Дождь начался неожиданно. Грег стоял под навесом аптеки и с тоской размышлял, как можно быть англичанином, который каждый раз не готов к дождю? Он вздохнул, поднял воротник повыше и шагнул в сплошную стену воды. Когда он добрался до дома, то на нём не осталось ни одной сухой нитки, а в горле першило.
Дом встретил его гробовой тишиной; Грег разбил её звонким чихом и мрачно подумал, что только ему не хватало заболеть.
Элизабет заразилась гриппом в доме подруги, хотя мама Джули, сквозь душераздирающий кашель и хрипоту, обвинила во всём Лестрейда. Врач прописал лекарства, покой и освобождение от школы. Эль, которая и так была не в духе, стала капризной и раздраженной и целыми днями лежала в кровати с книгой или смотрела мультики на ноутбуке. Она изредка выходила из комнаты, чтобы стащить что-нибудь из холодильника, и на любые попытки отца улучшить её настроение смотрела исподлобья, покрасневшими глазами.
Он перевёл взгляд с детской на дверь, соседнюю от его спальни.
Если с Элизабет всё, по крайней мере, было понятно: ребёнок болеет, – и можно было составить план действий, то что делать с Майкрофтом, он не представлял. Тот перестал ходить на работу и вообще нечасто покидал пределы своей комнаты, разве только для того, чтобы приготовить очередное вычурное блюдо. Готовил он в эти дни не просто много, а очень много. Будто участвовал в каком-то безумном марафоне по кулинарии. На третий день Лестрейд начал выбрасывать большую часть еды, хотя от вида фетучини с цуккини в мусорке скребло на сердце.
При этом разговорить Холмса стало почти невозможно. Он постоянно был погружен в какой-то другой мир, ходил нахмуренный и сосредоточенный. Не реагировал на оклики и, только когда Грег прикасался к нему, поднимал взгляд и выслушивал, но с таким видом, будто находился в этот момент где-то на Марсе.
Спустя неделю Лестрейд был вынужден признать, что Майкрофт погружен в своеобразный и холмсовский кризис. Первая и единственная попытка поговорить с ним: «Майкрофт, ну подумаешь, ошибся, ну что ты как маленький?» – закончилась тем, что Грег едва увернулся от увесистого тома Британской энциклопедии, которую Майкрофт запустил, даже не повернув головы.
Субботним утром его разбудил резкий визг миксера. Майкрофт, с уже привычным хмурым и замкнутым лицом, собирался готовить огромный, судя по кухонной утвари, шоколадный торт, а Элизабет, судя по предвкушающему огоньку в глазах, собиралась съесть его весь. Грег понял, что ему срочно нужна помощь.
***
Шерлок Холмс часто переезжал. За то время, что Лестрейд за ним присматривал, тот сменил девять или десять квартир, комнат, клетушек, домов, углов, подвалов и даже подсобок. Ему было очевидно без разницы, где жить, лишь бы было, куда пристроить лабораторию и где хранить эксперименты. Но даже так он не мог удержаться на одном месте, и поводом не всегда было недовольство соседей или домовладельцев. Иногда он срывался без всякого причины, выходил из дома утром с черепом под мышкой и больше не возвращался. Наверно, просто чтобы позлить Майкрофта.
Бейкер-стрит стала исключением, хотя дело было вовсе не в самой квартире, а в людях, что оказались рядом с непосредственным детективом. Понимал ли это сам детектив – кто знает?
– Шерлок спит. – И тебе доброе утро, Джон. Ватсон выглядел сонным, мятым и недовольным. – Доброе. Утро? – Он потёр глаза. – Шерлок только что закончил расследования. Мы трое суток носились по Лондону. Он не скоро проснётся, даже если над ухом у него заиграет большой симфонический оркестр. – Мне очень нужно с ним поговорить. – Инспектор… – Грег. Джон вымученно улыбнулся. – Грег, я бы хотел вам помочь, но сейчас физически невозможно его разбудить, при всём желании. Не верите? Он развернулся и прошёл вглубь квартиры, открыл дверь в комнату соседа, взял его телефон с тумбочки, выкрутил на полную громкость и положил под ухо спящему Шерлоку. Отступил, посоветовал заткнуть уши и позвонил. Тишину комнаты разорвал грохот: барабаны и крикливая скрипка, и трубы, и орган, и бас–гитара, и даже волынка, и какой-то непонятный электронный гул, и всё это звучало так, словно несколько разных композиций включили одновременно. У Шерлока даже ресницы не дрогнули. Ватсон нажал на кнопку отбоя. – Это моя личная разработка, – с гордостью сказал он. – Ушёл не один месяц, но я создал звук, который может пробиться к Шерлоку, если тот задумается. Правда, приходится каждый раз выкрадывать у него телефон, чтобы поменять настройки. Убедились? В ближайшие сутки его невозможно разбудить. Они вернулись в гостиную. – Я не могу вам помочь? Или пришлите материалы, я передам Шерлоку. – Не расследование. – Лестрейд махнул рукой. – Личное дело. – Майкрофт? – И почему сразу Майкрофт? Может, я у него хочу спросить, какой сорт табака даёт пепел бледно-зелёного оттенка? Ладно, я пойду. Не буду мешать отсыпаться. – Нет, что вы, я всё ра-авно-о, – Ватсон широко зевнул, прикрыв рот ладонью, – не усну снова. – Для человек, недавно вернувшегося из Бангладеша, ты какой-то бледный. – Скажем так, большую часть поездки солнца я не видел. – Может, он и пытался сказать это с недовольством, но вышло с ностальгией. В комнату заглянула миссис Хадсон. – Я слышала звонок, разве Шерлок уже проснулся? – Нет, я демонстрировал инспектору своё небольшое изобретение. – Ох, а миссис Тернер разбила чашку. – Она взмахнула кистью. – А впрочем, она всегда была слишком нервной. Раз уж ты упомянул, одна моя бывшая одноклассница недавно вернулась из Африки и привезла… Ох, да как же эта штука называется? Ву-ви-зи-зу… – Вувузела? – Да-да. Вувизела. Дьявольская шутка. Как думаешь, стоит добавить её? – М-м, миссис Хадсон, нам надо держаться в границах разрешённого в жилых помещениях шума.
