Внешняя политика как продолжение внутренней

Сегодняшняя военная доктрина учитывает основные положения Концепции внешней политики Российской Федерации 2008 года [13] – внутренне противоречивого документа, декларирующего нацеленность государства на экономическое развитие и модернизацию, на приверженность демократическим ценностям и правам человека. Последние, однако, не соблюдаются – как результат построения авторитарного режима со всей его архаичной системой ценностей, унаследованной от советского прошлого. Отсутствие разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную является фатальным препятствием для достижения заявленных целей роста «политического, экономического, интеллектуального потенциала». Сахаровская идея о взаимосвязанности проблем безопасности, социально-экономического развития и защиты прав человека в документе наличествует, однако многажды повторённая формула соблюдения означенных прав в авторитарном государстве превращается в фикцию. Имеется и призыв к созданию «благоприятных внешних условий для модернизации России, перевода её экономики на инновационный путь развития, повышения уровня жизни населения», между тем как неимоверный размах коррупции, в которую включены силовые структуры (МВД, ФСБ, Наркоконтроль и др.), начисто обесценивает подобные благие пожелания. Сколько ни говори «инновации», промышленность от этого не обновляется, а отсутствие внятной судебной системы делает невозможным развитие малого и среднего бизнеса, который, как известно, поднял из руин послевоенную Германию и Японию. Время правления Путина – время упущенных возможностей.

В таких условиях возникает законный вопрос: каким образом внешняя политика может стать заявленным «важнейшим инструментом поступательного развития страны, обеспечения её конкурентоспособности в глобализирующемся мире», если она, по определению, является продолжением внутренней – мракобесной?

В документе [13] декларируется как нечто новое «прекращение идеологической конфронтации и последовательное преодоление наследия «холодной войны» и связанных с ней предрассудков и стереотипов». Тем самым фиксируется откат к горбачёвским временам, когда, казалось бы, и были преодолены практика и стереотипы идеологического и военного противостояния, насквозь пронизывавшие в СССР как экономику (ВПК), так и политику на всех уровнях.

Чтобы проследить, каким образом реакционная внутренняя политика всякого тоталитарного – или поначалу авторитарного – режима в странах, претендующих на весомые геополитические позиции, неотвратимо переходит в агрессивную и отягощённую шовинизмом внешнюю политику, достаточно вспомнить уроки относительно недавнего прошлого.

Так, нацисты в Германии после захвата власти и навязывания немецкому народу расистской идеологии прямым ходом потянули страну к развязыванию второй мировой бойни.

Следуя «марксистско-ленинским» догматам о мировой революции, в 1939 сталинская Красная армия захватила Прибалтику, Бессарабию, часть Польши в рамках Западной Украины (в союзе с гитлеровцами), напала в 1940 на Финляндию. Вся послевоенная история наполнена фактами советского военного вмешательства в дела многих стран, поставок различных типов оружия в районы международных и межэтнических конфликтов, в которых дело не раз доходило до геноцида.

Северная Корея, которая являет собой апофеоз современной коммунистической диктатуры в чистом виде, видимо до самого конца будет представлять угрозу регионального ядерного конфликта на Дальнем Востоке.

Странно было бы ожидать и от современной российской власти, сделавшей за время правления Путина всё для собственной консервации, каких-либо здравых шагов во внешней политике.

Более того, только за последний век нетрудно констатировать в отношении любых тиранов или диктаторов в обязательном порядке, наряду с виртуозным манипулированием психологией масс, недальновидность и вопиющую неграмотность в той же экономике.

Сталин и последующие номенклатурные бонзы двигали экономику экстенсивным путём, обрекая страну на безнадёжное отставание в технологической сфере, между тем НЭП, задушенный окончательно к годам насильственной коллективизации и голодомора, мог вывести страну на путь интенсивного развития, с которым любая тирания несовместима [24], как несовместима нынешняя российская с инновационным путём развития.

Гитлер развязал вторую войну за передел мира буквально накануне европейских и мировых интеграционных процессов, о которых умные головы говорили ещё до первой мировой.

Японский милитаризм со всей его дальневосточной экспансией доказал свою изначальную несостоятельность задним числом: фактом послевоенного перевода экономики на новые технологии, что вывело страну в ряд передовых и зажиточных держав – без вожделенных когда-то колоний на континенте. Вся колониальная система, ради которой ломалось столько копий и развязано столько войн, рухнула за пару десятилетий.

Можно не сомневаться, что смычка российской власти с верхушкой РПЦ, навязчиво демонстрируемая по телевидению по поводу и без оного, неминуемо сказывается и на постулатах внешней политики, согласно чему «возрастает значение религиозного фактора в формировании системы современных международных отношений» [13]. Каким образом? В виде возрождающихся религиозных войн? Или в террористических угрозах? Тогда кто наш «потенциальный противник», помимо указанного ниже?

Упомянутый документ призывает к преодолению «инерции» прошлого в отношении России, будучи насквозь пронизанным лицемерной приверженностью демократическим ценностям, сплошь и рядом попранным властью. Откуда же взяться доверию к нам во внешней политике? Тем не менее, в документе вина за рост «межцивилизационной напряжённости» сваливается на страны Запада, за их «стратегию односторонних действий» (имеется в виду развитие систем ПРО и расширение влияния НАТО, о чём речь здесь далее).

Немало внимания отводится «полицентричному миропорядку», за который ратуют нынешние российские правители и Министерство иностранных дел. Мир делится на несколько сфер влияния, при этом Россия, само собой разумеется, берёт под свою опеку страны СНГ (или ЕврАзЭС). Слабейшее место в этой идее – слабость российской сырьевой экономики, размах коррупции, что никак не может быть притягательным ни для кого. Призывы к региональной и субрегиональной интеграции повисают в пустоте. Кроме того, эта схема не проработана в части обеспечения безопасности. Как-то само собой подразумевается, что каждая сфера будет иметь свой военный блок – но как же быть тогда с ядерным разоружением, которое никто с повестки дни пока не снимал? К чему призывает испытывающий геополитический зуд президент Путин, агитируя страны ближнего зарубежья к вступлению в таможенный союз под эгидой современной России? К единому коррупционному пространству?

Декларируется, что Россия «не даст вовлечь себя в затратную конфронтацию, в том числе в новую гонку вооружений, разрушительную для экономики и пагубную для внутреннего развития» [13]. Между тем, бюджетные затраты на силовые структуры составляют на настоящее время почти треть национального бюджета, что явно противоречит только что приведённому положению упомянутой Концепции.

Ограничения по СНВ, договоры по ПРО, стратегическое сдерживание, ликвидация дисбалансов, сложившихся в области ограничения обычных вооружений, разговоры о «доверии и транспарентности» и пр. – все эти атрибуты и лексика эпохи разрядки, последовавшей за «холодной войной», ожили во времена путинской реакции, будто и не было сахаровского и горбачёвского прорывов. В свете подобных разглагольствований выглядит утопией призыв к мерам «по сплочению глобальной антитеррористической коалиции под эгидой ООН». Лицемерной – после провала «миротворческой» миссии России в грузинско-осетинском конфликте 2008 г. – выглядит и установка документа [13] на то, что «современные конфликты не имеют силовых решений, их решение следует искать через вовлечение всех сторон в диалог и переговоры».

Ставка на многополярность в том виде, в каком представляет её нынешний режим, чревата продолжением балансирования человечества на грани самоуничтожения, между тем как выявлены новые угрозы, встающие во весь рост в наступившем веке. Тем не менее, секретарь Совета Безопасности РФ Н.П. Патрушев так прокомментировал свежеиспечённую российскую военную доктрину: «…отстаивание идеи многополярности – это не "дружба против", не конфронтация с западным миром в целом или какой-либо отдельной западной страной. Она направлена на построение лучшего, более справедливого мира» [17]. Разглагольствуя о принципе «равной безопасности всех сторон», режим уводит международную дипломатию от поиска принципиально новых решений проблемы международной безопасности – от возможного военного союза всех демократических государств против реальных угроз, от реального решения проблемы всеобщего ядерного разоружения, которое органически связано с перспективой появления других, не менее опасных видов оружия массового поражения. Против применения оных и должно быть направлено международное сотрудничество, для чего требуется то самое новое мышление, отринутое сегодняшним авторитарным руководством в угаре имперского шовинизма.

Тот же шовинистический подход сквозит и в отношении оборонной организации Атлантического союза. На словах ратуя за расширение взаимодействия в рамках Совета Россия-НАТО, вся мощь государственной пропаганды направлена на реанимацию и сохранение противостояния с западным военным блоком, представляя мировым злом практику «расширения НАТО на восток» и скандаля по поводу «грозящего» ухода на запад Украины и Грузии. Здесь достаточно, во-первых, указать на «двойные стандарты», против которых документ [13] ратует лишь словесно: мнение и выбор народов бывших советских республик в расчёт не принимается и начисто замалчивается тот факт, что Путин ещё десятилетие назад не исключал возможность и даже желательность вступления в НАТО самой России. Тогда этому воспрепятствовал мощный откат нашего государства к авторитаризму, напряжённость отношений с демократическими странами, «дружба» с режимами, имеющими репутацию непредсказуемых. Уместно было бы заметить в этой связи, что в пост-советский период наше государство сделало необходимый рывок в сторону рыночной экономики, но следующий шаг – довершение экономических реформ в плане реструктуризации и диверсификации совершён не был. Вместо этого наступил период политэкономической стагнации в силу отката в авторитарное прошлое с реакционной имперской идеологией.

Ярчайшей иллюстрацией к вышесказанному являют собой события "украинской зимы" 2013-2014. Путинский режим, уже десяток лет кликушествующий в целях собственного сохранения против "цветных революций", очередной раз спохватился, когда начался "европейский Майдан". По центральным каналам ТВ разразилась форменная националистическая истерия, имеющая очевидную цель "наказать" украинцев угрозой отторжения русскоязычных восточных областей — только за то, что они опрокинули схожий с российским коррумпированный олигархический режим. Безответственным запросом (первые дни марта 2014) в СФ РФ о "дозволении" вооруженного вторжения на Украину Путин вновь — как своей "миротворческой операцией" в Грузии в 2008 г. — поставил народы на грань братоубийственной войны.

Классический пример вмешательства субъективного фактора в естественный порядок вещей: конечно, Украине сам бог велел участвовать в интеграционных процессах с Россией, однако ввиду отказа путинского режима идти инновационным путём – т.е. ввиду резкой заторможенности экономического развития – братскую страну развернуло к Европе. Интеграционный процесс с Европой ничего хорошего, по большому счёту, Украине не сулит, однако «притягательность» авторитарного российского режима общеизвестна. Значит ли это, что ход истории извращён бесповоротно? Не обязательно. Верится, что после крушения нынешнего режима и преодоления экономического застоя интеграционные процессы на просторах бывшего СССР двинутся своим ходом.

К проблеме вступления в НАТО нам ещё предстоит вернуться после демонтажа нынешнего режима, соответственно предложив атлантистам необходимую реорганизацию. Подобная постановка вопроса снимет всякие коллизии относительно «атлантических поползновений» и позиций братских народов.

В свете вышесказанного курьёзом выглядят сделанные в том же документе ссылки на проникнутую шпиономанией Доктрину информационной безопасности [12], принятую в период (2000 г.), когда полным ходом шло сворачивание свободы слова и захват основных телеканалов, а незащищённые разделением властей журналисты преследовались местными властями, подвергались избиениям и убийствам.

Ставка на ВПК, призванный вытянуть российскую экономику до намеченных рубежей (в качестве благих пожеланий – выведение страны в число мировых лидеров до 2020 г.) – не более чем ностальгия «нацлидера» по милитаризованной советской хозяйственной схеме, не подкреплённой ныне ничем, кроме дармовых в силу выгодной сырьевой конъюнктуры нефтегазодолларов. Как уже говорилось выше, траты на силовой блок в настоящее время пожирают до одной трети госбюджета, в то время как расходы на образование, культуру и науку – магистральные пути возрождения авторитета страны – составляют всего одну десятую. Уже полтора десятилетия вместо вкладывания средств в реструктуризацию экономики и новые технологии, идёт накачка коррумпированных силовых структур, отчего они, естественно, ещё более коррумпируются, а госбюджет ополовинивается продажным чиновничеством, раздутым до непомерных масштабов.

Альтернативой могла бы быть, например, программа создания научно-исследовательской колонии на Луне, развитие революционных транспортных технологий. Увы, на этом пути нас уже с темпом обходит Китай, объявивший о своей лунной программе. Собственную лунную программу имеет и Япония. У нас же другие заботы: военно-промышленный комплекс (в документах [14, 15] он назван «оборонно-промышленным комплексом») по определению требует наличия внешних неприятелей, военных заказов и естественных рынков сбыта. Бездарная внутренняя политика ведёт к не менее бездарной внешней.

Поиск по сайту: