Злоупотребление веществом 6 страница

Такой довольно незамысловатый ход нужен Олпорту, чтобы оторвать мотивационные силы Эго от либидозной энергии Ид и обеспечить Эго собственной энергией. Таким образом достигается отрыв личности от её биологических, организменных корней и утверждается качественная несводимость личностного и индивидуального онтогенеза. Прозрачно, как слеза. История дуализма насчитывает тысячелетия. И вечный стон о возможности каких-либо «особых», не подчиняющихся биологическим законам путях развития личности всегда раздаётся там, где личность, в который раз подчиняясь этим законам, начинает инволюционировать.

Однако, как это часто бывает в науке, Олпорт в своих исследованиях, исходя из неверных теоретических посылок, довольно точно описал реально существующий феномен разделения людей на две группы, которые он обозначил как «активные» и «реактивные», а я называю их «креативные» и «примитивные».

Активные люди, как замечает Олпорт, стойко переносят неудачи, крушение планов, осознают свои недостатки, слабости, стараются их преодолеть, а реактивные — действуют под влиянием внешних обстоятельств, склонны к постоянным жалобам, придирчивы, ревнивы. Он считает, что именно для реактивных личностей характерны выявленные Фрейдом разнообразные механизмы защиты «Я». Игнорирование онтогенетических механизмов личностного бытия выразилось в данном случае в том, что он считал важнейшей психологической проблемой превращение всех реактивных личностей в активных, что, во-первых, невозможно, а во-вторых — не нужно. Он не обратил внимания, что активность и реактивность — это две тенденции одной и той же личности на разных этапах онтогенеза. При этом реактивность — это нормальная характеристика зрелой личности, а активность — нормальная характеристика ребёнка, подростка и креативной личности. Мечтать о трансформации всех личностей в креативные — не более чем утопия.

Идея развития личности, как бред, навязчиво преследует практически всех представителей гуманистической психологии. «Развитие личности достигается только упорным кропотливым трудом, сосредоточенностью, умением взять себя в руки, сконцентрировать своё внимание,— пишет Фромм.— У человека всегда есть две реальные возможности: либо остановиться в своём развитии и превратиться в порочное существо, либо полностью развернуть свои способности и превратиться в творца»[62].

Научная психология в последние десятилетия сильно пострадала от прямой агрессии религиозного мировоззрения под маской гуманистической психологии. Эта «пятая колонна» третьей волной в последнее время наступает с такой скоростью, что скоро труды Дарвина, Сеченова, Павлова будут сжигать на площадях. В своё время Главный комитет по делам печати в России уже предписывал «арестовать и подвергнуть судебному преследованию» книгу И. М. Сеченова «Рефлексы головного мозга» как «ведущую к развращению нравов».

Я могу привести конкретные примеры, как «развращение нравов» происходит буквально на наших глазах. Существует программа «Обновление гуманитарного образования в России», осуществляемая Государственным комитетом Российской Федерации по высшему образованию и Международным фондом «Культурная инициатива». Спонсором программы является Джордж Сорос. В каком же направлении идёт это обновление «гуманитарного образования» и, в частности, «обновление» российской психологии? В направлении неприкрытой, откровенной, агрессивной религиозной экспансии, причём преподносится всё это как великое достижение отечественной психологии.

Откройте учебник 1994 года для студентов старших курсов, аспирантов и преподавателей философских и психологических факультетов университетов: «Человек развивающийся. Очерки российской психологии» двух авторов: В. П. Зинченко и Е. Б. Моргунова.[63]