Да, определённо, на Бейкер-стрит Шерлока держали люди.
***
Он успел домой как раз вовремя, чтобы увести торт из-под носа Элизабет. Настроение это ей не улучшило, но Грег реабилитировался новой книгой о Нэнси Дрю, которую купил по дороге. Эль чмокнула его в щёку, шмыгнула и убежала в свою комнату. Майкрофт тоже собрался уходить, оставив после себя гору испачканной посуды в раковине, но Лестрейд преградил ему путь. – Поговорим? – Нет. – Прогуляемся? От сидения в четырёх стенах у тебя нездоровый цвет лица. – Нет. – Тебе на работу не надо? Разве Британия выстоит без своего теневого гения? – Нет. – Нет, не выстоит? – Нет, не надо. Майкрофт шагнул влево. Лестрейд шагнул влево. – Дай пройти. – Нет. – Дай пройти. – Не хочешь говорить, гулять или работать, ладно. Что осталось? – Дай пройти. – Может, займёмся любовью тогда? Майкрофт попытался его обогнуть, но Грег разгадал манёвр. – Я серьёзно. Можно прямо на столе, если ты обещаешь вести себя тихо. Не хочу шокировать Эль. – Оставь меня в покое. Мне нужно подумать. – Ты думаешь уже неделю, и я не вижу, что это помогает. Попробуй сделать что-нибудь другое. Майкрофт обошел стол. Грег постоял, раздумывая, потом нагнал его на середине лестницы. Подниматься спиной вперёд было неудобно, и он боялся запнуться, но гораздо больше он боялся отвести взгляд от Майкрофта. – Посмотри, послушай меня. Ступенька. – Я хочу тебе помочь. Ступенька. – Скажи, что мне сделать. Пожалуйста, Майкрофт. Ступенька. – Я люблю тебя. Выходи за меня замуж. Ступенька. – Я рожу тебе сына и буду приносить тапочки в зубах, только, пожалуйста, Майкрофт, поговори со мной. Захлопнувшаяся дверь. Лестрейд пнул её с досады.
***
Он не знал, откуда взялась привычка устраивать уборку, когда нужно было чем-то занять мысли. Так делала мама после смерти отца. Ближе к концу она могла провести весь день, переставляя банки и поправляя занавески. И Лестрейд очень надеялся, что это не семейная привычка, а простое совпадение.
В этот раз он занялся библиотекой. Стирал пыль, выставлял книги по жанрам, отбирал те, которые можно отдать на благотворительность, подмечал, какие совсем износились и лучше купить новый экземпляр. Он держал в руках Хокинга, когда взгляд зацепился за коробу, привезённую из дома Эклстонов. Он бросил книгу в коробку «отдать» и спустился в спальню.
Письмо лежало в кармане пиджака, не тронутое с тех пор, как он забрал его у Элизабет. Конверт сильно измялся. Лестрейд глубоко вдохнул и, не выдыхая, надорвал уголок.
«Здравствуй, Грегори.
Здравствуй, мой дорогой Грег.
Слова для тебя даются мне тяжелее всего. Я не знаю, что сказать, и чувствую, что не имею на это право. Хотя я всегда любил тебя почти как сына, но ты им, всё-таки, не был, и поэтому я думаю, что не могу давать тебе советы».
