Злоупотребление веществом 3 страница

Не страшно, если ребёнку кто-то что-то «не додаст». Образующийся вакуум будет заполнен естественным путём китайским языком, интегральными вычислениями, анатомированием лягушек и тому подобными, с нормальной точки зрения, «странными» материями.

Страшно в данной ситуации другое. Страшно, если в ограниченную форму попытаться вложить большее содержание, чем она может вместить. Психика ребёнка и подростка чрезвычайно пластична. До поры до времени она стерпит всё, но рано или поздно неминуемо ответит целым залпом психосоматических нарушений, неврозов, аддиктивным и суицидальным поведением.

*

Креативность — как мне кажется, это не особое свойство мозга, а одна из основных задач психики — способность центральной нервной системы создавать (creation — от лат. создавать, творить) субъективную модель мира с помощью сенсорных, мнестических, когнитивных и аффективных систем в целях максимально гибкой адаптации индивида к окружающей среде.

В большинстве работ, посвящённых проблеме креативности, содержатся указания на особые свойства креативной психической деятельности, на особый способ восприятия и преломления объективной реальности, особенность личностного функционирования, связанного со способностью глубже мыслить, глубже вникать, глубже смотреть, гибче действовать.

Психическая деятельность ребёнка, познающего окружающий мир, носит креативный характер, но мы не всегда назовём её творческой. Деятельность ребёнка, изобретающего с товарищами новую игру, первые детские рисунки, самостоятельно сделанный домик из кубиков — мы уже можем назвать творчеством (детским творчеством), потому что в этом случае мы имеем перед собой оригинальный результат креативной и творческой деятельности, совпадающих в этом случае по смысловому содержанию. Практически всегда, говоря о творческой деятельности, мы подразумеваем и определённый продукт этой деятельности, будь то рисунок, стихотворение или самостоятельная идея. При этом в русском языке принято также и продукты творчества называть «творчеством». То есть данный термин выходит за пределы сферы личности и переходит на результаты деятельности личности.

В отношении термина «креативность» подобный переход невозможен. В термине «творческий» имеется более определительный, нежели содержательный смысл, который можно было бы выразить при переводе термина «creativity» на русский язык как «творческость». Когда мы говорим о креативности, мы имеем в виду процесс субъективного познания индивидом феноменальной и смысловой сущности окружающего мира, объективной реальности. Речь не идёт о создании зримого, вещественного, материального продукта. Результатом креативного процесса является само формирование личности, создание уникального микрокосмоса — человеческой индивидуальной психики.

Процесс этот зависит как от биологических, так и от социальных факторов. К биологическим факторам формирования субъективной психической деятельности относятся наследственно обусловленное морфологическое устройство головного мозга, включая нейронную организацию коры головного мозга, подкорковые системы, стволовые структуры, сложнейшую систему коллатеральных взаимосвязей как между нервными клетками, так и между отделами головного мозга.

При грубых дефектах строения мозга у человека в первую очередь нарушается способность воспринимать и усваивать тонкие феномены и смысловые связи между ними. Это находит своё отражение в неспособности адекватного усвоения понятийной системы, сложных поведенческих навыков, аффективной грубости. У олигофрена страдает не только интеллект и мышление, но и вся система взаимообмена информацией с окружающей средой — эмоции, тонкая моторика, память.

Чем более сложную морфологическую структуру имеет головной мозг, тем более тонкую и сложную когнитивную сетку может «накинуть» индивид на окружающую среду, в которую он погружается после рождения, тем более мелкие феномены он способен вычленить из «сенсорного шума» и сенсорного хаоса, тем более тонкие связи он устанавливает между феноменами. Этот закон применим как для филогенеза, так и для дифференциации человеческих индивидуальностей.

Известный российский психиатр Ушаков писал, что «элементы, общие для разума человека и животных, не только доказывают историческую преемственность, единство филогенеза механизмов психики, но и раскрывают те особенности её, которые наиболее полно обусловлены свойствами генетической матрицы... Биологическая, физико-химическая матрица, на основе которой формируется психика, наследуется по общим законам... и пространственно временные параметры объектов и обстоятельств окружающего мира принципиально однотипно (у человека и животных) трансформируются в физико-химические матрицы, которые в свою очередь становятся основой формирования как субъективного образа (разной сложности — подчёркивает Ушаков), так и отношения особи к самим таким объектам и обстоятельствам»[26].

Если нет морфологической базы — никакое обучение не исправит положения. Можно сто раз объяснять олигофрену, что птица отличается от самолёта тем, что птица — живая, а самолёт — нет, и трамвай от лошади — тем же, но спросите его после этого, чем отличается слон от машины, он в сотый раз начнёт вам отвечать, что у машины есть руль, а у слона нет, что у машины четыре колеса, а у слона — четыре ноги...

Почему это происходит? Потому что понятие «живое» — абстрактное, тонкое, нежное, гибкое, «жидкое». Слон — вот он, руль — вот он, машина — вот она, а попробуйте дать определение понятию «живое». Олигофрен не способен удержать столь сложное понятие в крупноячеистой когнитивной матрице или когнитивной сетке, которую способен создать его дефектный мозг. В этом отношении всегда жалко учителей: на 90 процентов их работа заключается в том, что они льют воду в решето, поскольку, как мы понимаем, не существует принципиального деления: вот мы — нормальные и вот они — олигофрены. Существует стандартное колоколообразное распределение особей в популяции, характерное для любого признака, в том числе и для феномена структурности когнитивной сетки, с постепенным переходом от людей с очень крупноячеистым мышлением (владеющих десятью—двадцатью понятиями типа «дай», «хочу», «ням-ням») до людей с очень мелкоячеистым мышлением (не только владеющих десятками тысяч понятий, но и которые ещё и страдают от недостатка имеющихся понятий и которые постоянно убеждаются, что тот мир, который они видят, то есть который позволяет им видеть их мелкоячеистая когнитивная сетка, не укладывается, как в прокрустово ложе, в те слишком грубые понятия, которыми пользуется большинство людей). Может быть, поэтому музыка и поэзия всегда считались вершиной среди всех искусств. Ведь в поэзии, как и в музыке, самое главное не в словах, а за словами, в тех отдалённых невыразимых вторичных и третичных ассоциациях, которые рождаются при исполнении поэтического произведения.

Ломброзо находил основное физиологическое отличие гениального человека от обыкновенного в утончённой и почти болезненной впечатлительности первого. «По мере развития умственных способностей впечатлительность растёт и достигает наибольшей силы в гениальных личностях, — писал он, — являясь источником их страданий и славы. Эти избранные натуры более чувствительны в количественном и качественном отношении, чем простые смертные... Мелочи, случайные обстоятельства, подробности, незаметные для обыкновенного человека, глубоко западают им в душу и перерабатываются на тысячи ладов, чтобы воспроизвести то, что обыкновенно называют творчеством, хотя это только бинарные и кватернарные комбинации ощущений»[27].

Тонкость структурной организации головного мозга, тонкость и сложность когнитивной сетки — это только один из биологических факторов. Какую бы мелкую сеть мы не опустили в воду, мы ничего не поймаем, если не будем прилагать ещё и энергичные усилия, если мы не будем тащить эту сеть. Поэтому второй биологический фактор — это энергетический фактор, или активность мозговых процессов, или активность психической деятельности. Обобщая имеющиеся по этому вопросу данные, Лейтес сформулировал положение о том, что «свойства нервной системы имеют отношение к общей психической активности человека, связанной с энергетическими характеристиками его деятельности»[28].

В тех случаях — когда мы имеем перед собой сочетание повышенной мозговой активности и врождённую филигранность структурной организации мозгового вещества, когнитивной сетки — мы имеем право ожидать возникновение феномена креативной личности.

Одна только энергия, равно как одно только хорошее устройство головного мозга, ничего не даёт. При отсутствии хорошо организованной когнитивной матрицы (ещё в начале века физиологи поняли тормозящую роль коры) вся психическая энергия будет выплёскиваться лишь в недифференцированных, грубых, брутальных эмоциях и мы будем иметь перед собой возбудимого олигофрена, или психопата или несчастного «деревенского философа», всю жизнь посвятившего изобретению вечного двигателя, нового способа улучшения жизни всего человечества путём использования новой солонки, новый способ «разубеждения бреда» и т.п.

Однако мы забыли про социальный фактор. Оказывает ли социальная среда какое-либо влияние на формирование креативной личности? Несомненно, да. Как социальная среда наполняет и формирует основу личности вообще, так же она формирует и наполняет основу креативной личности. Другое дело, что креативная личность в результате и в процессе своего более длительного формирования перерастает возможности окружающей среды. Если примитивная личность усваивает ту часть социальной системы, которая необходима ей для более или менее успешной социальной адаптации и в значительной степени равна этой системе или меньше её, то креативная личность (в силу того, что потребность в информационном поглощении у неё значительно превышает те возможности, которые может предоставить общество в готовом виде, так сказать, в виде полуфабрикатов) в определённый момент перерастает любое общество и оказывается неожиданно для себя вне общества — на границе между спокойной информационно-бедной известностью и непознанным хаосом мира, на границе «terra incognita».

Креативная личность вырастает не в инкубаторе и не на необитаемом острове, и поэтому ничто человеческое ей не чуждо, но жажда нового, другой мир, мир, который не видят и не хотят видеть большинство людей, манит её — и ничто человеческое ей не интересно. Характерный признак одарённости, по мнению Мясищева, заключается именно в «опережении человеком предъявляемых к нему требований непосредственной узкой среды»[29]. Рано или поздно любая креативная личность остаётся вне общества.

Между креативной деятельностью ребёнка и креативной деятельностью креативной личности нет никаких принципиальных различий. И в том и в другом случае речь идёт о познании, то есть о поглощении, интериоризации, упорядочивании, структуризации объективной реальности в субъективном мире. В результате этой деятельности у ребёнка возникают навыки, развивается речь, накапливается индивидуальный опыт, но этот опыт имеет социальную природу. Ребёнок учится ходить, но он ходит, как все; ребёнок учится говорить, но он говорит на том же языке, что и окружающие; ребёнок учится думать, но и думает он так же, как и прочие. На все эти процессы тратится гигантское количество энергии, и она у ребёнка есть. Но, чтобы научиться видеть не как все, думать не как все, говорить не как все, необходимо ещё большее количество энергии, с одной стороны, и время — с другой. Никто ещё не стал великим поэтом, не научившись перед этим просто говорить, «не проговорив в своей поэзии поэзию других», никто не стал великим учёным, не научившись просто анализировать факты так, как это делали тысячи людей до него. И только вместив в себе всё это, если только у человека ещё остались силы, он начинает говорить своим языком и оставляет свой вклад в живописи, поэзии, литературе, музыке, науке. Человек расширяет в своей креативной деятельности сферу познанного мира, он стоит на границе познания и, глядя в неизведанное, в ничто, как маленький ребёнок, рисует на бумаге нечто лишь отдалённо напоминающее реальное лицо или лошадку, так и креативная личность рисует в своём творчестве отдалённое подобие того, что никто и никогда ещё не видел. Он рисует мир. Те, кто придут вслед за ним, усовершенствуют его рисунок. Таким образом я понимаю феномен креативности и креативной деятельности.

*

Количество верований, искренних заблуждений и иллюзий, с которыми мы на каждом шагу сталкиваемся (как мы могли выше убедиться), настолько велико, что я считаю необходимым перед тем, как перейти к рассуждениям по проблеме авитальной активности, обозначить, стараясь быть максимально точным: что я могу с достаточной долей уверенности утверждать? что я вижу?

1. Я вижу, что существует мир.

То есть я допускаю, что мой субъективный образ мира является схемой объективно существующей реальности. При этом я мыслю себя частью мира и, независимо от своей воли, подчиняюсь его законам. Мой образ мира зависит от свойств мира, свойств моего мозга и направленности моего ассимиляционного процесса[30].

Я переживаю своё бытие относительно бытия окружающего мира, правда, я не знаю наверняка, а лишь допускаю его объективность и независимость от меня. Я могу также, придерживаясь субъективно-идеалистических или солипсических позиций, допустить, что «внешний» мир является порождением моей психики, но не могу доказать истинность ни того ни другого допущения. Мне удобнее и проще жить, допуская объективность внешней реальности — это все, что я могу с достаточной долей уверенности сказать. Другой человек, поскольку я уже допустил его независимое от меня существование, может переживать своё и моё бытие по-другому, если ему так удобнее.

2. Я вижу, что мир закономерен.

Мир, который я воспринимаю, закономерен. Вернее, я воспринимаю лишь его закономерную часть. Я могу допустить существование мира, в котором отсутствует закономерность, но я его не воспринимаю. Всё, воспринимаемое мною в мире, взаимосвязано и в большей или меньшей степени предопределено. Поэтому я допускаю, что закономерность и предопределённость — внутреннее свойство мира. Я могу допустить существование управляющей и предопределяющей силы вне мира, как это делают другие люди, но мне удобнее и проще этого не делать. На вопрос: «Есть Бог или нет?» — я не могу дать ответ, но, спрашивая себя: «Зачем мне Бог?», я могу ответить в соответствии с моим настоящим состоянием: «Для понимания мира в целом и себя как части мира мне Бог не нужен». Я вижу идею Бога в субъективных схемах реальности других людей, и эта идея полезна мне для объяснения их поведения, но для понимания мира идея Бога даёт мне не больше, чем идея закономерности мира. При этом я вполне допускаю, что в процессе старения, когда моя же психическая активность снизится настолько, что я не смогу понимать и принимать мир так, как сейчас, мне понадобится идея Бога. Но тогда всего того, что я понимаю сейчас, я уже не буду понимать.

3. Я вижу, что мир структурен и энергетичен.

Мир, который я воспринимаю, не однороден. Поскольку я воспринимаю мир, я воспринимаю его как структуру, как фигуру, как гештальт, как конечное разнообразие. Неструктурный мир не доступен моему восприятию.

Структурность мира, очевидно, связана с его энергетичностью. Я вижу, что изменение структуры мира связано с изменением энергии, а изменение энергии связано с изменением структуры (пар — вода — лёд). Чем сложнее структура мира, тем меньше энергии остаётся в свободном состоянии. Каждая структура связывает и несёт в себе энергию. Распад структуры приводит к освобождению энергии так же, как распад ядра атома приводит к освобождению энергии, которая, изменяя в свою очередь структуру пространства вокруг, постепенно переходит в связанное состояние. Избыток свободной энергии приводит к процессу структурообразования. Недостаток — к распаду структуры и высвобождению энергии.

4. Я вижу, что мир флюктуирует.

Процессы перемещения энергии, структурообразования и структурораспада подвержены флюктуации, то есть периодическому колебанию.

Специалисты по макромиру полагают, что мы живём в галактике, образовавшейся путём взрыва (то есть скачкообразного перехода) некоей высокоструктурированной материи, чьи исчерпавшиеся возможности не смогли сдержать энергию, и она вырвалась наружу, приведя к образованию новых форм материи (частью которых является и наша солнечная система, и наша планета, и все мы). Расширяясь, галактика теряет свободную энергию и увеличивает свою структурность. Высказывается вполне разумное предположение, что по прошествии некоего времени Солнце, исчерпав свои возможности, погаснет. Если мы не научимся к тому времени каким-то образом компенсировать недостаток солнечной энергии, жизнь на Земле прекратится.

Процессы переструктурирования при изменении количества энергии закономерны. Они подчиняются внутренней логике бытия, они имманентны бытию, они периодичны. Мир, который я воспринимаю, флюктуирует и пульсирует. Он сворачивается и разворачивается, расширяется и сужается, увеличивается и уменьшается.

5. Я вижу жизнь, или витальную активность.

Я вижу жизнь как часть мира. Она закономерна. Она структурна и энергетична. Она флюктуирует — её интенсивность периодически колеблется. Я предполагаю, что жизнь — одна из форм флюктуации бытия, приводящая к временному увеличению структурной организации материи и уменьшению количества свободной энергии. Я предполагаю, что смерть — другая сторона этой флюктуации, в процессе которой происходит деструктуризация и освобождение связанной ранее в живой структуре энергии. Биологическая жизнь является одной из форм организации мира, который возникает при комплексе условий, включающих в себя определённый уровень свободной энергии и предполагающих наличие определённых химических элементов. Жизнь и существует для связи свободной энергии и уменьшения напряжения в локальном участке мира. В этом её цель и смысл.

Если бы бытие обладало чувствительностью и эмоциями, если бы космос был одушевлённым (как его воспринимали древние греки), усиление напряжения в его локальном участке, несомненно, сопровождалось бы чувством неудовольствия, боли и стремлением избавиться от этого напряжения. И мы, на самом деле, видим, что мир ведёт себя именно подобным образом: бытие постоянно создаёт и разрушает структуры, связывая и отдавая свободную энергию. Живое — одна из таких структур.

Бытие, самопорождающее жизнь, каждый раз, возможно, испытывает такое же облегчение, как и мать, разрешившаяся от бремени. Сама новорожденная жизнь в процессе самоструктурирования испытывает мощное чувство напряжения и неудовольствия из-за собственной нестабильности и гигантской разницы потенциалов, которая неминуемым образом притягивает к структурообразующему центру жизни (молекуле ДНК) огромное количество вещества. Два генетических носителя (яйцеклетка и сперматозоид), соединившись вместе, начинают действовать как настоящая чёрная дыра, которая засасывает в себя, как смерч, гигантское количество вещества из окружающего мира вплоть до того момента, пока разница потенциалов не выравнится и сформированная система не начнёт постепенно распадаться. Завершение самоструктурирования — это и есть, по большому счёту, смерть системы.

Наблюдая мир вокруг себя, над собой, внутри себя, я наблюдаю бесконечный процесс образования и распада структур. Наша жизнь и смерть — разновидности общего мирового закона, в соответствии с которым материя структурируется и деструктурируется, созидается и разрушается, соединяется и распадается.

С самого момента зачатия, когда два комочка вещества, которые мы называем половыми клетками, соединяются друг с другом, помимо нашего субъективного желания, мы влекомы к смерти, к максимально уравновешенному состоянию. В процессе этого движения к смерти внутри нас периодически создаётся напряжение, побуждающее нас к созданию условий для соединения половых клеток и продолжения жизни после нашей смерти. Эти соединившиеся половые клетки мы часто справедливо называем смыслом нашей жизни.

Когда природа создавала нас и вкладывала программу жизнеобеспечения, она позаботилась лишь о том, чтобы установить постоянную «разницу напряжения» между чувством удовольствия и чувством неудовольствия. Мы стремимся к снижению напряжения и удовольствию и всеми силами бежим от усиления напряжения и неудовольствия. Этот закон Фрейд положил в основу психоаналитической теории.

Самоструктуризация и порождение новой жизни — смысл жизни. Удовольствие, сопровождающее движение от жизни к смерти,— единственная награда за страдания, которые мы испытываем на этом пути.

Но Создатель явно не учёл сообразительности своего создания. Он, очевидно, рассчитывал, что человек будет мужественно преодолевать все тяготы жизни: «плодиться и размножаться, наполнять Землю и овладевать ею, владычествовать над рыбами морскими и птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле». Ничего подобного. Стоило Создателю ненадолго отлучиться — человек нашёл и скушал запретное яблоко. Наказание в виде ссылки на Землю не помогло — человек тут же нашёл виноградник и научился делать из него вино. Даже в холодной и дождливой Британии около стен старинного здания времён римской империи были найдены остатки виноградной лозы того времени. Даже там пытались выращивать виноград. Господь явно давно уже, глядя на всё это безобразие, «умыл руки», предоставив нас самим себе.

Есть некоторые основания подозревать, что если Господь в ближайшее время не вернётся и не наведёт порядок в своём хозяйстве, у Него есть все шансы по возвращении обнаружить спившихся Адама с Евой, которые повесились на той самой яблоне, с плода которой всё и началось.

Глава 2

Витальная активность подростков

*

одготовив несколько теоретическую базу, мы переходим к проблемам динамики витальной активности подростков и возможным путям её отклонения. Поскольку понятие отклоняющегося (девиантного) поведения тесно связано с понятием нормы, возникает вопрос, что считать нормой. Специалист по подростковым пограничным состояниям Ганнушкин ещё в начале двадцатого века писал, что та промежуточная полоса, которая отделяет душевное здоровье от душевной болезни и которая в то же самое время и соединяет друг с другом эти две формы человеческого существования, оказывается необычайно широкой, а две границы, которые отделяют её — одна от здоровья, другая от болезни, оказываются крайне неустойчивыми и крайне неопределёнными.

В биологии всех людей принято делить на две группы: большинство, обладающее признаками, укладывающимися в пределы нормы, и незначительное меньшинство, обладающее признаками, которые выходят за пределы нормы и рассматриваются как отклонения. Линией разграничения между «нормой» и «не нормой» принято считать так называемый 95-процентный уровень. Это означает, что все признаки, не укладывающиеся в те, которыми обладают 95 процентов особей популяции, признают отклонениями и любую особь, обладающую такими признаками, рассматривают как отклоняющуюся от нормы. Подобным образом всех людей можно разделить по массе биохимических, физиологических, психологических и поведенческих признаков, однако ещё Роджер Уильямс писал, что «эту точку зрения чаще молчаливо принимают, чем высказывают»[31].

В нашем случае, чтобы понять отклоняющееся поведение подростков, мы должны иметь какое-то представление о том, от чего оно, собственно, отклоняется. Что такое «нормальное подростковое поведение»? Как нужно жить и развиваться подростку, чтобы «никуда не отклоняться» (особенно в сторону преждевременной биологической и социальной смерти)? Кто видел и знает ту карту, на которой изображён наш правильный жизненный путь и с помощью которой можно смело идти по жизни без риска заблудиться, угодить в болото или сорваться в пропасть? Даже странно, что учёные пытаются найти ответ на этот вопрос. Странно потому, что он кажется неразрешимым в принципе. Слишком все мы разные: мужчины и женщины; мужчины — бывшие женщины — и женщины — бывшие мужчины; чёрные, белые и жёлтые; живущие в городах и в лесной глуши; верующие в Христа, Будду, Магомета и неверующие. Что является тем внутренним ядром, или стержнем, который объединяет всех представителей человеческого рода вне зависимости от их расовых, половых, культурных, социальных и психологических особенностей?

*

В психологии и педагогике традиционно принято рассматривать психоаналитическую теорию Фрейда как одну из самых ранних теорий, объясняющих социальное и личностное развитие ребёнка и подростка. Это не совсем верно, поскольку динамическая теория личности Фрейда в первую очередь подразумевала не столько личностную жизненную динамику, сколько внутриличностные процессы между подструктурами Ид, Эго и Суперэго. Фрейд полагал, что становление личности определяется первыми пятью годами жизни, и практически не уделял внимания личностным изменениям в период зрелости и в дальнейшем. В какой-то мере, благодаря этому заблуждению Фрейда, в исследованиях онтогенетической динамики личностного бытия до сих пор существует грубая диспропорция. С одной стороны, социальная психология, возрастная психология, психология развития, психоанализ предоставляют нам блестящие образцы исследований этапов личностного онтогенеза в раннем детстве и подростковом возрасте, но, с другой стороны, исследования, посвящённые личностному онтогенезу в зрелом возрасте, а также особенностям функционирования личности в поздние периоды онтогенеза исчисляются единицами. Для примера, в одном из основных американских руководств по психологии социальному и личностному развитию ребёнка и подростка отводится пятнадцать страниц, а всем личностным трансформациям зрелого и пожилого возраста вместе взятым — три страницы[32]. Точно так же Эрик Берн, говоря о росте индивида, личностному развитию ребёнка и подростка отводит тридцать страниц, а особенностям личностных трансформаций взрослых и пожилых людей — две страницы[33]. И это общая тенденция. В пособии по истории психологии для высшей школы вопросам личностных трансформаций зрелого и пожилого возраста не уделяется вообще ни строчки, а о фундаментальных исследованиях Эриксона и Левинсона даже не упоминается[34].

Фрейд не был, конечно, и первым исследователем, обратившим внимание на трансформацию личности в процессе онтогенеза. Он был одним из первых, кто подошёл к этой проблеме с научной точки зрения, постарался не только описать наблюдаемые феномены, но и попытался найти теоретическое объяснение им, постоянно проверяя в своей практической деятельности правомочность выдвигаемых им гипотез.

Динамические аспекты личности изучались первоначально не столько психологами, сколько философами. Что и не удивительно, если рассматривать философию как предтечу не только психологии, но науки в целом.

В плане динамики личностного бытия в первую очередь можно вспомнить знаменитый заочный спор между Локком и Лейбницем по поводу природы зарождения психики в процессе индивидуального онтогенеза. В XVIII веке ими были высказаны две взаимоисключающие точки зрения на природу психики человека, и эти точки зрения до сих пор в какой-то степени оказывают своё влияние на развитие психологической и философской мысли. Локк выдвинул идею «чистой доски» (tabula rasa), считая, что человек рождается с готовой полипотентной центральной нервной системой, которая, как чистый лист бумаги, пассивно запечатлевает всё то, что вписывают туда родители, воспитатели и учителя. Лейбниц, напротив, полагал, что человек имеет врождённые и передающиеся по наследству задатки, которые определяют судьбу человека, с трудом трансформируясь под воздействием внешних факторов.

Особый интерес для динамического направления в психологии имеют труды датского философа Сёрена Кьеркегора. Он одним из первых поставил динамический, онтогенетический аспект человеческого существования (экзистенции) во главу своего учения. Выдвинув проблему человеческой личности и её индивидуальной судьбы после столетий теоцентрической догматики на первый план и сделав центральной в этой теме (как и греческие софисты, как и Сократ) проблему человеческой субъективности и выбора в процессе жизни, Кьеркегор по сути дела положил начало не только развитию динамического направления в персонологии, но и явился предшественником целого направления в философии — экзистенциализма.

С религиозной точки зрения жизнь человека рассматривалась в динамическом аспекте как некий подготовительный этап для последующей вечной жизни, которая по смыслу и есть конечная цель земного бытия, когда смерть, как писал К. Бальмонт, «... начало жизни, того существованья неземного, перед которым наша жизнь темна, как миг тоски — пред радостью беспечной, как чёрный грех — пред детской чистотой...».

На этом фоне Кьеркегора больше интересовала динамика именно земного бытия человека, проблемы связанные с этой динамикой, и даже те вопросы к решению которых подошёл Эрик Эриксон и другие учёные только в конце ХХ века.

Кьеркегор описал три стадии человеческого существования: эстетическую, этическую и религиозную. Первая, эстетическая стадия существования, рассмотрением которой открывается учение Кьеркегора,— это попытка человека организовать свою жизнь, основываясь целиком на собственных силах, уме, таланте, воле и красоте. «Эстетик» как бы рассчитывает в любой ситуации оказаться выше обстоятельств и случая. Его уверенность основана на негативном отношении к реальности. Таким образом, на эстетической стадии существования человек чувствует свою силу, ценность и действительность только при условии независимости, свободы от того, как сложатся обстоятельства. Поэтому именно возможности, а не заступившая на их место фактичность, обладают эстетической значимостью. В том, как описывает Кьеркегор эстетическую стадию существования, мы легко узнаём описание подросткового периода, предшествующего периоду зрелости.

Поиск по сайту: