Почему Господь наш не остался на земле по Воскресении

Не раз, братие, случалось мне слышать вопрос: почему Господу и Спасителю нашему не благоугодно было по Воскресении Своем из мертвых остаться на земле, дабы видимо управлять Своей Церковью? Некоторые вопрошали о сем с сожалением, что Господь не пребывает теперь на земле подобно тому, как Он пребывал до Своего Вознесения на Небо. Если когда и было уместно сказать что-либо в ответ на подобное недоумение, то в настоящий день, в самый праздник Вознесения Господня, когда такое недоумение легко может наводить печальную тень на светлость настоящего праздника.

И Сам Он, и Его апостолы часто указывают на причину и цель, по коим Господь наш не благоволил навсегда остаться на земле. Прежде всего мы видим, что преславное Его Вознесение, подобно смерти и Воскресению Его, точнейшим образом входило в план спасения нашего, а посему это было предсказано и воспето во всем величии еще пророками. Взыде, — говорит, например, святой Давид, — Бог в воскликновении, Господь во гласе трубнем. И он же, приглашая Небесные Силы путесотворить восходящему на небо Господу, взывает: «Возмите врата князи ваша,... и внидет Царь славы» (Пс. 23; 7). Посему-то апостол Петр по сошествии Святаго Духа утверждал для слуха всех иудеев, что подобает Небеси убо прияти Христа Иисуса... до лет устроения всех (Деян. 3; 21), то есть до скончания мира. И точно — подобает! Время уничижения Господа навсегда окончилось Его Крестом и гробом. По Воскресении и приятии Им всякой власти на земле и на небе (Мф. 28; 18) настало для Него время прославления. Но эта грубая, растленная грехами, тяготеющая под проклятием земля наша, конечно, есть место не прославления и покоя, а искушений и странствования. Вот почему Спаситель в самый первый день Воскресения Своего объявил Магдалине, что Он уже восходит к Отцу (Ин. 20; 17); если Он и оставался еще на земле в продолжении сорока дней, то по особенной любви к ученикам и по нужде продолжить с ними беседы о Царствии Божием (Деян. 1; 3). А когда сие было сделано, то прославляемое за крестный подвиг вочеловечение Спасителя, подобно благовонному фимиаму, само собой устремилось с Елеона к вечному Солнцу — Своему Отцу, туда, где все сообразно Его чистоте и славе, и где Ему надлежит быть дотоле, пока Его же действием и силой и самая земля, освободившись от проклятия, соделается способной быть местом видимого всегдашнего вселения Божия с человеками (Откр. 21; 3).

Спасителю нашему после прославления надлежало соделаться главой всяческих. Но где обыкновенно место главе? Не вверху ли всего тела? По сему же самому закону (если только закон нужен и для Законодателя) как Глава и Правитель всего мира Богочеловек посажен одесную Себе на небесных: «превыше всякаго началства и власти и силы и господства» (Εф. 1; 20, 21), дабы, по выражению апостола Павла, «возглавити Собой всяческая о Христе яже на небесех и яже на земли» (Εф. 1; 10). Даже если иметь в виду одних собратий наших, людей, то и тогда окажется, что Спасителю нашему надлежало избрать местом пребывания по Воскресении мир не наш земной, видимый и чувственный, а небесный, невидимый и духовный, ибо где более потомков Адама: в нашем или в том мире? Без сомнения, стократ более там, нежели здесь. Там все праотцы, пророки, апостолы, мученики, великие подвижники и бесчисленное множество других людей. Там ныне надлежит быть и Тому, Кто Сам есть наилучший из всех. "Все это справедливо, — подумает иной, — но для нас мало утешительно: на небе нет искушений, нет борьбы непрестанной... С нами, с нами, бедными, бренными, подлежащими всем искушениям и напастям, с нами надлежало бы остаться нашему Спасителю, как искуснейшие врачи остаются с теми из больных, коим грозит большая опасность...".

Но ужели вы думаете, братие, что мы были забыты Спасителем при Его Вознесении на небо? А что, если мы скажем вам, что для нас-то Он, преблагий, и поспешил на небо? Уне (лучше) есть вам, — так говорил Сам Господь ученикам, — да Аз иду: «аще бо не иду Аз, Утешитель не приидет к вам; аще ли же иду, послю Его к вам» (Ин. 16; 7). Не явно ли после сего, что Он пошел на небо для нас и нашего блага?

Как Отец не мог совершить того, что надлежало совершить Сыну, то есть родиться, страдать и умереть за нас, так Сыну не подобало совершать лично того, что принадлежит благодати Духа Святаго, то есть очистить, возродить и освятить нас для новой благодатной жизни. Когда Отец устроил все для искупления нас от греха и приготовил род человеческий к принятию Сына, тогда пришел во плоти и Сын. Когда Сын искупил людей Своею Кровию, примирил их с Богом, приготовил их к принятию даров Духа Святаго, тогда начал великое дело освящения людей и Дух Святый. Сын по искуплении людей Своей смертью, по сошествии во ад и Воскресении видимо и торжественно отошел на небо, дабы превознесением Своим открыть путь невидимому вседействию Духа Утешителя. Сего требовал Божественный порядок нашего спасения: благодатное освящение искупленных подобало производить уже не Сыну, а Пресвятому Духу.

Уне, да Аз иду, — глаголет Сам Господь, — аще бо не иду Аз, утешитель не приидет. Без восшествия на небо Сына не могла бы излияться благодать Духа. Тогда могли бы мы сетовать, если бы пребывание в Церкви Духа Святаго не заменило совершенно видимого присутствия в ней Спасителя. Но кто может сказать так? Чего не соделал и не соделает Дух Святый для Церкви и каждого верующего? Вначале нужно было, прежде всего, образовать апостолов; они по сошествии Святаго Духа тотчас сделались другими людьми, начали возвещать слово веры всем и каждому, и в первый день один Петр обратил ко Христу целые тысячи. Надобно было для распространения Церкви сообщить верующим различные дарования необыкновенные, — и Дух Святый начал раздаять их в таком избытке, что каждому из верующих давалось явление Духа на пользу. Требовалось установить Таинства для видимого освящения верующих, — и при действии Духа Освятителя немедленно восприяли начало семь Таинств, обнимающих и освящающих собой все главные перемены в жизни человека. Для пастырей Церкви необходимо было руководство при дальнейшем устроении ее благолепия и ограждения законами, — и на Вселенских Соборах Дух Святый просветил их умы для отражения всех ересей, для утверждения всех догматов, для законоположения на все случаи. А бесчисленные сонмы мучеников, — кто одушевил их твердостью, как не Дух Святый? А многочисленные сонмы пустынножителей, — кто воспитал и совершил их в смирении и любви, как не благодать Духа? А множество светил Церкви, учителей вселенских, — откуда заимствовали они озарение, как не от Его света? И теперь есть ли хотя один человек, который мог бы по праву сказать, что для спасения его недостает того или другого?

"Конечно, — скажет кто-нибудь, — спасение и теперь легко для желающих; но при Самом Спасителе было бы легче, одно слово Его могло бы остановить многих от греха". Так кажется, возлюбленный, но не так было бы на деле. Много ли людей перестали грешить, когда Спаситель Сам проповедовал на земле? Но тогда, скажешь, Он был в состоянии уничижения, потому Его и не так слушали. А теперь ты думаешь, что Спаситель оставался бы на земле во славе? Но может ли земля наша вместить эту славу? И если бы вместила, то вместе с сим не должно ли было бы уже принять другой вид и все прочее на земле? Тогда уже вовсе не место было бы нынешнему порядку вещей и надлежало бы произойти тому, что будет сделано при кончине мира. Но где бы, в таком случае, было место покаянию, — покаянию, без коего мы все — ничто?

Итак, вместо сожаления мы должны благодарить Спасителя нашего за то, что Он вознесся на небо. Ибо как сходил Он с неба для нашего блага, так восшел на него для нашего спасения, для того, чтобы ходатайствовать о нас пред Отцем, чтобы ниспослать нам Духа Святаго, чтобы с неба управлять всем и все направлять на благо наше. А благодаря Спасителю и Его Вознесению, мы должны готовиться и сами идти к Нему.

Но вот наша странность и наша несчастье, — Его мы хотели бы свести на землю, а к Нему не хотим идти и на небо. Между тем — где лучше? Явно, что у Него, нежели у нас. Отчего же мы с такой неохотой идем к нашему Спасителю, когда нам достается идти, то есть в час смертный? Оттого, что не чувствуем живой любви к Нему, ибо любящий сам бежит к любимому. Оттого, что мы слишком прилепились к земному и не можем разорвать уз мира и плоти. Перестанем быть слишком чувственными и земными, и мы сами тотчас почувствуем стремление к небесному, а со временем будем, может быть, говорить с Давидом: увы мне, яко пришельствие мое продолжися! Когда прииду и явлюся лицу Божию? Аминь.

(Из слова на Вознесение Господне Иннокентия, архиепископа Херсонского)

На 9 (22) мая

«Приспе день светлаго торжества, град Барский радуется...» (Тропарь)

Святая Церковь ныне воспоминает перенесение мощей святителя и чудотворца Николая из Мир Ликийских в город Бар. Святитель Николай жил и скончался в г. Мирах, в Малой Азии, — там и мощи его почивали до 1087 года. Перед этим на Миры напали сарацыны, город разрушили, а жителей отвели в плен. Святитель не пожелал оставить там своих мощей. И вот он является во сне одному священнику в итальянском городе Бар и велит ему свои мощи из Мир перенести в Бар. Священник объявил церковным властям, гражданам, — все очень обрадовались, снарядили три корабля и поплыли. По прибытии в Миры они обрели под церковным помостом раку святителя и увидели, что она полна мира благоуханного, истекшего от святых мощей его. Святое миро с благоговением было слито в сосуды, а честные мощи подняты руками священников и перенесены на корабль. 9 (22) мая вечером, в день воскресный, благополучно прибыли в Бар. Баряне в предшествии церковного клира со светильниками и песнопениями встретили мощи святителя и положили в ближайшем к берегу храме святого Иоанна Предтечи. Чрез три года из этого храма святые мощи 9 же мая были перенесены в новоустроеный великолепный храм в честь святителя и по его указанию, возвещенному чрез одного инока, положены под святым престолом в алтаре, где почивают и доселе, источая чудеса и исцеления верующим.

Почему же, братие, святитель Николай своими мощами не пожелал остаться в Мирах, когда этим городом завладели сарацыны? Потому, что там, в лице сарацын, поселилось нечестие, всякий порок и нечистота, а в месте нечистом — как оставаться чистому и святому? Кое общение свету ко тьме? Поэтому и дух святителя не мог витать около того места, и чистейшее благоуханное тело его не могло там оставаться.

Часто грешник упивается грехом, как вином, с жадностью творит грех, не знает себе сытости в греховных чувственных удовольствиях. Он ни в церковь Божию не ходит, ни дома, как должно, не молится, — он с утра до вечера весь в суете, весь во грехе. Но знает ли он, чего лишает себя чрез это? Благодать Духа Святаго в нем погашается, бездействует. Ангел-хранитель отступает и плачет. Святой, имя которого он носит, перестает быть ходатаем за него. "Что ты стоишь и плачешь?" — говорил некогда святитель Христов Нифонт юноше, который стоял при вратах одного дома и плакал. "Я, — ответил юноша, — Ангел, посланный Богом на сохранение человека, который пребывает несколько дней в сем непотребном доме; стою здесь потому, что не могу приблизиться к грешнику; плачу оттого, что теряю надежду привести его на путь покаяния". Такова сила греха! Он делает из человека какой-то зловонный труп, от которого бежит все святое. Да оно так и есть. Некогда Ангел Божий говорил великому старцу святому Пахомию: "Кто чрез свою худую жизнь сделался мертвым для Бога и добродетели, тот смердит в тысячу раз хуже мертвого тела, так что мы никаким образом ни стоять, ни пройти около него не можем". Вот что делает из христианина грех! Братие, ужели кому-нибудь из нас не ужасно быть в таком удалении от Бога и святых Его? Ужели еще будем оставаться во грехах своих, нами любимых? Ужели не позаботимся, не употребим всех усилий освободиться от них? Да не будет сего с нами!

Но святитель Николай, оставив телом своим Миры, учит и нас бегать не только греха, но даже самых мест беззакония, самых людей нечестивых и развратных. Сколько христианину может быть вреда от знакомств неосмотрительных, от посещения мест соблазнительных! Это — яд, губящий душу, это сети, уловляющие на грех. И сколько от них погибло людей, даже твердо стоявших на пути добродетели! А между тем, многие только и ищут этого. Бывать там, где праздность, где шум и веселье, — это пища их, самое первое утешение для них. Посмотрите, с какой радостью, с какой поспешностью иной идет на зрелище, пусть оно будет самое нехристианское, самое для нравственности оскорбительное, даже в Великий пост или под праздник. Почему же он не спросил себя: что он оттуда вынесет, что приобретет для души своей, для спасения которой он живет? Но он об этом и не думает, ему бы только убить время, усладить зрение, слух. А греховно то или нет, вредно для души или нет, — этих вопросов он не касается. Где же здесь вера? Может ли быть при этом истинное благочестие? Поступать так — не значит ли делать похожее на то, как если бы кто во время пожара, вместо того, чтобы спасать себя и свое семейство от огня, стал бы, напротив, бросаться в огонь?

Говорю это потому, что ныне стремление к разным развлечениям усиливается все более и более. Ныне ищут удовольствий не в среде своего родного семейства, а все на стороне. Вот, может быть, где и кроется одна из причин неустройства семейной жизни, раздоров между мужем и женой, нехристианского воспитания детей, растраты состояния. Прежде не знали столько развлечений и жили лучше. Вера их, преданность Церкви были тверже, искреннее, нравственность чище. Но так или иначе — только все мы должны помнить одно: с беззаконным беззаконен будеши и со строптивым развратишися. Если бы людьми, вредными для нашей души, оказались самые близкие наши родные, то и таких нужно удаляться. К кому же пристать? С кем сближаться? А вот, обратимся опять к святителю Николаю.

Из города Миры, где поселились беззаконные сарацыны, он велел перенести свои мощи в Бар, где господствовала вера христианская. В кругу людей, исповедующих веру Христову, нашел святитель упокоение своему нетленному телу. Будем, братие, и мы искать общения с людьми благочестивыми. Испытывали ли вы сладость этого общения? Человек благочестивый, верующий, это — аромат, от которого веет благоуханием Святаго Духа. С таким человеком нескучно целые часы проводить, все бы слушал и наслаждался беседой его, от него не хочется уйти, с ним хотелось бы жить и не разлучаться. Мало ныне таких людей, тем дороже они, кому придется найти их. А есть, и ныне есть! Не нужно их искать на высотах, — они иногда скрываются в неизвестности, имеют самую низкую долю, будучи самого простого звания. Так, иной цветок растет в долине, никем не примечаемый, многими попираемый, а какое от него благоухание! Не на недостаток таких людей надобно жаловаться, а на нашу неохоту сближаться с ними, иногда на явное нерасположение к ним. "Он — ханжа, лицемер, пустосвят", — ах, как часто так именно обзывают людей истинно благочестивых, обзывают оттого, что не хотят понять их, как должно, обзывают единственно по нерасположению к благочестию, ибо такие люди глаза колят своей жизнью людям нерадивым! Любите, братие, самое благочестие, и тогда полюбите человека благочестивого и найдете, непременно найдете его!

Еще раз обратимся к святому Николаю. Он благоволил перенести мощи свои туда, где процветала вера христианская, где особенно было уважаемо его имя, и чрез то показал нам, чем всякий из нас может приблизить его к себе. Чем же? Любовью к нему, памятью о нем, молитвой к нему, но особенно чистотой жизни, подражанием его добродетелям. Велики и разнообразны его добродетели! Но между ними особенно ярко блестит одна — это милосердие его к бедным и несчастным. Мы знаем, что им сделано по чувству этой любви, которой горело сердце его. В одно время он выручает в крайней нужде обнищавшего богача и помогает ему устроить законным супружеством трех дочерей своих. В другое время он целую страну избавляет от голода; здесь спасает от потопления на море; там невинных освобождает от незаслуженной смертной казни, — всюду и везде видна его пламенная любовь. Вот этой-то добродетели будем подражать, и он будет близок к нам.

Нужно ли говорить и доказывать, как нужна христианину эта святая добродетель? Сам Спаситель на Тайной вечери, прощаясь с учениками, сказал: "Тогда только и будете моими учениками, когда будете иметь любовь между собой". А в нас так мало этого святого чувства! Холодно, спокойно смотрим мы часто на горе и нужду ближнего: "Что мне до других? Было бы мне хорошо!" И вот многие, рассуждая так спокойно, смело приступают к таким предприятиям, которые уж никак не отвечают пользе ближнего... Не так, братие мои, нужно нам жить! Лучше я пострадаю, только бы другие из-за меня не страдали, лучше я потерплю убыток, только бы других не ввести в потерю и неприятность... Вот правило христианина! Вся, елика аще хощете, да творят вам человецы, и вы творите им такожде, — сказал Спаситель. Прежде, чем что сделать, надо спросить: а что, желал ли бы я, чтобы другие мне то же сделали? Если бы этим правилом все руководствовались, тогда не было бы ни ссор, ни жалоб, ни ропота, — везде бы царил мир, согласие и любовь!

Святителю отче Николае, ты был весь проникнут любовью, научи и нас жить, дышать и действовать в духе одной христианской любви! Аминь.

(Из "Поучений" священника о. Петра (Шумова))

Поиск по сайту: