XXVIII. Народные праздники 10 страница

Стр. 131—2: При полете неистового воинства (т. е. во время грозы) раздаются многочислен­ные голоса плачущих детей; вопли их = завывание бури, слезы = дождя. — Roggenwolf und roggenhund, 13.

Стр. 132—3: Сербская песня о хождении Богородицы по аду и раю (Петранович., 20) гово­рит: отворились врата «рая белого» — «игpajy се по pocнoj ливади, игpajy се све праведне душе». По указанию малорусской сказки (Рудченко, 101—102), добрый молодец, спустившись в глубо­кий колодезь, очутился на том свете — среди большого сада, в котором зрели плоды, наделяю­щие богатырскою силою.

Стр. 134: Отец и мать, у которых умер ребенок, до тех пор не должны вкушать от новых пло­дов, пока не оделят ими бедных сирот — в поминок за душу своего дитяти; в противном случае усопшее дитя не получит на том свете райских плодов, вынуждено будет грызть свои пальцы и станет горько плакаться на своих родителей. — Гласник, срп. друштва, 1867, V, 98.

Стр. 139: Чехи и мазуры вешают на дверях платок — для отдохновения прилетающей души (О погреб. обыч., 207).

Стр. 141: Котляревск. О погребальных обычаях, 194—195. «Со смертью душа отправляется в иную, далекую область... В этом смысле говорил Владимир Мономах своим детям, что он стоит на далечи пути; по малорус. поговорке, смерть — неминующая дорога; рус. обл. странствовать значит — хворать; удорожить — довести кого-нибудь побоями до смерти, в сербском причита­нии к мертвому обращаются с вопросом: "ћe ћеш, господаре, на том тамо путу далекоме оклено се никад не долази; словенцы также причитают над умершим отцом: па dalek mi ti put ode s'kog te neču dopogledat; душа на пути = человек умирает... В песне о Забое два раза упоминается об отшествии к отцам в смысле смерти (otide k otcem); равносильное этому выражение встречаем и в Повести врем, лет: приближитися или приложитися ко отцем и дедом». К преданиям о перепра­ве усопших через воздушное море можно добавить следующее указание: в малорус. песне де­вушка просит ангела поплыть «до батенька (умершего) по морю» и принести от него вести. Судя по некоторым свидетельствам, у славян существовало представление о проводнике душ, кото­рый сопровождает их по трудному пути на тот свет. «Таким, кажется, был Ний или Ния, о кото­ром упоминает Длугош: Plutonem cognominabant Niia, quem inferorum et animarum, dum corpore linquunt, servatorem et custodem opinabantur, postulant se adeo post mortem in meliores inferni sedes deduci. В лингвистическом отношении имя Ния или Ныя не представляет препятствий к сближению с Нава... Не сюда ли относится и славянский Нават, о котором однажды упоминается в Супрасльской рукописи: ω нафане, чим дръзнАв отвештати хоштеши наватом (т. е. смертию) поем'ем». Гайк указывает на старинный обычай класть в руку усопшего деньги, назначаемые для уплаты загробному проводнику — Водце и перевозчику через великий поток или воздушное мо­ре — Плавце (ibidem, 142, 200, 204).

Стр. 143: Болгары дают Млечному Пути название Влакнен (волокнистый) мост и думают, что по нем проходят души усопших. — О погреб. обыч., 203.

Стр. 143—4: Чехи дают мертвому сапоги, которые он должен износить на пути к небесному жилищу отцов. — О погр. обыч., 210.

Стр. 149: Детская песенка (Бессонов., 27):

А и дон, дон, дон!

Загорелся жучий дом;

Бежит жук с ведром

Заливать свой дом.

Стр. 149—150: По русскому поверью, если женщина будет сильно, безутешно тосковать по умершему, то он станет летать к ней в виде огненного змея. — О погреб. обыч., 190. В Нижего­родской губ. рассказывают, будто некогда в незапамятную старину младенец, проклятый ма­терью, превратился в лягушку, и потом уже от этой лягушки произошли все другие. Кадлубек в своей хронике сообщает предание о том, как Попел-младший отравил своих дядей, и когда они умерли — отказал им даже в погребении. За такое нечестивое дело жестокий тиран был постигнут страшным наказанием: из брошенных трупов его дядей вышло множество мышей, которые напали на Попела и пожрали его, т. е. озлобленные души усопших, лишенные погребальной по­чести и посмертного успокоения, превратились в мышей и отомстили своему врагу. Подобное предание встречается у многих индоевропейских народов, и, между прочим (почти в буквальном сходстве с польским), у чехов. — О погреб. обыч., 103—7.

Стр. 184: «Смерть разрешает, развязывает узел или нить существования, и кажется, что сло­ва кончина, суд и судьба, употребляющиеся в языке для обозначения смерти, имели в старину именно такое, а не иное знаменование: кон (позд. чин) = отрезанный предел, кончина = отрезан­ная нить жизни, суд же и судьба = развязка, разрешение, расплетение. Первоначальное этимо­логическое значение слова суд явствует из родственных немецких: гот. sundro, др.-в.-н. suntari, нынеш. sondern, др.-сев. sundra — dissecare, discerpere, отделять, развязывать, разрешать (узы?); значение же слова кон ясно и из славянского запаса: по-чин, о-чинить, и др. Корень бу­дет кап — колоть, резать, прекращать существование». — О погреб. обыч., 194.

Стр. 196—7: В малорусской сказке (Рудченко, I, 161—2) Беда, встретившись с богачом, говорит ему: «чого хочешь, чоловиче, чи за молоду мъясо jисти, а на старость кистки гризти, чи за молоду кистки гризти, а на старость мъясо jисти?» Богач выбрал последнее — и тотчас же обеднял; снова разжиться удалось ему только к старости.

Стр. 217: В Виленской губ., при выгоне скота в поле, знахарь берет пояс, затыкает его в дужку замка, кладет замóк и пояс посреди дороги и перегоняет через них стадо, причитывая: «как замкнут этот пояс, так да будут замкнуты у зверей пасти!». — Вилен. Сборн., 1, 192.

Стр. 280, 290: Баба-яга, зализна нога, сторожит целющую воду. — Рудченко, I, 87, 135.

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН И ПРЕДМЕТ0В¹

Поиск по сайту: