Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Возникновение видов ездового и тяглового собаководства



Одним из древнейших центров доместикации и разведения собак принято считать обширный регион Восточной Си­бири и Дальнего Востока. Собаководство коренных народов региона своими корнями уходит в каменный век [40, с. 50]. Для человека той эпохи предок собаки был одним из промыс­ловых животных. В последующем собака прошла длительный процесс доместикации, в ходе которого она стала помощни­ком на охоте. Следующей стадией вовлечения собаки в раз­личные сферы деятельности человека- её использование в качестве транспортного животного.

Транспортное собаководство нанайцев делится на два са­мостоятельных вида - ездовое и тягловое. У них одно проис­хождение, хотя тягловое первично, ездовое собаководство со временем переросло в самостоятельный вид, сменилось и его функциональное применение. Упряжное собаководство пред­полагает наличие ездовых собак, которых специально тре­нируют и используют только для определенных типов нарт и упряжи [3, с. 55]. Однако необходимо обозначить наличие условий для развития и становления ездового собаководства. Его основные очаги в Сибири - это бассейны крупных нере­стовых рек, моря Ледовитого и Тихого океанов, богатые ры­бой и морским зверем. Нерестовые реки неразрывно связа­ны с собаководством, так как огромные запасы рыбы обеспе­чивали коренное население достаточным количеством со­бачьего корма. Упряжное собаководство сопутствует таким хозяйственно-культурным типам, как охотники на морско­го зверя и пешие охотники, рыболовы и собиратели таежной зоны. Большое значение для нанайцев имеет рыболовство в бассейне р. Амура, где в летний и осенний периоды начинает­ся нерестовый ход лосося, позволяющий иметь обилие пищи для людей и корма для разведения собак. Кроме того, в лет­нее и зимнее время русло реки являлось важной транспорт­ной магистралью.

Упряжное собаководство у народов Амура и Сахалина име­ло общие типологические черты и поэтому было объедине­но в единый амуро-сахалинский тип [3, с. 61-62], который от­личался в первую очередь конструкцией нарт: амурская на­рта имела загнутые с двух сторон полозья, прямые копылья и была довольно узкой, что давало возможность каюрам разме­щаться в нартах верхом (рис. 65, 104). К числу наиболее зна­чимых признаков этого типа относится конструкция амурско­го хомута, который сделан из кожаной петли. Считается, что упряжная собака тянет в таком хомуте шеей (рис. 92).

Параллельно с амурским упряжным собаководством в ре­гионе довольно широко использовался восточносибирский тип нарты, которая в отличие от амурской имеет загнутые полозья с одной стороны, обладает более широким и вме­стительным кузовом. Крепление полозьев с копыльями осу­ществлялось с помощью кожаных ремней. Наличие верти­кальной дуги принципиально отличает её от амурской нарты (рис. 83). Наибольшее распространение она получила в начале XX в. в связи с появлением приработков по перевозке грузов [68, с. 110]. В нарту впрягали попарно «цугом» до пятнадца­ти упряжных собак, изредка впереди выставлялся передовик (рис. 60, 86). В литературе устоялось мнение о появлении вос­точносибирской нарты у нанайцев лишь в конце XIX - начале XX в. А.В. Смоляк считает, что нанайцы заимствовали этот тип нарт у нивхов и ульчей, и в качестве доказательства приво­дит термин хэдиэн токини, используемый нанайцами приме­нительно к восточносибирской нарте [68, с. 110]. Однако в пе­реводе с нанайского языка этот термин означает «низовская нарта». Кроме того, у нанайцев имеется более распространён­ное название именно этой нарты пара (рис. 84). По мнению

А.В. Смоляк, этот термин в одном случае является диалект­ным названием амурской нарты, в другом - конных саней. Не­большие по размеру санки для хозяйственных целей и дет­ских игр также имели название парака, перенесенное с боль­ших нарт на маленькие (рис. 96, 97). Возможно, распростра­нение восточносибирского упряжного собаководства на Аму­ре было связано с очередной волной мигрировавших в эти ме­ста эвенков-оленеводов. Входившие в разное время в состав нанайцев, ульчей, орочей и других тунгусо-маньчжурских эт­носов эвенки утратили оленеводство и приспособили оленью нарту под собачью.

Собака в качестве рабочего животного в транспортирова­нии волокуши стала использоваться гораздо раньше появле­ния института упряжного собаководства [3, с. 60]. Функцио­нирование различных волокуш у нанайцев остаётся актуаль­ным и в настоящее время. Обращаясь к истокам возникнове­ния примитивных транспортных средств, следует обратить внимание на исследования А.В. Смоляк. Она пришла к выво­ду, что прообразом современной амурской нарты была воло­куша, которая в традиционном хозяйстве нанайцев применя­лась для перевозки тяжестей и имела несколько разновид­ностей [68, с. 105]. Их использование сопутствовало занятию охотничьим промыслом. Это волокуши из шкуры зверя хорсо, долблённые из ствола дерева, и другие средства, изготовлен­ные из подручных материалов.

Использование охотниками волокуш из шкуры зверя хор- со обусловлено отсутствием под рукой постоянного транспор­та и относительной близостью жилья или зимовья. Волокуша из шкуры не использовалась как постоянное транспортное средство, а имела разовое назначение. Горинские нанайцы и сегодня пользуются этим древним способом транспортирова­ния мяса промысловых животных - медведя, косули, сохато­го. Охотник укладывал мясо в шкуру убитого животного, сши­вал стороны шкуры лыком, из этого же материала делал по­тяг с лямкой [85. Д. 446. Л. 116]. Подобным образом применя­ли шкуру сохатого для перетаскивания грузов эвенки сел Кар­ги и Кульчи на Амуре. Шкурой убитого зверя для транспорти­рования мяса пользовались и амурские нанайцы (Найхин, Да- да, Верхняя Эконь).

В охотничьем промысле нанайцев имеется немало приме­ров подобного использования подручных средств. Так, этно­граф Е.А. Гаер записала в 1975 г. у низовских нанайцев (с. Верх­няя Эконь) текст о древнем способе перевозки грузов, добы­тых туш животных и др.

£ гТ',о, что человек волоком тащит. Человек тянет толстый (ремень). Вот это (ремень) надевает через пле- д чо, так-то тянет (мехом наружу) конечно, скользит хорошо. Ну, X это люди называют кутулэн. Это так называется. Это кутулэн $ же скажешь, все обвяжешь. Чтобы не было отверстия, и только g после этого, сделаешь посредине разрез. Через этот разрез тол- S стым кожаным ремнем сделаешь лямку. И эту лямку надевают X через плечо, и вместе с лыжами (на лыжах) так тянешь. И вот х этот кутулэн. А вот то, что люди говорят дивон, так-то знаешь: £ это снег выроешь, стелешь шкуру снизу и кладешь мясо в сере- <> дину. И это в середину. И это мясо второй половиной шкуры на-

X кроешь. Так сделав, это снегом засыпаешь. Словно могилу зака- $ пываешь, зароешь. Словно покойника хоронишь. Вот это дивон. £ А то, что кутулэн: мясо в шкуру заворачиваешь и потом в шкуре g по краям со всех сторон сделаешь надрезы, отверстия. Побольше S надрезаешь и через эти надрезы кожаными ремнями, словно за- X шиваешь, вдевая ремень через эти надрезы, всю шкуру стягива- л ешь, чтобы образовалось вроде мешка, и к этому подобию меш- х ка привязываешь лямку. Где-то в середине делают большой над- 9, рез, через него привязывают лямку. Вот лямку привяжут, и это, <г таща, возвращаются. Вот это - кутулэн. А то, что зарыто - дивон. о Вот это так» [90. Гаер. 1975. Л. 36-40].

Принципиальных различий в конструкции волокуш из шкуры добытого зверя не было, но диалектное своеобразие разных территориальных групп имеет место: кутулэн (низ. д-кт), хорсо (верх. д-кт). Использование этого способа на об­ширной территории у ряда групп нанайцев и пограничных этносов имеет универсальное значение. В качестве дополни­тельной тягловой силы охотники нередко применяли собак.

Несколько отличались аналогичные волокуши на морском зверобойном промысле у нивхов. Они придавали мокрой шку­ре нерпы форму корытца, замораживали и в получившееся та­ким образом транспортное средство укладывали мясо. В глаз­ные отверстия шкуры продевали ремень-постромку и тащили волоком [68, с. 106].

У северо-восточных зверобоев (азиатские эскимосы, чук­чи) получило широкое распространение специальное приспо­собление, состоявшее из костяного вертлюга с идущими от него лямками для человека и поводка, к которому крепилась туша зверя. В этом случае конструктивные принципы, лямки с вертлюгом те же, что и у собачьей упряжи (рис. 85, 91]. Воз­можно, лямка как часть приспособления для транспортиров­ки тяжестей изначально была опробована человеком на себе, лишь после применили к собаке. Таким образом, конвергент- но возникший на северо-востоке способ транспортирования морского зверя стал развиваться по собственному пути, суще­ственно отличаясь от аналогичного у таёжных охотников, ко­торые вертлюг использовали только в собачьей упряжи. К по­добным подручным средствам следует отнести и волокуши из еловых лап и бересты, что обусловлено сравнительно легким способом изготовления в условиях промысла.

Этнокультурные особенности нанайцев находят отраже­ние в большей степени в промысловой терминологии, что говорит о разнообразном происхождении не только отдель­ных групп, но и внутри территориальных и диалектных объ­единений. Например, близкие в территориальном отношении горинский и низовской диалекты нанайского языка имели свои особенности, связанные с термином волокуши из шку­ры убитого зверя хорсо (конд. д-кт) и кутулэн (верхнеэконь- ский д-кт). Кроме кондонских нанайцев термин хорсо исполь­зуют найхинские нанайцы, что, возможно является, результа­том этнокультурных контактов представителей этих групп.

Волокуши являются одной из ранних переходных форм в развитии древнего транспорта у предков нанайцев. Их ис­пользование было обусловлено сравнительно легким процес­сом изготовления из подручного материала. Функция дол­бленой волокуши не ограничивалась разовым применением, прочность этой конструкции позволяла использовать её дол­гое время. В прошлом охотники, населявшие обширный си­бирский регион, использовали долбленные из цельного ство­ла дерева волокуши. Например, негидальцы и эвенки транс­портировали тушу лося на волокуше кэлчи из двух полови­нок бревна, соединённых перемычками. Название охотничьей ручной нарты нанайцев ондехо, онгосо, по мнению А.В. Смоляк, происходит от слова онголо (дупло, углубление) [68, с. 105— 107]. Она отождествляет ручную нарту нанайцев с древней долбленой волокушей, хотя в случае с кэлчи более правиль­ным было бы использование жерди, а не бревна.

Близкие нанайцам эвенки во время пешей охоты при­меняли низкую и узкую (по ширине лыжни) ручную нарту- волокушу ирувун - иривун. Верхнеленские и забайкальские эвенки к боку волокуши привязывали жердь, которую удер­живали в руках, не давая ей скользить в стороны. Енисейские эвенки изготавливали ручные нарты из двух тонких полозьев. К их передним концам прикрепляли дугу из черемухи, к ней привязывали лямку, за которую охотник тянул нарту. Эвенки Нижней и Подкаменной Тунгуски в качестве ручной нарты ис­пользовали широкую лыжу [10, с. 67-68]. Типологическое раз­нообразие таких транспортных средств, как волокуши у эвен­ков, говорит об охотничьем промысле как преобладающем ви­де деятельности.

Таким образом, в применении волокуш тунгусоязычны­ми этносами региона, кроме амурского, присутствует значи­тельный тунгусский пласт. Следует отметить, что многие эле­менты традиционного хозяйства нанайцев в той или иной ме­ре являются заимствованием или типологически близкими функционально аналогичным у эвенков. А.В. Смоляк отмеча­ет, что терминология средств передвижения, распространён­ных на Нижнем Амуре, в значительной мере связана с тун­гусским компонентом [68, с.131], хотя такой тип нарт с их ха­рактерными признаками является амурским по происхожде­нию. Территория расселения дальневосточных эвенков, нив­хов и айнов находилась в ближайшем соседстве с тунгусо- маньчжурами, поэтому наличие амурского типа нарт в хозяй­стве у этих народов можно необходимо считать результатом культурного обмена.

При полевых сборах в 2004 г. удалось зафиксировать нали­чие у верховской группы нанайцев (с. Дада) вьючного способа транспортирования грузов. Вьюк приторачивали к спине со­баки с помощью ремней, в связи с этим следует отметить, что охотничьи собаки обладали незаурядной понятливостью: «...У известного дадинского охотника Макто Бельды были боль­шие охотничьи собаки, когда он выезжал на охоту, на спину его собакам привязывали груз (вьюк). Однажды во время одного из таких выходов охотники обнаружили, что одна собака от­стала, вернувшись, они обнаружили, что вьюк съехал со спи­ны собаки и упал, а собака стояла и терпеливо ждала хозяев» (ПМА, 2004 г.). Использование собак под вьюк характерно для западносибирского собаководства, у нанайцев до последнего времени этого обнаружено не было. Но необходимо отметить, что институт собаководства у нанайцев исследован недоста­точно, возможно, использование собак под вьюк исследовате­ли не зафиксировали. У кур-урмийских и горинских нанайцев отмечено более интенсивное использование тяглового соба­ководства. Охота в традиционном хозяйстве жителей горных рек приносила гораздо больший доход, чем рыбная ловля, по­этому здесь широко был распространён тягловый вид собако­водства как неизменный спутник охотничьего промысла. Тем не менее особенности ведения хозяйства у этих групп нанай­цев нивелировались одним объединяющим амурским типом собаководства. Можно в качестве примера отметить обычай впрягать в охотничью нарту не более 2-3-х собак, что харак­терно для всех территориальных групп нанайцев (рис. 1, 2, 5, 6, 7).

Ручные охотничьи нарты нанайцы обозначали терминами ондехо, онгсо, толки [68, с. 110] (рис. 73, 74). Диалектные и тер­риториальные особенности имели незначительные расхожде­ния, например, у нанайцев из рода Киле этот тип нарт имел название толки, у уссурийских - токи [84. Д. 27. Л. 16]. Нали­чие в нанайской лексике диалектных расхождений не отража­лось на принципиальных конструктивных и функциональных особенностях того или иного элемента собаководства. Сход­ство во многих аспектах культуры у тунгусо-маньчжуров на­ходило отражение и в промысловой лексике. Например, амур­ский тип нарт у низовских негидальцев назывался келчи, у орочей - онгсо, у ороков - оксо [68, с. 110], восточносибир­ский тип нарту нанайцев - тукки. Ульчи термин тучи исполь­зовали применительно к восточносибирскому типу нарт, что имеет безусловное родство с нанайским названием грузовой нарты.

В тягловом виде собаководства количество собак в упряж­ке нанайского охотника не превышало трех, причем каждая из них была и охотничьей, и ездовой. Узко специализирован­ных ездовых собак на охотничий промысел охотники не бра­ли. Запрягая собак в нарты, охотник и сам впрягался в лямку иропон, надевая её через плечо (рис. 104, 105). Управление тя­жело груженной нарты осуществлялось с помощью специаль­ной оглобли янапо, янопу (верх. ам. д-кт нан.яз.) [85. Д. 446. Л. 117, 163], куню, янъфо (уссур. д-кт нан.яз.) [84. Д. 27. Л.16]. Оглобля привязывалась с левой стороны к первому копылу и под углом крепилась к концу нащепа хулиэн [85. Д. 446. Л. 163] (рис. 1, 5, 6). Торможение и баланс нарт осуществлялся с помо­щью двух остолов каурипо; их привязывали ремнями к копы­льям и в нужный момент упирали в землю (рис. 89, 90).

Управление упряжкой каюр осуществлял посредством ко­манд, общих для всех тунгусо-маньчжуров Приамурья. Наибо­лее распространённые их них: тах-тах-тах- вперёд, прямо; кай-кай - направо; тэх-тэх-тэх - налево; тэи дуйлэ - подаль­ше от берега; торо - стой; мочогуй - назад.

Одной из разновидностей ездового собаководства явля­ется буксирование лодок, типичный вид транспортного со­баководства для всех приамурских народов. Буксировка соба­ками могла применяться на относительно ровном побережье с песчаными и галечными берегами, без выступающих из во­ды скал и глубоких заливов. Нанайцы для буксировки груже­ных лодок против течения использовали 3-5 собак в нартовой упряжи. Постромки ошейников привязывали к одному концу потяга, а другой его конец прикрепляли к средней перекла­дине на лодке. Таким же способом перевозили грузы сахалин­ские нивхи и айны. Айны привязывали к лодке потяг из тюле­ньей кожи 4-7 собак друг за другом. Такая лодочная упряжка за день могла пройти до 30 км. Особенность айнского спосо­ба буксирования заключалась в том, что лидирующая собака не привязывалась к общему потягу, а бежала впереди всех, от­кликаясь на команды человека, находящегося в лодке, и увле­кала за собой упряжных собак. Передовой собакой дорожи­ли и содержали в жилом помещении отдельно от других [76, с. 203].

К тягловому собаководству относится своеобразный спо­соб передвижения, носящий название элгэпу (нан.яз.), что означает «везти на поводке», когда лыжника буксировали две - три собаки. Концы поводков нанайские охотники при­вязывали к поясу, размещая собак веером, при передвиже­нии на небольшие расстояния (рис. 2). Веерный тип собачьей упряжки был распространён на Северо-Востоке у эскимосов и чукчей, которые запрягали ездовых собак в большие соба­чьи нарты [3, с. 61]. Этнокультурные контакты палеоазиатов и тунгусо-маньчжуров осуществлялись на протяжении дли­тельного времени, и, возможно, использование нанайцами этого способа является результатом взаимного влияния, хотя более вероятно, что он мог возникнуть конвергентно, незави­симо от иноэтнических включений.

Одним из важных признаков отдельно взятого типа соба­ководства наряду с нартами является собачья упряжь. Нанай­цы использовали упряжь, которая состояла из хомута хала, дямбо с подвязками, охватывающими собаку с боков. От верт­люга макчихин шёл закреплённый к потягу поводок (рис. 96, 97]. Вся собачья упряжь - потяг, поводки, ошейники, рем­ни, подвязки и т.п. - изготовлялась из кожи лося или изюбря (рис. 99-101). Хорошие длинные ремни получались из шейной части, а для этого их старались заготовлять весной во время брачного периода, когда у самцов шея набухала от прилива крови и соответственно увеличивалась в размерах. Вначале отделяли голову животного, затем у холки делали разрез во­круг шеи, снимали шкуру чулком и несколько дней держали в воде. После этого с неё легко можно было удалить шерсть. За­тем шкуру нарезали по спирали, ремень туго натягивали меж­ду деревьями и оставляли в таком положении на несколько дней. После просушки ремень опускали в жирный мясной бу­льон для смягчения.

Негидальцы нередко изготавливали упряжь из кожи дель­фина и нерпы, что говорит о функционировании морского зверобойного промысла в их хозяйственной деятельности. Но нельзя отрицать, что такие изделия могли быть результатом обмена или торговли. Например, сопредельные с негидальца- ми нивхи продавали эвенкам арканы маут из кожи морских животных. Чтобы избежать частых сочленений по всей длине, они при изготовлении ремня также нарезали кожу по спира­ли [85. Д. 446. Л. 107].

У нанайцев названия собачьей упряжи и её составных ча­стей для амурского и восточносибирского типа отличаются лишь наименованиями хомутов: амурский дямбо (рис. 103), восточносибирский хала. В остальном названия частей упря­жи одинаковые: подвязки хомута - селоптон, поводок - яки, вертлюг - макчихин (рис. 93), потяг луксур, нуксур. При тер­минологическом единообразии упряжи двух типов они кон­структивно отличались друг от друга. Амурский хомут пред­ставлял собой кожаную петлю, надеваемую собаке на шею, ближе к соединяемым концам петли хомут имел два поводка, которые фиксировали его на собаке (рис. 103). Хомут восточ­носибирской упряжи более удобен в практическом примене­нии, так как собака тянула потяг грудью, а не шеей, как в амур­ском типе. Хомут оснащался дополнительными лямками, ко­торые крепились сверху и ложились собаке на спину, кроме того, он имел дополнительные поводки, фиксировавшие хо­мут на собаке снизу (рис. 100). При устойчивости терминоло­гии в упряжи у нанайцев ошейник для молодой собаки имел специальное название гелди. Такой хомут старались делать более мягким, для чего с тыльной стороны нашивали ткане­вую основу, чтобы щенок не натирал шею.

Вся собачья упряжь называлась луксур индани. К передней горизонтальной планке нарты крепился потяг нуксур, луксур, который фиксировался с помощью двух дополнительных ре­мешков к середине поперечной планки. На равном расстоя­нии друг от друга, чередуясь, от потяга отделялись поводки уси, к концам которых крепились ошейники хала [85. Д.446. Л. 142] (рис. 63). Кроме хомута вертлюг использовался и для потяга, он отличался большими размерами от вертлюга для хомута. Функция большого вертлюга была предназначена для избавления потяга от перекручивания (рис. 97, 111).

У негидальцев в терминах упряжи прослеживается эвен­кийская терминология. Как известно, верховские негидаль- цы находились в тесном территориальном и культурном кон­такте с амгуньскими эвенками, поэтому прослеживается та­кая тенденция. Так, например, потяг у них назывался нусху, со­бачья упряжь - инахин алан, хомут - алан, ошейник - сэлэми дюльдихан, вертлюг - макчихин, подвязки хомута - селапун; верхний вертикальный ремень хомута, ложившийся сверху, поперек спины собаки - инахин алан опла; поводок, ведущий от ошейника к потягу, назывался инахин аланусин [85. Д. 446. Л. 107]. Собаку они называли нинахин.

Негидальское транспортное собаководство имеет специ­альную терминологию: передовик - няамни, оглобля - толго- химон, копыл - багды илканэн, ездовые нарты стремя парами копыльев багды - толгохи; большие грузовые нарты с шестью парами копыльев - огдына толгохи, полоз - пата, нащеп - ил- кан, полог для нарт - халдани сэктэн, настил нарт - халдами хатари, остол - хаурихи (длина до 1,5 м.), металлический на­конечник остола - сэлэмэ модалкан, вязка копыльев - илкан, передняя дуга - уипла, спинка нарт - амадан черахапун [85. Д. 446. Л. 107]. В целом эта терминология, связанная с собако­водством, не отличается от общетунгусо-маньчжурской лек­сики, что свидетельствует о родстве и едином происхождении собаководства у народов Амура.

Мифологические сюжеты в фольклоре нанайцев насыще­ны архаичными словами того или иного вида традиционной деятельности, что, безусловно, представляет несомненный интерес. Собаководство нанайцев - древнейший вид деятель­ности, поэтому термины, касающиеся собачьей упряжи, часто встречаются в мифологических сюжетах, например распро­странённый сюжет о ссоре охотника с хозяином охотничьего участка подя, где есть упоминания специфической термино­логии: «...только дай волю, развяжи дока(н) (конец потяга нук- сур, к которому припрягают собак)» [32, с. 74-75]. Более раз­вернутое понятие термина дэкэн, дэкэн инда - «собака, кото­рая запряжена ближе остальных к нартам» [43, с. 167]. Собаки в амурской упряжке располагались «цугом» или поперемен­но «ёлочкой». На Амуре в упряжку впрягали нечётное коли­чество собак (от 3 до 11). Первая пара собак от нарты называ­лась дэкэн, последняя пара - хаморой инда, передовик - мио- риамди. В эвенкийском языке подобный термин использует­ся для провожатого упряжки нерамнгу, который за повод вёл головного оленя [84. Д. 27. Л. 51]. Собака-передовик - самое умное и опытное животное в упряжке, она знала все коман­ды каюра и обладала отличной ориентацией в пути. Именно к ней обращался каюр во время движения, и передовик, вы­полняя команду, увлекал за собой всю упряжку. Передовик
высоко ценился, и его вместе с охотничьими собаками содер­жали отдельно от нартовых собак в специально отведённом месте. Особая значимость статуса передовика нашла отраже­ние в фольклоре у тунгусо-маньчжуров. Сахалинские уйльта (кроме оленеводства) в традиционном хозяйстве широко ис­пользовали упряжное собаководство. Об этом можно судить по содержанию фольклорного текста, записанного Е.А. Гаер в 1974 г.

Про то проложу (расскажу). Один человек переходил море. Сильная пурга была. Раньше было мно­го сел. В одном стойбище, где все вымерли, осталось одно жи­лище. Человек еле-еле добрался. Вошел в дверь. Собак во дво­ре оставил. Смотрит - четыре огня, по углам. В каждом углу. В углу сидит один старик. Старый, большой старик. Громадный старик, длинная борода. Это село Чагдон, т.е. «нечистое место». Все люди умерли. Наш человек вошел. Что он делает, то и повто­ряет старик, поднимет руку, поднимает руку, движется туда, и он тоже. Все повторяет. Чуть шевельнется, то же шевелится. Эхэ! Эхэ! - кашлянет, и он кашляет. Тот старик вынул кинжал. Так де­лая, так делая, дверь того дома (гнилая дверь) развалилась. Во­жак большими прыжками влетел в дом. Собака вошла, наш чело­век выскочил на улицу. Только двумя собаками продолжает свой путь. Так едет, так едет. Так уходит, так уходит от того места. Ой- ей! Передняя часть его собаки «трах» упала на нарты. Тот ста­рик швырнул. Затем той собаки задняя часть упала. Так, собака- вожак свою жизнь отдала черту. Жизнь своего хозяина спасла своей смертью». [90. Гаер. 1975. Л. 52-54].

Особой значимостью наделяли образ передовика упряжки все дальневосточные этносы, в хозяйственной деятельности которых доминировало упряжное собаководство. Как считали сами каюры, хороший передовик обладал особым чутьём не только в области своих прямых функций, например правильный выбор направления движения в условиях непогоды, но и распознавал присутствие недоброжелательных духов и, как в указанном выше тексте, вступал в борьбу за спасение хозяина.

У нанайцев широко бытуют рассказы о собаках. Сюжетной линией подобных повествований могли быть упоминания об их сообразительности, самоотверженности или хитрости. Так, джаринский нанаец Н.П. Бельды рассказывал о своём передо­вике, который даже в преклонном возрасте возглавлял упряж­ку. Упряжка долго везла тяжело гружённую нарту по дороге, и вскоре собаки устали. Бельды обнаружил, что слегка прови­сает поводок передовика, остановил упряжку и подошёл к во­жаку. Только что спокойно стоявшая собака вдруг стала тя­жело дышать, вывалив язык, всем видом показывая хозяину, как она устала («...аж язык вываливается»). Слегка пожурив собаку и посмеявшись, каюр вновь отправил упряжку вперёд [ПМА, 1998 г.].

В памяти нанайцев старшего поколения уже не сохрани­лись названия остальных пар собак. Вероятно, это связано с тем, что количество упряжных собак на Амуре к середине XX в. значительно сократилось и обычно не превышало пять упряжных животных. Десять собак могли везти человека и 100 кг груза со скоростью около 10 км в час. Одним из глав­ных неудобств путешествия в нартах являлась необходимость брать с собой большой запас корма для собак [86. Д.104. Л. 29].

Для гонок на собаках использовались специально приспо­собленные для быстрой езды гоночные нарты пара, пукчилэ- су (рис. 98). Напомним, что общее название амурских нарт- токи. Ездовые нарты отличались от охотничьих более лёгкой конструкцией, полозья крепились тремя-пятью парами копы­льев бэгдилкэн, к первой паре копыльев крепилась вертикаль­ная дуга тонгман, за которую держался каюр при движении.

Многовековая практика собаководства выработала у охот­ников Амура опыт управления собачьей упряжкой на крутых поворотах, в случае выбывания нарты из колеи и т.п. Из поко­ления в поколение передавались приёмы правильной укладки охотничьей нарты, расположение первой пары собак (не даль­ше длины лыжи от нарты), действия ездока в экстремальных ситуациях. О своих познаниях в технике управления упряж­кой писал В.К. Арсеньев: «...При повороте никогда не следует держать круто. При повороте направо надо давить правилом левой рукой направо вниз, при повороте налево - наоборот. Тоже самое делается в том случае, если правый полоз нарты соскочил с примятой колеи и провалился в глубокий снег - на­до надавливать на правило. Собак не следует привязывать да­леко от нарт, не более как на расстояние лыж, от человека тя­нущего нарту. Груз в нарте располагают равномерно. Наибо­лее тяжёлые вещи кладут вперёд, а лёгкие назад. Груз должен укладываться плотно и притягиваться верёвками. Чем плот­нее уложен и крепче увязан груз, тем легче идут нарты. Осо­бенно важно, чтобы груз лежал ровно посредине нарты. Если он сдвинут в сторону, то нарты будут опрокидываться. В этом случае груз прижимали руками и коленями и вторично притя­гивали верёвками и лишь после этого окончательно завязы­вали узлы» [84. Д. 27. Л. 39] (рис. 52, 53).

Способ традиционной укладки груза в нарту был единым для всех территориальных групп нанайцев, укладка каждо­го предмета отличалась особой тщательностью и последова­тельностью [87. Д. 68. Л. 251; 63, с. 170].

Перед отправлением на промысел нанайцы заготавлива­ли около 80 тонких тальниковых прутьев, втаскивали нарту в дом вместе с полотнищем из рыбьей кожи. Сначала на настил нарты укладывали железные полозья и сверху расстилали по­лотнище. В первый слой помещали тяжелые вещи: посуду с приготовленным впрок рыбным паштетом, ящик с мелкими инструментами и запасными деталями, сумку из рыбьей кожи с промысловой и запасной одеждой, а также сумку с табаком;

вслед за посудой - мешки из рыбьей кожи до 16 кг каждый с крупой и бобовыми, а также небольшие мешочки с крупой и мукой. За мешками ставили китайский керамический кув­шин с рыбьим жиром, для безопасности его обкладывали ры­бой. В задней части нарт размещали связки запасных частей к самострелам дэнгурэ и сверху - основной запас рыбьих ко­стяков кесоакта для собак. Своеобразной арматурой служи­ли проложенные между полотнищем и нащепом нарты тон­кие тальниковые прутья. Сверху уложенного груза в средней и задней части нарты укладывали используемый в пути корм для собак, а юколу для себя клали впереди. Сзади, поверх гру­за, размещали посуду с водкой. Все уложенные продукты и орудия промысла покрывали полотнищем, заворачивали кон­вертом и увязывали ремнём. Поверх полотнища - от середины нарты и назад - укладывали юколу для собак, в конце нарты - сушёные пупки, поверх них - лыжи и лыжную палку тунепун. В передней части нарты размещали сушёную полынь соакта, мешочки с дорожным запасом чумизы и питьевыми принад­лежностями. Поверх продовольствия в начале нарты стелили парус, на него одеяло и меховой матрас. Затем вся нарта увя­зывалась таким образом, чтобы, открыв при необходимости определённую часть, не нужно было развязывать остальную. В левой части нарты под ремень размещали копьё и ружьё, а с правой стороны - пальму; в задней поверх груза укладыва­ли котел, в матрас засовывали топор, сверху ставили расходу­емый в пути запас табака и спичек в деревянной коробке [87. Д. 68. Л. 251].

В комплект охотничьего снаряжения и продовольствия торгонского нанайца Богдано Онинка входили вещи и продо­вольствие: нарта с тремя собаками, 260 штук рыбьих костя­ков для кормления собак на промысле и 40 штук сверху - в до­роге. В число продуктов для охотника входило 200 половинок юколы, по 16 кг рыбьего жира, чумизы и ячменя, 0,5 кг рыбье­го паштета, 4 юколы из верхнего слоя кеты с кожей, 10 штук свежей рыбы, берестяное ведро, связка брюшков сушеной ры­бы, 6 кг сушеной полыни для супа, 0,5 кг соли, фасоль, кукуру­за. Эту часть груза укладывали вниз нарты. В дорожный ком­плект входил ящик, где хранились спички, самострелы, кон­ский волос, полбутылки водки, лепешки из черёмухи, 4 кг му­ки, продукты на дорогу, 4 кг листового табака, 70 самострелов сэрми, 20 самострелов дэнгурэ, копьё, пальма, ружьё системы «Бердан», топор, два ножа с чехлами и два поделочных ножа. Комплект одежды: два халата, три пары чулок из шкуры козу­ли и одна из кожи изюбря, восемь пар обуви из рыбьей кожи, три пары рукавиц, два полотенца, две шапочки, две накидки, два передника - парадный и охотничий. В число боезапасов и промыслового инвентаря - 20 штук патронов для ружья «Бер­дан», матрас из шкуры медведя, одеяло из шкуры изюбря, ры­бье кожаное полотенце, ремень, очки, сеточка для ловли со­боля, 20 петель из конопляной бечевы, 15 коробок спичек, семь связок подстилочной травы в обувь, зимний халат, при­надлежности для починки одежды, пара лыж с камусом, лыж­ная палка с кольцом, два настовых железных полоза мутаси, хуем мутаси. Общий вес нарты составлял 250-290 кг [87. Д. 68. Л. 219]. Эти многочисленные и разнообразные запасы про­дуктов и снаряжения компактно размещались на одной про­мысловой нарте (рис. 68, 73, 76). Такое количество специаль­ного снаряжения и продовольствия отличалось строго регла­ментированной функциональностью и продуманностью ком­плектации, отточенной многими поколениями промыслови­ков. После подготовки нарты к отъезду нанайцы совершали ритуал в честь хозяина нарты.

Полевые исследования 1993-2004 гг. позволили отметить сохранившуюся традицию использования охотничьих нарт в Нанайском районе до 1970-х гг. За три дня до выхода на про­мысел охотники приступали к укладке нарты, для чего зано­сили её в дом.

В прошлом, охотник, первым закончивший укладку нарты, должен был построить открытый лабаз токи эурини, на кото­рый устанавливали укомплектованные нарты. Таких лабазов в зависимости от числа хозяйств было от одного до трёх. Кон­струкция лабаза представляла собой вбитые в землю три па­ры кольев, на которые сверху клали пару жердей, где и разме­щали нарты. Лабаз считался общественной собственностью, так как строили его сообща. Даже если сосед не помогал стро­ить лабаз, он всегда мог им воспользоваться. Спрашивать раз­решения приходилось лишь тогда, когда лабаз был уже осно­вательно загружен [87. Д. 68. Л. 252] (рис. 54, 55).

С собой брали рыбьи костяки из расчёта один костяк соба­ке в день. В нарту запрягали две-три собаки. С левой стороны нарты находилась оглобля янапон, лямка иропон крепилась рядом с собачьим потягом. В комплект охотника входили ме­ховой спальник и камин. Из продуктов - рыбный паштет (су­хой, с жиром), соленая юкола со шкурой и без шкуры, 5-10 кг крупы. Если места промыслов находились рядом с икромётом кеты, охотник брал корма для собак немного, рассчитывая на отметавшую икру рыбу. У нанайцев было и остаётся пра­вилом брать с собой лишь необходимое количество поклажи. Все территориальные группы этноса активно использовали транспортное собаководство, в 1970-х гг. отдельные охотники по-прежнему выходили на промысел, вывозя продовольствие и снаряжение на собачьей нарте [ПМА, 2001]. Транспортное собаководство было незаменимым в хозяйстве нанайцев и в сфере рыболовства (кетовой путины и подлёдного лова). На собачьих упряжках завозили снасти, орудия труда, продук­ты, вывозили пойманную рыбу. Следует отметить, что зим­няя рыбная ловля имела второстепенное значение после охо­ты (рис. 45).

Сложившееся в этнографической науке мнение об исполь­зовании нанайцами только транспортного собаководства для заброски на охоту снаряжения лишь частично соответствует действительности. Нанайцы пользовались кроме двух-трёх со­бак, запряжённых в традиционные охотничьи нарты, полны­ми упряжками. Ездовое собаководство в охотничьем промыс­ле как явление встречалось крайне редко. Были случаи, ког­да нанайские охотники, среди которых преобладали предста­вители верховских групп, перемещались на собачьих упряж­ках в районы, богатые зверем, находившиеся в низовьях Аму­ра и на его притоках. Это явление можно объяснить случая­ми, когда охотники опаздывали на промысел, и, чтобы в мак­симально короткие сроки преодолеть значительные расстоя­ния, использовали полные собачьи упряжки. Ещё одна причи­на применения упряжного собаководства в охотничьем про­мысле - продвижение в богатые рыбой промысловые участ­ки, где можно было прокормить многочисленных ездовых со­бак. Наличие этих двух факторов могло заставить охотников выходить на промысел во главе большой собачьей упряжки.

Особое значение нанайцы придавали изготовлению нарт. Конструкция амурской нарты токи представляет собой пря­моугольную раму. В зависимости от хозяйственного назначе­ния её делали с двумя, тремя, четырьмя парами копыльев. Ма­териал (древесину) заготовляли осенью или зимой, когда за­канчивался вегетационный период, выбирали особые породы деревьев (рис. 79, 80).

Во время движения нарты основная нагрузка приходит­ся на конструкцию рамы, поэтому для копыльев бэгдилкэн использовали комель тальника понгдо из-за прочной, витой структуры древесины. Пара копыльев соединяется между со­бой планкой палторхин, служащей жёсткой основой для на­стила дакчича, изготовленного из длинных тальниковых жер­дей (рис. 112).

Полоз пата представляет собой изогнутый с двух сторон длинный брусок из ясеня или березы. Верховские нанайцы для изготовления подполозка использовали чёрную акацию, т.е. плотную и прочную древесину, которая медленно стира­лась под воздействием льда и снега. Ульчи и нивхи в качестве подполозка использовали китовый ус, который нанайцы при­обретали у соседей для этих же целей. В XIX - начале XX в. у на­найцев были зафиксированы металлические подполозки, су­щественно облегчавшие скольжение нарт и служившие доль­ше традиционных (рис. 77, 78).

Настил дакчича набирали из длинных тальниковых ство­лов, скрепляли между собой лыком или кожаными ремня­ми, их количество было произвольным. Концы настила кре­пились между двумя деревянными планками, которые в свою очередь обматывались лыком. Все сочленения в амурской на­рте фиксировали рыбьим клеем и деревянными гвоздями (рис. 65).

Хозяйственные функции влияли на конструкцию амурских нарт, отличавшихся друг от друга количеством копыльев, на­личием или отсутствием оглобли и горизонтальных дуг. На­пример, в малой охотничьей и женской нарте моолъчой было от двух до трех пар копыльев, в ездовой нарте - от трёх до пя­ти. Исходя из количества копыльев, можно было судить о раз­мере и функции нарты (рис. 58). Женская нарта отличалась небольшими размерами.

Копылья крепились в полозе с помощью шипа, вмонтиро­ванного в основание копыла, и прямоугольного паза в полозе. В нащепе хулиен проделывалось сквозное прямоугольное от­верстие, куда входила верхняя часть копыла, эти соединения дополнительно фиксировались с помощью деревянного кли­на и рыбьего клея. Нащеп хулиен в работе Ю.А. Сема ошибоч­но назван поперечной планкой, соединяющей копылья [63, с. 170], в действительности поперечная планка по-нанайски называлась палторхин.

Негидальцы заготавливали древесину для нарт в апреле, гнули и фиксировали нужные части и осенью собирали кон­струкцию нарты. Рама для гнутья полоза называлась патау ихами. Дуги гнули, как лук, и чтобы зафиксировать в этом по­ложении, закрепляли их ремнями [85. Д. 446. Л. 107].

Принадлежность собаководства удэгейцев к амуро­сахалинскому типу прослеживается в специфической терми­нологии, которая отличается лишь некоторым этническим своеобразием. К примеру, амурская нарта удэгейцев называет­ся тухи, полоз - тухи хэдэни (хэды), нащеп - илигэнъ, копыл - бэгдэни, настил - сиктэнъ, руль (оглобля) - тухи тэуни, перед­няя поперечная планка - ямтунъ, нижняя планка - пактянъ, расстояние между копыльями - анатэнъ, отверстия - саннань, сгиб полозьев - вайсанъ, упряжь - алуни, лямка - вэйгэ.

Для полоза удэгейцы выбирали древесину из белого ясе­ня или клёна. Из сучков ели изготовляли копылья бэгдэни, ко­торые представляли собой две одинаковые по величине за­готовки, их направляли навстречу друг другу и закрепляли в пазу сбоку каждого. Высота копыла соответствовала расстоя­нию между двумя пальцами, большим и указательным дю щё.

Части нарты делали из сырого материала (древесину за­готавливали в марте), поперечные планки - из черёмухи. Для обвязки планок использовали лык ильма. Подполозок тухи мутакты из клёна закрепляли тремя гвоздями тикпэ на сги­бе, ещё восемь шпонок крепили по всей длине полоза на клей. Потяг нуки, лямкууигэ шириной в три пальца изготовляли из шкуры изюбря. Вертлюгмактыгенъ [инэймактыгенъ] бикин- ские удэгейцы делали из комеля клена моно тэгэнъ (диаметр 2 см), при этом выбирали корневище с двумя отростками. Пет­ля вертлюга, соединяющая поводок, называлась тоно. Этни­ческим своеобразием удэгейцев являлось наличие одной го­ризонтальной дуги хукпу тухи, которую крепили только спе­реди, копыл в полозе крепили двумя клиньями. Тормозом кау- ли удэгейский каюр притормаживал движение упряжки.

Важным при изготовлении нарты у удэгейцев являлся ин­струментарий: кривой нож афили, рубанок туйбо, сверло си­гу, (длина 15 см, ручка сверла 5 см), стамеской чугу проделы­вали отверстия саннани. Гвозди тикпэ изготавливали из рас­щеплённых сучков ели.

Расстояние между кончиком полоза и передним копылом, а также копыльями нюнну щё соответствует 6 пальцам; расстоя­ние между двумя отверстиями под двумя передними планка­ми - одному пальцу омо то. Длина планки дю то - три паль­ца илани уня. Полоз изготовляли из клёна моно, а из клёна- трескуна сэгдэ только лыжи и весла. Для полоза нарт исполь­зовали древесину ясеня (настил сакта, передняя планка ям- тунъ, изгиб полоза вэйсэнъ). Обвязку настила делали из лы­ка вяза, ильма илакя, зимой нагревали над костром, после че­го придавали ей нужную форму [85. Д. 446. Л. 122]. Как пока­зывают материалы по удэгейскому собаководству, названия частей нарты особо принципиально не отличались от общей тунгусо-маньчжурской лексики, проявляясь лишь своеобра­зием языка и некоторыми конструктивными особенностями поперечных планок и вертлюгов.

Происхождение нарты амурского типа связано с природно- климатическими условиями Приамурья, адаптационными способностями коренного населения, занятого преимуще­ственно охотничьим промыслом. Горная тайга с пересеченной местностью, обилие буреломов и другие обстоятельства ста­ли основной причиной эволюции оригинальной конструкции амурской нарты. Наличие двух носовых частей позволяло из­менять направление движения (для этого необходимо было лишь перевязать потяг с одного конца на другой), а лёгкость и прочность конструкции - передвигаться на значительные расстояния. Особенность такой нарты в том, что посадка на неё осуществлялась «верхом», т.е. ноги седока ставились на оба полоза, поэтому высота копыла соответствовала длине голени мужчины, что и отражалась в её названии бэгдилкэн «ножка». Во время движения гружёной нарты охотник впря­гался с собаками в дополнительную лямку. Наличие оглобли, дополнительного потяга и лямки позволяло охотнику управ­лять и тянуть нарту, помогая 2-3 ездовым собакам (рис. 5, 6).

У истоков конструкции амурской охотничьей нарты нахо­дится шкура зверя, а промежуточным звеном послужила дол­бленая волокуша. Эта трансформация продолжалась на про­тяжении длительного времени - от подручного материала из шкуры и грубо обработанной долбленой волокуши до слож­ного по конструкции транспортного средства - нарты, мак­симально приспособленной к условиям зимнего ландшафта Приамурья.

Нарты с загнутыми сзади и спереди полозьями распро­странены в Забайкалье, Приморье, Приамурье и на Сахалине. Можно предположить, что местом первоначального возник­новения этого типа нарт стал регион с преобладающим ланд­шафтом горной тайги. Часто случалось, что движение нужно было осуществлять в противоположную сторону, отсутствие места для манёвра довольно длинной нарты становилось не­преодолимым препятствием. Лишь нарта, имеющая загнутые полозья с двух сторон может двигаться в противоположную сторону. На Амуре выработался единый стандарт ширины по­лозьев и расстояния между ними. Это значительно облегча­ло передвижение в тайге, и по глубокому снегу можно было пользоваться старым нартовиком, следуя по проложенной ко­лее [68, с. 107] (рис. 3, 4).

Использование амурской нарты было характерно не толь­ко для коренного населения Амуро-Сахалинского региона. Эвенки к востоку от рек Биры и Нимана применяли нарты с сильно загнутыми полозьями с обеих сторон и с пазовым кре­плением [10, с. 67]. Можно предположить влияние южных тунгусо-маньчжуров на северных тунгусов (эвенков), что объ­ясняется близостью территорий расселения отдельных групп эвенков к амуро-сахалинскому региону (рис. 9). Амурская охотничья нарта не имела принципиальных этнических отли­чий, её использовали тунгусо-маньчжурские народы и нивхи. Ручные грузовые нарты на Нижнем Амуре имели длину от 3,5 до 5 м (рис. 68).

Обширная терминология названий частей нарты может свидетельствовать о важной роли упряжного собаководства в жизни нанайцев. Полевые исследования 1994 г. в с. Найхин Нанайского района Хабаровского края позволили дополнить уже зафиксированные названия составных частей нарты. По­лоз чангса (патан по А. В. Смоляк), подполозок дакчица, на- щеп хулиэн, настил дэрси, копыл бэгдилкэн, отверстия на на- щепе для обвязки настила сангарни, обвязка настила дэрси уй- цэни, вязка копыльев палторхин, хуэтучин, планка, соединяю­щая концы полозьев норхо, кончик полоза индюкэн, горизон­тальная рейка, соединяющая концы настила элэнгэ [85. Д. 446. Л. 142] (рис. 79).

Типологическое сходство с нанайской нартой обнаружива­ется у орочей, которые, как и другие народы Амура, исполь­зовали амурскую ездовую (низкую) прямокопыльную нарту тукки и охотничью онгчоко, а при перевозке тяжестей в тай­ге - нарту бэчимэгда. Охотничью нарту тащили одна-две со­баки, им помогал человек. Такая упряжка называлась хукту еома [28, с. 43]. Нарта онгчоко имеет две пары копыльев, по­лозья загнуты с одной стороны, применялась только в хозяй­ственных целях. На ней перевозили грузы в непосредствен­ной близости от поселений. Широко распространённые сре­ди народов Дальнего Востока ездовые нарты восточносибир­ского типа у орочей назывались пара. Это большая нарта с че­тырьмя парами вертикальных копыльев. Полозья загнуты только с одной стороны, спереди имеется горизонтальная ду­га, настил делается из прочных прутьев [36, с. 14-15] (рис. 83, 86, 87). Таким образом, ареал распространения прямокопыль- ной нарты с загнутыми с двух сторон полозьями охватывал не только обширный регион Амуро-Сахалинской этнографи­ческой области, но и включал территории расселения эвенков бассейнов рек Нимана и Биры. В целом эта конструкция наи­более приспособлена для ландшафта большей части Восточ­ной Сибири.

Частые сезонные передвижения нанайцев, полукочевой уклад традиционных промыслов отличает их от оседлых эт­носов. С незапамятных времён формировались маршруты сле­дования к промысловым участкам, из поколения в поколение передавались знания о близких и далеких районах, богатых промысловым зверем. У горинских нанайцев география про­мыслов пушного зверя охватывала обширные территории не только Приамурья. Кроме охоты в ближайшей тайге они промышляли зверя на побережье Охотского моря, Татарско­го пролива, на севере Приморского края [63, с. 146]. Основны­ми магистралями следования на промысел служили русла рек.

В.К. Арсеньев отмечал значительные территории, освоенные нанайскими охотниками. Даттинские орочи ещё в 1920-х гг. помнили о нанайских промысловиках, приходящих на Тум- нин [84. Д. 10. Л. 5]. В топонимике бикинских удэгейцев сохра­нилось название протоки Манми биаса, на которой нанайские охотники с Амура соболевали в начале XX в. [85. Д.446. Л. 125].

В традиционной культуре нанайцев перед промыслом су­ществовал обычай у охотников договариваться (необязатель­но с сородичами) о совместной охоте. Охотничий коллектив камур пулсиури, или ободи пулсиури, не превышал десяти че­ловек. Участниками такой артели заранее оговаривался рай­он промысла, выбирался старший артели сагдимди, которому надлежало беспрекословно подчиняться. На общем совете на­значали повара хачкурамди, распределялись обязанности для остальных членов.

Попрощавшись с родственниками и односельчанами, ар­тель уходила на промысел. Собак к нарте из дома выводили чужеродцы. Охотники надевали на себя лямки иропон и разби­рали собак. Старшина артели со своими нартами шёл послед­ним или предпоследним. По ходу движения в голове колонны происходило чередование после первого привала, вперёд вы­ходил один из идущих вслед за головным, как правило, более молодой. Иногда бывало и так, что обнаруживалось двое же­лающих идти впереди. В этом случае впереди шёл более мо­лодой охотник и прокладывал путь по нетронутому снегу. В течение дневного перехода помысловики отдыхали около ше­сти раз, не считая во время обеда и ужина. Останавливались на первый привал, пройдя расстояние от селения в один тэ (примерно 2-2,5 км). Расстояние от одного до другого пункта исчислялось количеством привалов. Обед обычно готовили в полдень: варили жидкую кашу из крупы, ели юколу и паштет. Собаки на обед получали по половине костяка кесоакта.

Очерёдность в колонне соответствовала распределению обязанностей на привале. Охотники (первый и второй по счё­ту) заготавливали подстилку для постели из хвои или тра­вы. Один из них выполнял обязанности повара на время все­го промыслового сезона. Третий и четвертый - заготавлива­ли дрова на ночь, пятый рубил тальник для построек, а ше­стой, старший, очищал снег для их установки [87. Д. 68, Л. 255-256]. Останавливаясь на ночь, когда солнце повисало над прибрежными тальниками, нарты оставляли около реки, не­подалеку от жилища аунга, на ночь собак привязывали, что­бы они не растаскали содержимое нарт. Охотники кормили со­бак не обильной, но калорийной пищей. Стандартный рацион для нанайской собаки - рыбий костяк кесоакта в день во вре­мя работы (в нарте или на охоте). На промысле животных ста­рались не перекармливать, так как считалось, что сытая соба­ка не так злобна на зверя, тяжела и невынослива. После окон­чания промысла, перед отправлением домой, собак начина­ли усиленно кормить. В рацион включался медвежий жир, что позволяло им набирать вес в течение нескольких дней. Такой режим питания был необходим (собака набирала достаточно сил), чтобы тащить гружёную нарту на протяжении длитель­ного времени [ПМА. 2001] (рис. 49, 50). Нанайские собаки от­давали предпочтение пище из рыбы, мясо оставалось на вто­ром месте. Охотники для своих собак отваривали мясо, вну­тренности и кости крупных животных. П.П. Шимкевич заме­тил «...даже голодная собака не ест мясо соболя» [78, с. 138]. Хотя надо признаться, что сведения П.П. Шимкевича носят слишком категоричный характер. По нашим наблюдениям, в качестве разнообразия пищевого рациона собак охотники ва­рили для них внутренности промысловых животных. Неги- дальцы кормили собак костяками горбуши, летней и осен­ней кеты [85, Д. 446, Л. 107]. Во время зимнего промысла на­найские собаки получали полноценное сбалансированное пи­тание, но с приходом лета их рацион становился минималь­ным, что побуждало их самим добывать пищу. Найхинский на­наец Н. П. Бельды, рассказал как однажды летом его собаки в течение трёх дней отсутствовали, как оказалось, они совер­шили длительный переход вверх по р. Анюй, добыли изюбря и питались его мясом. Когда мясо изюбря съели, собаки вер­нулись к хозяину, имея при этом виноватый вид. После полу­чения прощения они опять исчезли и через некоторое вре­мя вернулись с загнанным зайцем, подгоняя его лёгкими по­кусываниями и держа между собой. Собаки подогнали зайца прямо к ногам хозяина, которому осталось лишь ударом пал­ки умертвить «подарок» [ПМА. 1995]. Такие случаи не единич­ны, практически каждый нанайский охотник мог рассказать о них. Так, курский нанаец Игнат Андреевич Удинкан (с. Улика- Национальное) в 2004 г. рассказал о своей собаке по кличке «Туман», которая часто самостоятельно охотилась на зайцев: давила зверька, половину съедала, а другую часть приноси­ла хозяину. Когда И.А. Удинкан завёл второго чёрного кобеля, собаки стали приносить только головы зайцев (ПМА. 2004). Примером смышлённости амурской лайки могут послужить такие сведения: во время хода кеты собаки негидальцев соби­рали рыбу, отметавшую икру на побережьях маленьких нере­стовых рек [88. Д.4. Л. 3].

Заготовке пищи длительного хранения нанайцы прида­вали большое значение. Для этих целей в каждом хозяйстве имелись специальные сооружения, к числу наиболее важных относились вешала пуэлэн, которые были предназначны для консервирования рыбы (рис. 46). После просушки юколу раз­мещали в свайных амбарах такто (рис. 44).

Обустройство лагеря является важным аспектом охотни­чьего промысла. По приходу на места промысла первым де­лом охотники начинают строительство временного жилья для людей и собак, устанавливают вспомогательные построй­ки: различные лабазы, навесы для снаряжения, привязи для собак и т.д. Устраиваясь на ночлег, первоначально нанайские охотники устанавливали нарты у реки, неподалеку от охотни­чьего шалаша. Для лыж и палок тунепун строили лабаз дэсю (рис. 54): выбирали дерево с несколькими массивными сучья­ми, на одни подвешивали снаряжение, на другие устанавлива­ли несколько поперечных жердин, для которых с другой сто­роны служили две вертикальные опоры. Позади шалаша со­оружали лабаз для мяса. Для складирования корма собакам охотники строили шалаш конического типа надоби кори. Раз­груженные нарты устанавливали на жерди или для них стро­или специальный лабаз дуриу [87. Д.68. Л. 256; Д. 17. Л. 403]. Ночлегом для собак служили небольшие конические шалаши, сооружённые из тонких стволов и лап хвойных деревьев. Ког­да ночь заставала охотников в пути, они не забывали устро­ить ночлег для собак. Для этого срубали пихтовые лапки, рва­ли сухую траву для лежбища, ставили специальные настилы [87. Д. 68. Л. 256]. У негидальцев обустройство лагеря проис­ходило подобным образом. С приходом на промысел они стро­или собачьи будки инахин денын, привязи инахин хэйкэчи- ян, для всей упряжки устанавливали один столб [85. Д. 446. Л. 107]. На разбивку охотничьего лагеря уходило два дня, в строгой последовательности исходя из обязанностей каждо­го члена коллектива.

Комплекс нанайского транспортного собаководства имел глубокие исторические корни, особенно это прослеживается в использовании наиболее древних транспортных средств - во­локуш. Эти признаки в той или иной степени коснулись и дол­бленой люльки тунгусского типа у низовских нанайцев, кото­рая внешне больше напоминала небольшую лодочку с харак­терными обводами и приподнятым заострённым носом. Кон­струкция колыбели имела свои функциональные особенно­сти: когда возникала необходимость, мать волокла люльку с ребёнком по земле или снегу (рис. 130, 131). С детства нанай­ские мальчики приобщались к промысловой деятельности, как правило, этот процесс происходил посредством игрушек: зооморфных фигурок собачек вэчэкэн, которые сопровождали антропоморфных бучуэкэн и мэргэн, различных моделей нарт, лодок (рис. 132, 133). У нанайцев сложился устоявшийся ком­плекс хозяйственных построек охотничьего лагеря, использу­емых для хранения пищи, пушнины, промыслового инвентаря и размещения собак. Чтобы избежать угрозы голода, они при­давали большое значение заготовке пищи длительного хра­нения: для этих целей был создан комплекс вспомогательных сооружений, амбары, вешала и т.п. для консервации и хране­ния рыбы, приготовления собачьего корма.

Необходимо отметить любовь и уважение нанайских охот­ников к своим собакам: сметливость и решительность амур­ской лайки в решении сложных ситуаций на охоте вызывали особое одобрение. О наиболее выдающихся представителях породы, приключениях, занимательных случаях промыслови­ки охотно рассказывали друг другу на привалах, готовясь ко сну.

Следует особо отметить наличие в традиционной культуре нанайцев такого важного компонента охотничьего промысла, как охотничья команда, артель. Временные коллективы об­разовывались в случае необходимости совершить охотничью экспедицию в отдалённые промысловые районы. Жесткие ре­гламентирующие правила и специфические названия каждо­го из членов артели показывают её особое значение в струк­туре охотничьего промысла.

К числу консолидирующих факторов для всех территори­альных групп нанайцев следует отнести способ традицион­ной укладки нарты. Можно предположить, что характерные приемы укладки нарты стали формироваться у древнего насе­ления Амура вместе со складывающимся амуро-сахалинским типом собаководства.

Анализ архивных, опубликованных и полевых материалов по традиционному собаководству нанайцев показал, что тер­минология, сложившийся тип тяглового и ездового собако­водства имеют тунгусо-маньчжурское происхождение. Исход­ные транспортные средства прошли длительную эволюцию, трансформировались и видоизменялись, но все-таки просле­живается определённая связь волокуши с современной амур­ской нартой. В результате сложнейшей эволюции на террито­рии Амуро-Сахалинского региона сложился уникальный по своим конструктивным особенностям тип нарт, способный кардинально изменять направление движения и перемещать в пространстве значительные по весу грузы.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.