Фазы слепого доверия к источникам сменялись периодически более критическими фазами. С течением времени в философии истории утвердился более строгий подход к вопросу достоверности исторических источников. Давид Штраус (около 1850 года), Веллхаузен с коллегами и Делицш (1910) уже прекрасно понимали, что история Израиля – так, как она представлена в Библии, – всего лишь пестрая смесь из недостоверных воспоминаний, древних сказок, слухов, сплетней, анекдотов и пропагандистских лозунгов; к тому же составленная через 2000 лет после описываемых событий и позже многократно видоизмененная. Это вовсе не должно умалять литературных достоинств отдельных глав, а также вневременной ценности содержащихся в Библии философских и религиозных откровений. Нас же интересует ее историческая ценность библии: последняя равна нулю.
По моему мнению, даже апокрифические книги Маккавеев не содержат никаких сведений о I и II веках до н. э., как это принято утверждать, а представляют собой в высшей степени идеализированную картину бурных событий в Палестине конца X века, поданных в эпической форме и перенесенных на тысячу с лишним лет назад.
Поэтому не вполне понятно, как современные историки пользуются этими текстами в качестве источников, как им удается находить в них связи между разными главами, долженствующие осуществлять взаимную выручку в плане подвергаемой сомнению достоверности и приводить к выводу об истинности исторической информации в этих текстах – вспомним девиз Келлера: «И все‑таки Библия права!».
Нашему сознанию трудно поверить в ложность считавшихся много веков незыблемыми авторитетов. Все зависит от точки зрения и угла рассмотрения: в столь фундаменталистском – в плане истории – обществе, как наше, такие сомнительные самоподтверждения действительно могут восприниматься как доказательства. Тому, кто хочет найти Трою, достаточно начать раскапывать какой‑либо подходящий древний курган. Или, быть может, в Гизарлыке сохранились древние крепостные ворота, на которых большими буквами было написано: Троя, государственная граница, гомеровские времена. А тот, кого не пленяет «Илиада», там же найдет и Атлантиду: это больше соответствует духу нашего времени [36].
Я поясню свою мысль на примере английского феномена, короля Артура (Аргуса).
Джеффри Эш (1986), известный английский историк, считает Артура историческим персонажем V века, хотя на страницах романов наш герой появляется с 1130 года. Романисты помещают его между готами, гуннами и вандалами: конец античности, эпоха Великого переселения народов. Это одно из мистических понятий, отлитых когда‑то в чеканную формулировку и исправно выполняющих с тех пор свою историческую функцию. Как и 40‑летнее странствование израильтян по Синайской пустыне, переселение германцев, франков, саксов и т. д. было непременным условием начала формирования их национального самосознания.
Изобретение Артура стало английским аналогом измышления Карла Великого. Разумеется, он должен был разбить «галлов» и стать королем Англии и Бретани вплоть до Бургундии, причем легитимность его как германского предводителя была подтверждена римским императором. Правда, в VI веке, куда традиционно относили Артура, это было невозможно: считается, что в то время масть получали уже в Византии, а так как она находилась слишком далеко, Джеффри Эш, вооруженный многочисленными цитатами из «старых» хроник, «отодвигает» его в V век. «Опровергая» данные хроник, Эш «сдвигает» нашего героя еще на пять или десять лет и добивается настолько точного совпадения дат, что читатель благосклонно принимает его выводы за окончательное доказательство. Эш пишет весьма своеобразную историю, выдумывая, манипулируя и подменяя источники, которые при ближайшем рассмотрении оказываются романами XII и XIII веков. Последующие поколения примут его научный самообман за чистую монету, и Артур станет историческим персонажем: не сказочным благородным героем рыцарских времен, но правящим королем Англии конца античности.
Давайте присмотримся к деталям. У нас есть текст Готфрида Монмутского «История королей Британии», оконченный в 1136 году, но в позднем, переработанном (по предположению Эша – самим автором) варианте. История Артура составляет одну часть объемного труда, однако создается впечатление, что все предыдущие и последующие короли призваны лишь для того, чтобы «сколотить» ему правдоподобную историческую рамку.
История Готфрида начинается с падения Трои. В XII веке это была точка отсчета, как позже Великий потоп или разрушение Иерусалимского храма. «Датировка» этого события осуществляется, если и неубедительно, то по крайней мере остроумно. От падения Трои до рождения Иисуса должно было пройти около 1150 лет – столько же, сколько от рождения Иисуса до времени создания «Истории», следовательно, Иисус является центром временной оси.
Предполагаю, что Эш в самом начале своей книги – по крайней мере я не нашел у него отрицания этой моей гипотезы – пытается навязать читателю древние легенды и сказания и продолжить их. Эш пытается убедить читателя, что падение Трои действительно состоялось около 2300 лет до Готфрида. Эней «эмигрировал» после этого в Италию. Правнук Энея Брут отправился еще дальше, в Англию, освободил острова от великанов, назвал их в свою честь и заложил на Темзе «Новую Трою», Лондон. Читатели, надо полагать, были в восторге. Дальше следует список имен и деяний 75 королей, «почти все из которых были порождены его фантазией» (немецкий перевод книги Эша, с. 17). Среди них есть и свой собственный летающий Виланд или Дедал (в данном случае Бладуд), приделавший себе пару крыльев, использовавший один из храмов Новой Трои для начала своего полета и упавший на землю. Его сын король Лир правил в VIII веке до н. э.
Узнаваемость сказочных фигур, их местная самобытность, оригинальные, но этимологически схожие, часто «семантически значащие» имена как в случае неудачного летчика – это обычный прием в подобных сочинениях, где таким образом мифы взаимно подтверждают «историчность» сказаний. По‑человечески вполне понятно, что англичанин хочет подарить своему народу замечательного прародителя – летающего короля, чье существование и деяния подогнаны к другим мифам, зафиксированы и в других легендах и таким образом вроде бы подтверждаются. Однако исследователь должен быть крайне осмотрителен, прежде чем, исходя из созвучия имен и схожести событий, делать вывод о «едином индоевропейском наследстве». Лишь немногие понимают, что законы перестановки согласных часто выводят из различных стилей и способов написания. Само произношение обычно жестче, чем письменный текст, в котором оно фиксируется.
Творец виртуальной истории не должен обращаться к уже существующим именам, чтобы не быть сразу разоблаченным. Поэтому собаку Артура зовут Кабал, а не Цербер, что было бы крайне подозрительным. Из Цербера он стал Кабалом, потеряв, в соответствии с самобытной («кельтской») традицией, внутреннее «Р» и сменив конечное «Р» на «Л». При этом законы перестановки согласных не нарушаются, ибо сами они выводятся из примеров, в том числе и из данного.
Но вернемся к рассуждениям Эша. «Почти все» из 75 королей суть порождения чистой фантазии, говорит историк. Критик вправе задать вопрос: почему почти? Ведь в романе о Томе Сойере и Геке Финне мелькают подлинные исторические имена, например, имя тогдашнего президента Соединенных Штатов. Почему нет? Цезарь, Клавдий и Траян, появляясь на страницах «Истории королей Британии», вроде бы добавляют убедительности всему историческому трактату, «превращают в реальность» все написанное до и после упоминания их имен. Но и здесь Готфрид противоречит общепризнанным с сегодняшней точки зрения фактам: из патриотических соображений он заявляет, что никакого завоевания Англии римлянами не было, а правящие короли Англии платили императору дань по доброй воле.
Итак – через двенадцать веков после события – этот позор «оказывается», наконец‑то, смыт. Хотя, казалось бы, по прошествии стольких лет можно только гордиться тем, что твой народ был приобщен к цивилизации римлянами. В этом вопросе Эш не согласен с Готфридом Монмутским: он придает распространению римской цивилизации на Британии большое значение и тем самым признает римское завоевание ее территории.
Католическая оценка событий, которой Эш следует, такова: все язычники – пикты, скотты и саксы – варвары, а все кельты – христиане. И это несмотря на то что, как Эш прекрасно знает, христианизация Англии V века не подтверждается данными археологических раскопок. Приходится ему опираться на письменные источники. В IV веке некий лондонский архиепископ просит в Бретани и получает подкрепления против язычников. Ведь родство бретонцев и бриттов – известный надуманный мотив, используемый и в наши дни. Константин, брат короля Бретани, отправляется в Англию; его сын побеждает варваров и становится королем. Это происходит ни много ни мало именно в 407 году, когда – Готфрид почерпнул небось эти сведения у Исидора – вестготы с Рейна вторгаются в Испанию и отвоевывают соответствующие провинции у римлян. Историографы мстят варварам, обходясь при этом без кровопролития (такая вот сладкая месть!). Сын победителя варваров и есть король Артур.
С этого момента вместо сплошного вымысла якобы начинается действительная история.
В качестве источника Эш приводит (с. 53) некоего «галло‑романского джентльмена», ставшего в 470 году епископом Клермонта, прославившегося в качестве писателя и святого, современника Артура и свидетеля его славных дел: Сидония Аполлония. Зять римского императора – да‑да, целибат в то время не был всеобщим правилом, – он состоял в переписке с французским аббатом Фаустом из Южной Франции, также писателем, а также многими другими деятелями эпохи. «До нас дошли некоторые из его книг» (с. 66). «Некоторые из его книг» – это три стихотворения и девять томов писем в напыщенном и безвкусном стиле, да и те, вероятно, сочинены в эпоху Возрождения. Они полны жуткого хвастовства. Среди прочих, в письмах есть и такой сюжет: посреди хаоса, якобы учиненного готами в Галлии, Сидоний на резвых конях охотится за книжным вором, настигает его, дважды прочитывает книгу и диктует ее своим писцам (опять во множественном числе!), причем особо отмечает скорость и усердие переписчиков. Эш дословно приводит этот курьезный текст в подтверждение «историчности» Сидония.
Эш цитирует и другие хроники, якобы содержащие солидные доказательства его тезисов, в том числе «Историю бриттов» Ненния (800‑820, с пуганой датировкой), перед этим некоего Гильдаса и после этого «Анналы» из Камбрии, относимые ко времени на столетие более позднее. На самом же деле жуткие события, в них изложенные, абсолютно сказочны, и Артур представляется совсем иным персонажем. Он, например, назван там «солдатом», и как король ни разу не упоминается. Еще его называют «ameraudeur», созвучно с французским словом «maraudeur» (мародер, грабитель). Эш видит в этом шутливо искаженное «император» (с. 94).
К тому же Эш предлагает, когда ситуация становится слишком уж запутанной, считать, что «подмена образа врага в зависимости от исторических обстоятельств – явление нередкое в героических сказаниях. Во французском эпосе о гибели Роланда, паладина Карла Великого, враги из басков превращаются в сарацинов» (с. 121) [37]. Но разве убийцы Роланда были басками? Ведь речь идет об эпосе, не имеющем ничего общего с историей: о борьбе христианского рыцарства с арабами (с мусульманами). И никакой битвы Роланда с басками не было; и весь поход Карла и Роланда в Пиринеях выдуман романистами XII века с целью укрепить боевой дух рыцарства в борьбе против врагов‑сарацинов. Это единственный факт, который может вычитать исследователь из «Песни о Роланде» [38].
Впрочем, и Эш тоже нашел кое‑что интересное в этом романе. Он продолжает: «Речь идет не об истории, но о литературе, о литературном вымысле. Однако многие сюжеты и подробности галльских приключений Артура настолько напоминают Риотамуса, что источник вдохновения не подлежит сомнению, даже если Готфрид утрирует, искажает и переставляет факты, в общем, весьма свободно манипулирует ими» (с. 120).
Итак, кое‑какие «факты», искаженные и утрированные, сдвинутые по временной оси и в географическом пространстве, но якобы подтвержденные не менее искаженными и утрированными хрониками, послужили основой для создания через семьсот лет совсем другой истории. Эш, который многое из сомнительного принимает на веру, убежден, что ему удалось в этой ситуации восстановить действительный ход исторических событий.
Он использует работу некоего Шэрона Тернера («новаторскую по охвату материала, кладезь учености», с. 123), который в 1799 году описывает экспедицию короля Риотамуса с двенадцатью тысячами солдат в Галлию, в помощь императору Западной Римской империи. Тернер отождествляет Риотамуса с королем Артуром, что Эш считает подтверждением своего тезиса, хотя высокоученый Тернер помещает короля Артура в значительно более позднюю эпоху. Доказательства существования Риотамуса, «блистательного короля», содержатся в том письме Сидония, которое, по моему мнению, есть просто детская выдумка, скорее забавная, нежели достойная серьезного исследования.
Здесь я закончу мою краткую критику книги Эша. Думаю, читателю стало ясно, как действуют исследователи, пытающиеся на основе эпоса воссоздать историю [39].