В каком направлении авторам мыслится обновление российской психологии? Предметом «серьёзных научных размышлений и исследований» становятся в первом ряду «Духосфера, Духовная вертикаль, Духопроводность, Духовная субстанция, Духовное материнство, Духовное лоно, Духовная близость, Духовные потенции, Духовный организм, Духовная конституция, Духовный генофонд, Духовная установка, Духовный фон, Духовное начало, Духовное производство, Духовная опора, Духовные устои, Духовная ситуация, Духовное зеркало, Духовный облик, Духовное здоровье, Духовное равновесие, Духовное единство, Духовное измерение, Духовная красота, Духовный взор, глаз Духовный, Духовный нерв, Духовный свет, Духовное обоняние, Духовная жажда, Духовный поиск, Духовное руководство, Духовные способности, Деятельность Духа, Духовное оборудование, Духовная мастерская, Духовный уклад, Духовные упражнения, Сила Духа, Духовное развитие, Духовный рост, Духовное общение, Духовный подвиг, Духовный расцвет, Духовное наследие, Памятник Духа, Духовное царствие, память Духа, Печать Духа, Духовная щедрость, Духовная родина, Духовное самоопределение, Духовное самоотречение, Духовная аскеза, Духовное величие, Духовное бытие, Духовная жизнь...». И второй ряд: «духовная слабость, духовная смерть...» и так далее.

Всё это «серьёзное научное» безобразие пишет ученый, который ещё вчера грозил большой социальной ответственностью (что это такое — в то время хорошо знали) психологам за «циркуляцию в общественном сознании идей, искажённо отражающих природу человека и ведущих к отрицательным социально-политическим последствиям»[64].

К сожалению, не лучше обстоит дело и в российской философии. Издание трудов русских религиозных философов настолько поразило отечественную «интеллигенцию» глубиной своего содержания, фундаментальностью, эпичностью, даже космологичностью мышления, что она, как малый ребёнок, пошла за большим дядей, напрочь забросив все свои материалистические погремушки.

Из современных философов в большом фаворе Мамардашвилли, который в результате своих исследований пришёл к выводу, что сознание локализуется не в голове, а между головами.

Дуализм, дихотомия души и тела, противопоставление физического и психического, богословские споры о Душе и Плоти — всё это также интересно, как и старо. Я сам очень люблю русских религиозных философов за их восторженность, детскую непосредственность, какую-то исключительно милую наивность. Я очень люблю Соловьёва и Бердяева, Франка и Булгакова, Ильина и Шпета, я обожаю Лосева в его академической шапочке, с партитурой в руках размышляющего о Вагнере, и я нисколько не против Веры, но до тех пор, пока эта Вера не начинает заявлять свои права на меня и на то дело, которым я занимаюсь.

Давайте поставим все точки над «i». Там где есть Вера — нет Науки. Учёный имеет право доверять, но верить — это, пожалуйста, в храм Божий. Как это понимать, когда психолог пишет: оптимистическая традиция Маслоу, Мэя, Роджерса, Фромма «основана на вере в конструктивное, активное, созидающее и творческое начало человеческой природы, на его изначальной моральности и доброте, его альтруистической и коллективистической направленности»[65]. Какая такая вера, позвольте спросить? Какое такое «идеальное пространство личностного развития, личностного роста»[66]?

Если многие после 30 лет, смутно чувствуя свою ненужность и исчерпанность, постепенно впадают в тоску и единственным их утешением является мысль, что, может быть, если они не нужны больше природе, они нужны Богу? «Как могу я заслужить его любовь? Может быть, я должен отказаться ради него не только от знаний, но и от природы?» — спрашивает себя такая инволюционирующая личность. Именно поэтому в любой религии последних тысячелетий так много ненависти к природной сущности человека. В какой-то степени всё это связано именно с увеличением продолжительности жизни человека. Когда продолжительность жизни составляла 25—30 лет, человек умирал в расцвете, он любил жизнь, и религии его были земными. Самым дорогим для человека была жизнь — и её, как самое ценное, он приносил в жертву своим богам. В религиях последних тысячелетий самое дорогое для человека — смерть. Какая религия может быть более показательной в этом отношении, нежели христианство. В христианстве ненавидится всё, что связано с полом, с размножением, с продолжением жизни. Не случайно монахиням совершают постриг. Ведь волосы — это символ жизни, то, что растёт быстрее всего. Все эти «покаянные хоры девственниц», святые мощи... В конце концов, какое удовольствие носить на шее две тысячи лет тому назад умершего мужчину?

Я очень люблю Лосева, но как нужно относиться к жене, чтобы писать, что «совокупление есть вульгаризация брака». Бедная Тахо-Годи. Жалкая монашка, которой так восхищается Лосев, ему дороже: «милое, родное, вечное в этом исхудалом и тонком теле, в этих сухих и несмелых косточках.., близкое, светлое, чистое, родное-родное, простое, глубокое, ясное, вселенское, умное, подвижническое, благоуханное, наивное, материнское — в этой впалой груди, в усталых глазах, в слабом и хрупком теле, в чёрном и длинном одеянии, которое уже одно, само по себе, вливает в оглушённую и оцепеневшую душу умиление и утешение...»[67]. Материнское — во впалой груди и исхудалом теле? Какой ужас. Прости меня, конечно, Господи, если я что-то не понимаю...

Вера разрушает Знания, а Знания разрушают Веру. Более того, там где есть Вера, нет места Знаниям, а там, где есть Знания, нет места Вере. В этом нет ничего странного, страшного, трагичного, ужасного и, вообще, плохого. Это просто так. Ребёнку и подростку нужны Знания, старикам нужна Вера. Зрелые люди более или менее удачно сочетают в себе и то и другое, но сами по себе Знание и Вера несовместимы. Не может быть предмет Веры предметом науки. Не может наука заниматься Духосферами, да ещё рассматривать всё это как перспективу российской психологии — зачем же позориться. Так мы скоро начнём использовать математический анализ для подсчёта количества чертей на острие иглы. Есть монастыри, есть кельи — там вам и «Духовный подвиг», и «Духовное развитие», и «сухие косточки», и «впалая грудь».

И есть психология — наука, которая изучает среди прочего и психологические причины и механизмы Веры (вспомним Фрейда), но никак не атрибуты Веры. И для Веры в этом нет ничего обидного. Психология может изучать, к примеру, либидозную подоплёку творчества, но категории искусства (прекрасное, ужасное, трагичное, комичное, возвышенное и т.д.) — предмет эстетики, а не психологии.

Если для религии дихотомия души и тела — первичный принцип, обеспечивающий веру в возможность посмертного возрождения, то для психологии такой дихотомии не существует. Психическая деятельность есть функция головного мозга — и подчиняется в своих динамических и содержательных аспектах онтогенезу. «Мы являемся организмами, мы не имеем организма,— писал Фредерик Перлз,— мы являемся здоровым единством»[68]. Стареет организм — стареет личность. Умирает организм — умирает личность.

*

Развитие человека длится долго, но не бесконечно. После более или менее длительного периода эволюции начинается неотвратимый инволюционный процесс. В обыденном и научном языке процесс завершения развития обозначается очень просто: «зрелость» («зрелая личность», «зрелый человек», «зрелые мысли», «зрелое решение»). И если мы констатируем в определённый момент феномен зрелости, следующий шаг — увядание. Когда человеческий индивид достигает зрелости, известно даже неспециалисту, и это никак не возраст 55—60 лет, с которого принято отсчитывать старость. После 20—25 лет все люди в большей или меньшей степени начинают подчиняться инволюционным процессам, которые неуклонно начинают превалировать над эволюционными процессами и неминуемо ведут человека к духовной и физической смерти.

В период становления навыков психической деятельности ребёнок обладает значительной пластичностью и значительными резервными возможностями. В этот период можно существенно увеличить скорость и объём ассимилируемой информации, её уровень сложности, то есть ребёнка можно «развить». Это не столько трудно с практической точки зрения, сколько опасно. Мы хорошо знаем, что рано или поздно начнётся регресс, шансы на то, что период развития у ребёнка окажется затянутым во времени ничтожно малы. При этом чем выше взлет, тем круче будет перелом, тем острее и осознаннее будет кризис аутентичности, тем скорее мы можем ожидать самый широкий спектр различных психологических и патопсихологических девиаций. Родители, которые как бы ориентируют своего ребёнка на бесконечное развитие, учителя, которые ждут от подростка бесконечного совершенствования, напоминают мне авиадиспетчеров, которые отправляют в полёт самолёт, не думая о том, что ему суждено когда-нибудь приземлиться, и не научив лётчика выпускать шасси. Только жизнь — не гуманный педагог, она быстро умеет «обламывать крылья».

