всяких обидчиков оберегая по правде их. Самому господину, и слугам его ни дома, ни на селе, ни на службе, ни в жаловании – ни в каких делах и отнюдь не обделять никого ни в чем: ни пашней, ни землей, ни домашним каким припасом, ни скотиной неправедного стяжания избегая…» [35].

Другим показателем высокого уровня русской правовой ментальности служит частное право, сформулированное обычным правом.

Изучая русские обычаи, исследователи ХIX в. с удивлением констатировали, что «народному правосознанию вовсе не чуждо общее представление о существе обязательства. Этого мало: из близкого ознакомления с различными формами обязательств в отдельности нельзя не убедиться, что в юридической их обстановке скрываются иногда такие начала, которые свойственны развитой системе права»[36]. Ими отмечалось, что «такое безусловно необходимое юридическое отношение, как договор, существующее в каждом человеческом обществе, хоть немного возвысившемся над состоянием первобытной дикости, есть и у нашего крестьянства и, как многое, имеет у него своеобразные формы, хотя, конечно, по существу оно не может сильно уклоняться от того определения, которое вытекает и из закона. Своеобразность заключается, главным образом, в способе скрепления договоров. Формы скрепления договоров, предлагаемые законом, заменяются у крестьян различными символическими действиями, имеющими у них полную юридическую силу. Вот главнейшие из этих действий: контрагенты ударяют друг друга по рукам, которые разнимает посторонний, в качестве свидетеля, или схватываются правыми руками в локтях, или, если предмет договора вещь, передают из полы в полу и т.д.; затем молятся вместе Богу, пьют могарыч, или литки. После совершения контрагентами того или другого из этих действий акта договора считается заключенным и юридические последствия, вытекающие из него, вступившими в свою силу. Обеспечиваются договоры, по крестьянскому обычаю, как и по закону, задатками, неустойками, залогами и поручительством и т.д. При совершении договора купли-продажи, при осмотре предмета договора считается, по обычаю, позволительным во что бы то ни стало расхваливать свою вещь, приписывая ей небывалые достоинства»[37]. Для XIXв. это было великим открытием. У плебеев, оказывается, существовала правовая культура!

Основные правовые правила народ формулировал в виде поговорок. Так, в отношении договорной дисциплины сообщалось:

- условие – не предисловие, а слово – ряд делу;

- рядись, да оглядись; верши, не спеши; делай, не греши;

- уговорец – делу родной братец;

- уговор дороже денег;

- до слова крепись, а, дав слово, держись;

- слово – закон; держись за него, как за кол.

Любопытно, что обычное право придерживалось в ряде случаев строго формальных признаков исполнения любых договоров: «коль скоро долг есть, то какое бы ни было его основание – он должен быть уплачен». Известен случай, когда основанием долга служила кража. Истец представил в суд расписку, в которой ответчик обязуется украденные им из кармана истца деньги уплатить в такие-то сроки. Суд признал полную силу акта. В другом случае основанием долга было изнасилование. В письменном акте прямо значилось, что ответчик обязан уплатить истцу 25 рублей за изнасилование его, истца, дочери, и суд постановил взыскать их. В третьем случае основанием долга были побои, нанесенные кредитору; суд признал полную силу этого договора или, как сказано в решении, «миролюбивой политики»[38].

Зачастую, несмотря на существование в позитивном праве определенного института, правовая ментальность народа его отторгала. Например православие крайне осторожно относилось к институту поручительства, так активно внедряемому в современное российское правосознание.

Так, в Ветхом Завете содержится следующая притча (6:1-5):

“Сын мой! Если ты поручился за другого,

за чужого поруку дал -

то на собственом слове ты попался,

собственным словом был пленен.

Что угодно делай, сын, но избавься,

Ибо ты теперь в чужой власти.

Падай в ноги, умоляй, не отставай,

гони от себя сон,

глаз не смыкай,

спасайся, как газель от погони,

как птица от ловца[39].

Негативное отношение к поручительству соответственно прослеживалось и в обычаях русского народа:

- порука – мука;

- кто поручится, тот и мучится;

- за друга поручишься, от недруга помучишься;

- тот печалься, кто ручался, а плут, деньги взяв, умчался;

- кто поручится, тот поучится;

- порука – наука и т.п.

Здесь прослеживается достаточно осторожное отношение к внедряемому государственной властью институту.

Другим институтом, к которому народное правосознание также относилось настороженно, это займ.

- не тот тужи, кто берет, но кто в заем дает;

- в займы денег давать, что волка накормить;

- на заем память, на отдачу – другая;

- долги помнит не тот, кто берет, а тот, кто дает;

- в долг давать – под гору метать, долги собирать – в гору таскать;

- старый долг собрать – что клад найти;

- знай толк – не давай пьяному в долг;

- сильнее себя взаймы давать – добро терять и т.д.

Достаточно любопытным является факт, что православная правовая ментальность нашла свое закономерное отражение и в обычаях преступного мира. В частности, это касается правового статуса «вора», сформулированного в «тюремном законе». Это свод норм, правил, запретов и традиций, обязательных для всех осужденных, заключенных и т.д., независимо от их принадлежности к той или иной категории в «табели о рангах». Его содержание сводится к следующему:

- выделять долю в общак;

- нельзя поднять руку на вора в законе;

- почитать старших;

- почитать родителей;

- непримиримое отношение к доносительству;

- запрет отнимать что бы то ни было у кого бы то ни было без оснований;

- запрет предъявлять кому бы то ни было обвинение без доказательств;

- запрет оскорблять любым образом;

- запрет материться;

- поддержка семейников;

- не вступать в секции, т.е. не становиться красным;

- не воровать у своих[40].

[1] Соколов, В.А. Политическое измерение русского вопроса в современной России: дис. … канд. полит. наук / В.А. Соколов. – Ростов-на-Д., 2005. – С. 7-8.

[2] Янаков, А.Т. Духовный потенциал российской цивилизации как фактор военной безопасности государства (социально-философский анализ): автореф. дис. … канд. филос. наук / А.Т. Янаков. – М., 2004. – С. 15.

[3] Янаков А.Т. Духовный потенциал российской цивилизации как фактор военной безопасности государства (социально-философский анализ). Автореф. дисс. … канд. филос. Наук. М. 2004. С.13.

[4] Трегубенко, С.В. Религиозные основания правовой традиции России (историко-и теоретико-правовой аспекты): дис. … канд. юрид. наук / С.В. Трегубенко. – СПб., 2005. – С. 9.

[5] Величко, А.М. Государственно-правовые идеалы России и Запада: соотношение правовых культур: дис. … д-ра юрид. наук / А.М. Величко. – СПб., 2000. – С. 8.

[6] Афанасьевский, В.Л. Мировоззренческие основания русского правосознания / В.Л. Афанасьевский // Актуальные проблемы правоведения. – 2005. – №3 (12). – С. 54.

[7] Зыкова, С.В. Формы и элементы религиозности в российском праве: дис. … канд. юрид. наук / С.В. Зыкова. – М., 2006. – С. 3-4.

[8] Там же. – С. 9.

[9] См.: Аргунова, В.Н. Социальная справедливость: социологический анализ: автореф. дис. ... д-ра социол. наук / В.Н. Аргунова. – СПб., 2005. – С. 27.

[10] Дружкина, Ю.А. Религиозное правосознание: дис. … канд. юрид. наук / Ю.А. Дружкина. – Саратов, 2007. С.4.

[11] Тимошкина, И.В. Социально-философский аспект аксиологии права: дис. … канд. филос. наук / И.В. Тимошкина. – Барнаул, 2004. – С. 119-120.

[12] Гудаева, З. С-С. Религия как элемент правовой культуры (историко- и философско-правовой аспекты): автореф. … дис. канд. юрид. наук / З. С-С. Гудаева. – СПб., 2003. – С. 10.

[13] Шухов, Н.С. О духовной сущности Русской философии собственности / Н.С. Шухов, В.Н. Щербаков // Собственность в ХХ столетии. – С. 135, 142.

[14] Власова, М.В. Право собственности и социальная справедливость в процессе развития российской государственности / М.В. Власова // История государства и права. – №1. – С. 54.

[15] См.: Верещагин, В.Ю. Лекции по русской культуре / В.Ю. Верещагин. – Ростов-на-Д., 1998.

[16] См.: Частотный словарь русского языка / ред. Л.Н. Засорина. – М., 1977.

[17] См.: Смоленский, М.Б. Правовая культура как элемент социокультурного пространства: перспективы становления в современной России: дис. … д-ра социол. наук / М.Б. Смоленский. – Ростов-на-Д., 2003. – С. 113.

[18] Медведев, В.А. Правовая культура российского общества: особенности и тенденции развития: автореф. дис. … канд. юрид. наук / В.А. Медведев. – Казань, 2004. – С. 8.

[19] Цыбулевская, О.И. Нравственные основания современного российского права: автореф. дис. … д-ра юрид. наук / О.И. Цыбулевская. – Саратов, 2004. – С. 4.

[20] Вязов, А.Л. Принцип справедливости в современном российском праве и правоприменении (теоретико-правовое исследование): дис. … канд. юрид. наук / А.Л. Вязов. – М., 2001. – С. 119-120.

[21] Иванова, С.А. Принцип справедливости в гражданском праве России: дис. … д-ра юрид. наук / С.А. Иванова. – М., 2006. – С. 161.

[22] Кондратюк, Д.Л. Нравственно-правовые принципы в гражданском праве России (на примере справедливости, гуманизма, разумности и добросовестности): дис. … канд. юрид. наук / Д.Л. Кондратюк. – М., 2006. – С. 10.

[23] Азаркин, Н.М. Всеобщая история юриспруденции / Н.М. Азаркин. – М., 2003. – С. 171.

[24] Пахалов, М.Ю. Судебный процесс в средневековой Англии: проблема соотношения юридических и ритуальных форм: дис. … канд. юрид. наук / М.Ю. Пахалов. – М., 2007. – С. 33.

[25] О причинах гибели государств // Библиотека литературы Древней Руси. – Т.XIV. – СПб., 2006. – С.667.

[26] См.: О причинах гибели государств // Библиотека литературы Древней Руси. – Т. XIV.

[27] Илларион, митрополит Киевский. Слово о Законе и Благодати. – М., 1994. – С. 35-36.

[28] Там же.

[29] Скорняков, А.В. Проблема легитимации власти в средневековой европейской политической мысли: запад и Русь: дис. … канд. полит. наук. – Екатеринбург, 2003. – С. 51.

[30] Рав. А. Штейнзальц. Введение в Талмуд // Еврейские источники и комментарии. – М., 1993. – С. 250.

[31] Библия: Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета / В русском переводе с параллельными местами и приложениями. – М., 2001. – С. 1272.

[32] Там же. – С. 1292.

[33] Там же. – С. 1016.

[34] Добротолюбие. – М., 1900. – Т. 3. – С. 306.

[35] Домострой. – М., 1990. – С. 144.

[36] Пахман, С.В. Обычное гражданское право в России. Юридические очерки / С.В. Пахман. – Спб., 1877. – Т. 1. – С. 65.

[37] Ефименко, А. Исследования народной жизни / А. Ефименко. – М., 1884. Вып. 1: обычное право. – С. 10.

[38] Гольмстен, А.Х. Обычное право / А.Х. Гольмстен // Юридические исследования и статьи. – СПб., 1894. – С. 60.

[39] Ветхий Завет. Притчи, книга Экклезиаста, книга Иова / пер. с древнеевр. М., 2000. – С. 19.

[40] Александров, Ю.К. «Тюремный закон» / Ю.К. Александров. – М., 1999. – С. 12.

Поиск по сайту: