Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

XXVIII. Народные праздники 8 страница



Стр. 42: Луна (luna вместо lucna, lucina, т. е. светящаяся) от снкр. ruk — luceo; лат. luc-s, lumen (вм. luc-men), rp. λύχνος — leuchte, λενχος — белый, слав. луч. — Курциус, 130.

Стр. 48: Belbožice — в Чехах, Bĕlbožnicja — в Галиции (Часопись чешск. муз. 1863, 1, 28). В «Сборнике памяти, нар. творчества в сев.-запад. крае» (I, 115—7) напечатаны две песни, запи­санные будто бы в Минской губ., в которых упоминается про Черного бога; но песни эти — не более как неудачная подделка. Г. Котляревский в критической статье своей, посвященной I т. Поэт. Воз. (стр. 13), доказывает, что бамбергский истукан есть просто изображение льва, какие ставились в средние века у церковных дверей, и не имеет никакого отношения к Чернобогу.

Стр. 50: Belenus в древних надписях сопоставляется рядом с именем Аполлона; ирл. beal, beul, bel — солнце. — Галлы, соч. Георгиевск., 136—7.

На той же странице 14 и 15-ую строки снизу следует читать: «Слова свет и свят если не фи­лологически, то по значению тождественны; ибо по древнейшему убеждению святой... » и т. д. По замечанию г. Котляревского (Разбор I т. Поэт. Воз., 17), мысль о сродстве означенных слов не может быть принята, так как в противном случае следовало бы допустить несогласуемый пере­ход звуков: двоегласного ъ = а + i и носового а. «Нет сомнения (говорит он), что слова эти раз­личного образования, от двух корней: çvit и çvam или çvan; оттого в Ведах употребляется cvânta, в санскр. — çveta, зенд имеет çpenta и çpâeta, Литва — szwentas и svêtas, славяне — свАт и свет».

Стр. 62: Ούρανος нельзя сближать с όρος ; такому «сближению противоречит разность кор­ней: όρος — кор. gir (древ. gar), отсюда снкр. giris, зенд. gain, слав. гора; ούραυοςο oт кор. var — покрывать». — Разбор г. Котлярев., 30.

Стр. 62: О названии горы «Anafielas» см. в Разб. Котляр., 44. Сербы думают, что обрезанные ногти следует класть за пазуху, ибо на том свете по ногтям будут судить: что делал человек во время земной своей жизни (Гласник срп. друштва 1867, V, 193). Кашубы советуют класть обре­занные ногти в мешочек и носить на груди; а не то, по смерти, придется искать их. Эти славян­ские поверья напоминают запрет Эдды обрезывать ногти усопшему (German. Mylhen, 630). Граф А. С. Уваров сообщил нам, что в одной из разрытых им могил (во Владимирской губ. ) он нашел горшок с обрезанными ногтями.

Стр. 67: В народном заклятии (Рыбник., IV, 246) читаем: «ты Небо — отец, ты Земля — мать!»

Стр. 68: В Угорской Руси уцелели поговорки: «прабог го знае!», «иди до сто прабогов», «бес ти и сто прабози!». — Зап. Р. Г. О. по отдел, этногр., I, 692.

Стр. 70: Снкр. пâ, наст. пиб-ати — пить и пи-jáти — становиться плодородным, жиреть, пиван, пивара — жирный, тучный; сравни лой и лить. — Труды Моск. Археол. Общ., I, в. 2-й, 229.

Стр. 71: Brisinga-men, санскр. mani — gemma, margarita, monile, перс. minu, греч. μάννος , μόννος , лат. monile, рус. монисты. — Germ. Mythen, 702.

Стр. 72: Русские и чехи смачивают первым весенним дождем свои головы — для того, чтобы волоса росли так же быстро и роскошно, как майская трава. — Громанн, 52.

Стр. 73: «Земля — свята мати» (Ч. О. И. и Д. 1866, III, 706). Чехи о негодном человеке выра­жаются: «neni hoden, že ho zemĕ nosi!» (Гануша: Дед и Баба, 7. ) При первом весеннем громе они трижды целуют землю и думают, что это спасает от удара молнии (Громанн, 40).

Стр. 75: Автор статьи «De diis samagitarum» (14, 40) рассказывает, что после сбора жатвы народ совершал жертвоприношение и обращался к земле с такою молитвою: «Наес tibi о Zemiennik deus, gratias agentes offerimus: quod nos hoc anno incolumes conseruaris, et omnia nobis abundè dederis, idem ut et in posterum facias, te oramus».

Стр. 76—77: По свидетельству Олеария (Ч. О. И. и Д. 1868, II, 65), латыши для разрешения поземельных споров выходили на поле, клали на голову глыбу торфа и произносили следующую клятву: «утверждаю, что земля, на которой я стою, есть земля, данная мне Богом; если же слова мои ложны, то да иссохнем, почернеем и пропадем, подобно этому торфу, я сам, моя семья и мой скот!»

Ромул и его товарищи, оставляя Альбу, взяли с собой по кому земли и эту священную для них землю положили в основание Рима. — Куланж, 178.

Стр. 78: В Гродненской губ. по окончании жатвы поют (Сборн. пам. нар. творч. в сев.-западн. крае, 158—9):

 

Выйди, пане, за ворота,

Выкупь венка з'золота!

Не з'золота венок витый,

Да й з'густаго жита...

 

Стр. 79: В сербской песне (сборник Петрановича, 493) встречаем следующие стихи:

 

Што ће мени данак без сунашца, 1

Што ли ће ми лице без очиjу?

 

В Восточной Сибири поселяне говорят о солнце: Бог глядит с неба (Щапов, 68).

Стр. 81: По чешскому поверью, кто указывает на звезды пальцем, тому упадет звезда на очи — и он ослепнет (Громанн, 32).

Стр. 84: В польской сказке (Глинск., IV, 44—45) Солнце, воротившись вечером домой, «rozciągnęło się na loźu koralowém» и вскоре заснуло.

Стр. 88: Сравни рус. моргать и литов. mirgu, mirgĕti — мерцать, сверкать (Дифенбах, II, 764; Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., 1, 545).

Стр. 89: Народная песня, записанная в Гродненской губ., говорит о погибшей девице: «где ея очки упали, там свечки горели» (Сбор, памяти, нар. творч. в сев.-зап. крае, 244).

 

1 День без солнца.

 

 

Стр. 90: В Младшей Эдде солнцу дается поэтическое название eldr himins ok lopts (feuer des himmels und der luft) и, наоборот, огонь называется sôl hûsanna (die sonne der häuser). — Die Symbolik von Sonne und Tag, 49.

Стр. 93: «Už se s nim svečeriva», говорят чехи об умирающем. — Котляр. О погребальн. обы­чаях, 186. Сербы не советуют засыпать в то время, когда садится солнце (Гласник срп. друштва 1867, V, 150): поверье, возникшее из боязни, чтобы умирающее вечером (= отходящее ко сну) солнце не увлекло вслед за собою в загробное царство и того, кто при его закате пожелает от­даться безмятежному покою.

Стр. 95: По мнению чехов, после солнечного заката не следует продавать молока; кто нару­шит это правило, у того коровы не будут доиться. — Громанн, 138.

Стр. 99: Период возрастания луны чехи считают самым благоприятным временем для стриж­ки волос, подрезывания кустов, посадки деревьев и сеяния хлеба. — Громанн, 30; болгары уве­ряют, что хлеб, посеянный в полнолуние, бывает крупный, золотистый и полный, как луна (сообщ. Каравеловым). См. также Труды Моск. Археолог. Общ., в. II, ст. Потебни, 157.

Стр. 103. Загадка: «мати — товсцюха, дочка — золотуха» означает: печь и огонь. — Сбор, па­мяти, нар. творч. в сев.-зап. крае, 295.

Стр. 105: Больных желтухою (gelbsucht) чехи заставляют смотреть в золотую чашу или но­сить на шее золотое кольцо. — Громанн, 154. К подобным средствам прибегали и древние инду­сы. Золотая чаша — эмблема солнца (Поэт. Воз., I, 177; у немцев употребительно выражение «goldne sonne». — Die Symbolik von Sonne und Tag, 30).

Стр. 109: «Свети, месячку, свети ясно, як млынске коло»; «зôйди, месячку, так, як млынске коло» — воззвания карпато-русинских песен (Ч. О. И. и Д. 1866, III, 704). В чешской сказке (Малый: Narodni bachorky a povĕsti, 180) богатырь, смотря на солнце, говорит черту: «divam se nа to kolečko, zdali bych je mohl dolů srazit».

Стр. 110: Польская сказка (Глинск., III, 7) упоминает о перстне-златодавце. — В народном заговоре (Новг. Г. В. 1866, 4) читаем: «и все частыя зведочки — белинькие камушки».

Стр. 110—111: Когда солнце, прорезывая своими лучами темные гряды облаков, озаряет их золотистым светом, — скандинавский ратник усматривал в этих облаках воинственных дев Одина (Валькирий), несущихся по воздуху на диких конях и вооруженных копьями и щитом. — Die Symbolik von Sonne und Tag, 11.

Стр. 112: Старинный хронограф сообщает следующее поверье: «одежда и венец царский на нем (солнце)... и егда зайдет солнце на запад, тогда ангелы господни совлекают с него одежду тою и венец царский на престоле господня» — Рыбник, IV, 185.

Стр. 113—4: Пряжити сближается с снскр. bradždž — assare (Radic. linguae slov., 66); слово пряжа происходит от другого корня.

Стр. 119: Заговор, напечатанный в Ч. О. И. и Д. 1867 г. (IV, смесь, 166), заменяет деву Зорю св. Анастасией: на море на окияне, на острове (на Буяне) сидит в церкви св. девица Анастасия, «держит она у себя разные иглы и шелковою нитью зашивает рану кровавую, а ране болеть и крови идти заповедывает».

Стр. 120: 28-го октября крестьянки мнут новый лен и приносят «первину» в церковь. — Ч. О. И. и Д. 1867, IV, смесь, 198.

Стр. 128: К Перкуну обращались с таким воззванием: «Perkune dëvaiti! ne muszki unt mana dirvòs, melsu, tavi palti messu» = Perkun Gottchen! schlage nicht auf mein Saatfeld, (larum) werdeich bitten, ich werde dir eine Speckseite hinwerfen. По другому чтению: «Perkune dewajle! ne muszk und mana: Tiewe meldzio tawi paltu messu» = Perkun Gottchen! schlage nicht auf das Meinige, о Vater, ich bringe dir mit Gebet das Fleisch einer Speckseite dar (De diis samagitarum, 32, 57; см. также Труды Моск. Археол. Общ., I, 47, матер, для словаря).

Стр 129: Тунару соответствует у галлов Tanarus; кимр. и армор. taran — гром, молния, блудя­щий огонь (Галлы, соч. Георгиев., 111). Mjolnir означает: «раздробитель» от корня mar = mal — растирать, дробить, ломать; слав. молния, молот и млеть (увядать) относятся к тому же корню (М. Мюллер, см. Филол. Записки 1868, IV—V, 306).

Русские няньки унимают капризных детей угрозою: «Бог камешком убьет!»

Стр. 131: Петрей («Истор. о вел. княжестве московском», пер. Шемякина, 48) записал народное предание, будто из камня, который держал в своей руке идол Перуна, вылетали во время грозы огненные искры.

Стр. 131—2: У кельтов, перед началом войны, вождь собственным мечом заколал козу и обагрял ее кровью обожженную в огне палку; воины носили эту палку из одного селения в дру­гое и призывали народ готовиться к битвам (Оссиан, перев. Кострова, I, стр. XXX).

Стр. 135: Когда послышится гром, литвины говорят: «werzajs barrahs!» = старик ворчит! (Тру­ды Моск. Археол. Общ., 1, 48, матер, для словаря. )

Стр. 136: Кто носит при себе «громовую стрелку» или осколок дерева, в которое ударила молния, тот будет здоров и силен. — Громанн, 39—40.

Стр. 148: Если на Юрьев день (23 апр. ) падает крупа (мелкий град), то это предвещает хоро­ший урожай гречихи. — Чтобы разогнать собирающуюся грозу, старухи выбрасывают за окно пест с этими словами: «иди, гроза, дальше! пестом убью» (Пошехонск. уезда).

Стр. 151: Лужичане лечат больные глаза водою, собранною утром, при восходе солнца, из брызг, летящих от мельничного колеса. — Neues Lausitz. Magazin 1843, III—IV, 327.

Стр. 156—7: Когда свистит девица, то Богородица плачет, а черт смеется (Громанн, 224; Beiträge zur D. Myth., I, 237), т. е. свистящие вихри вызывают грозу; слезы Богородицы (Фреи) = дождь, а дьявольский хохот = гром.

Стр. 162—3: По поводу названий Pogoda и Pochwist г. Котляревский (Разб. I т. Поэт. Воз., 23—24) высказал следующее мнение: «Погода и Похвист в первый раз упоминаются Длугошем. Кажется, что первое имя произошло из желания объяснить Подагу Гельмольда; Длугош для это­го только переставил слоги в выражении своего источника. Имя Похвист... как собственное не древнее польского хрониста».

Стр. 163—4: Г. Микуцкий название музыкального инструмента домра (дъмна) производит от снкр. dham, литов. думти (наст, думю), др.-слав. дуги (дъму). — Зап. Р. Г. О. по отдел, этногр., I, 580.

Стр. 168: Польские сказки (Глинск., II, 33; III, 35—37) рассказывают о гуслях-самограях, что они издают такие чудные звуки, «że w całym dworze zdrowi w skoczny taniec poszli, chorzy wnet pozdrowieli, smutni śmiać się zaczęli». В миниатюрах средневековых рукописей царь Давид изо­бражается играющим перед гробом Спасителя, дабы звуками музыки пробудить его из мертвых (Гануша: Дед и Баба, 19).

Стр. 171: Г. Котляревский (Разб. I т. Поэт. Воз., 24) приписывает скоморохам (scamari, scamaratores, σχαμάρεις ) иноземное происхождение.

Стр. 177—8: Чехи называют радугу bozi duha и думают, что она убивает того, кто станет ука­зывать на нее пальцем. — Громанн, 40—41.

Стр. 178—9: По мнению г. Микуцкого, слово радуга первоначально произносилось рай-дуга, т. е. райская, небесная дуга; звук й поглощен — точно так же, как в слове поди вместо пойди (Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., I, 597). Чешск. оř — конь происходит от корня ru — sonum edere (ржать) и не может быть сближаемо с словами: ara, arvan, arelis и пр. — Разб. I т. Поэт. Воз., 17; Дифенбах, I, 71.

Стр. 180: Кашубск. tąga = dąga, дуга. — Зап. Р. Г. О. по отдел, этн., 1, 595.

Стр. 180. Загадка: «крашеное коромысло через реку свисло» означает радугу. — Детск. Пес­ни, собран. Бессонов., 221.

Стр. 183—4: Чехи не позволяют указывать на радугу пальцем, ибо на ней, как на троне, вос­седает царица небесная Пресв. Мария (Гануша: Дед и Баба, 60).

Стр. 190—191: Автор статьи «Die Symbolik von Sonne und Tag», 68, предлагает следующее объяснение мифа об Одиновом глазе, сокрытом в источнике Мимира: небо имеет одно солнце (светило, называемое в Младшей Эдде eyglôa = augenglanz), и потому Один — одноглазый; дру­гой глаз его сокрыт в источнике Мимира, что указывает на отражение солнца в водах земных потоков.

Стр. 192: Обычай пить на здравие и благополучие г. Котляревский объясняет из древнейше­го воззрения на вино, как напиток, знаменующий амриту (О погреб. обыч., 216).

Стр. 195: Немцы дают пчеле названия Herrgottsvögel, Marienvögel. — Beiträge zur D. Myth., II, 450—1; у чехов существует поверье, что пчелы прилетали к распятому Христу и пили выступив­ший на его челе пот. — Громанн, 84.

Стр. 200: Скифы, заключая договор, наливали в большую глиняную чашу вино, смешивали его с собственною кровью, которая тут же добывалась из нарочно сделанных на теле порезов или уколов; затем погружали в чашу меч и стрелы и приготовленный таким образом напиток выпивали после произнесения клятвы. — Геродот, IV, гл. 70. У армян, иверцев и других древних народов цари, при заключении мира и дружественных союзов, перевязывали на своих руках большие пальцы, прокалывали их и лизали друг у друга выступавшую кровь — ibid., I, гл. 74; Annales Тацита, XII, гл. 47. О кровавых расписках, вручаемых черту, см. Киевлян. 1865, 57; Гро­манн, 27.

Снкр. cvas (вместо kvas) — spirare, sibilare, stridere, скан. hvasa — шипеть, чеш. кысати — на­ходиться в брожении, киснуть. — Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., 1, 558. В старинных славянских ру­кописях квас употребляется в значении хмельного напитка, квасник — пьяница. — Опис. слав. рукоп. моск. синод. библиот., отд. II, в. I, 164, в. II, 264.

Стр. 201: Чтобы вылечить больного желтухою, чехи советуют плюнуть ему неожиданно в ли­цо или очи. — Громанн, 154; см. также стр. 224. У народов античных произнесение заговоров сопровождалось сплевыванием. — Куланж, 282.

Стр. 215—6: По народному убеждению, если заговор произнести правильно, не изменяя ни единого выражения, — он непременно сбудется (Иллюстр. 1845, 250). Греки и римляне дейст­вовали на богов строго определенными формулами; «такая-то молитва, из таких-то слов, увен­чалась тем именно успехом, о каком просили; конечно, это оттого, что бог ее выслушал, что она оказалась сильною, сильнее самого бога, так как он не смог ей воспротивиться. Вот и сберегли в памяти таинственные и священные выражения'этой молитвы. Сын повторял их вслед за отцом. Как скоро научились писать, они были записаны. У каждой семьи была книга, содержавшая в себе известные заклятия, которые произносились предками и непременно выполнялись богами. Это было оружие, употребляемое человеком против непостоянства его богов. Только не надо было изменять в заклятиях ни одного слова, ни одного звука, ни — главное — того ритма, как произносились они нараспев; тогда молитва потеряла бы свою силу, и боги были б властны ее не выполнить... Напрасно живой язык изменялся вместе с нравами и верованиями; слова и ритм священных песен оставались те же, и во время празднеств по-прежнему пели их, ничего в них не понимая». — Куланж, 221—3.

Стр. 226: См. замечания, высказанные г. Котляревским в Разборе 1 т. Поэт. Воз., 22. «Wenn ein frauenzimmer einem manne von ihrem menstrualblut beizubringen weiss, so dass ers im essen oder trinken nimmt, dann hat sie seine liebe für ewig sicher gewonnen». — Beiträge zur D. Myth., I, 210.

Стр. 252—3: В славянских сказках упоминается о воронах, облетающих весь свет и принося­щих вести старцу, который записывает эти вести в книгу. — Гануша: Děwa, 19.

Стр. 254: Когда идет снег, чехи говорят, что bila pani и ангельчики перестилают свои посте­ли; а в Моравии думают, что в это время Бог ударяет бичом и сшибает с голубей перья. — Гану­ша: Дед и Баба, 21, 30.

Стр. 254—5: Если вынуть из трех воронов и трех кротов сердца, пережечь их в пепел и потом смешать этот пепел с порохом и дробью, то ни один ружейный выстрел не пропадет даром. — Громанн, 208.

Стр. 256: В старинных рукописях словом ног (noh, nog) переводится «гриф». — Опис. слав. рук. синодальн. библиот., отд. II, в. II, 147.

Стр. 259: Полет орла предвещает победу (Воен. Библиот., 132—Ксенофонта: Отступление десяти тысяч, кн. VI). Когда дерутся галки и щебечут сороки, чехи ожидают скорой войны; сову они называют s mrtonoška: садясь на окно или кровлю дома, птица эта предвещает пожар и смерть. — Громанн, 65—67. Вороны своим полетом и криком пророчат болезни и мор. — Beiträge zur D. Myth., I, 250—3.

Стр. 260: Когда летит Гаруда, от удара ее крыльев восстает буря. — Beiträge zur D. Myth., II, 362.

Стр. 263: В старинный хронограф занесено следующее поверье: «и егда пойдет солнце от востока к западу, тогда огненныя птицы, нарицаемыя финиксы и ксалав, летают пред солнцем и омокают крылия свои в воде океянстей и кропят ими солнце, да не попалит лучами своими. От огня солнечьна тем птицам перие обгорает, и бывают голи... и паки купл(а)ются в океане и об­новляются». — Рыбн., IV, 185. По замечанию г. Миллера (ibid., стр. XXXI), две огненные птицы, прочищающие дорогу солнцу, напоминают индийских Асвинов; «о первоначальном значении этих последних, как светоносных солнечных птиц, см. в Zeitschrift für vergl. Sprachforsch. Куна, XIII, 114; об Асвинах, как мифах зори утренней и вечерней, см. у Петерсена в его Mythologie der Griechen. Что касается того, что птицы в нашем сказании омокают крылья свои в воде океянстей и кропят ими солнце, то в этом, по-видимому, сохранилось прекрасное мифическое указание на сопряженное с зорею явление росы». С своей стороны мы думаем, что подробность эта стоит в тесной связи с мифом о купающемся солнце — см. Поэт. Воз., II, 65—69.

Стр. 265—7: Если петух остановится посреди двора и, ударяя крыльями, издаст троекратный возглас, то ожидают пожара. То же предвестие соединяют и с криком красноперой курицы. В Богемии до сих пор на церквах, часовнях, домах и придорожных крестах ставят красные или вы­золоченные жестяные изображения петухов. Петух и куры считаются у чехов вещими птицами, предсказывающими хорошую погоду или ненастье, изобилие или неурожай. Курица, поющая петухом, предзнаменует разорение, пожар и близкую кончину кого-либо из домашних; чехи со­ветуют убивать ее, а словаки — бросать в воду («ćertovi poslat»). Белый петух приносит в дом счастье и охраняет его от злых чар. — Громанн, 75—76, 229.

Стр. 269: Нечистый дух охотно принимает образ ворона. У индийцев ворон и ворона призна­вались зловещими птицами; по мнению чехов, они появлением своим и карканьем пророчат бедствия и распри. Коршун прилетает к чародеям, как гонец, присланный чертом. — Громанн, 65-66.

Стр. 270: По чешскому поверью, если яйцо, снесенное черною курицею в четверг, носить де­вять дней под мышкою, то из него вылупится šotek, который станет заботиться о счастии своего хозяина и будет исполнять все его желания. — Громанн, 16, 18; Beiträge zur D. Myth., I, 250.

Стр. 271: Когда раздастся сильный, потрясающий удар грома, прирейнские жители говорят в ужасе: do fallen alle nüng! (упали все девять кеглей!) Народная сказка заставляет героя Молнию (Blitz) играть в кегли и бросать шар (kugel), который в быстром полете светится ярким пламе­нем и после каждого удара, подобно Торову молоту, сам собою возвращается в руки мифическо­го игрока. Славяне знают Перунов шар (Paroms gula), поражающий нечестивых и преданных проклятию. — Beiträge zur D. Myth., II, 120—1. По мнению чехов, молния есть круглый огненный камень, величиною с пулю или с волошский орех. Во время летней грозы ангелы, апостол Петр или сам Господь бросают эти кадмии и производят громовый грохот. — Громанн, 37, 212.

Стр. 275. Slov. povesti, изд. Škultety a Dobšin., I, 5: сказочный богатырь сражается с драконом, а голуби крыльями своими отмахивают от него змеиный пламень.

Стр. 276: Г. Микуцкий сближает слово Guth, Gud, Got (бог) с санскр. guh (вм. gudh) — tegere, occulere и думает, что первоначально оно означало небо (= кров), точно так же, как литов. дангус — небо от денгти — крыть и латыш. юмалс от юмт (с теми же значениями). — Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., I, 591. Говоря о частых и продолжительных дождях, белорусы употребляют выражение: «небо продралося» — ibid., 361.

Стр. 281: «Облацы плавают». — Опис. слав. рук. синод, библ., отд. II, в. II, 242.

Стр. 284: «В Народ, южнорус. сказках» (изд. Рудченко, I, 123) упоминается кабан, «що носом оре, ушима cиje, а хвостом волочить». — Beiträge zur D. Myth., II, 409: «Im symposion sagt Plutarch von dem schwein, dass es rostro terram findens vestigium arationis impresserit ac vomeris opus subministra verit; und Grimm sagt auch: einen grund der heilighaltung des ebers findet man darin, dass er die erde aufwühlt und die menschen von ihm das pflügen gelernt haben». — В Гариванте боги спускают с неба плуг, булаву и лук. — Вест. Евр. 1868, II, 654.

Стр. 287—9: В Чехах уцелел обычай, по которому, при начале весенних посевов, крестьяне отправляются ночью на поле, вместе с голою девицею и черным котом, и тащат за собою плуг; там приготовляют они глубокую яму, бросают в нее черного кота и зарывают его в землю. В прежние годы плуг вывозили на поле три голые женщины. — Громанн, 143—4.

Стр. 290: В бурные летние грозы чехи выставляют над стрехою помело или кладут топор острием кверху — для того, чтобы предохранить свои нивы от града (Громанн, 38; Гануша: Дед и Баба, 55).

Стр. 290—291: Когда дождь идет при солнечном сиянии, белорусы говорят: «коробом солн­це, ситом дождь!». — Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., I, 332. По чешскому поверью, Мелюзина, осужденная носиться по воздуху в бурных вихрях, держит в руках сито и сыпет из него град и крупу. — Громанн, 3.

Стр. 292: На страстную пятницу хозяин объезжает свои поля верхом на помеле и втыкает в землю осиновые ветки; делается это с тою целью, чтобы кроты не рыли полей и не вредили по­севам. — Громанн, 59.

Стр. 295: На берегах Рижского залива найдены могилы, около которых лежат камни, сло­женные наподобие лодок; латыши называют эти могилы чертовыми лодками. — Археолог. Вест­ник 1867, 1, 33.

Стр. 296: Владимир Мономах, по его собственному выражению, писал свое поучение детям «седя на санех», т. е. на смертном одре.

Стр. 303: Отголосок древнего мифа о Фаэтоне находим в малорусской сказке (см. сборн. г. Рудченка, I, 93—94). Добрый молодец женится на солнцевой дочери и, купаясь в молоке, дела­ется такой «ясний, неначе сонце» (сравни Поэт. Воз., II, 66). Солнце уступает ему свой стул (престол), на котором и выезжает он погулять по свету; все встречные на пути принимают его за праведное Солнце. Во время этого поезда добрый молодец попалил чуть не половину небесных виноградников.

Стр. 306: Малороссийская сказка (Рудченко, I, 138) повествует о заключенной под землею царевне: «вона вже не один цебер наплакала, так що слези jиjи аж на сей свит сходять... Як тилько сонечко зажевриjе, то по всякому дереву и по всякий билини роса и выcтyпaje. Оце ж не що, як тии слёзи!» В литовской песне (Юшкевич., 9—10) Солнце, обещаясь оплакать убитого мо­лодца, говорит, что оно в продолжение девяти дней каждое утро будет восходить во мгле.

Стр. 307: Если в день свадьбы идет дождь, то невеста будет оплакивать свое замужество (че­хи уверяют, что ей придется пролить столько же слез, сколько упало в этот день дождевых ка­пель), а если сияет солнце, то будет смеяться, веселиться. — Громанн, 119; Die Symbolik von Sonne und Tag, 68.

Стр. 308: О дожде, идущем при солнечном сиянии, белорусы выражаются: «царевна (= боги­ня Фрея) плачет». — Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., 1, 460.

Стр. 312. Народная загадка: «сива (вар. билая) кобыла весь лис пojилa» означает: пламя оча­га. — Сборн. памяти, нар. творч. в сев.-запад. крае, I, 298, 300.

Стр. 314: О коне Ильи Муромца народная песня (Рыбн., IV, 24) говорит:

 

Куда падают копыта лошадиные,

Тут становятся колодцы ключевой воды.

 

Стр. 324: По мнению чехов, белые кони приносят дому счастье; если свадебный поезд, воро­чаясь из церкви, повстречает белую лошадь (или корову) — это знак, что Бог благословит моло­дую чету чадородием; напротив, встреча с черною лошадью (или быком) сулит новобрачным бездетство; громкое ржание коней предвещает войну. — Громанн, 53, 120. Дарий Истасн был избран на царство по ржанию коня. — Геродот, кн. III, гл. 84.

Стр. 325: Священное значение конской головы до сих пор имеет силу в Персии; личность преступника считается там неприкосновенною до тех пор, пока он пребывает в конюшне или де­ржится за конскую голову. — Археол. Вестник 1867, II, 58.

Стр. 327: «Илля насюкав в реку». — Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., I, 317. Если олень валяется на лугу или ниве — это служит предвестием урожая; по болгарскому поверью, он приносит с со­бою росу, которая капает из его глаз (сообщ. г. Каравеловым). По свидетельству народной саги, олень, ударяя в землю копытом, выбивает из нее водный источник. — Beiträge zur D. Myth., II, 425.

Стр. 327—8: Заяц, пробежавший через деревню, принимается у чехов за предвестника по­жара. — Громанн, 57—58.

Стр. 330: Белорусы о том, кто нечаянно прожжет свою одежду, выражаются: «лисицу поймав!». — Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., I, 338, 404. Финны северное сияние называют лисьим ог­нем — см. Reinhart fuchs Гримма. Г. Микуцкий слова лис, лиса производит от снкр. риш — laedere, perdere, interficere (Зап. Р. Г. О. по отделен, этногр., I, 576).

Стр. 330: Стихийные духи, посылающие на землю дожди, даруют людям хлеб насущный (урожаи). Вот почему, по южнорусскому поверью: когда гремит гром — это Господь ездит по не­бу в своей колеснице и возит калачи (см. Поэт. Воз., I, 265); в детской песне ворона варит кашу (т. е. заваривает в грозовом пламени зёрна дождя; сравни Поэт. Воз., I, стр. 265); наконец, и ли­са приносит при начале весны вкусные гостинцы.

Стр. 331: Трехцветная кошка охраняет дом от пожара; когда кошка играет с своим хво­стом — надо ожидать ветреной погоды; накануне Рождества Христова или весною чехи ловят черного кота и зарывают его в поле или в саду под деревом — для того, чтобы злые духи не вре­дили урожаям (Громанн, 55—56, 87. Beiträge zur D. Myth., II, 439).

Стр. 339: Литов. акис — око, глаз, означает также и водяную жилу, родник; у латышей ака — колодезь; в Карпатах и Татрах горным озерам дают название: морске око. — Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., I, 585.

Стр. 342: Чехи во время грозы боятся дотрагиваться до молока, чтобы не убила молния. — Громанн, 38.

Стр. 349—350: Когда на небе видны белые облачка — это, по словам чехов, «св. Петр пасет овечек» или «св. Петр печет хлебы» (готовит урожай). — Громанн, 32.

Стр. 351: В Болгарии, накануне Нового года, старуха берет сухое овечье руно и выставляет его на ночь в сени; если поутру руно будет влажно (отсыреет), то наступающий год обещает изо­билие, и наоборот: если руно останется сухим, то год будет несчастливый (неурожайный). — Моск. Газета 1866, Каравелова: «Святки у болгар».

Стр. 3, 64—5: В парохии Вишневской (говорит Иличь, стр. 144) есть церковь св. Георгия, ку­да ежегодно на Юрьев день приходят пастухи и молятся об охранении их стад от волков.

Стр. 370: По мнению г. Микуцкого (Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., I, 606), слова хорт (хрътъ, литов. куртас) — борзая собака и хрълъ — celer одного корня.

Стр. 373: Для того, чтобы утихла буря, чехи высыпают за окно, на улицу, муку и соль. — Гро­манн, 36.

Стр. 375: На Исполиновых горах рассказывают о лесном охотнике, который в известные дни носится по лесам, сопровождаемый четырьмя огненными собаками. В Арнау думают, что дикий охотник является вместе с бурею и ломает деревья; кто повстречается с ним в лесу, того ожидает скорая смерть. Рассказывают еще, будто дикий охотник ездит в глухую полночь на безголовом козле, а перед ним бегут две собаки, послушные его громкому свисту. Народная фантазия дает ему зеленое платье, длинные охотничьи сапоги, ружье и кортик. Когда в полночь надвинутся черные тучи — крестьяне думают, что в их мраке скрывается дикий охотник, и, чтобы прогнать его, — советуют стрелять в облака (Громанн, 3—4). В поверьях этих нельзя не заметить значи­тельного влияния немецких саг.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.