– Я не хочу говорить. Лестрейд сжал бумагу в кулаке и засунул руку в карман. Майкрофт стоял на пороге, сомневаясь, затем всё-таки вошел, закрывая за собой дверь. – Хорошо, не будем. – О чём ты думал на похоронах матери? – Что? М-м, ты вроде не хочешь говорить. – Не хочу. Но я хочу тебя слушать. – Могу я отделаться сказкой? Майкрофт пожал плечами и развернулся. – Подожди, ладно. – Он отошел к письменному столу, кинул скомканное письмо в ящик, замер на секунду, потом встряхнулся. – Давай. Только не похороны, спроси что-нибудь другое. – Почему у тебя столько книг? От художественной литературы нет никакого толка. – Не скажи. Это возможность прожить несколько жизней, пережить то, о чём даже не думал. – Но ты не проживаешь их на самом деле. – Смотря как написано и зависит от того, хочу ли я их прожить. Если смотреть на книгу скептически, ожидая от неё чего-то, то ты в ней ничего не найдёшь. Многие книги написаны не разумом, а сердцем, и читать их надо так же. Подходить к ним с открытостью, с мыслью «что там будет на этот раз?». Даже плохие книги тогда оказываются хорошими, потому что они неповторимы в своей плохости. – Ты несёшь чушь. – Спасибо. Это был несмешной номер, приходите на следующее представление. – Ты злишься. – Да, ты гений дедукции – я злюсь! – Почему? – Ты же не хотел разговаривать, так не разговаривай, будь добр. – Я хочу говорить о тебе. Грег сжал пальцами переносицу. – Из меня хреновый психотерапевт. Я очень хочу тебе помочь и я рад, что ты наконец вышел на контакт, но я сейчас совсем не в настроении. – Почему? – Что ты заладил? Дай мне отдохнуть, у меня правда нет настроения. – Почему? – Потому что я не желаю утолять твоё праздное любопытно! Найди себе другое развлечение! Майкрофт положил ему руку на шею, пригладив короткие волоски, и очень мягко улыбнулся. Эта тёплая улыбка в разгар ссоры так разнилась с его замкнутостью и холодностью в последние дни, что Лестрейд растерялся и забыл, что злится. – Я спрашиваю не из праздного любопытства. Сделай одолжение, расскажи, в чём дело. Грег открыл рот, но горло словно сжала невидимая рука, и вышел только невнятный хрип. – Не могу, – просипел он, повторив попытку ещё два раза. – Вижу. – Я просто не могу. Не умею. Он шагнул назад, рука Майкрофта соскользнула с его шеи. – Ты думал, что всё будет по-другому? Что это ты будешь мудрым наставником, который поможет мне преодолеть трудности, так? А оказалось, что тебе тоже нужна помощь и что у тебя тоже есть проблемы. – Нет, я никогда так не думал. Я знаю, что неидеален, в отличие от некоторых. Я всегда это знал. – Теперь ты пытаешься меня задеть. – Я не… Ты не так… Это… Зачем тебе? Ты же не добрый самаритянин, зачем тебе? – Я уже один раз ответил, у тебя такая плохая память? Ты прав, я не самаритянин и мне нет дела до большинства людей, окружающих меня. Но ради близких, ради тех, кто мне важен, я готов сделать всё. Помогать им – это мой способ выразить свои чувства, мой способ выразить свою заботу, мой способ выразить свою л… В дверь настойчиво постучали. – Па-ап! Там Салли пришла! Па-ап, выходи! – Да-да, сейчас! – Я нашёл тебя. Человека, рядом с которым мне спокойно, рядом с которым я могу быть счастлив. Рядом с которым, хотя это и кажется мне немного диким, я готов, я хочу провести свою жизнь. И можешь отпираться, сколько заблагорассудится, но ты думаешь точно так же. Так хотя бы попытайся доверять мне, не просто верить, а доверять иначе это будет нечестно. – Ненавижу, когда ты так делаешь. – Я опять поставил всё с ног на голову? – На этот раз только положил на бок, но дело не в этом. Когда ты так говоришь… Как можно быть таким? – Он вздохнул. – Последовательным? – Открытым. – У тебя совсем отсутствуют навыки анализа? Разве не с этого всё началось? Если ты единственный, кому я могу доверять, так с кем же ещё мне быть искренним? Видел бы ты меня с послом Швейцарии. Майкрофт взял его за руку, притянул и поцеловал в висок. Грег чуть повернул голову и поймал его губы. В дверь снова забарабанили. – Па-ап! – Эль звонко чихнула. – Салли говорит, это важно! – Иди. – Сейчас, – пробормотал Грег и вернулся к поцелую. После того как в дверь заколотили в третий раз, он наконец заставил себя отцепиться от Майкрофта. У того были покрасневшие, расцарапанные утренней щетиной, припухшие губы, и Лестрейд не мог оторвать от них взгляда. – Я скоро вернусь. Надо выяснить, какое сверхважное дело привело Салли в такую рань. Лёгкая улыбка, тронувшая уголки губ Майкрофта, растаяла. Руки бессильно соскользнули с плеч, лицо снова стало отстранённым, – словно кто-то нажал на выключатель. Он подвинул опешившего от такой резкой перемены Грега в сторону и вышел.
– И что такого важного случилось, что ты примчалась ко мне в выходной? – Должно было прозвучать как шутка, но вышло почти грубо. Салли, впрочем, не обратила внимания. – Суд по делу Дональда. – И что? – Нас вызывают как свидетелей. – Что? О чём там свидетельствовать? Он подписал признание! – Адвокат намерена доказать, что оно получено под давлением.