При этом я ещё и ещё раз подчеркиваю, что в самом процессе инволюции нет ничего патологического и даже болезненного. Сам по себе регресс личности, как и любой регресс, очень приятен. Страшен в психопатологическом отношении резкий перелом — кризис аутентичности. И даже не столько он, сколько его осознание.

*

Кризис аутентичности — проблема преимущественно психологическая, проблема актуальная, имеющая отношение к жизни каждого человека, проблема не только до конца не разрешённая, но и практически ещё не осознанная.

Как без знания онтогенеза и эпигенеза личности нельзя понять сущность кризиса аутентичности, так и без кризиса аутентичности нельзя понять сущность многих расстройств поведения и психики, возникающих в этот период. Будучи психологическим феноменом, кризис аутентичности при неблагоприятных условиях «обрастает» психопатологической симптоматикой, начиная представлять интерес не только для психологов, но и для психиатров, поскольку патологические процессы, возникающие в непосредственной этиологической связи с кризисом аутентичности, достаточно своеобразны и, что самое главное, из других причин не выводимы.

Форма существования, когда человек находится в согласии и со своей природой и с окружающим миром, обозначается понятием «аутентичность» и считается основной экзистенциальной ценностью. Аутентичность, понимается как идеальное существование, когда человек не только идентифицирует себя с окружающей действительностью, но и воспринимает себя как не менее значимую и ценную реальность.

Аутентичность можно понимать буквально как соответствие самому себе. Если человек пытается идентифицировать себя с любым внешним феноменом, чуждым ему по содержанию и проявлениям, он лишается при этом аутентичности. Идентичность — это соответствие одного другому, аутентичность — это соответствие своему предназначению, своему пути, своей идее, своему смыслу.

Не зная о кризисе аутентичности, мы никогда не поймём, почему так часто человек, который с внешней точки зрения, казалось бы, великолепно интегрирован в имеющуюся систему социальных отношений, «внезапно» пытается разорвать её как паутину на каком-то этапе онтогенеза.

Одним из способов подобного разрыва является самоубийство, другим — злоупотребление психоактивными веществами. В работе «Эстетика самоубийства», посвящённой психологическим аспектам самоубийства, я уже писал, что субъективный мир человека настолько сложен, индивидуален и уникален, что, даже очень хорошо разбираясь в психологии, можно встретить случаи совершенно неожиданных самоубийств, когда никто не сможет с уверенностью сказать, какие из механизмов внутриличностной защиты, которые, подобно балансиру корабля, позволяют нам плыть по неспокойному морю жизненных проблем, волнений и тревог, вышли из строя.

Потребность аутентичности — является одним из таких балансиров, а кризис аутентичности — одним из симптомов поломки. Поэтому так важно в психологии и психотерапии учитывать не только внешнюю, но и внутреннюю детерминацию поведения человека. Далее мы ещё остановимся на онтогенетических аспектах суицидального поведения более подробно.

Сейчас же постараемся рассмотреть, каким образом кризис аутентичности проявляется в жизни практически каждого человека.

*

Кризис аутентичности тесно связан с окончанием биологического созревания. Биологическое развитие окончено, наступает период зрелости, стабилизации, нормализации на каком-то определённом уровне основных процессов обмена, процессов анаболизма и катаболизма с постепенным снижением общего энергетического потенциала и жизнеспособности организма. То есть с биологической точки зрения начинается старение. Организм в целом уже не развивается, возможно дальнейшее развитие и появление каких-либо новых подсистем, но уже нет того процесса глобального развёртывания, который свойственен растущему организму.

Такой более или менее резкий перелом в направленности индивидуального существования не может не пройти незамеченным на психологическом уровне. В процессе роста, созревания вырабатываются достаточно устойчивые стереотипы ментальной деятельности, которые ориентированы в направлении постоянного прироста психической активности, работоспособности, адаптивности. Если происходят какие-либо резкие сдвиги и колебания по типу пубертатных кризов, резкого усиления роста организма, то избыточность энергетического обеспечения растущего организма приводит к лёгкой психологической адаптации и переработке этой дополнительной информации. Заболеваемость неврозами в период пубертата чрезвычайно низка, и это даже вызывает удивление. Например, Личко пытается объяснить этот феномен тем, что психогенные факторы, которые у детей и взрослых вызывают невроз, у подростков вызывают нарушения поведения[69]. Однако это можно объяснить и тем, что психическая деятельность в этот период чрезвычайно пластична и все проблемы, связанные с ростом, решаются достаточно легко.

Известно, что девочки, например, переносят пубертатный криз легче, чем мальчики. Происходит это потому, что у девочек половое созревание начинается существенно раньше, чем у мальчиков, когда психика ещё пластична, личностные структуры окончательно не сформированы и новые ощущения, переживания, желания, новая самооценка и самосознание легко встраивается в «мягкий» каркас личности девочки-подростка. Как-то незаметно для окружающих девочка становится девушкой.

У мальчиков «поздний» пубертатный криз и «позднее» начало полового созревания протекают намного сложнее. Пубертатный криз приходиться у большинства мальчиков на возраст от 13 до 14 лет. В этом возрасте личность подростка уже более или менее сформировалась, устоялась. Он уже начинает осознавать себя как самостоятельно функционирующего человека, как личность со своими законами, правилами мальчишеской «асексуальной» жизни, со всеми войнами, драками, ножами, марками, книгами и т.п. Представьте себе компанию мальчиков с более или менее жёсткой структурной иерархией. Все считают себя уже мужчинами, занимаются спортом. Девчонки для них не существуют. «Девчонки — это не для мужского братства. Тот кто дружит с девчонкой, не достоин быть членом настоящей мужской компании. С теми отщепенцами, которые ходят с девчонками в кино, мы не дружим». И вдруг на фоне этой достаточно устойчивой, стабильной системы независимо от воли и желания подростка начинают появляться совершенно новые, незнакомые желания и мысли. «Эта с двумя косичками, которую семь классов не воспринимал иначе, как мишень для жёваной промокашки, начинает вызывать у тебя жуткое замирание под ложечкой, хочется смотреть на неё часами; прикоснувшись к ней, домой идёшь счастливый — какой кошмар. Это — я, тот, который ещё вчера смеялся над такими же несчастными и обзывал их «жених и невеста», это я — несу ей портфель и изнываю под её окном».

И всё же, несмотря на то что подобные издержки биологического созревания представляют для мальчиков, а иногда и для девочек, много беспокойства — они крайне редко становятся причиной возникновения психопатологической симптоматики за счёт гибкости и пластичности нервно-психической деятельности в период роста. В это время ещё возможна глобальная трансформация мировоззрения — и оно постоянно трансформируется в сторону всё большего усложнения оценок различных жизненных ситуаций. Жизнь с каждым днём воспринимается более сложно, более богато. Она несёт массу неизведанных и неиспытанных возможностей. Подросток просто разрывается перед необозримыми перспективами: сегодня он желает стать лётчиком, завтра — хирургом, послезавтра — писателем.

Сам объективный процесс роста и развития приучает подростка к мысли: то что я есть сейчас — меньше, чем то чем я буду завтра: то что я имею сейчас — меньше, чем то что я буду иметь завтра. И это так. Но только в процессе биологического созревания. На психологическом уровне это приводит иногда к возникновению лёгкой эйфории в этом возрасте — от осознания собственного здоровья, энергичности, интеллектуальности. Казалось бы, пока ещё не видится никаких видимых причин, что скоро всему этому придёт конец, причём конец необратимый.

Монаков утверждает, что состояние под названием «клизис» (радость, счастье) достижимо лишь тогда, когда всё функционирование организма направлено на его развитие,— и отсюда возникает желание к повторению (продолжению) данного поведения. В противоположность этому поведение, препятствующее оптимальному развитию организма, вызывает у субъекта состояние экклизиса (горести, депрессии, упадка).

Состояние, подобное экклизису, возникает не только когда нечто препятствует оптимальному развитию организма, но и тогда, когда, достигнув пика, развитие оканчивается, энергия истощается и начинается процесс биологической и личностной инволюции и регресса.

А человеку-то ведь казалось, более того, ему продолжают все говорить, что всё впереди,— и он никак не подготовлен к тому, что после 20 лет с каждым годом всё труднее и труднее усваивать новую информацию, всё труднее и труднее что-то в крупном плане изменить в себе и просто страшно признать, что вот то, что ты есть сейчас — это уже навсегда и лучше не будет.

В этом плане тот оптимистический педагогический настрой, который сформировался в обществе не без участия гуманистической психологии с её теориями «дурного» бесконечного личностного роста, вызывает у меня крайнюю настороженность. Именно в этих тенденциях, в подобном подходе к личности я вижу причину того, что в настоящее время главный кризис аутентичности, связанный с окончанием биологического созревания, протекает у многих людей в обострённой форме.

В этом отношении показательна недавно вышедшая монография Грановской и Крижанской «Творчество и преодоление стереотипов»[70]. Авторы с самого начала указывают на резкое «оскудение творческого начала» в народе и связывают это явление с историческими процессами, происходящими в России за последние 70 лет. Болея душой за русский народ, авторы требуют «увеличить количество творчества» на душу населения. Для этих целей они предлагают использовать методы «специального обучения или воспитания». Желание благостное. Только авторы, похоже, забыли спросить население — желает ли оно увеличивать количество своего творчества, которое им собираются отпускать, как мыло или спички в старые добрые времена «на душу населения».

Грановская и Крижанская предъявляют неизвестно кому целый список своего недовольства существующим положением вещей. «Мы всё более и более недовольны обществом, в котором живём,— заявляют они.— Мы недовольны растущей унификацией нашей частной — семейной и индивидуальной — жизни, вынужденно одинаковой одеждой, пищей, развлечениями, мыслями, стереотипами, явственной враждебностью общества к любой форме оригинальности или просто отличности от общепринятого».

Что значит «недовольны»? Недовольны — не унифицируйтесь. Кто это «мы»? Вечно страдающая русская интеллигенция, осеменённая мировой культурой, вечно чуть-чуть беременная вселенскими замыслами и с вечной слабостью родовой деятельности? Великий знаток русского народа и русской интеллигенции Бердяев хорошо сказал, что «в русской интеллигенции рационализм сознания сочетается с исключительной эмоциональностью и с слабостью самоценной умственной жизни»[71].

Как можно обвинять общество во враждебности к любой форме оригинальности, если само общество на том стоит, если само общество суть единство. Общество, если оно желает стабильного существования, вынуждено всеми силами поощрять конформизм и унитаризм.

Авторы «недовольны всепроникающей массовой культурой, вытесняющей культуру подлинную, несовместимой с какой бы то ни было духовностью и индивидуализмом в любых его проявлениях».

Стоит ли злобиться на массовую культуру, которая, исходя из определения,— явление массовое и на массы рассчитаное. Не нравится — выключите телевизор, радио, прекратите читать газеты — сходите в театр, почитайте Кафку, Музиля, Пруста, Джойса, Бродского, Пушкина, в конце концов, посмотрите Тарковского и Сокурова, Гринуэя и Бергмана, послушайте Шнитке и не отравляйте жизнь окружающим, не мешайте им смотреть «Марианну» и «Санта-Барбару».

В Соединённых Штатах, между прочим, национальная святыня — отнюдь не Гарвард, а Музей футбольной славы, а ассоциация людей с высоким коэффициентом интеллекта «Менса» — чуть ли не тайное сообщество. Извечное желание русской интеллигенции (начиная от народников) «дотянуть» народ до своего уровня ничто иное, как утопия, ничего общего с поведением креативной личности не имеющая. Какое дело креативной личности до общества, которое её окружает. Суть креативной личности — ярко выраженный индивидуализм и, если вы так ратуете за него,— будьте индивидуалистами до конца — признайте право окружающих самостоятельно распоряжаться собственной судьбой. Не нужно всеобщей «креативизации», и нет смысла обвинять систему образования, «которая порождает конформистов и вдалбливает в головы стереотипы, формируя людей с «законченным» во всех смыслах образованием вместо того, чтобы воспитывать оригинальных мыслителей».

Уверенность, что всё зависит от воспитания и образования — следствие грубого отражательного понимания психической деятельности в каком-то примитивном локковском смысле. Можно подумать, что все креативные личности поголовно обучались в специальных, закрытых от остального народа, учебных заведениях. Нет — они учились в обычных школах, у обычных учителей, и никакая система образования не может воспрепятствовать реализации потенций человека, если они, конечно, имеются. Бродский окончил восемь классов обычной советской школы, после чего работал фрезеровщиком на «Арсенале» и санитаром в морге, и это ничуть не помешало ему стать Бродским.

Уже не только психологи и педагоги подключаются к проблеме воспитания творческой личности, но и физиологи.

«При рождении каждый ребёнок является потенциальным обладателем творческих способностей... Почему же, однако, лишь немногие остаются обладателями творческих способностей, подавляющее большинство приобретает лишь исполнительские, а часть — вообще никаких?» — пишет физиолог Аршавский. Он предлагает использовать «принцип доминанты» в организации обучения, который якобы может способствовать развитию творческих способностей у школьников. Для этих целей учитель на каждом уроке формирует задачу-цель, а ученик самостоятельно оценивает результат, который он должен достигнуть, и учитель-консультант должен добиться, чтобы доминанта была разрешена. Затем во время перемен ученики осуществляют «раскованную двигательную активность», «пальпаторно оценивая вагус-фазу восстановления, т.е. частоту сердечных сокращений. Всё это заканчивается «чувством глубокого удовлетворения», после чего «ученик начинает любить школу, и появляется у него желание учиться... Приведённый принцип обучения и является основой сохранения и дальнейшего развития творческих способностей»[72].

Если бы всё было так просто. Масса креативных тренинговых курсов была предложена за рубежом, чтобы обучить людей генерировать идеи. Постоянно появляются оптимистические заявления о ценности этих курсов для развития креативности, но, как доказано, на деле они всего лишь улучшают способность выполнять только тот вид тестов, которые использовались во время тренинга. Полученные навыки неприменимы в других ситуациях. Это и не удивительно.

Удивительно другое — начало разработки данной проблемы в нашей стране. Если бы это не было так смешно, это было бы грустно. Какой смысл заниматься развитием креативности у детей в стране, из которой креативные личности удирают как в старом анекдоте «хоть тушкой, хоть чучелом»? Причём тысячами. Причём никто в большинстве случаев об их креативности не беспокоился — и никого она (кроме Джорджа Сороса) не интересовала и не интересует.

Это Соединённые Штаты в начале и в конце Второй мировой войны в первую очередь вывезли весь интеллектуальный потенциал Германии — сначала еврейский, затем немецкий. Когда нам понадобилось создать атомную бомбу — где был её будущий отец? Правильно — в тюрьме. Куда отправили создателя водородной бомбы, после того как он выполнил свою миссию и стал позволять себе индивидуальные мысли и взгляды? Правильно — под присмотр психиатров и под домашний арест. Если вы считаете, что в настоящее время в нашей стране что-либо изменилось, вспомните, что было, когда Сахаров вышел на трибуну съезда.

Это Израиль проводит ежегодно тестирование детей в Екатеринбурге и лучших за государственный счёт вместе с родителями вывозит к себе. Эти страны могут позволить сказать о себе, что им не хватает творческих личностей. России лучше бы не позориться на этот счёт.

Если наша страна и создаст уникальный метод по развитию креативности, правительства США и Израиля с радостью сократят свои расходы на образование в глубокой уверенности на скорый приток свежих сил.

*

Даже гуманистические психологи и психотерапевты (что, конечно, для них крайне нехарактерно) иногда признают некоторые перегибы в этом направлении. «Общество говорит его члену, что он свободен, независим, может строить свою жизнь в соответствии со своей свободной волей; «великая игра жизни» открыта для него, и он может получить то, что хочет, если он деятелен и энергичен. В действительности для большинства людей все эти возможности ограничены»,— пишет Франкл.[73]

Поиск по сайту: